Мы не ведаем, что творим

Семь утра понедельника — время для чемпиона. Спика, приметив знакомую ласку материи, поразилась, как давно не облачалась в любимую тренировочную одежду. Спортивный войлок так напоминал нежную шкурку кошки! Стоял морозец, но он никак не мешал сделать растяжку прямо на земле, у подножия широких ступеней школы, к которым в такую рань тянулись только исполинские шажищи Хагрида. Снежок даже щекотал, и девчонка едва удержалась, чтобы не умыться прямо кучкой этого сверкающего великолепия, поддавшись на соблазн природы. Белые огоньки на темном еще небе мигали ей своей недосягаемостью, но Кастор и Поллукс в созвездии Близнецов удостоились по воздушному поцелую перед тем, как Хельквист бросила последний грустный взгляд на ворота, окончив разогрев. Тео так и не появился. Благословенный ранний час не мог длиться вечно и, оставив надежду дождаться слизеринца, Спика пустилась трусцой против часовой стрелки вдоль замковой стены. Пары кругов будет вполне достаточно, если, конечно, я все еще не растеряла сноровку на обедах из макарон. Заскрипел под ногами, озвучивая эйфорию легкости, снег. Девушку несло вперед, и кроссовки не завязали в сугробах, словно кто-то нарочно протоптал для нее эту дорожку. Спика чувствовала, как забегала разленившаяся кровь, и сердце пустилось в ностальгический ритмичный пляс. В полумраке силуэт возвращающейся с охоты совы отпечатался на синеватом небе. Она была тиха, как мираж. Наклейка на тетрадных полях. Или просто плод воображения. Тео не знает, что пропустил… Кислород обжигал легкие, а узор булыжников стены по левую руку слился в единый серый «поезд». Она тоже скоро сядет в поезд чтобы оказаться дома, задышать свободнее, обнять Аксела, Фрею и Йонеля, но до этого еще несколько… Спика резко затормозила. Тропа кончилась внезапно, остановившись на краю огромной трещины в почве. Кажется, она была свежей, потому что снег еще не успел покрыть коричневое земляное нутро. Девушка покрутила головой: ни края, ни переправы — и выдохнула, с досадой доставая палочку и зажигая тусклый Люмос. Вперед некуда, назад бессмысленно. Вот так резко оборвались светлые образы окрылённости и надежд на скорое налаживание жизни. Локи, ты опять что-то натворил. За спиной послышались скрипящие шаги, и Спика, ощутившая непонятное чувство паники, словно готовая к атаке кошка, мгновенно развернулась на сто восемьдесят, освещая поднятой палочкой грудь Фреда в спортивной олимпийке. — Полегче, ягуар, — оттолкнул он вбок наконечник. Она опустила руку, выдохнув, но все еще с недоверием глядя на старшего, выросшего из-под земли Уизли, который сразу потерял огненные краски, как только отдалился свет. — Конечно же, из всех жеребцов Хогвартса, именно самый буйный в семь утра преследует меня по пятам. — Я уже второй круг бегу, а ты, очевидно, первый. Снег в шесть не был вытоптан, — Фред сложил руки на груди, с ухмылкой окидывая взглядом сверху до низу ее фигуру, которую плотно облегала форма цвета морской волны. — Так что это ты меня преследуешь. Он думал, в темноте этого короткого движения белков будет не различить. Ничего такого я не думал, блять! — Если бы не эта трещина, ты бы ни за что не смог нагнать скандинавку, — неожиданно для Фреда эта девчонка улыбнулась задорной саркастической улыбкой и подернула бровями, и в ответ что-то в его груди шевельнулось. — А землю, очевидно, раскололо твое уроненное невзначай на первом кругу большое эго. Вега Хельквист просвечивала через секунду назад все еще тревожные глаза. Стояла тут, понимаешь, посреди снежных куч без шапки и сушила зубы. Пигалица. — Так-так, но великая скандинавка не нашла способ перепорхнуть через природный разлом? — Фред вальяжно подошел к краю. — И ты не додумалась до Гляцио Эрукто? Эта фраза неожиданно подломила Хельквист, и та быстро отвела лицо в сторону, отходя подальше от Фреда. — Что такое? — не понял Уизли, на секунду даже испугавшийся того, что произошло что-то важное, чего он не заметил. — Я плохо колдую прицельные чары на английском языке, — слабо выговорила девушка, приминая носочком ноги все еще пушистый снег у края тропки. — Как это, — удивился Фред, — вы не колдуете лед на шведском? — Да у нас в нем избыток, если задуматься, — Спика посмотрела на ущелье вполоборота из-за спины, все еще избегая глаз рыжего. — Мы обычно не создаем его с нуля, чаще режем и перемещаем существующий. А если я попробую Гляцио Эрукто, то струю разнесет во всех направлениях метров на