Закон мести

Привет. Как дела? У нас всё нормально. Отвёл Цзинь Лина на уроки каллиграфии. Они скоро закончатся, вот сижу и жду его на лавочке около кабинета. И пишу тебе. Надо же, всего через пару дней начало мая, а уже довольно жарко. А-Лин пару дней назад умудрился немного заболеть, но переживать не стоит. Теперь приходится одевать его теплее, чтобы не замёрз и болезнь не усилилась. Жаль, ты не видишь, как он смешно и недовольно пыхтит, потому что хочет ходить в лёгкой одежде, как и все вокруг. Пару раз он хватался за игрушечный деревянный меч и бегал с ним по всей Пристани Лотоса. Думаю, ещё год, и с этим мечом он будет спать. А-Лин разгуливает в новых жёлтых одеждах клана Цзинь, а я всё ещё поражаюсь, как быстро растут дети и как часто приходится менять одежду. А ещё знакомится со всеми подряд, когда я навещаю тренировочную площадку, чтобы проверить, как у адептов идут дела. Он не из робких. Мы с ним гуляем по всей резиденции, а иногда просто выезжаем в ближайший город. И в такие моменты я думаю, что на А-Лина лучше бы прикрепить поводок, чтобы не потерять. Он ужасно активный и вечно рвётся что-то исследовать. Один раз мы гуляли и не слишком следили за дорогой. Думали, выйдем к какому-нибудь живописному месту, а вышли к озеру, откуда заклинатели изгоняли водных гулей. А-Лин тогда был в восторге. “Оо! Дядя, там монстры! Их сожгут?” Не знаю, почему он решил, что их сжигают. И почему ему вообще так понравилась эта идея. Я стараюсь проводить время с ним так, как ему нравится. Один раз я как-то выслушивал два часа про сказки, которые ему рассказывала его няня. А-Лин часть из них уже слышал по десять раз и остыл к этим историям, ему просто нравится пересказывать за каждого персонажа разными голосами. Его и так трудно понять, когда он слишком возбуждён и перебивает сам себя, а тут ещё и пытался имитировать голоса других людей. Честно, я думал, что сойду с ума. Ещё ему нравится, чтобы я комментировал или пытался угадать следующий сюжетный поворот. Мне кажется, в его голосе перемешались все истории, потому что он иногда несёт такую нелепицу. Всё хочу сам начать читать ему книжки, но пока никак не успеваю. Я слушаю, как мускулистый заклинатель бежит спасать девушку, а потом мы внезапно выбираем этому заклинателю причёски и принадлежность клану. А потом девушке. А когда моё видение не совпадаем с видением А-Лина, он так забавно морщится и говорит: “Фу”. Мне кажется, что мне столько всего нужно дать ему, столько его не хватает. Но стараюсь не винить себя или привыкать к этому чувству. Знаю, ты в прошлом письме говорил о том, что мне нужно перестать корить себя за всё на свете и искать недостатки в своих действиях. Но пока что привыкать мне гораздо легче. В ноябре я планирую начинать его понемногу учить его различным стойкам и приёмам, хотя не думаю, что из меня выйдет хороший учитель. Может, найти кого-то, кто сможет обучать А-Лина? Цзинь Лину очень нравится учительница, которая преподаёт каллиграфию. Он её прям любит, и мне кажется, это взаимно. Она молодая девушка с интересными причёсками и бесконечным терпением к детям. И я готов поклясться, она ещё ни разу не пришла с одинаковой причёской. Но с другой стороны, откуда мне с точностью разбирать в таких вещах. Ещё его понемногу учат манерам. Там преподаёт мужчина. Он чуть построже, но контакт вроде есть. Не думаю, что порчу ребёнку его детство. Я вижу, что ему прям нравится. Какая-то любознательность прививается, что ли. Ему нравится встречать учителей согласно правилам этикета. Да и прогресс есть. Весь апрель так занимается. Очень надеюсь, что он вырастет и будет уверен в своих знаниях. Я только сейчас вспомнил, что нужно составить список вещей, которые ему нужно заказать. А это вообще весь гардероб! Потому что он из всего вырос. Такой длинноногий… Может, ему вообще этот меч не будет нужен, одними ногами будет лупцевать своих врагов? В клане дела идут неплохо. Знаю, мы не обсуждаем эти темы, но просто хотел это сказать. Чтобы ты не переживал, наверное. Или нет. Не знаю. Наверное, к тому моменту, как я буду отправлять тебе это письмо, забуду зачеркнуть этот абзац. Ну и ладно. Но у нас всё очень хорошо идёт. Особенно по сравнению