Мы не ведаем, что творим

Фред ступил на гравий оранжереи, отряхивая ударами друг о друга подошвы от налипшего мокрого снега с газона. Под утепленной мантией темно-зеленая клетчатая фланель приятно ласкала грудь. Он сегодня проснулся в хорошем настроении, несмотря на довольно посредственное расписание без интересных или хотя бы терпимых предметов. Промозглая стеклянная пирамида была до отказа набита семикурсниками, прыгающими с ноги на ногу в попытках не околеть, пока профессор Стебль в меховом манто разносила по рабочим столам кадки с Алихоцией. Применять согревающие чары в оранжерее было запрещено, чтобы не поранить чувствительные растения: в воздухе витал наколдованный из дыма знак перечеркнутого огня. Зачем требовалось проводить Гербологию именно в первом полугодии, когда в апреле можно было бы совершить все те же манипуляции, но с комфортом, никто внятно объяснить не смог. «Им просто нравится нас пытать», — заключил однажды, вздохнув, Честер Дэвис, староста Рейвенкло. — Уизли, вам как всегда нужен особый лакей, чтобы прийти вовремя на урок? — Стебль, казалось, и та растеряла присутствие духа в такой холодине, потому что Фред никогда не видел ее настолько нервной. Он натянул пониже шапку, накрывая уши пришитыми к ней вязаными наушниками с веревочками на концах. — Простите, ни черта не слышно, — сказал он пресно и смерил класс взглядом. Друзья толклись чуть ближе к концу, все, как один, одетые в дурацкие вязаные кепки с помпонами. Одно свободное место у парты, где уже стоял горшок, было для него зарезервировано Джорданом. — У меня сейчас отпадут бубенцы, — констатировал Кормак, когда Уизли приблизился к компании достаточно, чтобы слышать разговор, — а они мне еще нужны. Томас дул в руки, неуютно ерзая за столом прямо перед Фредом. Это девочки могли без зазрения совести обниматься и тереться друг о друга, парни же мужественно терпели. Бледный утренний свет делал все вокруг похожим на больницу. Уизли не хотел сегодня никуда вставать, но прогулы Джорджа росли, отбирая по камню из чаши Гриффиндора каждый раз, когда он не появлялся на уроке. Фред не мог позволить факультету катиться вниз в два раза быстрее. Да, он принесет им сотню-другую победой в матчах, но до них еще далеко. Не то чтобы Фред не любил Гербологию, она очень пригождалась ему для варки ассортимента магазина Всевозможных Вредилок, но он хотел бы иметь выбор: быть полезным или заниматься своими делами на галерке. В Гербологии галерки не было. Стоя среди клубней и земли, не будешь вести бухгалтерию чернильным пером. Он ощущал, словно предмет принуждал его к учебе, склонял, а Фред совершенно не выносил никакого постороннего давления. Кажется, профессор решила сегодня совместить плохое настроение с черной иронией, потому что, как только класс немного утих, озвучила хриплым, усиленным Сонорусом голосом: — Внимание! Алихоцию нужно обламывать исключительно голыми руками! Снимаем перчатки! Страдальческий возглас разнесся по оранжерее, но спорить с ведьмой никто почему-то не захотел. Фред безразлично скинул свои. Несметное количество раз он играл и тренировался в ужасную погоду. Летать на метле девяносто минут сквозь град — какая-то Алихоция в плюс три на этом фоне — детский лепет. Руки казались такими грубыми на фоне снега, которым был уже усыпан весь луг за щербатыми стекольными вставками. Миндалевидные, аккуратно подстриженные ногти, выпуклые костяшки пальцев, пара родинок под одной из них. Совсем как у Джорджа. Руки победителя чемпионата по квиддичу. Они держали кубок. Они держали бокал. Они держали волосы безымянной Хаффлпаффки, стоящей перед ним на коленях на пятом курсе после игры, где они разнесли барсуков всухую, даже если бы Поттер и не поймал снитч. Его первая группиз. Фред придвинул кадку ближе. Ничего, он прекрасно разделается с Алихоцией, ведь это цветок смеха. Они летом с братом и при письменных рекомендациях Пэнси (данных явно при секретном участии Холлы) давно всю ее разобрали по корешкам для зелья «Му-ха-ха». Он приготовился вынести этот день со всеми