пять, и мы можем остаться без глаза. Фред хмыкнул, доставая палочку. — Любопытно, как легко ты сообщаешь такие слабости своему врагу. Я бы не смог. В общем, с первого круга я удалил лед, чтобы он не расширял расщелину еще сильнее без надобности. А то, глядишь, и замок рухнет лет через сто. Но то, что ты не способна справиться с дырой в земле на седьмом курсе, для меня поистине шок. — Это из-за телекинеза! — парировала, повысив голос, Спика на загоревшиеся оскорбительным блеском самодовольства глаза парня. — Ладно, я сам, отойди и учись, — Фред взял девушку за предплечье и отодвинул правее себя. — Гляцио Эрукто! Ледяная струя быстро наполняла прогалину, и скоро перед парой была заплатка из чистейшего льда, без задоринки, абсолютно идеальная. Фред протянул вперед руку, и Спика с сомнением уставилась на рукав красно-синей олимпийки. — Возьмись за меня, а то еще разобьешь, упав, свой вздернутый нос, — пояснил он. — Мы враги? — смотрели как-то странно снизу тусклые в слабом свете глаза. Рук она не подняла. Разочарованно? Печально? Ты хотел бы, чтобы она грустила по тебе, да? Стало неловко. То ли от неосторожно оброненного тяжеловесного слова, то ли от снова проснувшегося стеклянного шара внутри башки, который показывал лишь пропасть. — Быстро движемся в категорию «Всё еще не друзья», — пожал он плечами, изображая юмористическое простодушие. Впрочем, херово. — Интересный ты человек: от колкого слова до предложения помощи — всего шаг. Спорю, просыпаясь сегодня, ты мог бы сто галлеонов поставить, что ни за что не коснешься вредного нордиша добровольно в ближайшие шестьсот часов. Наивная не знает, что его руки уже на ней где только ни лежали, пока он справлялся с последствиями неожиданного опьянения сокомандника. Фред уверенней тряхнул рукой, все так же протягивая ее. — Ты мне доверяешь? — Чего? — Готова рисковать целостью тела ради нескольких метров гордости? Спика покосилась на искристый, прозрачный и очень скользкий лед шириной в три метра. Фреду было холодно даже смотреть на это полураздетое тело, раскинутый по бокам расстегнутый воротничок. Если бы это была Кэти, он уже стоял бы в полуметре, поднимая выше язычок молнии, а затем растер бы ее плечи и напоследок обнял, чтобы рассеять остатки мороза своим Уизли-огнем. Какой смешной вопрос про доверие. Разумеется, нет страшнее противника, чем эгоист. Хельквист ухватилась за руку Фреда, и вдвоем они медленно пошли вперед, шажок за шажком. Подошвы нордиша действительно скользили, словно были костяными копытами. Уизли же ступал словно по зеленому лугу. На середине новоявленного катка девушка оступилась и практически повисла на каменно-надежной руке молодого гриффиндорца, ловя баланс слишком поздно. Хельквист стабилизировалась на ногах, внутренне смущаясь своей неуклюжести. Тишина-свидетельница била в перепонки ничуть не хуже громыхающего рок-концерта. Уже второй раз я в его присутствии валюсь с ног. Хорошенький образ талантливого игрока складывается. Третий, послематчевый, был ею упущен, но зато вбился, словно стамеской в камень, первый. Тот вечер, когда Фред Уизли сбил ее с ног в непроглядных подземельях, оставив почти неуловимое сейчас, но такое же реальное, как и сама луна, смоляное послевкусие. Когда относительно твердая почва снова была под ногами, оба гриффиндорца в замешательстве остановились. — И что, нам теперь вместе бежать, что ли? — Спика повращала щиколотками, возвращая себе тонус. — Впереди долгий путь. Для врагов. — Для того мы препирались двадцать минут, чтобы сейчас пойти домой? — Фред склонил голову, закрыв один глаз, и Спика заметила, что на его небритой щеке заблестели кристаллы мороза. — Ладно, побежали, — буркнула она, и оба припустили вдоль стены все дальше от главного входа. На небе появилась первая буро-розовая полоска рассвета, и Спика пригвоздила свой взгляд к горизонту, поломанному неровной линией пролеска вдали. Она боялась думать в его присутствии, словно парень мог прочитать ее мысли, как легилимент. Хотя точно знала — он им не является. Но потребность отгонять от себя непрошеные мысли, которые поступали, словно совиный дождь писем за обедом, прервалась тем, что он первым заговорил. — Чего одна тусуешься? — спросил Фред, как только его дыхание вошло в правильный ритм. — Мой друг проспал. — Нотт? — хмыкнул Фред. — Тебе не кажется, что «друг» — какое-то слабое слово, — издевался он. — Учитывая его… таланты, если ты понимаешь, о чем я. — Откуда ты… — она поперхнулась