с моими первыми неделями в роли главы клана. Ух, сколько ошибок было. И этим я очень доволен. Но честно, хотелось бы, чтобы было немного спокойнее. Чтобы было поменьше обязанностей и я мог проводить больше времени с А-Лином. Чтобы не было долгих собраний которые всегда почему-то выпадают на то время, когда он больше всего хочет играть. Мысли это вообще отдельная тема. Они постоянно витают не там где надо. Может, это приближающееся лето так сказывается? Но мысли всё время то в прошлом, то в фантазиях. И почти никогда в настоящем. Постоянно помню, что хочу изменить одно и сделать другое, но потом иду спать, потому что внезапно уже поздно. Совсем нет вдохновения, а очень хочется. Хочется чем-то гореть. Вот у Цзинь Лина такой проблемы нет. У него каждую неделю новое увлечение, о котором он готов трещать часами. Но в последнее время во мне мало чего вызывает нужный градус эмоций. Кажется, что всё одно. Что выкинуть ненужную бумажку, что расстаться. Цзинь Лин, кстати, всё ещё хранит тот рисунок, что ты сделал. И постоянно спрашивает, когда ты снова к нам приедешь. А я думаю приехать к тебе. Может, мои слова могут прозвучать так, словно я лезу не в своё дело, но всё же. Совсем скоро будет как год, когда твой брат умер. Наверное, тебе будет легче, если рядом будет кто-то, на кого ты можешь опереться. Не хотел заканчивать на такой грустной ноте, но Цзинь Лин уже закончил и бежит ко мне. С наилучшими пожеланиями, надеюсь, у тебя всё хорошо, Цзян Чэн.

*** Не Хуайсан тяжело вздохнул. Ни одной дельной идеи ему в голову не шло. У него вообще в голове образовалась пустота. И так несколько дней подряд. И чем ближе был день смерти Не Минцзюэ, чем громче и звонче становилась эта тишина в голове. Это было заметно. Даже Янь Фэн, который предпочитал не лезть не в своё дело, один раз осведомился, всё ли с главой клана в порядке. И сразу же получил положительный ответ, который был больше похож на попытку огрызнуться. И потому понял, что нет, не в порядке. Чжу Юй вечно вертелся вокруг, не зная, как подступиться, спросить и помочь. И этим жутко раздражал. Потому пришлось отослать его с глаз подальше, пока на него не сорвались. Не Хуайсана раздражало всё: его собственное поведение, рассеянность, неспособность сконцентрироваться ни на чём из-за меланхоличных мыслей, которые переполняли его голову. Его раздражали и все остальные люди, которые хоть как-то пытались влезть в его чувства. Наверное, они думали, что это высшее благо с их стороны, но всё было ровно наоборот. И в конце концов, Не Хуайсана жутко бесило его же раздражение на всё вокруг. Дополнительным грузом на плечи ложилось известие Чжу Юя о том, что он узнал, откуда пошла та злосчастная мелодия. Не Хуайсан как наяву помнил, как юноша вошёл в его кабинет. Выглядел он совсем растерянно, словно никак не мог уложить в голове полученную информацию и понятия не имел, как будет правильнее её преподнести. — Я искал много где. Похожих тёмных мелодий нигде не было. Но вы ведь и сами прекрасно знаете, что она очень похожа на песнь очищения, — пытался как можно мягче подвести к сути дела Чжу Юй. — И она несомненно из клана Гусу Лань. Общее сходство, а также посмотрите: вот эти и эти ноты в подобном переплетении характерны только для этого клана. Не Хуайсан бы соврал, если бы сказал, что не подумал в тот момент на Лань Сиченя. Он подумал. Озлобленность и ожидание очередного предательства привели именно к этому. На какие-то пару секунд решил, что тот оказался в сговоре с Цзинь Гуанъяо, что тоже причастен к смерти Не Минцзюэ. И в душе разгорелась такая злоба. Его снова предали! Лишь потом пришло осознание того, что Лань Сичень по природе своей не способен на такое мерзкое и подлое злодеяние. Выходит, Цзинь Гуанъяо предал их всех. И был порыв примчаться на всех парах к главе клана Лань, рассказать ему обо всём. Вот только тот слишком верит в людей, слишком дорожит своим названным братом, чтобы поверить так просто. Нет, без доказательств этот разговор будет бесполезен, а сам Не Хуайсан станет мишенью для Цзинь Гуанъяо. Оставалось лишь осознавать своё бессилие. Он ничего не мог с этим поделать. Ничего. Разве что как-то попытаться провернуть всё