Закон мести

— Младший господин Не! — Наследник Не! Люди, до этого стоявшие в разных местах, тут же кинулись к Не Хуайсану, который сидел, прижимая к себе тело брата, и горько рыдал. Ему казалось, словно сердце вырвали из груди и растоптали, может быть, пронзили тысячей мечей. Это было больно. Ужасно больно. И он бы никогда и подумать не мог, что может быть так больно. Настолько, что в груди начинало щемить. Настолько, что в какой-то момент Не Хуайсан сгибался пополам не только от горя и душащих его слёз, но и от этой боли. Если бы она была цветком, то наверняка бы выросла самым большим и красивым бутоном. А раскрываясь, лепестки бы резали сердце, кромсали душу, не оставляя своей жертве и шанса на спасение. Его пытались оттащить от тела брата, но Не Хуайсан так крепко в него вцепился, что не удавалось ни разжать пальцы, ни как-либо ещё увести его подальше. Любая попытка сдвинуть наследника Не заканчивалась тем, что вместе с ним перемещалось и тело Не Минцзюэ. Оно оказалось таким безвольным, что только больше ранило Не Хуайсана, заставляло сильнее цепляться, словно не желая признавать, что всё может кончится подобным образом. Он вообще с трудом осознавал реальность. Это ведь сон, верно? Просто страшный кошмар, а когда он закончится, то всё будет хорошо. Иначе ведь и быть не может. Он всегда просыпался. Проснётся и в этот раз. Может быть, дагэ его и разбудит. Но этого не происходило, что заставляло лишь отчаянно кричать: — Он не может умереть! Он не может вот так умереть! Он так нужен мне! Брат! Брат! Не Хуайсан ничего не знает, ничего не умеет. Он всю жизнь опирался на своего старшего брата. Полагался во всём. Не может же теперь судьба так просто отобрать у него дагэ. Если это так, то всё это ужасно несправедливо. Неправильно. — Не Хуайсан, — над ухом послышался тихий ласковый голос. Даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Мэн Яо. Он аккуратно положил руки на плечи наследнику Не, чуть их сжимая, словно пытаясь утешить. — Ему же ничем не помочь, не надо цепляться. Ты только себе хуже сделаешь. Казалось бы, сейчас любые уговоры бессильны, ведь единственное, на что способен Не Хуайсан — бессознательно хвататься за брата, судорожно рыдая и отказываясь принимать такую отвратительную реальность. Но нет, неожиданно для всех он очень медленно и крайне неуверенно разжал пальцы. Руки дрожали так, как никогда до этого. Его всего трясло. Только поняв, что руки опустели, Не Хуайсан завыл с новой силой. Он только что отпустил дагэ. Только что сам признал, что самый близкий человек умер. Исчез. И больше уже никогда не окажется рядом. Руки Мэн Яо аккуратно приобняли наследника Не за плечи, а тот безвольно прижался к груди друга, сотрясаясь от рыданий. Это, наверное, было самое болезненное и отчаянное, что когда-либо слышал кто-то из присутствующих. А Не Хуайсан прижимался к Мэн Яо, словно бы надеясь, что кольцо из его рук сможет защитить от всех напастей, может быть, даже обратить время вспять. Это ведь был его лучший друг. Тот, кто всегда во всём ему помогал, по крайней мере, пытался помочь изо всех сил. И была какая-то робкая, такая глупая, надежда, что и сейчас он тоже поможет. Но нет. Никто не умел творить подобных чудес. Как и заглушать боль. — Прошу, Хуайсан, у тебя рана. Тебе нужна помощь, — голос Мэн Яо легко мог загипнотизировать. Обычно хотелось слушать и слушаться, но сейчас крупные слёзы-градины только сильнее полились из глаз Не Хуайсана. Какая к чёрту помощь? Ему нужен его брат, ничего более. Если рядом будет Не Минцзюэ, то можно будет справиться со всем, чем угодно. С любыми ранениями. Сопротивлялся он не сильно, точнее вообще не предпринимал никаких попыток оттолкнуть от себя Мэн Яо. Не Хуайсан просто оказался безвольной куклой — такой же, как тело его брата, — смотрящей на Не Мицнзюэ. Всё ещё казалось, тот прямо сейчас поднимется, хоть как-то пошевелиться, но нет. А Не Хуайсан так и смотрел с неугасаемой надеждой в глазах, пока его медленно поднимали на ноги. Мэн Яо перекинул его здоровую руку себе через шею, чтобы помочь наследнику Не добраться до тех, кто может залечить раны. Конечно, уже прямо сейчас он мог отдать Не Хуайсана на попечение слуг, но это было бы крайне глупо и неосмотрительно. Сейчас тот в крайне нестабильном эмоциональном состоянии, мало ли что может случиться. Ему рядом нужен человек, которого он будет знать, которому сможет доверять, который сможет успокоить и взять ситуацию под контроль. Но стоило только двинуться в сторону, как Не Хуайсан словно бы очнулся ото сна. Он начал упираться, протестовать, вырываться. Ему казалось, что стоит только потерять тело брата из виду, как весь мир тут же рухнет, как исчезнет последняя надежда хоть на что-то. — Хуайсан, успокойся! — воскликнул Мэн Яо, впервые видя такую силу и изворотливость от юного наследника. Отчаяние творит с людьми невозможные вещи. — Ему уже никак не помочь! — Брат, пожалуйста! — истошно кричал Не Хуайсан, не обращая никакого внимания на то, что до него пытаются достучаться. И как бы сильно Мэн Яо ни держал, ведомый болью, скорбью и неверием, наследник Не всё же смог вырваться. И сразу же снова кинулся к брату. Не мог он так просто отпустить. Не мог так просто принять, что вся его жизнь рухнула в тот момент, когда и брат рухнул на землю. Не мог поверить. Не Минцзюэ… он же пошевелился. Нет, это всего лишь в глазах всё плыло из-за слёз. Вот только добежать Не Хуайсан не успел: его перехватил Лань Сичень. — Отпусти меня! — крик был громкий, бил по ушам, заставляя морщиться. — Пусти меня к дагэ! Он снова выкручивался, брыкался и всячески старался вырваться. Вот только Лань Сичень уже был готов к такому поведению, потому ни одна из попыток не увенчалась успехом. Не Хуайсан бил по его рукам, рвался вперёд, пока окончательно не выбился из-сил. Он безвольно повис, поддерживаемый лишь лучшим другом своего брата, чьё лицо тоже было искажено страданиями. Взгляд, долгий и глубокий, был устремлён на бездыханное тело. Вот только казалось, смотрит он не столько на него, сколько глубоко в себя. Лань Сичень пытался принять то, что только что произошло. Что его лучший друг исчез, оставив весь клан и своего младшего брата, который, дрожа всем телом, теперь лишь тихо всхлипывал. Лань Сичень был лучшим другом Не Минцзюэ. Лань Сиченя всегда радостно встречал Не Хуайсан, стоило им только увидеться. Но теперь эти двое, пусть и стояли рядом, но больше не чувствовали между собой никакой глубокой связи. Там, где должны быть осторожные движения и касания, поддержка, было больше что-то механическое, бесчувственное, выработанное за годы знакомства. Там, где должно было быть доверие, чтобы так просто повиснуть на руках у человека, было лишь бессилие. И кто сказал, что боль объединяет? — Ты… — тихо пробормотал Не Хуайсан, не отрывая взгляда от тела брата. — Ты не можешь умереть. Если ты умрёшь, я брошу заниматься с саблей или вообще кланом. Я больше никогда к этому не притронусь. Прошу, останься. А дальше тупая боль в затылке и темнота. Когда Не Хуайсан вновь открыл глаза, он был в своей комнате. Лежал в постели, и на секунду ему даже показалось, что всё произошедшее ему действительно просто приснилось. Он резко поднялся, опираясь на руки, желая как можно быстрее выбраться из-под одеяла и побежать к брату. Но стоило ему только немного приподняться, как левую руку пронзила сильная боль, и Не Хуайсан с мученическим стоном повалился обратно. Болела рука, нога тоже ныла словно от повреждённых мышц. Но если это так, то значит, всё, что случилось вчера — абсолютная правда. Не Хуайсан так и остался лежать, отрешённо смотря на всё вокруг, пытаясь осознать, уложить в голове эти факты. А после ещё сильнее затянул одеяло, словно прячась под ним, ограждаясь им от всех бед. Словно бы это могло хоть как-то помочь. Вот только по какой-то причине в душе разлилось огромное разочарование от того, что легче не стало. Это было так глупо — ожидать, что все напасти пройдут. Даже захотелось рассмеяться от всей детской глупости, самой настоящей наивности. Дверь распахнулась, и Не Хуайсан повернул голову в ту сторону. Выглядел он крайне незаинтересованно. На пороге стоял Мэн Яо и держал в руках какой-то свёрток. Глубоко задумчивое выражение на его лице быстро сменилось растерянностью и изумлением. Видимо, он не ожидал застать наследника Не бодрствующим. — Ты уже проснулся, — наконец неуверенно протянул он, проходя в комнату и прикрывая за собой дверь. — Как ты себя чувствуешь? Не Хуайсан тут же закопошился, поднимаясь, несмотря на свою пульсирующую боль в руке. Он был слишком взбудоражен, чтобы так просто оставаться лежать, чтобы так просто и спокойно принимать реальность. По телу сразу же разлилась какая-то странная слабость, усталость. Захотелось непременно лечь обратно, завернуться в