и даже споткнулась о какую-то совсем мелкую корягу, предательски растущую тут уже пятнадцать лет. — В постели с врагом, значит, — кивнул Фредди, словно старый профессор, который давно ждал признания своей теории широкими массами. — Не знаю, откуда ты об этом узнал, но не ходи по лезвию, Уизли, — отчеканила Хельквист, едва совладав со смущением, которое холодной крошкой посыпалось по спине. Мысли роились, путаясь в синих волосах, но разумного ответа не шло. — Повторяю, меня зовут Фред. Ну или раз тебе так больше нравится, то можно и Фрайдрих, — подмигнул он, специально для этого повернув к ней голову. Спика вспыхнула. — Для нордиша с претензией у тебя какая-то не слишком крепкая память. — Да как ты смеешь… Легко было быть дерзким, когда на обдумывание ситуации было потрачено два дня. Но, кажется, все летело в тартарары, потому что Спика вдруг остановилась, чтобы пошире расстегнуть от нахлынувшего жара ворот своей формы. Кусочек белой кожи, та самая ложбинка между ключицами и нежное полотно ниже мелькнули перед его глазами. Святой Мерлин, только не снова. Но снова хотелось. — И как ты не мерзнешь во всем этом… — произнес парень вслух просто для того, чтобы выражение лица ненароком не сказало больше, чем рот. — У меня резистентная кожа, — Спика дерзко засучила рукав, являя внутреннюю сторону руки от локтя до запястья у самого лица Фреда. — Потрогай. Хоть что-то у меня, блять, резистентное. И точно не душа, когда этот кусок янтаря открывает рот. Он осторожно коснулся, и там, где нажали подушечки его пальцев, остался мягкий перламутровый след. Через несколько секунд он растворился, но Фред продолжал смотреть на открытый участок. — У тебя так… везде? — Везде, — рассмеялась вдруг Спика, пряча предплечье в рукаве. Его лицо надо было видеть! Злость за инсинуации стала блекнуть. Все быстрее проходили вспышки, то ли от оберегающей любви Нотта, то ли от общей усталости. Какая разница, что он знает? В конце концов, ее с Теодором на Слизерине не видели разве что те, кто живет в противоположном от спальни Тео конце коридора. Может, действительно настал час перестать прятаться и перед другими факультетами. Они продолжили бег, на время снова восстановив тишину. Рассветающее небо осталось позади, когда гриффиндорцы повернули в сторону Запретного леса, обогнув Башню Старост. — А ты почему один? — она правда хотела узнать, слушая, как шипит его дыхание в беге. Великий Уизли, казалось, даже в душ ходит со свитой. А сейчас они были совершенно одни в огромном периметре. Это было свежо, ново и пугающе. — Кэти не любит бег, только плаванье. — И сколько ты один так бегаешь тут? — С тех пор, как замерзло озеро. То есть, почти месяц, в шесть утра, несколько раз в неделю этот клоун, тяжело дыша, два раза огибал ее, спящую в башне. И в полном одиночестве считал звезды, возможно, напевал. Или смеялся, как сумасшедший, и никто не знал. Какой он, когда один вот так гуляет? Стоп… стоп… Ком в горле, знакомые мысли визжат сиреной. Я ничего не хочу знать. — Как-то легко сломался и твой Тео. Кэти хотя бы дала себе шанс, — и снова этот тон. Защитный. И как хотелось бы уметь так прекрасно себе врать, как умеет Малфой или Дэвис. Но Фред был слишком умен, чтобы смочь проигнорировать, что новый неожиданный триггер запустил механизм совладения с эмоцией. Почему она с Ноттом? Их знакомство было шапочным. Мутный тип в дорогих шмотках никогда не вызывался на уроках, ходил только на Слизеринские вечеринки. За шесть лет он знал о нем не более, чем поместилось бы на четверть стандартного пергаментного листа. А ей, Хельквист, хватило двух месяцев, чтобы лечь к нему в койку. Ладно-ладно, справедливости ради, Фред и не особо кем-то интересовался помимо самого себя и симпатичных девчонок, так что, вполне вероятно, он не знает еще добрую мужскую половину замка. Резистентная кожа. Но вовсе не резистентная душа. Он вдруг вспомнил, что довел ее до слез в кабинете, и ему показалась глупостью собственная выходка. Хельквист не сделала ему ничего. Она просто раздражала своей нестандартностью. Ей было плевать, что он думает и кто он такой в этом замке. И она спала с Ноттом. Мерлин, чего дался мне этот Нотт?! Круг подходил к концу, осталось каких-то сто метров, и облегчение вдруг оказалось ложной сыроежкой. Тревога полоснула маленькой ранкой в груди. «Ты будешь бегать теперь?», «Может, в то же время, в том же месте, завтра?», «Ты в следующий раз придешь с Ноттом?» — Пока. — Пока, Фред. Фред.