так, чтобы вся Поднебесная узнала о злодеяниях Цзинь Гуанъяо. Чтобы люди сами решили от него избавиться. Это был самый безопасный вариант. Хотя, он мог оказаться очень долгим и энергозатратным. А свершить свою месть хотелось прямо сейчас. Но придётся подождать. Хотя бы для того, чтобы подумать, как действовать дальше. У него уже была маленькая зацепка. Оставалось понять, что с ней делать дальше. Покрутив в руках письмо Цзян Ваньина — его получилось прочитать только с третьего раза из-за того, что Не Хуайсан вечно уходил в свои мысли, — он слабо улыбнулся. Ему определённо нравилось, как за всё это время их отношения постепенно теплели, в них появлялось всё больше доверия. Потому и письма были довольно развёрнутыми и такими родными, что ли. Они будто бы согревали душу и давали немного сил. Разумеется Не Хуайсан ответил, что Цзян Ваньинь может приехать. Но не стал уточнять, что приехать захотели ещё и Лань Сичень с Цзинь Гуанъяо. Было гораздо лучше от того, что будет хоть кто-то, с кем у него достаточно тёплые и близкие отношения, чтобы спокойно поговорить, даже выговориться. Потому что были серьёзные подозрения, что уже к середине встречи Не Хуайсан будет тошнить от себя самого и от того, что он должен изображать дружбу и дружелюбное отношение к Цзинь Гуанъяо. По правде сказать, он был вообще удивлён тем, что глава Цзинь решил его навестить. Не Хуайсан приложил море усилий, чтобы постепенно, медленно, но верно выклевать ему мозг, довести до белого каления. Он обращался за помощью бесчисленное количество раз. Причём из-за таких глупых мелочей. Конечно, он мог бы разобраться со всем этим сам. Это было довольно легко, но зачем тратить своё время и ресурсы на то, чтобы решить эти проблемы, если можно было нагрузить этим Цзинь Гуанъяо и заодно немного его побесить? А в том, что это бесило, сомнений не было. Любому бы надоело вечно помогать в таких глупостях. Пожалуй, это было единственным, что хоть немного радовало его в последнее время. Не Хуайсан не до конца понимал, как он оказался в храме. Молиться — последнее, чего ему сейчас хотелось. Да и последние крохи веры он уже растратил. И теперь стоял и смотрел на статую божества перед ним. Большая, величественная статуя смотрела на него своими холодными пустыми глазами в ответ. Приближалась ночь, поэтому при свете свечей, огонь от которых колыхался при каждом дуновении ветра, все черты статуи становились будто чётче, резче. Иногда из-за дрожащего пламени свет и тень так сильно меняли своё положение, что начинало казаться, словно статуя внезапно двинулась. Вот только никакого впечатления на самого Не Хуайсана это не производило. Он не впадал ни в священный восторг, ни в благоговейный трепет, ни в первобытный ужас. Он лишь невыразительно, незаинтересованно смотрел. Если бы статуя действительно двинулась, если бы оказалось, что божество настоящее, то глава Не и тогда бы не испытал всех тех чувств. Он бы сразу высказал всё, что думает, насчёт всех этих божков и того, что они допускают в мире, а его пламенная речь точно бы пристыдила кого угодно. Но движения не было, как и смысла что-либо говорить. — Глава Не, — послышался за спиной голос явно пожилого человека. — Не ожидал вас здесь увидеть. Неужто решили помолиться? — последняя фраза была сказана словно с усмешкой, намекающей на абсурдность подобного предположения. Не Хуайсан развернулся и увидел старика со стянутыми в пучок волосами. Этот человек казался знакомым, но никак не выходило вспомнить, кто же он такой. Старик же поклонился и, заметив задумчивый взгляд, поспешил ответить на непроизнесённый вопрос: — Шао Линг. Когда-то я вас учил обрядам, традициям и всему остальному. Кажется, в наше последнюю полноценную встречу вы сказали, что вера в мифических создателей мира — глупое занятие, пообещали выгнать меня, когда станете главой клана, и сбежали с урока. Кажется, это всё было потому, что я посмел отругать вас за недостойное поведение. Не Хуайсан ещё никогда в жизни не краснел так стремительно. Да и вообще, когда краснел, щёки его лишь покрывались лёгким румянцем, а сейчас всё его лицо стало красным от невероятного стыда. Он вспомнил это. И тут же пожелал забыть. Ему тогда было