одеяло и больше невылазить. Такое внезапно накатившее бессилие, перемешалось с чувством безысходности. — Дагэ, — взволнованно, но уже обречённо начал Не Хуайсан, — он… он?.. Вот только силы духа закончить это предложение у него так и не хватило. Он сам всё прекрасно знал и помнил, но хотел убедиться, хотел услышать подтверждение, хотел услышать это ещё от кого-то, чтобы… Он не знал, зачем ему это. Просто нужно было, чтобы кто-то, кто сказал бы это за него. Меньше всего хотелось перекладывать эту обязанность на Мэн Яо, но тот ведь всё равно бы это сказал. — Да, Хуайсан, — тихо ответил тот. Взгляд его стал совсем печальным, тяжёлым. И глаза смотрели куда угодно, кроме самого Не Хуайсана. Мэн Яо медленно подошёл к нему и сел рядом, откладывая свёрток в сторону. — Твой брат умер. Мне… мне так жаль. А Не Хуайсан буквально сжался, словно стараясь сначала занимать как можно меньше места, стать совсем незаметным, а потом и вовсе исчезнуть с этого мира. Так было бы гораздо лучше. Перестать существовать, перестать чувствовать всё это. Перестать ощущать, как сердце с каждым ударом бьётся всё тяжелее, словно пытается проломить рёбра. Он же… он же ничего не знает, ничего не умеет. Как он будет справляться со всем один? Как же он теперь будет без дагэ? Не Хуайсан почувствовал аккуратные, мягкие прикосновение к своим плечам. А ещё через пару секунд Мэн Яо неуверенно притянул его к себе, не произнося не слова. Может быть, не зная как утешить, может быть, считая, что любые слова утешений будут лишними, будут звучать слишком неправильно, жестоко. По щекам, устремляясь к подбородку и падая на тёмные одежды устремились слёзы Не Хуайсана. На этот раз он не дрожал, не всхлипывал, не рыдал в голос и не выглядел так, словно вот-вот лишиться рассудка, но от этого зрелище не стало менее душераздирающим. — Что с ним случилось? — тихо спросил он, шмыгнув носом. — С ним же всё было хорошо ещё день назад. Почему? Мэн Яо молчал довольно долго. Утешать человека, близкого которого убили, гораздо легче, ведь всегда есть на кого злиться, кого обвинять. Но что же делать, если близкий просто умер? Умер из-за собственной неосмотрительности, из-за неудачно сложившихся обстоятельств. — Твоего брата постигло искажение Ци, — наконец ответил он, когда Не Хуайсан уж было решил, что его вопрос был проигнорирован или, может, просто нельзя было дать ответ на него. — Это проклятье клана Не. Та плата, которую люди вашего клана платят за то, чтобы владеть подобной силой. Это что-то вроде… кланового проклятия. Не совсем верное слово, но как ещё описать я не знаю. Вся накопленная энергия становится нестабильной, и вызывает приступы. Искажение Ци и умение владеть саблей идут бок о бок. Это плата заклинателя за свою силу. Почти каждого в клане, кто владеет саблей, может ждать такая участь. Не Минцзюэ тебе не рассказывал, потому что считал, что тебе ещё слишком рано знать об этом. Он заботился о тебе. — Тогда почему он оставил меня?! Почему не позаботился о себе?! Почему позволил этому случиться?! — эта обида, эти обвинения прозвучали так по-детски, но были пропитаны такой болью, что Мэн Яо невольно прикрыл глаза, слушая это. — Я всегда говорил, что эти сабли не до чего хорошего не доведут! Почему он меня не послушал, если знал всё это?! Почему я ничего не понял?! Он же стал гораздо раздражительнее в последнее время! Я должен был понять, что что-то не так, спросить у кого-то! Или должен был быть наследником получше, чтобы от меня не утаивали подобное! И Не Хуайсан снова пустился в горькие рыдания, теперь уже обвиняя себя во всех бедах мысленно. Смерть близкого человека и чувство вины всегда были переплетены друг с другом. И, не найдя кандидатуры получше, Не Хуайсан предпочёл уйти с головой в самообвинения. Он и сам не знал, сколько просыпал на свою голову проклятий, пока вот так горевал, никуда не пуская Мэн Яо, а тот вроде бы и не собирался куда-то уходить. Не торопил и не нервничал. Просто тихо сидел рядом и медленно поглаживал по затылку Не Хуайсана, пытаясь успокоить. Может быть, пытаясь смахнуть всю боль, стереть все страдания из его головы. — Мы с братом Сиченем занимаемся приготовлениями к церемонии погребения, — неуверенно произнёс Мэн Яо. Наверное, даже он почувствовал, как душа сидящего рядом разбивается на тысячи осколков от этих страшных слов. — Хуайсан, теперь тебе придётся быть сильным. Тот лишь затряс головой, наотрез отказываясь принимать такую действительность. Он не знает, как это, никогда не умел, потому что нужды никогда не было. Он же не справится. Не справится вообще ни с чем. — Не хочу, — говорил он так, словно эти слова могли изменить хоть что-то, но были лишь отчаянной попыткой оттянуть неизбежное, как можно дольше не сталкиваться с жестокой действительностью. — Я бы тоже не хотел, чтобы так произошло, но в некоторых вещах нет выбора. Почему-то эти слова, сказанные так легко и так жестоко толкающие в этот мир, звучали немного утешающе. Самую малость. А может, просто всколыхнули волну обиды на этот свет, на несправедливость, и она на какой-то короткий промежуток времени заглушила эту боль. Когда Не Хуайсан более менее успокоился, когда слёзы перестали безостановочно литься из его глаз, он всё же выполз из объятий Мэн Яо. Маленькая, хрупкая и сгорбленная от той внезапно свалившейся непосильной ноши фигурка с потерянным от горя лицом выглядела ужасно. Комната словно бы стала ещё больше, делая Не Хуайсана меньше. Он выглядел так сиротливо из-за обуревавшего его горя. От этого ещё тяжелее было протягивать ему тот самый свёрток. Прекрасно понимая, что ничего хорошего его там не ждёт, Не Хуайсан дрожащими руками принял его, медленно разворачивая. И стоило только увидеть содержимое, как из глаз тут же совсем непроизвольно полились слёзы. Он пытался их остановить, но ничего не мог поделать. Как бы он ни старался, но всё катились и катились. В свёртке была белая траурная одежда. Это всё, всё происходящее, совершенно точно окончательно убьёт Не Хуайсана. Убьёт всё хорошее, всю надежду и всё желание жить дальше, что-то делать со своей жизнью. Мэн Яо помог надеть траурные одежды. И за всё это время никто не проронил ни слова. У Не Хуайсана желание говорить хоть о чём-нибудь совершенно пропало. Он ещё никогда не чувствовал себя таким разбитым и беспомощным, как сейчас. Пока они шли к покоям Не Минцзюэ, никто из снующих туда сюда слуг и адептов не взглянул Не Хуайсану в глаза. Они только кланялись, опуская взгляд в пол, и тут же уносились, желая поскорее скрыться с глаз. Люди, стоявшие около дверей, ведущих в комнату Не Минцзюэ, также лишь опустили глаза, не смотря на наследника, и молча пропустили его. Стоило только перешагнуть порог комнаты, как на душе стало ещё тяжелее. Пришлось приложить огромные усилия, чтобы прямо сейчас не развернуться и не уйти. Тело главы клана лежало на циновке, накрытое белой лёгкой тканью. Слуги, которые находились здесь, сразу же поклонились. По их движениям, выражениям лиц можно было понять, что они нервничали. Для всех смерть Не Минцзюэ стала серьёзным ударом и огромной неожиданностью. — Господин, обряд омовения уже завершён, — сообщил один из них. Не Хуайсан, ничего не говоря, лишь махнул в сторону двери, мол, в таком случае вы свободны. Повторять не пришлось. Слуги тут же ретировались, не желая ни гневить, ни расстраивать молодого господина ещё больше. Он же медленно направился к телу брата. Когда-то он уже делал подобное, потому и имел слишком хорошее представление о том, что сейчас от него требуется. С Не Минцзюэ они никогда не разговаривали о похоронах родителей, но по обрывкам фраз было понятно, что те семь дней он запомнил очень плохо. А вот Не Хуайсан помнил всё в мельчайших подробностях. От этого на душе становилось только тяжелее. Нужно было преклонить колени перед покойником. Раньше Не Хуайсан практически никогда не был в этой комнате, а теперь осматривал здесь всё с замиранием сердца. Может быть, если бы он успел вчера, то увидел бы, какой была комната, когда его брат был ещё жив. А теперь здесь всё успели убрать, и выглядела она так пусто и одиноко. Подстать покойнику. — Почему я вчера так внезапно… потерял сознание? — спросил он, поворачивая голову к Мэн Яо. — Ты не хотел уходить, всячески противился, когда мы пытались тебя увести. Пришлось применить грубую силу, иначе бы ты там точно провёл всю ночь, никого не подпуская к… — Я понял, — резко оборвал его Не Хуайсан. Не хотел слышать ничего дальше. Он ведь просто хотел потянуть время, иначе придётся признать, что его брат умер и теперь нужно проводить все ритуалы по упокоению души. Вот только, как бы он ни тянул время, ничего не происходило. Ситуация никаким чудесным образом лучше не становилась. — Хуайсан, — словно напоминая, зачем они здесь, тихо позвал Мэн Яо. — Да, да, я