причитающимися ему раздражающими факторами достойно. К девчонке, приведшей его к наказанию, он даже как-то остыл за выходные. Ну, бывает, психанула нервная душа. Можно подумать, он не знал этих девчонок. Не далее, как после пятничных посиделок, Эллина громила что-то, запершись с Кормаком в одной из комнат отдыха гостиной, писки и крики долетали до отдыхающих даже сквозь играющую музыку. Зато уже сегодня за завтраком прилетела пара сов в ответ на субботние запросы Джорджа, и поэтому улыбка Фредди украшала Гриффиндорский стол целых полчаса. Дело двигалось. — Что там у вас с Эллиной? — спросил Фред, игнорируя бубнеж Стебль о том, как правильно затачивать секатор. — Да тебе какое дело! — вспылил все еще разгоряченный Маклагген. Фред резко повернулся к нему, недвусмысленно подняв бровь. Кормак тут же сбавил свой накал. — Ладно, мужик, в общем… Ей кто-то сказал, что я пытался попасть на закрытую вечеринку к девчонкам Рейвенкло. Это херня, конечно. Просто она увидела Симуса и Дина входящими на факультет и решила, что все мы там. Кормак, уныло глядя на мясистые листья растения, бездействовал. — Можно подумать, на наших пати девушек нет, — хмыкнул Фред, — ты видел, в какой юбке Данбар пришла? Еще одно пиво, и я решил бы, что это ремень, и им же бы ее отшлепал. — Тсс, блять, Фред! Не говори никому! Она еще не доперла, мне кажется, — напрягся Кормак. — У них же на Хаффлпаффе никаких вечеринок не проводят. — Разве ты уже ее не отшлепал в обозримом прошлом? — своевременно между делом заметил Оливер, который единственный слушал препода и даже начал выполнять первые инструкции. — Вуд, ты должен помогать мне быть порядочным, а не подливать огневиски в поилку дракона, — ухмыльнулся Фред, упорядочивая инструменты на подносе. — А как Кэти? Ну… ты понимаешь? — спросил Кормак, бездарно кромсая нежные лепестки кустика, скорей имитируя деятельность, ведь тема на стороне была слишком интересна. — Блять, серьезно, Кормак? — Фред бросил очередной убийственный взгляд. — Ты думаешь, я буду обсуждать с тобой свою девушку? — Но… — удивился Маклагген, несколько минут назад выдавший собственную ситуацию, — вы только что обсуждали с Вудом Данбар! — То Вуд и то Данбар, — сухо отчеканил Уизли, нежно срывая очередные правильные, созревшие лучше других листья. — Джордж бы рассказал, — пробубнил Маклагген, переводя взгляд на далекую и очень пыльную доску за спиной профессора. — Нихуя он бы тебе не рассказал, — вставил Ли, слушавший весь разговор. — Так что, Данбар свободна, говорите? — Специалист по алкоголю и Фредовым объедкам, — констатировал вполголоса от парты напротив Дин, который тоже, оказывается, развесил уши. — Специалист по Фредовым родственникам, — огрызнулся Ли, и все очень сильно напряглись. — Чего? — Фред прекратил ощипывание листьев и перевел взгляд на Томаса. — Ох, ну и снова поехали… — вздохнул Вуд. — Ничего! — Дин уставился в глаза Ли с таким накалом, что, казалось, предупреждающий дымный знак вот-вот завопил бы о пожароопасности. — Завалил бы хлебало! Фред перевел взгляд, полный тлеющих углей, на Ли. — Что ты имел в виду? Ли, казалось, и сам пожалел о сказанном и выглядел растерянно, пожираемый двумя очень разными, но невероятно жгучими взорами. — Да просто… он как-то сказал, что у Джинни красивые волосы. Ничего такого, я просто ляпнул от злости! — сглотнул Джордан. Но, к счастью, Фреда отвлекли, и Дин миновал казни. — Молодые люди, может быть, мне выйти, а вы проведете урок? — проскрипела недовольная Стебль. — Любопытно, но Стебль — единственная училка, которая может безопасно выйти в окно своего кабинета, — сказал Фред вполголоса, и все до одного шакалы прыснули. И тут же поймал на себе знакомый грозовой взгляд. Спика смотрела прямо на него из второго ряда. Она одна из всего класса была без шапки и в тонкой мантии. Словно единственный оплот стабильности в мире, подверженном катаклизмам, она не тряслась от холода, не шаталась и не прыгала с ноги на ногу. Она вообще выглядела так, будто стояла тут всю ночь. Надо же, не разоралась. «Чего