Мы не ведаем, что творим

— А потом он сказал: подари ей меня, мы быстрее управимся, — ухмыльнулся Джордж. Лаванда вскинула голову назад, наращивая темп в своей любимой позе наездницы. Руки Уизли тепло обнимали ягодицы по бокам, не давая раскачиваться слишком сильно, расшатывая кровать. — З-зачем ты рассказываешь мне это в такой момент, Джи? Фантазии о Джордане должны приблизить финал? — ее глаза были закрыты, а улыбка пробивалась сквозь закушенную губу. — Если переводить оргазмы в деньги, ты способен что угодно окупить прямо сегодня. Джордж протянул руку к ее шее, пригибая лицом к себе. — Хочу побыстрее закрыть свой кредит, в таком случае, — шепнул он, слизнув пот у виска с волнистой прядкой девушки, прижав второй рукой ее бедра плотнее к себе и ускоряясь. В гостиной в тот же самый момент пара уже окончивших учебный день третьекурсников удивленно вскинули голову на звук. Приведя дыхание в порядок, откинувшаяся на простыни подле парня Лаванда прикрыла себя лишь до талии, оставив кругленькую грудь украшать женскую спальню, как будто никто не мог зайти в любой момент. Они перестали использовать запирающее заклинание в этом году. Джордж назвал это испытанием судьбы, которое покажет, суждено ли ему будет доучиться, не будучи исключенным до конца года. — Кстати, к нам подселили синеволосую. Вон туда, — Браун показала на кровать напротив. — Это которая нордка? — Ага, только правильно нордиш. Она не слишком общительна. По крайней мере, Парвати не удалось заинтересовать ее последним выпуском «Крутышки ведьмы» сегодня утром. — Она вообще знает английский? — Джордж поднялся на локте, оперев голову на руку. — Вполне прилично, у них там его с яслей преподают. Уизли наклонился и прикусил неприлично торчащий сосок. — Ты напрашиваешься, Цветок. — Держи себя в руках, а то часики уже показывают, что твой пульс на границе верхней нормы, — девушка хихикнула и вывернулась из рук парня, вылезая из постели за скинутой одеждой. — Поскольку последний урок мы прогуляли, предлагаю сразу пойти на ужин. Джи опустил обе ноги на пол, отодвигая влажную челку с лица. — Какая жалость, что когда ты приказываешь мне после секса, я просто не могу сказать нет. Задумайся, не хочешь ли ты начать тратить эту суперсилу на что-то более ценное? О нет, стоп, зачем я подаю тебе идеи? — Поздно, милаш, — Браун вскользнула в свободное платье, обозначая бесповоротный конец учебного дня, — жди серьезных перемен после следующего сеанса. *** — Я не буду играть с тобой на деньги, Симус, у меня их нет, — Фред вскрыл жвачку и щелчком подкинул подушечку в воздух, попадая по траектории прямо в рот. Хогвартс наконец достроил крытый бассейн, задействовав бессмысленно тухнущие в сырости подземелья. Первый спортивный урок как раз прошел, и гриффиндорские парни не торопились расходиться из любопытного места по первому же зову. Профессор Капин, недобро глянув на сборище, на всякий случай магически осушила резервуар, чтобы в ее отсутствие никто не утонул. Симус и Кормак тут же раскинули карты, сгрудившись на пластиковых стульях вокруг небольшого белого стола. Вуд задумчиво гулял по кромке бассейна, а Джордж и вовсе откосил от урока, конечно же, ради каких-нибудь удовольствий. В бесконечном конкурсе, чей торс рельефнее, Ли и Дин кривлялись перед большим зеркалом. В это соревнование никогда не приглашались близнецы, иначе оно бы раз и навсегда окончилось. — Не уверен, что я тебе верю, Фред, ты приехал в школу в новых Найках, — парировал Симус, тасуя. — Единственный шанс избежать покупки обуви я мог, если бы решил весь год летать на уроки на метле. Все прочие деньги