знаю. Сначала он опустился на одно колено, затем на другое и медленно поклонился, касаясь лбом пола. Тяжесть на сердце словно бы пригвождала, не позволяя распрямиться. Хотелось так и остаться. Навечно замереть в этой позе, чтобы и время замерло вместе с ним. Никаких похорон, никакого траура. Только он, брат и тишина, окружающая их. Второй поклон дался немного легче. Третий. Четвёртый. И на нём Не Хуайсан чуть не рухнул. Нога всё ещё болела, от горя оставалось так мало сил, и все они растратились на эти действия. Увидев состояние наследника, Мэн Яо даже дёрнулся к нему, но в итоге замер, не решаясь нарушить установленные обычаи. Четвёртое коленопреклонение всё же было завершено под аккомпанемент меланхоличных мыслей Не Хуайсана о том, что эти семь дней дадутся ему с огромным трудом. Он не выдержит всего, что ему придётся пережить. Обратно они тоже шли молча. Хотелось упасть на пол от покинувших его сил, но также хотелось увидеться с Лань Сиченем. И сам не знал, зачем, что хотел сказать, но совершенно не хотел оставаться в одиночестве. Может, если окружить себя большим количеством людей, по которым смерть Не Минцзюэ тоже серьёзно ударила, будет немного легче? Вот только перед гостевой комнатой, где расположился глава Лань, когда приехал с визитом, Не Хуайсан в нерешительности замер. Оттуда доносилась тихая печальная мелодия. Стоит ли прерывать её? Стоит ли заходить сейчас и ещё больше терзать душу Лань Сиченя? Он же всё-таки потерял лучшего друга, ему и без того плохо, а так придётся ещё его младшего бестолкового брата успокаивать. Мэн Яо остановился рядом. Ожидал решения Не Хуайсана, тоже не спеша нарушить покой своего друга. С каждой секундой идея казалась всё глупее. Ну зайдёт он в эти покои, а дальше что? Не было сил говорить и что-то обсуждать. Вспоминать хорошие моменты тоже не особо хотелось. Он и сам не понимал, чего же ему тогда хотелось. Потоптавшись на месте, Не Хуайсан решил, что будет лучше, если он всё же уйдёт. Вот только музыка за дверями стихла, послышались тихие шаги, и тень упала с обратной стороны двери. Она отворилась, и Лань Сичень оглядел гостей. А затем без слов отошёл в сторону, пропуская их. Не Хуайсан чувствовал себя очень неуютно, проходя в комнату. Он воровато оглядывался, ожидая, что в его любой момент должны прогнать, но по какой-то причине этого не происходило, что ещё больше действовало на нервы. — Прошу, присаживайтесь, — Лань Сичень указал на маленький чайный столик, за которым тут же очутился Не Хуайсан, наконец найдя себе место. Сам Лань Сичень присел напротив, а Мэн Яо рядом с ним. — Мне очень жаль, — наконец произнёс глава Лань. — Я пытался предотвратить развитие искажения Ци, но… — Не вини себя, — тут же поспешил его успокоить Мэн Яо, — брат Не явно услышал наш разговор и впал в неистовство из-за моих слов. Не Хуайсан лишь слушал это, не желая вклиниваться в разговор. Он даже не до конца осознавал, о чём они переговариваются. Не мог никак отреагировать, продолжая утопать в своём горе. Они ведь с братом поссорились и не успели помириться. Знал бы он, из-за чего дагэ так жестоко себя ведёт, точно бы не сказал никаких лишних слов. Он бы вообще общался гораздо аккуратнее. Или это бы тоже взбесило Не Минцзюэ? Наверное, да. Он бы разозлился, что с ним носятся, как с умирающим. Вот только теперь это всё уже не важно. Больше нельзя ничего исправить. Больше нельзя поменять своё поведение, лишь бы брат не умер. Не Хуайсан должен был заметить. Должен был понять, что с братом что-то не так. Почему он такой глупый и невнимательный? Казалось, что Не Минцзюэ сейчас войдёт сюда, чтобы отругать своего непутёвого младшего брата, что уже полдень, а тот не соизволил даже на площадку для тренировок явиться. Вот только дверь не открывалась, за ней было слышно привычных тяжёлых шагов. Перед глазами появилась пелена, всё размылось. Несколько раз Не Хуайсан зажмурился, и вскоре почувствовал влагу на щеках. И тут же поспешно вытер слёзы, правда, слишком поздно: разговоры стихли, а Лань Сичень и Мэн Яо уставились на него. И в тот момент, он вообще пожалел, что пришёл. Сидел бы тихо в своей комнате и плакал. Никто бы не лез, не пытался бы утешить. От утешений всегда становится хуже. Лежащую на столе руку накрыла ладонь Лань Сиченя и аккуратно сжала. Поколебавшись несколько секунд, Не Хуайсан всё же поднял глаза. В них всё ещё стояли слёзы. — Мы с А-Яо поможем тебе управлять кланом, пока ты не освоишься, — тихо произнёс Лань Сичень. — Это очень трудно, особенно тебе, поэтому мы будем рядом, когда потребуется наша помощь. Эти слова совершенно не помогли. Клан, главенство в нём — от всех этих речей Не Хуайсана тошнило ещё с детства. А теперь такая далёкая и, казалось бы, невозможная перспектива стала его новой реальностью. Реальностью, которой он никогда не желал. Мало того, которую больше всего не хотел и даже презирал. Он так и не нашёл в себе мужества, чтобы высказать это. И не нашёл в себе желание благодарить за такую милость. Потому лишь медленно кивнул, соглашаясь с таким положением дел, и вновь опустил голову. А затем убрал руку. Повисла ошарашенная тишина. Мэн Яо и Лань Сичень переглянулись, но не сказали ни слова, а через пару минут снова между ними завязалась отвлечённая беседа. Может, они вообще не хотели говорить о случившемся вообще, а может старались этого не делать только при Не Хуайсане. Тот даже не пытался участвовать в разговоре. Всё это было не то. Ему не хотелось оставаться одному, но и этот шум от беседы действовал на нервы ровно настолько же, насколько в безысходность вгоняло молчание из-за того, что никто не знает, что ему сказать. В конце концов, он просто сдался, понимая, что ещё чуть-чуть, и ему захочется зажать уши руками, лишь бы вообще ничего не слышать. Ни каких-либо намеренно уведённых от темы светских бесед, ни о своём брате. Потому, поспешно извинившись и сославшись на усталость, Не Хуайсан поднялся на ноги и вышел из этих покоев. Он даже почти не соврал. Действительно слишком устал за день, ещё и нога начала болеть сильнее. Обычное растяжение, такое уже было на тренировках, в этом не было ничего серьёзного, но сегодня двигаться с такой травмой стало гораздо труднее. Приходилось задействовать для этого слишком много сил. И вскоре пришлось идти, придерживаясь за стены. Пару раз Не Хуайсан чуть не поддался искушению вообще никуда не идти, а просто сесть прямо в коридорах и остаться здесь. Может, даже лечь и уснуть. Всё-таки теперь здесь он полноправный владелец, так что может делать всё, что только заблагорассудится. Когда он почти дошёл до комнаты, силы всё же закончились окончательно, травмированная нога перестала держать, и Не Хуайсан рухнул вниз, в тот же момент решая, что не будет пытаться вставать и просто останется лежать здесь. Вот только от падения его удержали чьи-то руки. Повернув голову, Не Хуайсан поджал губы. Это был Лань Сичень. Неужели увязался за ним с самого момента ухода и бесшумно следовал, проверяя, чтобы с ним всё было хорошо? — Всё в порядке, Сичень-гэ, я просто устал, ноги уже не держат, — вяло пробормотал он, надеясь как можно быстрее отделаться от этой компании и остаться одному. Может, одиночество всё-таки как раз то, что нужно? — Не надо пытаться отстраняться и пытаться закрыться от людей, которые беспокоятся за тебя, — попросил он. Тон его был очень обеспокоенный, а во внимательных глазах была настоящая забота. От этого стало как-то не по себе, и Не Хуайсан поспешил отвести взгляд. — Я вовсе не… Я просто устал и хочу отдохнуть. И тебе тоже следует. Кажется, это был первый их диалог за весь день. И чем дольше он длился, тем неуютнее себя чувствовал Не Хуайсан. Потому он сразу двинулся к свои покоям и открыл дверь, намереваясь прямо сейчас закончить этот разговор. Эту пытку. Надо же, как всё интересно сложилось. Он всегда, когда была такая возможность, крутился около Лань Сиченя, принимал от него заботу, всегда всё рассказывал и бежал со всеми печалями, когда брат по какой-то причине не мог выслушать их или что-то с этим поделать. А теперь всячески старается оградится от него, говоря, что не делает этого. Как хорошо, что своей честностью он не в брата пошёл, иначе бы перед Лань Сиченем точно бы умер со стыда за своё враньё. Не Хуайсан уже перешагнул порог и принялся закрывать дверь, вот только сделать ему этого не дали. — Сейчас ты очень похож на своего брата. Тоже прекрасно видишь проблему, но отказываешься от любой предложенной помощи и усугубляешь её, — печально произнёс Лань Сичень, всматриваясь в его лицо. Вот только, стоило произнести эти слова, Не Хуайсан мгновенным образом переменился. Плечи напряглись, лицо потемнело, губы сжались в тонкую линию. В груди вскипела злость. Это сравнение обрушилось ещё одним неподъёмным грузом на его плечи. Кажется, стало