семь! Он был глупым мальчиком! Ну зачем было запоминать эту ерунду?! — Что ж, я рад, что вы не стали делать обещанного, — заключил Шао Линг, явно довольный проделанной работой. Теперь Не Хуайсану хотелось провалиться сквозь землю. Зарыться куда-нибудь поглубже и не вылезать, пока не исчезнут все, кто знает про его идиотское позорное поведение. Он был глупым заносчивым мальчишкой! — Что вы здесь делаете? — глава клана постарался сохранить остатки самообладания и достоинства, голос не дрожал и в нём почти не было слышно сконфуженности. — Мне казалось, вас сместили и не слишком рады, когда вы появляетесь в этих частях резиденции. — Верно, — беспечно кивнул Шао Линг, словно бы они говорили о погоде, а не о теме, которая должна быть невероятно важна для него и задевать за живое. — Но иногда невероятно приятно смотреть на лица всех этих людей, которые видят меня здесь, но ничего не могут с этим поделать. Я всё ещё человек из департамента обрядов, потому запретить мне здесь появляться они не могут. — Неужели это единственная причина столь поздней прогулки? Немного позлорадствовать? — Я почувствовал, что здесь есть человек, который нуждается во мне. — Вздор, — хмыкнул Не Хуайсан. Он резким движением распахнул веер, отвернулся от собеседника и уставился снова на статую. — Я ведь серьёзно спрашиваю. — А я не менее серьёзен в своём ответе. И ваше неверие ничего не изменит. — Не знаю, кто вам сказал, что я здесь, но это и не важно, — решил Не Хуайсан. — С чего же вы решили, что я в вас нуждаюсь? — А это не так? Вы ведь не молиться сюда пришли. Хотите накричать на статую, чтобы ваши слова добрались до самых небесных чертогов, чтобы все узнали, что вы думаете о богах? Жалкие, глупые, несправедливые, чёрствые, равнодушные, зачем они вообще нужны, если позволяют творится всякому беспределу в мире. Я прав? Не Хуайсан поджал губы и высокомерно задрал подбородок, не желая отвечать, пытаясь показать, что он куда выше этого глупого разговора, который не имеет никакого смысла. — Не стоит сражаться с богами, глава Не. Это всё равно, что биться с ураганом. Только зря силы потратите, — дал совет Шао Линг. Хотелось съязвить, но на ум не приходило ничего подходящего. — Я сюда не исповедаться пришёл, — только и смог ответить порядком раздражённый Не Хуайсан. — Что ж, давайте тогда поговорим о другом, — ничуть не смутился Шао Линг. — Тот юноша Чжу Юй, вы его прислали? — Нет. С чего вы вообще взяли, что я как-то к этому причастен? — осведомился Не Хуайсан. Что ж, он знал, что тёплого приёма для юноши ожидать не стоит, однако вовсе не рассчитывал и на то, что его отправят туда, куда отправляют всех, кого хотят выжить из резиденции. Обычно люди не выдерживали того, что внезапно на них перестают обращать внимание, что они становятся ненужными. И эти люди сами уходят совершенно разбитые. Один Шао Линг, казалось, не чувствовал никакого смущения по этому поводу. Только наблюдал с искренним весельем и интересом за развернувшимся перед его носом представлением. — Кроме того, что это было ваше решение: пригласить этого юношу в резиденцию? — с усмешкой уточнил старик. — Только то, что он сам не переставая трещит про вас. Кажется, вы стали для него неким авторитетом. Не Хуайсан только фыркнул. Ну и бред. Он и чей-то авторитет. Кто-то питает к нему неподдельное уважение и не стесняется об этом заявить. Это больше походило на ужасную, крайне несмешную шутку, чем на правду. — Что ж, не знаю, чем вы смогли завоевать его расположение, — тем временем продолжил Шао Линг, — однако он ради вас готов на многое. Хотя столько же в вас и не понимает. И я надеюсь, с таким доверием вы будете обращаться очень осторожно. Это может стать серьёзным оружием, а может и высшим благом. — Не сомневайтесь, буду, — кивнул глава клана. Со своими немногочисленными союзниками он будет носиться так, словно они фарфоровые. Сейчас каждый человек критически важен. А затем кое-что понял и поспешил уточнить: — Значит, более сдержанное поведение Чжу я на людях, улучшение его манер и знаний — ваша заслуга? — Верно, господин, — улыбнулся Шао Линг. — Хоть этот юноша не слишком доволен своим положением и считает, что достоин куда большего, скрывает это. В