откладываю на магазин. — Он не шутит, — раздалось от зеркала. — Ни одной шоколадной лягушки не купил за два месяца! — Невовремя ты девушку завел, — Кормак принял карты от Финнигана, молниеносно изучив доставшийся расклад. — Женщины очень затратны. — Я никого не завел, она сама завелась, — Уизли откинулся на шезлонг, улыбаясь себе под нос от двусмысленности фразы. — Как блоха? — Иди в жопу, Симус. — Давай на желание, — решил вдруг Кормак, обдумав, видимо, собственные слова о женщинах. Близился день рождения Эллины, а в карманах как-то подозрительно быстро пустело. — Магическое? — Хуическое! Конечно магическое! И когда ты продуешь, я загадаю, чтобы ты отдал мне все свое бабло, — он поиграл желваками на скулах. — Херово ты убеждаешь, раскрывая все карты. Простите за тавтологию… — сделал первый ход в партии Финниган. — Разнылся… Фред, вяло наблюдая за игрой друзей, ощутил, как все волоски на теле начали подниматься от вездесущего подземельного сквозняка, и встал, чтобы нащупать палочку в кармане сложенной неподалеку на полке одежды. — Агуаменти максима! — поток хлынул из ее кончика, заполняя опустошенный выложенный голубым кафелем резервуар. — Она что, всерьез думала, что волшебников выпускного курса остановит пустое корыто? — рассмеялся Уизли через плечо. Ли и Дин бросили кривляния и с детским удовольствием на лицах кинулись к своим палочкам, чтобы помочь процессу. Когда тело снова обняла водная стихия, Фред позволил себе проплыть под поверхностью с десяток метров, испытывая объем своих легких. Море было слишком давно, чтобы помнить, был ли он сколько-нибудь хорош в задерживании дыхания. Тело просило испытаний. Было весело завоевать кубок по квиддичу в прошлом году, и в следующем, конечно же, он хочет его тоже, но этого казалось уже недостаточно. Нужен последний рывок, истинный риск все потерять. А потом — церемония окончания школы и открытие дверей магазина. Так он представлял себе успех — искалякать малоформатный черновой блокнот (школа), кинуть на дальнюю полку и открыть новый крупный безупречный лист (жизнь). Он вынырнул и погрёб к противоположному краю бассейна широкими махами, не оборачиваясь на кряхтения последовавших его примеру друзей позади. Искристое будущее требовало работы уже сейчас. Каталог зелий был завершен, но поиск поставщиков ингредиентов, спонсоров, а также производителей колб и даже магического юриста — всё требовало рассылки десятков сов и настоящего Уизли-красноречия. В последнем всегда мастаком был Джордж, направленный вовне; берущий, а не ждущий, когда ему дадут. — Твою мать, Кормак! — послышался, эхом отскакивая от покрытых конденсатом стен, отчаянный вопль Финнигана. — Я же сказал! А раз сказал, то так. Оно. И будет! — отрезал Маклагген, шмякая оставшиеся в руках карты на стол с характерным шлепком. Вуд, к тому моменту уже обошедший весь периметр водоёма, напряженно навис над столом, разглядывая остатки партии. Фред вылез из бассейна и взял пушистое свежее полотенце. — Шакал! Подавись! Забирай все мои деньги для своей тёлки! — нервно подскочил Симус и вывернул карманы, просыпая на стол и пол несколько галлеонов и с десяток сиклей. — Успокойся ты, неадекватный! Я еще ничего не озвучил, — Кормак встал и отошел от стола в задумчивости на несколько шагов. — А впрочем, — развернулся он с недобрым блеском в глазах, — раз Эллина тебе телка, то вот мое желание… Все в помещении замерли на своих местах, и только шум бассейного слива продолжал мерно рокотать на фоне. Кормак достал палочку, чтобы скрепить обязательство перед лицом побледневшего Симуса. — Ты вспомнишь последнюю девчонку, о