даже труднее стоять на ногах. — Брат Сичень, я ценю твоё беспокойство обо мне, но не надо сравнивать меня с братом. Я вообще не желаю ничего о нём слышать. А теперь, пожалуйста, я хочу отдохнуть, — слова прозвучали непривычно грубо для Не Хуайсана. В глазах помимо злобы можно было различить ещё и страх. Непонятно с чем связанный. Не Хуайсан снова попытался закрыть дверь, но его сил оказалось не достаточно. — Очень легко поддаться искушению и озлобиться на всех, оттолкнуть всех людей от себя. Может даже показаться, что тебе становится легче от того, что ты на них будешь срываться, выплёскивая свою боль. И в какой-то момент может даже показаться, что тебе становится от этого легче. Не надо обманываться этими чувством. — Прекрати, — тут же потребовал Не Хуайсан, нахмурившись. — Это очень опасно. — Я не собираюсь это слушать! — Это не поможет тебе справиться с той болью, что внутри, а может только погубить тебя. Ты должен научиться жить с этим, но, не загоняя себя в угол, где ты будешь плакать и винить себя во всем. Не буду скрывать, что я тоже чувствую себя виноватым за то, что я не предусмотрел, что с твоим братом может случиться это так скоро, и за то, что сделал с тобой. Не Хуайсан тут же зажал уши руками. В глазах стояли слёзы. Дыхание стало слишком частым, словно он вот-вот задохнётся, сердце, казалось, выскочит из груди с минуты на минуту. Поняв, что тот больше не пытается закрыть дверь, Лань Сичень убрал руку и сделал небольшой шаг вперёд, желая заключить Не Хуайсана в объятия. Вот только он среагировал моментально. Тут же потянулся и захлопнул дверь прямо перед его носом. — Сичень-гэ, — дрожащим от слёз и сдерживаемого раздражения голосом начал Не Хуайсан, — я действительно ценю твою заботу, но я хочу побыть один. Оставь меня. Ещё несколько минут он стоял, прислонившись лбом к двери и вслушиваясь в дыхание за ней, а затем услышал шелест одежд и тихие удаляющиеся шаги. И шумно выдохнул. Не хотел он разговаривать с Лань Сиченем. Или с Мэн Яо. Вообще не хотел ни перед кем выворачивать душу. Чего ради? Они всё равно после разъедутся по своим кланам, оставив его одного с зияющей дырой в груди вместо сердца. Сейчас он начнёт делиться с ними всем, привяжется ещё больше, а затем потеряет. Не Хуайсан медленно опустился, садясь на колени. Всё его тело била крупная дрожь, из глаз катились слёзы. До этого он даже не представлял, что может плакать так много. Он и не знал, сколько так просидел, рыдая, пока окончательно не выбился из сил и даже не заметил, как уснул прямо там, сидя под дверью и прислоняясь к ней головой. Следующее утро началось не самым приятным образом. Слуги, принёсшие ему завтрак, и стали причиной его пробуждения. Крайне обеспокоенные, они сетовали, что молодой господин уснул прямо тут, а не в постели. Не Хуайсан же смотрел на всё крайне невыразительным взглядом, не подавая ни капли заинтересованности в происходящем. От еды он сразу же отвернулся, поджав губы. Есть вообще не хотелось. Даже если бы очень желал, не сумел бы и кусочка проглотить. Ко всему прочему жутко раскалывалась голова, словно он вчера не просто провёл полночи в слезах, а ему кувалдой по голове стукнули. Крайне взволнованные слуги почти сразу же сориентировались, и один из них помчался на поиски главы Лань или Мэн Яо. Хоть кого-то, кто мог бы повлиять на молодого господина. — Унесите это, — убитым голосом приказал Не Хуайсан и махнул в сторону подноса с едой. — Я не хочу. А через пару минут он поднялся на ноги, оглядел всех присутствующих и указал на юношу. — Ты, идёшь со мной, остальные… делайте что хотите, только, чтобы, когда я вернулся, вас здесь не было. Не было ни сил, ни желания вести себя со всеми дружелюбно и мило. В конце концов, он был даже не обязан это делать. Выйдя за дверь и пройдя пару поворотов, сильно пожалел, что не попросил даже лекарства от головной боли, но возвращаться точно не собирался. Не Хуайсан поморщился, прижимая ладонь ко лбу. — Господин, вам плохо? — тут же начал суетится юноша, которому приказали следовать за ним. — Все ведь уже сюда съехались, верно? — вместо ответа спросил Не Хуайсан. — Простите? Господин, я вас не понимаю. — Главы департаментов уже приехали? — в голосе проскользнуло раздражение. — Да, господин. Ещё вчера вечером с пониманием отнеслись к тому, что вы их не поприветствовали… — Найди главу департамента обрядов и попроси его прийти в кабинет моего… в кабинет главы клана. Я хочу с ним поговорить. И сразу же после этих слов направился в кабинет своего брата. Далее последовал весьма короткий, но очень болезненный разговор о сабле Не Минцзюэ, которую тоже полагалось захоронить. И стоило решить этот вопрос, а главе департамента обрядов уйти, как Не Хуайсан почувствовал себя ужасно уставшим. Головная боль не желала проходить. Обстановка вокруг давила, напоминая о прекрасных, совсем недавних, но безвозвратно утерянных временах. Теперь он не жалел ни об одном дне, проведённом рядом с братом, даже если это была ссора. Если бы он знал, если бы он только знал, то непременно дорожил бы каждым сказанным Не Минцзюэ словом. Не выдерживая длительного пребывания здесь, Не Хуайсан буквально вылетел за пределы кабинета. Ещё минута проведённая там, и он бы наверняка начал задыхаться. Чуть позже принесли письма с соболезнованиями от других кланов, которые он даже не соизволили прочитать. Вот только, положение обязывало написать ответ, потому, даже не желая заморачиваться, он написал письма с одним и тем же содержанием, где довольно расплывчато принимал соболезнования. Ответ оказался настолько общим, что можно было даже не беспокоиться насчёт того, что кто-то поймёт, что его письмо с соболезнованиями было не открыто. А дальше дни слились в какой-то единый бесформенный поток. Организацией похорон занимались Лань Сичень с Мэн Яо, проблема с саблей тоже была улажена, и для неё погребальный обряд должны были провести тем же днём, что и для Не Минцзюэ, только несколькими часами позднее. И теперь Не Хуайсан не знал, чем себя занять. На месте ему не сиделось точно так же, как и не хотелось чем-то заниматься и вовлекать себя во что-то важное и сложное. Не хотелось и рисовать, читать. Каждый раз, когда он брал кисть в руку, словно бы натыкался на какую-то преграду. Все мысли быстро улетучивались, забирая вместе с собой все идеи для своего рисунка. А когда озабоченные состоянием молодого господина слуги предлагали свои варианты, и тот пытался их воплотить, так и не заканчивал. Каждая из этих работ казалась ему абсолютно бездушной. Да и перед кем теперь хвастаться своими трудами? Пребывая в подвешенном состоянии, Не Хуайсан просто начал бродить бледной тенью по коридорам и дворам Нечистой Юдоли. Из-за чего довольно быстро поползли слухи о том, что молодой господин от горя лишился рассудка, что было в корне неверно и даже не близко к правде. Правда, сам он иногда желал, чтобы это было правдой. Так было бы легче. Было бы гораздо проще, не вынеси он боли потери и сойди с ума. Тогда бы не пришлось так сильно и так долго страдать. Наверное, тогда бы он даже не осознавал произошедшего и просто жил бы как-то. Ему бы не снились каждую ночь кошмары, он бы не просыпался от собственных криков в холодном поту. Он бы не ненавидел себя за то, что такая бестолочь как он жив, а не его старший брат. Было так глупо и неправильно винить себя в подобном, но с этими мыслями ничего не получалось поделать. Полностью опустошённый, Не Хуайсан выглядел ужасно на похоронах, которые даже почти и не запомнил. Его печальное лицо выражало неподдельные страдания. А пустой взгляд приобретал некую осмысленность только при взгляде на гроб. Взволнованные Мэн Яо и Лань Сичень пытались поехать вместе с Не Хуайсаном на церемонию захоронения сабли, но у них ничего из этого не вышло. В этом вопросе он оказался на удивление категоричен и твёрдо отстаивал свою позицию, говоря, что на церемониях подобного рода не следует присутствовать людям из других кланов. Так было всегда, и эта традиция никогда не нарушалась. А если уж они так беспокоятся, то могут подождать около границы. А когда он вернулся, вид у него был ещё более разбитый. И ни на какие вопросы он не отвечал, отмахиваясь и говоря, что они всё обязательно обсудят позже. И только этим вечером, когда в землю был зарыт гроб с телом его брата, когда Бася была надёжно спрятана за стенами гробницы клинков, Не Хуайсан вдруг чётко осознал: дагэ больше нет. Он больше не придёт, чтобы отчитать за пропущенную тренировку, не посмотрит на новый рисунок брата и не подарит ему веер. Больше не с кем сидеть рядом, занимаясь своими делами, пока Не Минцзюэ наблюдал бы за тренировкой. Больше не было ничего. Всё разрушилось в одно мгновение. Одно единственное мгновение. Сначала всё было хорошо, а потом брат обезумел. И стоило ему только