пялишься?» — произнес он одними губами, скорей для выпуска напряжения, чем задумывая быть понятым, но она прочитала. Фред заметил это по изменившемуся выражению лица и тому, что ее глаза на долю секунды скользнули к его рту. Джордан и Томас на фоне что-то бубнили профессору, оправдываясь за шум. «Хочешь дать мне по губам за балаган в классе?» — артикулировал он снова. Нордиш что-то произнесла в ответ, но он не умел читать по губам, поэтому ничего не понял. Ничего, сегодня я с тобой разберусь. *** Когда он вошел в кабинет декана, Синевласка сидела на привычном месте и читала какой-то клочок бумаги с улыбкой Моны Лизы на губах. — О, гляди, ты так умеешь? — Фред кинул сумку на сиденье напротив и отвернулся вполоборота от собеседницы, всунув руки в карманы. Как будто продолжать разговор никак не входило в его планы, а знак вопроса затесался в фразу совершенно случайно. Улыбка моментально съехала с лица девушки. — Я и не так умею, — ответила она металлически. — Должно быть, ты надышалась Алихоцией, иначе я не представляю, как твои губы смогли изобразить это, — Фред продолжал разговаривать словно с самим собой, изучая гобелен на стене за креслом МакГонагалл. Пастораль какая-то. Луг. Дом. Корова. Он издевался, конечно, издевался. Спика не даст себя вывести. Этот день пройдет нормально. — Мне друзья написали, и я рада получить вести. Тебе должны быть понятны такие концепции, Уизли. Хотя бы какие-то, ведь молчание на уроках ты, как мы уяснили, освоить не способен, — ее тон не уступал, они словно стояли на одном и том же канате над огромным, горящим пламенем городом, и каждому нужно было на другую сторону. — О, у тебя есть друзья. Че, правда? Ты переломала им ноги своим каучуковым шпицрутеном, чтобы они не сбежали? Удар под дых. Не физический, но такой… осязаемый. Как будто даже разболелись ребра. Спика невольно посмотрела на его палочку, вставленную в петлицу для ремня у правого бедра, что находилось на уровне ее глаз. Рукоятка, похожая на ершистую шишку, легко держалась за любые поверхности. Несгибаемая, блестящая, она выглядела угрожающе на его массивном торсе даже когда он ее не касался. — Почему ты такой мудак, а, Фред… — гортань невольно дернулась. У меня есть друзья. Блять, как он смеет!.. Мертон, она же друг. Нотт, наверное, тоже… А записка, прилетевшая на завтраке, впечаталась прямо в сетчатку. Девушка не могла расстаться с ней, перечитывая любую свободную минуту. Словно замерший настороженный зверь, рискующий вот-вот оказаться загнанным, она посмотрела исподлобья выше. Руки Фреда были убраны в карманы не то в попытке казаться непринужденным, не то, наоборот, чтобы не выдать тремор раздражения. Кончик носа и немного щеки, остальное — скрыто рыжей стрижкой. Ни уха, ни глаз… Нечитаемый. «Спиквист, ищи телезеркало и пудру! Все мы объявимся во вторник в восемь вечера и засыплем тебя вопросами о Хогвартсе! Обнимаем, Фрейя и парни», — было написано по-шведски на клочке бересты, что упала сегодня перед глазами. И Спиквист уже нашла телезеркало в кабинете чар. Одно единственное на всю школу. Все мы… Фред ехидно продолжил, повернувшись в ее сторону ровно настолько, чтобы стал виден один только изумрудный глаз под длинными светлыми ресницами: — Мне просто кажется, что если тебя коснуться, можно помереть от обморожения. Не сомневаюсь, именно из-за тебя сегодня в оранжерее все стекла покрылись инеем. — Ты, т… — оборвалась предательски речь девушки. — Что «ты-ты». Не открывай рта и не получишь обратки, — встал наконец Фред полностью лицом к Спике. То, что в нем взъелось, никак не хотело отступать. Все хорошее настроение летело в тартарары просто потому, что она тут сидела и была довольна. — Мистер Уизли! — возмущенный голос МакГонагалл раздался от порога. Минерва, оказывается, уже стояла в дверях, чтобы объявить о начале задания и запереть кабинет, и застала последние острые, как ножи, фразы этого опасного диалога. — Если бы вы оба не были из одного факультета, я бы отобрала у вас еще пятнадцать очков! Ведьма быстрым шагом прошла к столу, ощущая