которой подумал: «Хочу, чтобы она была моей», — произнес он с напором, — и признаешься ей в этом до кона года. А после можешь быть свободен на все четыре стороны. Ежели нет… прокатишься голым на метле перед всем стадионом. Причем до финального матча по квиддичу. «Блять», — выдавил похолодевший Сиумс одними губами, и его пальцы безвольно разжались. — Чува-а-ак, это жестоко, — послышался шокированный Дин из-за Фредовой спины. — Главное, чтобы ею не оказалась Эллина, — ухмыльнулся Фред, натягивая майку на влажное тело. Но Кормак воспринял это слишком резко. Он подбежал, схватив Симуса за плечи, едва не передавливая горло, и начал трясти, как куклу. — Что, это Эллина?! Признавайся! — Н-нет, — прохрипел парень, в лице которого не осталось ни кровинки, и Маклагген отпустил его, поддаваясь на тягу удерживающих его сзади рук однокурсников. Финниган прокашлялся. — Я не думаю, что это хорошо скажется на вашей дружбе, Кормак, — удрученно покачал головой Вуд. Все засобирались в какой-то сумятице. — Тергео максима, — осушил снова бассейн Дин. Когда все убрались из помещения, последним вышел Фред. — Нокс локус! — погасил он все огни в зале бассейна и закрыл за собой дверь, погружая его в окончательный мрак. *** Оглядев стол, Спика с грустью приметила, что сегодня, вероятно, останется голодной. Фрикаделек нет, рульки из кабаньего колена — и подавно. Неужели все тут черпают магический резерв из каш и сосисок?! Она потянулась к чану с черными спагетти, надеясь, что они хотя бы цельнозерновые. Первый день прошел, легши грузом путаницы на и без того усталые мозги. А ночь промелькнет так незаметно, что едва сомкнешь глаза, как снова подниматься на урок, тупя в коридорах с болтающейся в животе невкусной яичницей. Когда пятерня опустилась в чан и захватила отточенную годами порцию, несколько ошарашенных голов перестало жевать. — Что? — насторожилась Спика, неуверенно разжимая хват над тарелкой. — Это же теперь никто есть не сможет, — выдавила Парвати, не понимая, стоит ли уже орать благим матом на неадекватную или поберечь отношения, ведь теперь они соседки. Спика огляделась по сторонам, и ужасное осознание опять накрыло слишком поздно. Обычая «Рука Друга» в Британии не было, как она могла так забыться? И некого винить. А сейчас должны последовать оправдания и объяснения, чтобы не прослыть чокнутой окончательно. Как же она сегодня вымоталась от постоянного самоконтроля, словно голову нашпиговали маленькими визжащими маячками… — Послушайте, это обычай из Скандинавии… — Быть свиньями? — подняла бровь Ромильда Вэйн. — Есть руками за ужином, показывая, что ты не сторонишься гостей, что вам нечего таить и вы друг другу не опасны — это древний… — Вы хоть руки моете? — перебил Криви, мгновенно лишаясь аппетита. — Конечно. — Сама это и доедай, — Ромильда подтолкнула весь чан в сторону Хельквист и махнула кудрями, обозначая конец разговора. Прочие гриффиндорцы вокруг, потеряв интерес к склоке, отвернулись к своим тарелкам. Блять. Ей как минимум с Парвати сегодня спать в одной комнате, а она была свидетелем сцены. В Ваттенфалле общежития были двухместными, а здесь целых три пары лишних глаз. Три пары — это уже потенциальная коалиция. Спика не была уверена, что провалиться в сон этой ночью получится так уж легко. Пустые макароны, ведь после сцены она даже соуса себе постеснялась налить, комковались внутри. Совесть также не позволила и притронуться к иным блюдам после того, как «испортила» целый чан. Войдя в спальню, девушка выдохнула — никого. Пока что никого. Из всех кроватей лишь ее была не заправлена. Хотелось просто скинуть мантию на