начать приходить в себя, как он немедленно… Даже в мыслях Не Хуайсан всё ещё не мог произнести это слово. За запертыми дверями покоев его одолело такое бессилия и нежелание хоть что-либо делать дальше. Весь мир потерял прежние цвета. Изнемождённый, он рухнул на постель, захлёбываясь в собственных слезах. Сердце и душу рвало на куски. Он физически ощущал эту боль. Не Хуайсан прижал руки в груди, к тому месту, где всё ещё билось сердце. Хотелось вырвать его из груди, сделать всё, что угодно, лишь бы стало хоть немного легче. Он не понимал, почему. Почему всё это происходит именно с ним? За какие грехи из своей прошлой жизни он вынужден расплачиваться подобным образом? Не Хуайсану казалось, что ему никогда не будет так больно, как в ту ночь, когда у него не осталось ни единой причины жить дальше. Ему казалось, что он задыхается. Или что сердце проломит рёбра, оставив зияющую дыру. И на следующее утро его так и найдут. С опухшими от слёз глазами и пустотой в груди. Выползти из своих покоев Не Хуайсан смог только к полудню следующего дня. Чувствовал он себя просто ужасно, но не мог весь день просидеть в своей комнате, иначе начнёт стучаться слишком много обеспокоенных лиц, желая убедиться, что с молодым господином всё в порядке, и тем самым мешая его приступам самобичевания. Так что следовало ненадолго выйти и показаться людям, чтобы чуть позже снова запереться у себя на весь оставшийся день. Разузнав, где находится Мэн Яо, Не Хуайсан решил направиться к нему. Все, кто попадался на глаза, желали принести свои соболезнования, на которые хватало силы только кивнуть и прошествовать дальше. И снова он замер около двери, пытаясь подготовить себя к тому, что в его глухую тишину в голове сейчас ворвутся посторонние. И на этот раз не удастся просто кивнуть и уйти, придётся отвечать, хотя делать этого совершенно не хотелось. Хотелось просто сидеть и молчать, не думая ни о чём. Не заставляя пересохший поток из мыслей вновь худо-бедно двигаться. — Послезавтра должна будет пройти церемония назначения главы клана. И пройти должно пройти гладко, — это был строгий голос Лань Сиченя. Надо же, даже эти заботы он взял на себя. — Да, господин, — сразу же послышалось за дверью. А затем она распахнулась, и испуганные слуги вскрикнули, не ожидая увидеть там хоть кого-то. А появление самого Не Хуайсана их точно напугало до одури. Однако они довольно быстро пришли в себя и поклонились, сбивчиво бормоча извинения вперемешку с соболезнованиями. Уже от одного только этого начинала болеть голова и накатывать усталость. — Да-да, — кивнул Не Хуайсан, прерывая их болтовню. — Можете идти. Дополнительного приказа не требовалось — несчастных слуг как ветром сдуло. А сам Не Хуайсан медленно прошёл в покои, где, оказалось, был ещё и Мэн Яо. Похоже, они оба серьёзно настроены на то, чтобы помочь ему. Среди всей той злости, усталости бессилия и отчаяния всего на какую-то секунду промелькнуло ещё что-то, и Не Хуайсан подхватил кулак ладонью, склоняясь. — Благодарю вас за вашу заботу обо мне, и что вы берёте на себя так много обязательств, чтобы помочь, — выпалил он, сбивая их с толку. — Хуайсан, — ласково улыбнулся Мэн Яо, — мы только рады тебе помочь. И впредь, когда у тебя будут трудности при руководстве кланом, ты можешь обращаться за помощью. Мы сделаем всё, чтобы помочь тебе решить проблему. Губы Не Хуайсана не тронула улыбка, но впервые за эту неделю его лицо не выглядело так несчастно, точно показывая, что он убит горем. Нет, теперь, казалось, ему стало немного легче от осознания, что он сможет разделить тот неподъёмный груз, что свалился ему на плечи, хоть с кем-то. Вот только он не чувствовал никакого облегчения во время церемонии. Стоя в нарядных одеждах перед всеми обитателями Нечистой Юдоли и приглашёнными гостями из других кланов, собираясь занять место брата, которого похоронил пару дней назад, Не Хуайсан чувствовал себя просто отвратительно. Голова начинала кружиться, в горлу подкатывал ком из тошноты и слёз. Но Не Хуайсан старался держаться, думая о том, что брат бы не простил, если бы узнал, что его диди заплакал на подобной церемонии. Слабо осознавая, что происходит, по большей части он делал лишь то, что от него требовали. При этом его мученический взгляд, устремлённый куда-то вглубь себя, полностью выдавал всё состояние Не Хуайсана. Когда, наконец, с обрядовой частью было покончено, и было разрешено занять место главы клана, это было весьма кстати, ведь ноги уже почти не держали. Поколебавшись где-то с полминуты, словно бы надеясь, что в последний момент объявится дагэ и займёт своё законное место, прогнав брата и сказав, чтобы тот больше не занимался всякой ерундой, Не Хуайсан всё-таки сел. И тогда по его щекам всё же скатились две слезинки. Он не хотел здесь находится. Хотел побыстрее отсюда уйти, запереться в своих покоях и больше никогда не выходить. Было слишком людно, слишком много направленных на него взглядов, ожидающих великих свершений. А он… он ничего не мог, ничего не умел и готовился стать главным позором всего рода Не. Когда все гости наконец-то начали расходиться по своим покоям, Не Хуайсан планировал поступить также. Он желал запереться у себя и напиться, чтобы пережить этот кошмар. Вот только далеко уйти ему не дали. Чей-то знакомый голос окликнул, заставляя остановиться. Конечно, Не Хуайсан мог бы сделать вид, что ничего не услышал и продолжить идти дальше, но сегодня правила этикета, будь они прокляты, обязывали его оставаться с поводом и без рядом с гостями и разговаривать с ними, если они того пожелают. Поэтому он остановился и повернулся к зовущему. Им оказался Цзян Ваньинь. Тот тоже выглядел неважно. По его лицо было видно что пережил он слишком многое, и Не Хуайсану подумалось, что выпади на его долю столько несчастий друг за другом, он бы либо сошёл с ума либо умер от разрыва сердца. — Глава Цзян, — не слишком заинтересованным тоном поприветствовал новый глава клана Не. Они уже знали друг друга, потому было лень притворяться, что ему есть дело до этого разговора, будто этот разговор имеет первостепенное значение в его жизни. Не Хуайсан сложил руки в малом поклоне. Цзян Ваньинь последовал его примеру. — Глава Не, — похоже, ему было крайне непривычно так называть некогда своего друга, но тот не спешил нарушать субординацию и начинать панибратское общение, которое было у них в Гусу. — Не окажите мне честь, прогулявшись со мной? — Я не очень хорошо себя чувствую, — начал Не Хуайсан, сделав свой голос ещё более тихим и страдальческим, — поэтому, боюсь, буду вынужден отказать. Я хотел бы вернуться в свои покои и прилечь. — В таком случае, я провожу вас, чтобы убедиться, что с вами ничего не приключилось по дороге. Их взгляды встретились в безмолвном противостоянии, пытаясь отстоять каждый свою точку зрения. Но Цзян Ваньинь был слишком упрям, а Не Хуайсан сейчас не горел желанием препираться и тратить силы попусту, потому первый отвёл взгляд. Шли они молча. Казалось, будто глава Цзян вечно порывался что-то сказать, но никак не мог этого сделать. И с чего бы это? Долго задаваться этим вопросом не пришлось. Довольно быстро вспомнилось, что он тоже потерял свою семью и теперь наверняка хотел обсудить несколько схожий опыт, но не знал, как подступиться. Цзян Ваньинь потерял всех до единого. За исключением… — Как… как ваш племянник? — Не Хуайсан всё же пересилил себя и начал разговор первым. Говорить ему мало хотелось хотя бы потому, что он понимал: от любой неосторожно брошенной фразы весь его образ созданный специально на сегодняшний день просто рухнет. — Ему два с половиной года, а он уже так похож на свою мать, — ответ прозвучал каким-то надломленные голосом, при этом Цзян Ваньинь отвёл взгляд, а в глазах его, как показалось Не Хуайсану, блеснули слёзы. С этого момента он решил особо не смотреть на этого человека. Остановившись около дверей, ведущих в покои Не Хуайсана, тот неожиданно понял, что не хочет сейчас заканчивать эту встречу. Подобная компания, пусть такая молчаливая и несколько неловкая, показалась ему куда роднее и приятнее, чем компания Мэн Яо или Лань Сиченя. При всей своей любви и уважении, которые он испытывал к этим двум людям, в последнее время в их окружении было неуютно, совсем неловко, словно он оказался лишним везде. Не Хуайсану вообще в последнее время казалось, что весь мир его отторгает. Он не был нигде нужен. Ничего не делал, хотя все события касались его напрямую. Он просто наблюдал за тем, как что-то в этом мире происходит, меняется. Но казалось, к нему это совершенно не относится. А теперь вся та боль, страх, обида спокойно текли по его венам, перемешиваясь с кровью. Они не сжимались в одной точке, не запирались где-то в самые потаённые уголки души, чтобы этого не чувствовать. Не прятались при виде чужих