возросший за время ее отсутствия накал своей тонкой кожей, и выложила на столешницу письменные принадлежности. — Хельквист, когда мы рядом, у меня постоянно что-то отбирают! Мерлин, ты словно какая-то… Антиматерия, — всплеснул издевательски руками Фред. — Фредрик Уизли! — Минерва пылала, словно не веря своим ушам, что он еще что-то смеет продолжать. — Вы, как я погляжу, ничему не учитесь! Я дисквалифицирую вас с первого матча сезона! — Что?! — Уизли подскочил так, что тяжелый стул слева от него едва не рухнул на спинку. — Следите за языком впредь! У вас два часа и, видит Годрик, я сниму еще двадцать очков, если это сочинение не будет качественным и равноправным! Хорошего вечера! — со сжатыми в бескровные гусеницы губами, МакГонагалл выпорхнула вон, как обросшая мхом летучая мышь, закрывая за собой дверь и запирая ее снаружи заклинанием. — Пиздец, — Спика бросила голову на руки. — Надеюсь, ты довольна! — Фред пнул стол, и тот жалобно хрустнул где-то на швах. — Я просто счастлива быть заперта с таким хамлом, Уизли, — она подняла голову, серые глаза метались от одного его зрачка к другому. Хельквист посидела мгновение в тишине, приводя дыхание в правильный ритм. В груди все еще кололо «У тебя есть друзья?» Так. Так, соберись, Спика. Дыши. Спокойно. Канарейки. Помадки. Мусс из перьев головы варится для того, чтобы… — Именно сейчас ты решила заткнуться? — саркастически парировал Фред. Его кровь клокотала: он так ждал квиддича, а теперь дисквалифицирован! Парень сделал широкий шаг к стулу, на котором чуть ли не в тряске Спика пыталась собрать себя воедино и вернуть эффективность мыслям. Она не хотела терять очки, не хотела провалить задание, к которому усердно готовилась. Он просто ебанутый, просто… относись к нему, как к малому капризному ребенку. Фред наклонился к Спике, положив руки по бокам высокой спинки, оказавшись так близко к носу девушки, что она дернулась привычно назад, да вот только было некуда. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто меня выводит? — Что, ты откусываешь им головы? Его запах проник в нос. Что-то грубое, мел, миндаль, смола какая-то… Уизли поднялся вертикально и убрал с красного горячего лица вспотевшую челку. Адреналин буквально сшибал его с ног. Кровь бегала по телу как бешеная, как будто оно было котлом на огне, а ей было некуда вылиться. Как только он отстранился, Спика потеряла напряжение в позвоночнике и размякла в кресле. Фред отошел буквально на шаг, пытаясь взять себя в руки. Так давно его не доводили до состояния белого каления, что он уже забыл, как его проживать. Металлические шипастые шары в груди готовы были порвать легкие. Под инерцией их перекатов, воспользовавшись потерей бдительности девушки, Фред резко дернулся к гриффиндорке и вырвал скомканную бумажку из ее рук. — Диффиндо! — разлетелся пергамент на мелкие клочки под молниеносным заклятием выхваченного оружия. — Не смей!!! — на долю секунды позже Спика вскочила на ноги и направила каучуковую палочку Фреду прямо в лицо. — Что, пальнешь в меня в кабинете у МакГо?! — холодно хмыкнул он в устрашающе кривой улыбке, пока ошметки записки кружили к полу. — Если потребуется — выпотрошу тебя в Большом зале! — Ты чокнутая. — Ты паскуда. Это все, что было у меня от друзей! — вязко сглотнула Хельквист, переходя на высокие ноты. — Придется завести новых, ой, минутку, ты не умеешь, — он картинно поднял брови домиком, разводя руки. — Вердимиллиус! — сноп синих искр вырвался из кончика каучуковой палочки и ослепил Фреда. Пролетая, заклинание зацепило его, не успевшего полностью отпрянуть, и на щеке осталась обжигающая красная полоса. Он медленно поднял руку и коснулся ее кончиками пальцев. — Ну всё, — сказал Фред внезапно тихим и пустым голосом. — Нам пиздец. Спика рухнула в кресло и закрыла лицо руками, расплакавшись. Несколько рядов книг на вертикальной полке за спиной у Фреда покрылись слоем гари, оставшейся от заклятия. Воцарилось молчание. — И вот у нас остался час сорок, — бесцветно произнес через несколько секунд Фред