На пути к восстановлению

Пятьдесят три килограмма четыреста сорок грамм. «Если бы не тот торт, то было бы ровно пятьдесят три килограмма четыреста грамм. Сегодня точно есть не буду и пусть Дазай только попробует покормить меня» Чуя прячет весы и дневник под стол, чтобы Осаму не заметил их. Он выпивает залпом три стакана воды и расслабляет живот. Затем достаёт из холодильника немного лапши и небрежно раскидывает её по тарелке, а жидкость от грибов старательно размазывает по всему периметру посуды. Он пачкает палочки, стакан, вскрывает коробку из-под сока. Отливает небольшое количество в раковину и довольный начинает готовить порцию для Дазая. Как и планировалось, сегодня они выходят на пробежку. — Красивое сегодня утро, правда, Чуя? — Осаму по прежнему потягивается, хрустит костями и уходит в душ. Всё пока что идёт довольно гладко. — Твой завтрак на столе, я уже поел, — Накахара взглядом провожает удивлённого парня и ждёт, пока тот сядет за стол. Но он не садится. За последние два дня он начал переживать по любому поводу, а подобный порыв со стороны Чуи и стремление к восстановлению мгновенно выбили из колеи. Осаму взглянул на перепачканную посуду, а после на рыжее безумие. — Ты правда поел? Сам? Милый, это лучший подарок, какой ты только мог придумать для меня! — Дазай делает вид, что радуется, но на самом деле его разрывает любопытство и желание узнать, правду ли говорит его напарник. О вчерашнем поцелуе никто даже и не вспоминает. — Идиот, не называй меня так, а то сломаю хребет и будешь до конца жизни сидеть в инвалидном кресле. — Большинство великих гениев были прикованы к инвалидному креслу, так что ты меня не запугаешь, Чу-уя! — Придурок, — шипит он, отворачивая покрасневшее лицо от хлопающего в ладоши Осаму. — Я ни одного не знаю, но ты станешь первым. — А как же Хокинг? — Даже не пытайся встать рядом с ним. Его никто не переплюнет. — И не переедет! Чуя закатывает глаза. Немного непривычно видеть Дазая таким. Привычно было видеть тёмные круги под глазами, грязные волосы и желание поскорее отправиться на тот свет, но… за последнюю неделю многое поменялось. Годом ранее завершился самый сложный и страшный период в портовой мафии, который оставил неизгладимый след на душах подчинённых и на состоянии коллектива в целом. Смерть Оды Сакуноске подкосила всех без исключения. Надёжный друг для Дазая, лучший из всех возможных наставник для Чуи, справедливый командир для Акутагавы и любимый дядя для Накаджимы Ацуши. Этот человек занимал не последнее место в обществе «крысоловов», а от того скорбь с лиц юных эсперов не сходила от зимы до зимы. Но в последнюю неделю Осаму будто бы и забыл о смерти Оды, полностью сосредоточившись на переживаниях и самочувствии близкого сердцу человека. С одной стороны это не может не радовать, а с другой… Всё будто бы подводится к расставанию. — Знаешь, Дазай, — начинает он, крутя в руках стакан. — Ты напоминаешь мне кота, чёрного такого. Грязного, блохастого, возможно бездомного. Но даже у таких котов есть любимый человек, который всегда утешит кормом или рыбьими потрохами… Осаму мгновенно догадывается, в какое русло Чуя направляет разговор. Это нужно немедленно остановить. — Да, у меня тоже есть такой человек. Только кормлю его я, а не он меня, хотя параллель интересная. Слушай, нам через час нужно быть на месте, так что предлагаю поторопиться, — Дазай складывает в раковину всю грязную посуду и старается избегать ненавязчивых, но от этого не менее непонимающих взглядов со стороны друга.