людей. Может, это было из-за ощущения схожести их горя — хотя, саму идею того, что их страдания соразмерны, Не Хуайсан старательно отвергал. — Хотите выпить? — внезапно даже для себя самого предложил он. Эта глупая фраза сорвалась с языка даже раньше, чем он успел о ней подумать. Цзян Ваньинь был удивлён не меньше, однако кивнул. И они оба прошли в покои Не Хуайсана. Сейчас они выглядели безжизненными. Когда-то эти покои словно бы даже дышали в такт своему владельцу, казались яркими. Сейчас же больше походили на склеп. Все листы для рисунков, не расписанные веера, которые раньше лежали в бардаке, сейчас были аккуратно сложены и спрятаны, оставляя всё почти в идеальном порядке. На них даже успел осесть слой пыли. Так, словно никто здесь и не живёт. Хотя, будь на то воля самого Не Хуайсана, он бы наверняка уже давно бы тут и схоронился. Он, пройдя внутрь, подошёл к одному из шкафов и достал оттуда две пиалы и кувшин с вином. Знал был об этом Сичень-гэ или глава департамента обрядов, то их бы точно удар хватил. Во время траура запрещалось пить вино, а эти двое. как известно, ревностно относились к подобным вещам. Потому подобные вещи полагалось держать в строжайшем секрете. Не Хуайсан поставил всё на маленький столик. Вообще, он был рассчитан на одного, но сейчас никто не был против немного потесниться. Как подобает гостеприимному хозяину, Не Хуайсан сначала налил Цзян Ваньину. А потом уже себе со словами: — С вашего позволения, я присоединюсь. Вот только вкупе с его действиями звучало это несколько неправильно. Скорее уж было больше сказано из вежливости, чем если бы отказ Цзян Ваньина бы действительно его остановил. Впрочем, это было не так уж и важно, раз тот не поспешил высказать ничего против. После первой осушённой пиалы, Цзян Ваньинь всё же осмелился спросить: — Неужели в этом трауре позволяется пить вино? Не Хуайсан тут же скривился, давая понять, как не желанен сейчас этот вопрос. И как его злит эта глупая традиция. — Нет, — наконец ответил он. — Но если никто не узнает, значит, ничего и не было. Никто из тех, кто мог бы разнести эту новость по всем кланам. — И как же часто вы вот так пьёте? — снова не сумел сдержать язык за зубами Цзян Ваньинь. Не Хуайсан сначала заботливо подлил им ещё вина, а затем подпёр щёку рукой и уставился на пиалу собеседника. — Держите меня за пьяницу? — на всякий случай уточнил он. Заметил, как тот напрягся от такого вопроса, потому поспешил разрешить это недоразумение: — Даже если и так, то мне придётся вас огорчить, это лишь второй раз. Как оказалось, предаваться нравственному падению гораздо приятнее в чьей-то компании. И только сказав это, осушил и наполнил пиалу снова. Цзян Ваньинь того же делать пока не спешил. Он только наблюдал. — Как вы с этим справляетесь? Вопрос был явно не о вине. Такой тихий, словно сам его владелец был не уверен в том, что его нужно было задавать. Но несмотря на это, он разрезал тишину, даже показался слишком громким. И Цзян Ваньинь отвёл взгляд, устыдившись этого. Не Хуайсан же и вовсе подавился вином. Теперь приятное тепло превратилось в болезненное и обжигающее. От этого даже проступили слёзы. Он ещё несколько минут сидел и думал над вопросом, крутя в руках пустую пиалу. А затем еле слышно сказал: — Никак. Этот же ответ показался тихим шелестом, вмиг растворившимся в комнате, которая, потакая своему владельцу, решила разнести этот шёпот по всем уголкам, поглощая и заглушая его, чтобы это слово не дошло до адресата. — Никак, — ещё тише добавил Не Хуайсан, словно боясь, что его могут услышать. Что он сам себя услышит. — Никак я не справляюсь. А как с этим можно вообще справится? Я потерял единственного, кто был мне семьёй. И вот теперь я сижу и напиваюсь с совершенно незнакомым мне человеком. С момента, как мы последний раз виделись, прошло почти три года, с момента как мы вот так вместе выпивали почти четыре. У вас теперь есть племянник, я теперь глава клана. Мы оба так сильно изменились. Разве справедливо полагать, что мы знаем друг друга? Цзян Ваньинь опустил глаза. Он не спешил что-то на это отвечать, а язык Не Хуайсана подогретый алкоголем не желал останавливаться. — Мне кажется, что я сижу с человеком, с которым я так хорошо знаком, но и которого вижу впервые в жизни. И я сейчас вовсе не про то, что с вами так легко найти общий язык. Он снова протянул руки к кувшину, желая налить себе чего-нибудь, но эта попытка была почти сразу же прекращена: Не Хуайсана била мелкая, но такая частая дрожь. Он был уверен, что стоит заговорить, голос тоже будет дрожать из-за того, что дрожит всё тело. — Как вы с этим справились? — еле слышно прошелестел он, опуская голову так, что лицо тут же скрылось за волосами. Теперь нельзя было увидеть дрожащие губы, ресницы, на которых скапливалась влага. Капли скатывались на щёки, но не катились ниже, так и застывая, а после высыхая. Сил на то, чтобы громко реветь и горевать уже не осталось. В душе всё ещё царили безумная скорбь и отчаяние, с каждым часом всё большое расшатывая душевное состояние Не Хуайсана. И он явно был готов сорваться в любую секунду от любого неправильного слова или действия, несмотря на свой упадок сил. Цзян Ваньинь молчал довольно долго. Из-под завесы волос Не Хуайсан увидел, как тот даже подлил себе немного вина, но глоток так и не сделал. От этого стало ещё тоскливее. Разве он не достойная компания, чтобы выпить и поговорить? — У меня племянник, — наконец произнёс Цзян Ваньинь. — Я прошёл через многое, чтобы он рос в моём клане. Теперь я не могу не справляться. Что ж, никакой волшебной панацеи не существовало. Боль… Она вообще пройдёт? Или навсегда останется такой зияющей дырой в груди, которая будет тратить так много сил и эмоций, доводить до истощения каждый день? Хоть что-то способно помочь ему или он до конца своей жизни будет обречён на страдания? — Стало хоть немного легче? — дрожащим голосом спросил он. — Я не знаю. Но вам, может, и станет легче. Вы потеряли… Перебил его громкий и резкий стук по столу — это Не Хуайсан с силой ударил ладонью. Он резко поднял голову. В глазах была какая-то странная злоба. Такая болезненная. Он словно злился на себя, на всех вокруг, на весь мир. И в особенности на Цзян Ваньина, которого буквально прожигал таким взглядом. — Что? Хотите сказать, что я потерял не так много близких? — голос дрожал то ли от гнева, то ли от подступающих слёз. — Мы оба потеряли всю семью. Дагэ был всей моей семьёй! Всё, что у меня осталось, рухнуло в один момент! И не смейте сравнивать наше горе! Вы ни дня не проходили в трауре, вас не касалось всё это. Вам ни разу не приходилось организовывать похороны! А для меня это не впервой. И от этого не легче… Последнюю фразу он буквально прошептал, отворачиваясь от Цзян Ваньина. Дамба, удерживавшая эмоции, была разрушена, и теперь Не Хуайсан только и мог, что тихо всхлипывать, ненавидя всё вокруг. — Мне иногда кажется, — внезапно даже для самого себя заговорил он, приоткрывая завесу своей души, — что ещё чуть-чуть, и я не выдержу. Найдётся что-то, что меня добьёт. А если не найдётся, то я сам наложу на себя руки. Я не справлюсь. Я не понимаю, что мне делать дальше. Наверное, со стороны он выглядел жалко. Или вызывал желание помочь. А может быть, отвращение. Но в любом случае Цзян Ваньинь молчал. Он не спешил успокоить, но Не Хуайсан чувствовал на себе долгий пронзительный взгляд. Что ж, по крайней мере от него ещё не отвернулись, не желая смотреть на весь этот ужас. А затем глава Цзян подлил ему в пиалу ещё вина и, стоило Не Хуайсану её живо осушить, сказал: — Вам придётся справиться. — Ради чего?! У вас хотя бы есть, ради кого можно стараться. А я?! Я остался один. — Хотя бы ради собственного клана, которому нужен лидер. Не Хуайсан сначала усмехнулся от этой фразы, потом раздался смешок, а потом его и вовсе пробрал истерический смех. Эти слова показались ему просто до ужаса забавными. Это он-то лидер?! Ну надо же, другие видят в нём то, чего и подавно не было! — Я никогда не хотел быть главой клана. никогда не учился этому, — снисходительно пояснил он. — Я не умею и ничего не знаю. — Значит, самое время это исправить, — ответил Цзян Ваньинь. Не Хуайсану подумалось, что это, наверное, обидно. Тот пришёл, чтобы узнать, как новоиспечённый глава справляется со своим горем, но в ответ ничего не получил, а теперь сидит и рассказываем, что же делать дальше. Видимо, это действительно было обидно и не было целью визита, потому Цзян Ваньинь поднялся на ноги, собираясь уходить. И тогда Не Хуайсан сделал то, чего не сделал бы никогда, находясь в трезвом состоянии, потянулся и схватил его за руку. — Не уходите, — тихо попросил он, становясь похожим на маленького ребёнка. Всеми покинутого и одинокого. — Без вас здесь слишком тихо и пусто. А другие слишком шумят и