каком-то смысле даже от себя самого. Однако даже в подобной ситуации не может отрицать своего прогресса. Но терпения у него куда больше, чем у вас, уж извините, мой господин. Не Хуайсан лишь слабо усмехнулся и покачал головой. На такую правду обижаться нельзя. Да и поздно, раз уж весь их разговор начался именно с этого. — Что ж, в таком случае, позаботьтесь о нём. А пока, я бы попросил меня оставить. Даже этот короткий разговор жутко вымотал. В последнее время сил уже практически ни на что не оставалось. Всё сваливалось ему на плечи, копилось тяжёлым комом, пригвождая к земле. А Не Хуайсан даже не знал, что с этим поделать. Предыдущие месяцы оказались слишком трудными. Всегда казалось, что стоит узнать, откуда пришла мелодия, как сразу станет ясно, что делать. Но ничего не изменилось. У Не Хуайсана не руках лишь были знания, вот только он не понимал, как можно их применить. Да и не только это свалилось на его бедную голову. Пару месяцев назад сообщили о сильном всплеске тёмной энергии на территориях гробницы клинков. Это ни на шутку взволновало всех. Потому и сам Не Хуайсан изъявил желание поехать и посмотреть, что же там случилось. Заклинателей туда отправилось более чем достаточно, потому об охране волноваться не следовало. Янь Фэн, конечно, был против, считая, что это слишком опасно. Однако они пришли к выводу, что ни у кого пока что нет достойных причин пытаться избавиться от главы клана, а значит люди должны были в случае чего встать на защиту. На всякий случай вместе поехал Бай Ху. От него одного в критической ситуации толку было бы маловато, но на душе всё равно стало тогда чуть легче. Да и приятная компания появилась. Вот только, когда они приехали, стало совсем не до компаний, разговоров и беспокойств о собственной шкуре. Мародёры, побывавшие здесь, свели на нет огромные старания. Но это было не самым ужасным. Тем, что повергло абсолютно всех присутствующих в шок, оказались трупы заклинателей клана Не, да и других заклинателей, бывших здесь проездом. Тех, кто был ближе всего, успел среагировать на беду, когда она только началась. Но не смогли никак помочь и умерли. От такого количества трупов Не Хуайсана замутило. Особенно сильно в сознании билась мысль о том, что почти всё это люди его клана. Столько бессмысленных потерь. Трупы растаскивали, укладывали в ровные ряды, чтобы из можно было уложить и увезти. Чтобы достойно похоронить. Не Хуайсан же шёл между этих рядов, печально осматривая всех этих людей. Хотелось узнать, кто виноват в случившемся и закинуть их в гробницу клинков, чтобы та сама беспощадно разобралась с нарушителями. И жили ведь так хорошо и спокойно. Почему это всё вообще началось? Почему нельзя просто мирно жить? Почему всё именно тогда, когда именно он стал главой клана? Не Хуайсан внезапно затормозил, и Бай Ху, всё это время следовавший за ним немой тенью, чуть не врезался в главу клана. Тот же в свою очередь пригляделся к одному из убитых. Одежда была порвана на груди, но недостаточно, чтобы что-то рассмотреть. Может из-за этого, отсутствия достаточного освещения и игры света и тени, никто в достаточной мере ничего и не рассмотрел. Но Не Хуайсан увидел нечто, что его сильно встревожило. Он присел около этого трупа и аккуратно, совсем немного, отодвинул разорванные края. И тут же отдернул руку. Он всё заметил правильно. На груди у мертвеца красовалось язвенное проклятие. Но ведь оно должно было исчезнуть вместе с Вэй Усянем. Он умер, это был факт, в правдивости которого сомневаться не приходилось. Значит, проклятие наслал совсем не Вэй Усянь, а кто-то другой. Он подставил ни в чём неповинного человека! Не Хуайсан резко поднялся на ноги. — Господин, всё хорошо? — уточнил Бай Ху, увидев на редкость взволнованное и побледневшее лицо главы клана. — Да, — коротко ответил тот, не уверенный, стоит ли ему сообщать о своей находке хоть кому-то. — Но мне показалось, что… — Вот именно, тебе показалось. Идём дальше. И Не Хуайсан понятия не имел, что делать с полученной информацией. Всё скапливалось, а универсального решения с неба почему-то не падало. Нужно было думать самому, что с этим делать. Пару раз на дню он пытался убедить себя, что проклятие