среди всхлипов и отошел к окну, за которым сумерки выливались в серо-синий цвет. Всё веяло обреченностью. Если МакГо узнает, что они шмаляли у нее в кабинете, они оба окажутся на улице без суда и следствия. Спика утерла глаза указательными пальцами, влажно шмыгнула носом последний раз и пододвинула стул к столу преподавателя, на котором лежал чистый пергамент, перья и чернильницы. «Магические свойства канареечных перьев», — вывела девушка по центру. «Канарейка является одомашненным подвидом Serinus canaria. Последний в диком состоянии населяет атлантические архипелаги Канарских и Азорских островов, а также остров Мадейра. В течение более чем пятисот лет человек приручал эту певчую птицу. Канарейка — это единственное домашнее животное, у которого изменился голосовой аппарат. Особое пение, в большей всего степени характерное для породы Гарцский роллер, сделало канарейку известной. Однако голос не обладает магическими свойствами, в то время как оперение этой озорной птицы играет большую роль в изготовлении магических зелий и даже артефактов, особенно на территории стран бассейна Средиземного моря…» Фред подошел ближе и заглянул через плечо. Не очень аккуратный, но стройный кругловатый почерк с длинными вылетами покрывал бумагу. Спика строчила, словно текст был заучен ею наизусть. Фред пододвинул свой стул ближе, взял перо и пергамент и сел. — Могу начать писать о взаимодействии с растворителями, и до конца. Выводы и применяемость в зельях с точкой кипения до шестидесяти градусов. — Отлично, — тихо ответила Спика, не поднимаясь от пергамента. Пара работала в полной тишине около часа. Когда день совсем погас, Фред зажег светильники, что располагались по одному на каждой из стен небольшого кабинета. — Я закончила, — сказала Спика, припорашивая пергамент тальком, чтобы осушить побыстрее чернила. — Я давно уже закончил, просто не стал тебе говорить. — У меня болит голова. Завтра позвонят ребята… — вздохнула устало девушка. А я разбита… — Не ной. И ты, кажется, забыла, что чуть не спалила библиотеку декана факультета. Может быть, тебя выселят из Гриффиндора и будешь спать в той гостиной, куда вход через бочку. Холодный тон Фреда делал все вокруг неуютным, даже те самые факелы, горящие оранжевым огнем, которые он сам и зажег. — Уизли, ты ведешь себя так, потому что решил, что особенный из-за своей популярности? — Спика, так и не вернувшая себе терпения, подняла глаза на полыхающего рыжиной парня, пытаясь отыскать крупицы совести и слабо веря в успех. — А ты бы не вела на моем месте? — диагональный излом губ, то ли издевательский, то ли горделивый, как у самых избалованных детей, заставил девушку испытать легкий приступ тошноты. — Я не на твоем месте, и поэтому разговор бессмысленнен, — она снова отвернулась, поправляя край выбившейся из юбки рубашки. — Ты сейчас — бельмо на глазу всего факультета, и, возможно, школы, — он повернулся, внезапно серьезный, заставляя ее вернуть взгляд. Его лицо было застывшим. Скулы словно были выбиты талантливым скульптором из камня когда-то очень-очень давно, в стране, которой неведома магия. — ТЫ — тоже особенная. Так и веди себя, как заблагорассудится, наплевав на чужое мнение. Что мешает тебе быть собой? — Я вела, и вот мы здесь. — Вполсилы, чтобы на двух стульях усидеть, — это несерьезно, — посмотрел он свысока. — Понеси спокойно наказание, вздерни нос и иди дальше, веря в свою правоту. А не собирай слезы в вазочку из-за того, что ты бесишь Уизли, и он тебя отхлестал. Знаешь, сколько раз я был в этом кабинете из-за какой-нибудь хуйни? Он встал и направил на полку палочку: — Экскуро. Гарь слетела с книг, словно была не более, чем пылью. — Я не просто так особенный, Хельквист. Я многое могу, — вставил отточенным движением палочку в петличку брюк близнец. Послышался щелчок: заклятие запирания кончилось. Спика встала и сложила их общие исписанные листы в правильном порядке. Взяв сумку, она направилась к выходу не поворачивая головы. Внутри бушевало отвращение ко всему. — Не попадайся мне на глаза, Фред.