раздражают. Я не хочу оставаться один. Это… больно. И страшно. Мне кажется, что это всё меня поглотит. — Этим летом приезжайте в Пристань Лотоса. Когда придёте в себя. Немного погостите отдохнёте. В это время как раз начнут цвести лотосы. По лицу Цзян Ваньина было понятно, что он и сам не знал, как такое предложение могло оказаться в его голове, но отказываться от своих слов не он спешил. Напротив, он стал выглядеть даже немного увереннее. Наверное, думал о том, что им обоим это будет полезно. Они когда-то были друзьями, а сейчас лишились всей своей семьи. Может, они действительно смогут помочь друг другу? Но Не Хуайсан так ничего и не сказал. Пусть согласия не прозвучало, но и отказа тоже, так что вопрос повис в воздухе. Пальцы медленно разжались, выпуская руку Цзян Ваньина. Тот замешкался ещё на пару секунд, а затем всё-таки ушёл, понимая, что дальше его присутствие, в лучшем случае, не принесёт никакой пользы, а в худшем, только усугубит ситуацию. А через минуту в покои влетел Мэн Яо. Наверное, проходя мимо, заметил, как из комнаты Не Хуайсана выходит глава Цзян, и решил выяснить, всё ли в порядке. И оказалось, что нет. Он опустился рядом с Не Хуайсаном, приобнимая за плечи и о чём-то расспрашивая. Наверное, о самочувствии, вине на столе и ещё чём-то. Но тот только опустил голову ему на плечо, прикрывая глаза и продолжая мелко дрожать. Глава клана? Достойный и умный? Как смешно. Он же никто. Пустышка. Как он вообще может быть хорошим главой клана. Первый день в роли главы клана не отличался вообще ничем от той предыдущей недели. От Не Хуайсана ничего не требовали. Может, понимали ту степень горя, потому не спешили вешать на него груз ответственности. А может, в этом всём было что-то ещё. Но пока что это мало интересовало самого Не Хуайсана. Даже если и так, даже если у всех вокруг действительно есть какие-то свои скрытые мотивы, то с этим он будет разбираться уже намного позже, когда придёт время. Как бы сам он не отнекивался, всё равно прекрасно понимал, что рано или поздно ему придётся взяться за ум, стать хотя бы подобием главы клана. Но не сейчас. Сейчас было тошно даже от одной этой мысли. Лань Сичень должен был уехать завтра. Мэн Яо немного позже. И тогда бы они оставили Не Хуайсана в полном одиночестве. Нечистая Юдоль выглядела очень тоскливо, а с их отъездом это ощущение только усилится. И тогда глава Не точно утонет в собственном отчаянии. Ночами его преследовали кошмары, днями — печальные взгляды и шепотки. Это раздражало и ранило. Та жалость, с которой к нему относились все вокруг. Только сейчас Не Хуайсан понял, почему именно так сильно цеплялся за Цзян Ваньина: тот говорил с ним, как с обычным человеком, без жалости, но с состраданием и пониманием. Даже Мэн Яо смотрел на него с настоящей жалостью, а что уж говорить про Лань Сиченя. И никак не спалось с этими мысли и знанием, что кошмар придёт, стоит закрыть глаза, Не Хуайсан поднялся с постели. Требовалось прогуляться. Может, ночная тишина поможет успокоиться. Одевшись, он устремился на улицу. Практически вся резиденция спала. Только дежурящая стража и редкие слуги, устраивающие свидания под луной, думая, что их никто не замечает, бодрствовали. Но никто не преграждал дорогу. И вскоре он добрался до большого подвесного моста. Он соединял две части резиденции и был расположен со стороны тренировочной площадки, потому и являлся его частью. Находясь на большой высоте, он вызывал страх у всех молодых адептов и у некоторых даже самых бесстрашных бывалых воинов. Внизу располагалась не такая уж и широкая река, но с довольно сильным течением и каменистым дном. Пересекая этот мост, попадаешь на другую часть тренировочного поля. Мол, нужно преодолеть свой страх, чтобы заниматься дальше. Поэтому Не Хуайсан бывал на той стороне всего пару раз. Каждый раз, стоило ему ступить на мост, как тут же перехватывали дыхание. Было страшно от того, как вся эта конструкция трясётся, и Не Хуайсан начинал трястись вместе с ней. Движимый желанием побывать там, где так часто бывал его брат, Не Хуайсан на негнущихся ногах прошёл до середины моста, а затем чуть ли не рухнул на него. Мост раскачивался от каждого шага, к этому ещё прибавлялся ветер, который, казалось, ещё немного и сдует в пропасть, что разверзлась под ногами. Не Хуайсан до побелевших костяшек сцепился в верёвки, служащие перилами. Ни вперёд, ни назад. Духу бы не хватило снова подняться и проделать такой же путь хоть в какую-то из сторон. Но двигаться надо было, ведь иначе становилось ужасно холодно. В горах на такой высоте всегда было гораздо холоднее, а прогулка сюда была незапланированной, потому даже и мысли не было одеться теплее. Пальцы с такой силой стискивали верёвки, будто те могли каким-то чудесным образом помочь ему. Переправить на землю, утешить или снять боль с сердца. Но они ничего не делали. Да уж, Не Минцзюэ действительно достался не самый лучший братец: даже мост перейти не может. Наверняка он стыдился своего брата до самого последнего вздоха. Горячие слёзы начали скапливаться в уголках глаз. — Господин? — мужской голос заставил Не Хуайсана вздрогнуть и замереть. Здесь никого не должно было быть. Даже поблизости. А если всё-таки кто-то из стражи и решил пройтись, то все люди, которых он встречал, были точно старше его. А этот голос принадлежал человеку примерно одного с ним возврата. — Господин, с вами всё хорошо? Слышится скрип досок — кажется, что этот человек приближается. Идёт он очень медленно, неуверенно, даже опасливо. Неужели принял Не Хуайсана за какого-нибудь неупокоенного духа? Хотя, тот весь в белом посреди ночи на этом мосту, это было бы даже неудивительно. Медленно, продолжая крепко цепляться за верёвки, чтобы устоять, Не Хуайсан поднялся на ноги и развернулся к этому человеку. Тот был одет в форму одного из стражников. По своему опыту, молодой глава мог прикинуть, что это даже не последний человек. Волосы его были забраны в низкий хвост. Взгляд был на удивление спокойным. Похоже, этот юноша не боялся ни призраков, ни встречи с главой клана. На какое-то время тупую, ноющую боль заглушил интерес к этой персоне. — Так с вами всё в порядке? Что вы здесь делаете? Разве уже не был объявлен отбой? Боги! Да он просто не знал, кто такой Не Хуайсан! Видимо, никогда не бывал в резиденции и не был ни на одной из недавних церемоний! Что ж, тем лучше. Не будет жалостливых и сочувствующих взглядов. — Я просто хотел попробовать пересечь этот мост. Знаете ведь, что это проверка на способность побороть один из главных страхов человека. Я хотел попробовать пройти ночью, пока меня никто не видит, чтобы не нервничать и завтра наконец попасть на ту часть площадки, — Не Хуайсан взял на себя роль нового адепта. Говорил он быстро, чуть смущённо, так что выглядело это убедительно. — Но я как-то… испугался. И не смог дойти. Голова закружилась, ноги затряслись. Вот только этот стражник с подозрением осмотрел его, и внутри Не Хуайсан вспыхнул от возмущения. Его! Его! Смеют в чём-то подозревать! Какое бесстыдство! Какое нахальство! — Вы в траурной одежде, — даже узнав, что перед ним стоит обычный адепт, он всё равно продолжил обращаться вежливо. — У вас кто-то умер или вы тоже решили оплакивать почившего главу? Нет-нет, не подумайте, в этом ничего плохого нет, я просто интересовался! От того, как этот человек засуетился, весь праведный гнев тут же как-то исчез, а не лице проступило печальное выражение. — Умер, — наконец ответил он. — Мне жаль, — кивнул этот юноша с каким-то пониманием. — Давно? — Нет. Совсем недавно, — незаметно для себя Не Хуайсан сжал верёвки ещё крепче. — Мне ещё долго ходить в этом. — Неужели отец? — Нет, но… он заменил мне его. Когда умерли мои родители, он остался рядом. Заботился обо мне. Он научил меня всему… попытался это сделать, — он грустно улыбнулся. — Я был не самым прилежным учеником. — Он умер, а теперь вы здесь, — обеспокоенно начал стражник. Несколько секунд Не Хуайсан тупо смотрел на него в ответ, не понимая, к чему тот клонит. А стражник тем временем сделал небольшой шаг вперёд. Боялся он, скорее, не высоты, а действий своего нового знакомого. И тут-то до Не Хуайсана дошло. Он чуть было не рассмеялся от абсурдности этих подозрений, словно это не он ещё вчера в пьяном бреду заявлял Цзян Ваньину, что наложит на себя руки. И теперь попытался мягко и успокаивающе улыбнуться. Да уж, ситуация выходила несколько забавной. — Не беспокойтесь, я сюда не за этим. Я просто хотел прогуляться и заодно попробовать пересечь мост, — заверил его Не Хуайсан. — Тогда почему бы нам не прогуляться вдвоём? — Я бы с радостью, вот только с места сдвинуться не могу. Ноги не слушаются, — ответил Не Хуайсан и побледнел, стоило ему вообще вспомнить, где он находится. Один шаг, и всё начнёт раскачиваться. Несколько секунд