пол, плевать, где, хоть прямо тут на входе, себе в ноги, надеть комплект из шелковых шорт и маечки и забыться под перинами. Предварительно дернув полы балдахина и прокляв их Оглохни. Но упускать шанс оглядеться в спокойствии, впервые с прибытия, было нельзя. Золотистая комната слабо пахла смешением нескольких парфюмов их обладательниц, выбиравших не уединяться в ванной для наведения марафета. Три эркерных окна в торце смотрели на поле для квиддича вдалеке, сейчас оно еще не успело пропасть во тьме ночи, и вымпела на верхушках башен безвольно висели в безветренную погоду. Мягкое. Все в спальне было либо осязаемым, либо метафорически мягким. Странным, сбивающим с ориентации своей плавностью. Спика сжала пальцы на ногах, зарываясь в ворсе ковра цвета чайной розы. Мантия все же упала на пол, но благодаря меткому маху от колена, окончила полет у подножия ложа Спики. Девушка прошла к зеркалу в полный рост, стоявшему между кроватями Демельзы Робинс и Лаванды Браун, и окинула себя критичным взором. Скандинавский культ фигуры не мог не сказаться на нордише. В Швеции не было места тем, кто выбирал не заниматься спортом. Да и не осталось их вовсе: разнились лишь масштабы увлеченности. Популярность в школе определялась в первую очередь атлетичностью, и даже если ты щелкал троллей, как орешки, и сочинял музыку, как Сибелиус, то без красивых косых мышц живота ты всегда останешься в дальних рядах. Легкой морозной тревогой, которую девушка игнорировала с самого утра, за наличием более крупных сложностей, вибрировал внутри тот факт, что спортивное занятие, согласно расписанию, случалось в Хогвартсе всего раз в неделю. Из всех стихий Спика выбрала водную и воздушную, плавая как касатка до самого замерзания в реке Шеллефтеэльвен. Защитившись от обморожения, ее кожа, как и у многих других норшидей, перестала воспринимать ультрафиолет. Это свойство отлично служило, когда Хелльквист ездила на чемпионаты по квиддичу на юг в качестве приглашенного охотника. Кожа не сгорала, а местное население было готово чуть ли не деньги платить, чтобы сделать с ней колдографию. Закончив собственный осмотр, девушка опустила глаза на прикроватный столик охотницы Гриффиндора слева. Пачка клубничной жвачки, пять флакончиков с духами и какая-то газетная вырезка о квиддиче… Из-под кровати торчали пятки красных пушистых домашних туфель. Справа же, у Лаванды, лежала книга «Истинная история опалового огня» в красивой перламутровой обложке, недоеденный батончик из злаков и сложенная вдвое записка, на которой можно было прочесть лишь хвост «…очи, Цветок. Люблю, Д.» У них была история, у всех этих девчонок. Спика сглотнула. Незамысловатые объекты словно служили экспонатами какого-то музея застывшей памяти. Совсем недавно батончик кто-то кусал, записку — писал, статью — вырезал. Они принадлежали этим стенам, срослись с ними, как и тысячи волшебниц факультета до них. Им было комфортно и понятно. Семья Маджента — с ее окнами во всю стену на озеро Калльшён, шкурами медведей на кроватях и каминами с марганцовочного цвета огнем — была лишена для этих девушек всякой ценности, и, несмотря на минимализм, который по сравнению с убранством Хогвартса казался чуть ли не бедняцкой пустотой, чувство равенства и стайности пронизывало существование в Ваттенфалле смыслом, который не способны были стереть даже пытки. Спика отогнула лямку бюстгалтера, снова посмотрев на себя в отражении. Шелковистое белье из Норрландского сорта гусеничной нити никогда не оставляло полос и следов на коже. — Ой, прости, не знала, что ты переодеваешься! — на пороге застыла Лаванда, наспех