***

На пробежке Чуя потратил все свои силы, поэтому на работу он едва не полз. Здание портовой мафии находилось всего через два квартала от квартиры Накахары, но и это расстояние преодолеть казалось нереальным. — Чуя, как ты мог устать так быстро? — Дазай с нескрываемым беспокойством осмотрел бледное лицо друга. Парень стоял, опираясь на собственные колени и глубоко дышал. В глазах всё смешалось в одно коричневое пятно, а на этом пятне проступили очертания разноцветных кругов. Он нашёл опору под боком Дазая, обхватил его руками и зажмурился. — Голова кружится? Чего ты сразу не сказал мне? — Осаму достаёт из сумки бутылку воды и протягивает её Чуе, но тот будто и не слышит его слов. Он сжимает чёрный плащ в кулаках, лихорадочно глотает воздух и старается сосредоточить взгляд на обуви напарника. — Ты ел сегодня? — Что? — Ты ел сегодня? — Я же сказал, что ел. — Ты соврал. — Ты просил не врать тебе, — скептически отвечает Чуя, потирая виски и вытягиваясь в полный рост. — Но, как я вижу, тебе это не помешало, — Дазай опускается на одно колено, чтобы перевязать спутавшиеся шнурки на кроссовках Накахары. — О-о, блядство, я понял, — он прикрывает глаза рукой и старается не смотреть на голову Осаму в районе паха. — Ты поставил прослушку или камеры, да? Я же не тот человек, которому можно доверять, я правильно понял? Блять, как я тебя ненавижу! Какого черта ты решил, что можешь следить за мной, а?! — Я не следил за тобой, — парень встаёт. Теперь он смотрит на Чую сверху вниз. — У меня отличная память. Количество лапши не изменилось со вчерашнего дня. Ты избавился от лишнего количества сока, но забыл про лапшу. Я не идиот, когда же ты это запомнишь? — Уёбок, то есть ты повёл меня на пробежку, зная о том, что я не ел со вчерашнего вечера? — Чуя шипит, стиснув ледяные руки до побелевших костяшек. Ему до дрожжи в коленях хочется ударить друга в лицо. Красные пятна проступают на его шее, тянутся к щекам и пропадают в глазах. Всё его лицо напоминает сейчас морду разъяренного лиса. Хоть чем-то человеческим даже и не пахнет. Но и от этого Чуя не становится менее красивым. Дазай засматривается на чёрные слёзы, сведённые к переносице брови, лохматые рыжие космы, некогда заплетённые в тугой низкий хвост. Он даже не замечает плотно сжатых губ и ненависть в глазах напротив. Только невообразимую красоту и линию едва заметных родимых пятен вдоль челюсти. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — Чуя формирует в своих руках небольшие пласты из магмы и лежащих на дороге камней. Он замахивается, но нежное поглаживание по дрожащему плечу словно вырывает из лап огнедышащего дракона. В его голове проносится столько мыслей, но все они смешиваются в одну, создавая полную неразбериху. Накахара расслабляется, чуть не падая на колени, но оказывается прижатым к груди Осаму. — Я хотел тебя проучить. Чуя утыкается носом в выпирающие рёбра напарника и не понимающе стонет. Ему хочется прикончить Дазая. Единственное, что мешает сделать это прямо сейчас — приятный шоколадный аромат одеколона и лёгкая горчинка дезодоранта. Тонкие руки, обнимающие за плечи, редко вздымающаяся грудная клетка и несвойственное для его характера спокойствие. Дазай никогда не был спокоен. Хладнокровия и отсутствия эмпатии в нём было с головой, а спокойствия и расслабленности наблюдался явный дефицит. Рыжий, едва держась на дрожащих ногах, отодвинулся от парня, продолжая хватать того за ткань футболки. Он рассматривает расслабленное лицо, опускает взгляд на лёгкую улыбку и поднимает на чуть блестевший после пробежки лоб. Кончики вьющихся волос промокли, на прикрытые глаза стекали струйки пота. Они так и продолжали стоять в считанных километрах от здания портовой мафии, прерываясь лишь на короткие смешки и поцелуи, полные заботы и нежности. Но, как это обычно бывает, босс разрушил всю утреннюю идиллию, прося не обжиматься перед камерами и торопиться на работу.

***

— Мори считает нас пятнадцатилетними придурками, способными лишь на дрочку и поимку мелких воришек, — Чуя допивает свой кофе без сахара и с громким стуком ставит его на столешницу кафетерия. — Накахара-сан, у меня к вам одна просьба, — говорит Рюноске, добавляя в свой салат уже четвёртую порцию острого соуса и паприки. От его тарелки несло чесноком и кинзой, огромным количеством специй и перцем, поэтому вся кампания решила сесть на противоположную от него сторону. — Будьте так любезны не выражаться подобным образом при моей сестре, когда та пройдёт отбор и станет одной из нас. — Чё? На кой член я буду слушаться такую мелюзгу, как ты, чудак разукрашенный? — Накахара сжимает ногу Дазая под столом и тот мгновенно давится своим карамельным латте. Он часто согласно кивает и умоляюще скулит, но Чуя продолжает сжимать пальцами острые колени и впиваться в нежную кожу на внутренних сторонах бёдер. — Накахара-сан, просто согласитесь, — белобрысый мальчик, имя которого постоянно вылетало из головы Чуи, встревоженно поглядывал на Акутагаву, в чьих руках уже ломалась не первая пара палочек за этот обед. К слову, обед начался пятнадцать минут назад. — Ладно-ладно, не буду. Но сейчас то её нет с нами, так что.. похуй? — Он насмешливо поглядывает на шипящего от боли Дазая и на пыхтящего Акутагаву. — Хочу тебя обрадовать, — начинает Джозеф Олкотт, поправляя розовую шляпку на голове сестры, — с завтрашнего дня мы будем ловить "крупных" воришек. Знаешь где? В торговом центре недалеко от железной дороги. — Да ладно, около тюрьмы? Бред собачий. Это как ловить рыбу в аквариуме. Огаю голову не напекло? Дазай смотрит на взбешённого рыжего, успокаивающе гладит его по спине и улыбается мысли, что тот больше не матерится при Акутагаве. Они сидят здесь ещё минут сорок, обсуждая позиции в торговом центре. Осаму и Чуя занимают последний этаж, где находится картинная галерея и закусочная. Ацуши и Рюноске будут охранять основной и чёрный выходы, а так же один магазин с одеждой. Двойняшки Олкотт берут на себя половину второго этажа, включая туалеты и зону с декорациями для фотосессий. Оставшиеся пустые зоны будут обсуждаться на общем собрании через несколько часов. — На последнем этаже есть выход на крышу. Нужен ещё один человек, который будет наблюдать за всем сверху. Есть предложения? — Мегуми высоты боится, — невзначай говорит Чуя, крутя в руках палочки. — Значит он и полезет на крышу, — отвечает Дазай, откидываясь на спинку дивана.