стражник стоял в ступоре, а затем посмотрел на незадачливого главу клана как на больного головой. Он словно бы хотел спросить, зачем было лезть туда, откуда не сможешь уйти, но вовремя вспомнил о манерах и приличиях, потому промолчал. Вот только Не Хуайсан понял это сложное выражение лица и тут же плаксиво ответил: — Мне было плохо, я особо не думал, куда иду и что делаю. Тогда этот юноша вздохнул и шагнул на мост, заставив его слабо колыхнуться. Не Хуайсан побелел от этого ещё больше. А новый знакомый всё продолжал уверенно идти, даже не смотря вниз. Похоже, у него не было такой проблемы, как страх высоты. Оказавшись на расстоянии не больше трёх чи, протянул руку. Не Хуайсан обязательно бы поразмышлял над пристойностью этого действия, если бы был не так напуган тем, что находится на огромной высоте над пропастью. И сейчас без всяких колебаний схватился за руку, позволяя себя вывести с моста. Оказавшись на твёрдой земле, он резко выдохнул, опираясь руками о колени. — Я Бай Ху, кстати, — представился этот юноша, смотря на своего менее храброго спутника. — Как белый тигр? — тут же заинтересованно вскинул голову Не Хуайсан. Он встречал мало людей с именем подобного значения. Белого тигра всегда ассоциировали с царством мёртвых. Так кто же в здравом уме назвал бы так своего ребёнка? Однако поняв, как бестактно звучит его вопрос и как неприлично вот так пялится после подобных слов, Не Хуайсан прочистил горло и выпрямился, делая вид, что ничего подобного не спрашивал. — А ваше имя? — спросил Бай Ху, после непродолжительного молчания. И Не Хуайсан чуть не хлопнул себя по лицу. Ну конечно, все в приличном обществе представляются друг другу сразу же. Вот только раз уж он начал это представление, то не был намерен так просто отступать и выдавать свою истинную личность. — Сан… Сан Е, — наконец выдал он. — Как листья шелковицы? — с сомнением протянул его новый знакомый, а сам Не Хуайсан отчаянно покраснел, хорошо хоть была ночь, и нельзя было этого так просто разглядеть. — Не вам меня упрекать в странном имени! — занервничал он, на что его собеседник только улыбнулся и покачал головой. — Я вовсе не упрекал. Я только этим вечером приехал сюда и не хотел бы поссориться из-за такой глупости. — Только этим вечером? — тупо повторил Не Хуайсан. — Да. До этого я жил на другом конце территории клана, но во время военных действий отличился, потому меня постепенно повышали. А потом осада горы Луанзцан, и командующий военным департаментом поручился, что сможет дать мне хорошее место в департаменте охраны, как только всё закончится. Конечно, процесс оказался не быстрым, но, когда всё было готово, умер бывший глава клана, и стало не до назначений. Но теперь новый глава вступил в свои права, и я приехал сразу же, как только мне прислали письмо. Что-то во всём этом тревожило Не Хуайсана, но он никак не мог понять, что же именно не так в этом рассказе. Потому он решил отложить все свои беспокойства на потом. — И какая же должность теперь у вас? — Сотник Западного двора. Все покои членов клановой семьи находились с восточной стороны резиденции, как и кабинеты и залы для собраний. Так что без срочной необходимости или случайности им после этого точно не свидится. Пока что Не Хуайсан не слишком понимал: хорошо это или плохо. — И, выходит, никогда не видели нового главу? — Нет, — покачал головой Бай Ху. — Но за этот вечер уже успел про него услышать. — Правда? — Не Хуайсан постарался изобразить светское любопытство, а сам сгорал от нетерпения узнать, что о нём говорят люди. Знал, что ничего хорошего, но хотел оценить своё положение. — И что же вы слышали? Сотник заколебался, огляделся по сторонам. Ему уж точно не хотелось в первый же день на службе оказаться услышанным не теми людьми. Тогда бы его обвинили и наказали. Да и сплетничать про главу клана по первой просьбе было как-то ниже его достоинства. Но новый знакомый не торопил и выглядел так, словно точно не собирается раскрывать кому-то их маленький тайный разговор. — То, что он ужасно безответственный человек, — наконец выдохнул Бай Ху. А потом понизил голос, опасаясь любых случайных слушателей, хотя здесь, кроме них двоих, никого и не было. — То, что он бездельник с низким уровнем самосовершенствования. И что никогда не хотел становиться главой клана, потому ничего и не умеет. Ничего не знает. Но, может, он возьмётся за ум. Первые несколько дней молчания и безделья все поймут, это я не сомневаюсь. Но, надеюсь, они не перерастут в месяца и годы. Не Хуайсан недовольно поджал губы. Самое оскорбительное во всём это было то, что это была правда! И поэтому эти слова нравились ему меньше всего. — Всего несколько дней? — наконец печально уточнил он. — Скорбь и боль ведь может душить гораздо дольше. — Я знаю, — тихо ответил Бай Ху. — Но есть разница между вами и главой клана. Вы всего лишь младший адепт, вы можете горевать столько, сколько вздумается. А глава клана на это не имеет права. Это неправильно, горе за несколько дней не пройдёт, и поэтому я ему сочувствую. Но все должны помнить о своих обязанностях и том, что должны и чего не должны делать. Не Хуайсан не согласился с этими словами, но и оспаривать их не стал. Просто молчал поплёлся дальше, понуро опустив голову. — Сан Е! — тут же воскликнул сотник, заспешив следом. — Терять близких очень тяжело. Я знаю. Я побывал на многих сражениях и похоронил почти всех друзей. Но не стоит поддаваться боли внутри. Поверьте, она не приведёт ни к чему хорошему. Её не нужно пытаться унять, её нужно просто пережить. — Что ж, если вы в меня верите, то я, наверное, смогу продержаться, — медленно и еле слышно пробормотал Не Хуайсан. Ещё некоторое время они мирно разговаривали, прогуливаясь по безлюдной территории клана. И вернулся глава в свои покои только ближе к середине ночи. А там уже сидели обеспокоенные Лань Сичень и Мэн Яо. Видимо, решили проверить, как себя чувствует Не Хуайсан после этого дня, а тот пропал. Он замер на пороге собственных покоев, никак не решаясь зайти. И от этого чувствовал себя очень глупо, но всё никак не мог сдвинуться под обеспокоенным взглядом этих двоих. И сам не понимал, почему. Ему не было стыдно за то, что заставил их волноваться. Тогда почему же замер и чего-то ждёт? Может, потому что привык, что дагэ его ругал за всякие выходки, вот и сейчас ожидал привычной ругани. Но она всё никак не следовала. — Хуайсан, — всё же начал Мэн Яо, — где ты был? Мы беспокоились. От этих слов Не Хуайсан словно бы отмер. Он зашёл в комнату, смотря на всё каким-то странным болезненным взглядом. Особенно вглядывался в лица, стараясь найти там хотя бы отголоски, похожие на ту боль, которую он испытал. Но на него взирали лишь обеспокоенные лица. И тогда стало ясно, почему находится в их обществе было просто невозможно. Не Хуайсан медленно опустился на свою постель, не произнося ни слова и стараясь больше не смотреть ни на кого. Он чувствовал себя так… неправильно, горюя по Не Минцзюэ, пока друзья дагэ вели себя так спокойно. Стойко. — Почему мне так больно? — еле слышно прошептал Не Хуайсан, обнимая себя за плечи. — Почему это всё никак не проходит? Почему вы так спокойны, словно вам совсем не больно?! Сичень-гэ, ты ведь знал дагэ почти всю свою жизнь, так почему же одному мне так плохо? Почему я один так сильно страдаю?! Почему только мне одному не хватает выдержки, силы, чтобы это пережить? Его трясло так, что любой сторонний наблюдатель случайно зашедший в комнату, мог бы подумать, что у главы клана какой-то припадок. Но его лишь снова настигла такая истерика, какая случилась после похорон брата. Разве что сейчас в ней было куда больше печального смирения. Это был момент осознания своего полного бессилия. Своей ничтожности. И это убивало. Осколки сердца кромсали внутренности. И Не Хуайсану даже хотелось, чтобы он оказался не в силах пережить это. Чтобы всё это наконец закончилось. Рядом опустился Мэн Яо. От него как всегда веяло спокойствием. Рядом с ним можно было почувствовать себя в безопасности, спрятаться от бед даже на какое-то краткое мгновение. С ним всегда было так легко, так просто. Наверное, этот человек единственный, на кого можно будет дальше положится полностью. — Это больно. И страшно, осознавать, что его больше нет с нами. Но, Хуайсан, пойми, каждый проживает боль по-своему, — успокаивающе заверил он. — Но почему… почему я плачу днями напролёт?! Почему мне кажется, что эта боль никогда не утихнет?! Вместо ответа его прижали к себе. И Не Хуайсан тут же вцепился в жёлтые одежды, как в своё последние спасение. Прижимался, пытаясь найти хоть каплю утешения. Но печаль так и не стала меньше, и Не Хуайсан зарыдал. Так громко и отчаянно, словно надеясь, что это дойдёт до Небес и умилостивит богов настолько, что они всё же решат вернуть ему брата.