прикрыв рукой глаза. За ее спиной, любопытно высовывая носы из-за плеч, маячили более низкие по росту Демельза и Парвати. — Всё в порядке, я не переодевалась, — Спика поспешно отошла от чужих территорий к собственной кровати. — Она и правда свинья, — долетел тонкий шепот, направленный от губ Патил к ушам Робинс, и глаза последней устремились за кивком подруги на незаправленную кровать. — Как прошел твой день? — вежливым тоном с налетом пыли спросила Лаванда, проследовав к своему креслу, захватывая по пути книгу с тумбочки. Спика прикусила губу, подавляя желание выделиться заработанными очками, чтобы хоть на мгновение получить небольшое послабление за свою неправильность. — Пару раз потерялась, но, по крайней мере, никого не прокляла, — нервно хохотнула, садясь на свое скомканное одеяло, Хельквист. На нее снова уставились все разом. На этот раз не усталое расстройство, а росток раздражения первым пробился в сознание девчонки. Ебучее чувство юмора. Это уже становится невыносимым. То ли мне самой вздернуться, то ли им пора привыкнуть, что я, в конце концов, не родилась с чашкой чая с молоком в руке на берегу Темзы. — А ты не хочешь одеться? — ледяной тон Парвати окончательно поставил точку в вопросе, кто из присутствующих презирает ее сильнее остальных. — Чего? — не поняла Спика, оглядывая свой комплект белья на белесой коже, словно засомневавшись, не растворился ли он в воздухе под напором девичьих глаз. — Ты раздета, — придавила плитой интонации Патил, бесцеремонно тыкая пальцем в направлении живота. — Или у вас там на сереве есть еще какая-нибудь древняя традиция, вроде спать голышом вшестером в одной постели? Спика вздохнула, устало опуская лицо в раскрытую ладонь. Ну конечно. Конечно, они не ходят по помещению в нижнем белье, как в Ваттенфале. Конечно, они не шутят двусмысленно, не ругаются матом и, наверняка, за секс здесь есть тоже какое-нибудь наказание, например, кормежка гриндилоу собственным трупом. Она резко поднялась, залезая под подушку и выуживая оттуда шелковый спальный комплект. — А вот это тебе подойдет, Патиль? Достаточно скромно? — она потрясла у нее перед носом тряпками. — Или, может быть, мне надеть уличную мантию и спать прямо в ней? — Да чего ты взбеленилась-то? — возмутилась из угла Демельза, которая выбирала, какие учебники положить в сумку к завтрашним лекциям. — Уймитесь, девочки, — Лаванда подняла глаза от книги, перебегая по каждой из участниц нарастающего конфликта. — Живи и дай жить другому. — А что она ведет себя, как ебанашка?! — вскинулась Патил, снова выбрасывая палец, как малое дитя. — И кстати, моя фамилия Патил, а не Патиль, вынь член изо рта! — Так все же ты умеешь материться, а я думала, ты эту опцию отдала близняшке. У близняшек всегда один кто-то адекватный, а второй — долбоеб. Теперь понятно, кто из них ты. Демельза и Парвати проглотили языки, рефлекторно повернувшись к Лаванде, которая молниеносно оскалилась в сторону новенькой. — Захлопнись, Хельквист, пока не допизделась. Спика вытянула вбок левую руку и зашторила телекинезом гардину на кровати Парвати, отделяющую себя от нее, скрывая ошарашенное лицо индианки. — Я готова прекратить склоку, если больше сегодня не увижу ее рожу. Две оставшиеся в зоне видимости физиономии распахнули как по команде рты. — Какого хера?! — Что, никогда не видели телекинез? — усмехнулась уже вскользнувшая в костюм Спика, заправляя ноги под одеяло. — Вас со мной, в таком случае, ждет масса сюрпризов, — она подмигнула, положив на видное место каучуковую палочку. Соплячки. В Шеллефтео их бы на второй день загрыз какой-нибудь саблетигр.