Сотни дыр и тысячи язв — забота не его. Но каждую ночь перед сном, стоило закрыть глаза, как перед его взором тут же появлялся тот труп с язвами на груди. Не Хуайсан тогда зажмуривал глаза, прижимал ладони и тёр, словно старался изгнать этот образ, стереть его, чтобы больше не видеть. И открывал глаза, перед которыми стояли цветные пятна. Они размывались, а их черты превращались в черты Вэй Усяня. Того совсем молодого улыбчивого пятнадцатилетнего мальчишку. Это была настоящая пытка. Пару раз возникала мысль написать Цзян Ваньину. Поговорить, спросить, что он думает на этот счёт. Но сразу же приходило осознание, что тот слишком сильно злится на Вэй Усяня, потому найдёт хоть тысячи причин, отговорок и прочего, чтобы объяснить эту странную находку. Но никогда не признает, что тот не виноват хотя бы в этом преступлении. Находить решение нужно было самому. И если бы только это тревожило главу клана Не, то это было бы словно дар свыше. Но ему ещё нужно было проводить собрания, разговаривать с чиновниками и каждый раз подавлять желание в отвращении скорчить рожицу или закатить глаза. Он понемногу начинал во всём разбираться. Отчасти благодаря тому, что слышал на этих собраниях. Но немалый вклад вносили и остальные его союзники. Янь Фэн натаскивал его по общим вопросам, стараясь вложить в голову главы клана всё то, что знает сам. Бай Ху рассказывал про устройство двух департаментов — военного и охраны, — про их функции, про всё, что только может пригодиться. От Чжу Юя пользы в этом плане было немного поменьше, однако он старался изо всех сил. Рассказывал всё то, что говорил его учитель хоть сколько-нибудь связанное с политикой. Иногда излишне часто цитировал различные трактаты, но, в целом свой вклад вносил. И если сначала Не Хуайсану было крайне неловко принимать подобную помощь, ведь он глава клана, а оказался настолько глуп и беспомощен, что теперь приходится пользоваться подачками от людей, которые на много рангов ниже его. Это было ужасно, очень постыдно. И хотелось провалиться сквозь землю от этого. Однако вскоре это стало чем-то привычным. А ещё через пару подобных встреч сухие разговоры касательно только дел начали превращаться с задумчивые рассуждения на один из обсуждаемых вопросов. И немного потеплевшие отношения сгладили бóльшую часть углов и неловкостей. Растущий объём знаний только подпитывал желание кривиться, закатывать глаза и тяжело вздыхать на собраниях. Иногда так и хотелось вскочить со своего места, назвать их всех тупыми кретинами, принять решение единолично без оглядки на кого-либо и уйти с собрания, громко хлопнув дверью. Но Не Хуайсан лишь продолжал сидеть, время от времени споря и высказывая свою точку зрения — делать это уж слишком часто могло оказаться опасно. И с большой охотой согласовывал свои же идеи, которые благодаря своим людям удалось вложить в умы других людей, которые как раз и предлагали эти идеи. Раскрытие пары мелких коррупционных махинаций, отстранение нескольких маловажных человек от их должностей и выставление на их места других людей. Чуть более надёжных, что вовсе не страховало от того, что в будущем и они могут стать проблемой. Не Хуайсану этого было слишком мало. Ему казалось, что за всё это время ничего не поменялось. Умом он понимал, что крайне глупо желать того, чтобы всё изменилось и стало так, как он хочет, просто по щелчку пальцев. Однако всё равно чувствовал себя опустошённым и разбитым. Руки опускались. Янь Фэн постоянно твердил, что это хороший прогресс. Особенно для того, кто только недавно начал во всём этом разбираться. Эти слова не вдохновляли. Проповеди Чжу Юя раздражали так, что Не Хуайсан будто бы снова становился маленьким мальчиком, обещающим убрать весь департамент обрядов. бай Ху лишь немного скрашивал это унылое состояние, напоминая о перекошенных от злобы лицах остальных чиновников, когда всё шло не по их плану. Однако всё это выматывало до ужаса. Не Хуайсан двинулся в семейный склеп. В нём всегда было так холодно. А может то было из-за того, что туда он наведывался только в подавленном состоянии, а холодные камни только помогали понять, как на самом деле сильно он замёрз от постоянных переживаний. Он зажёг палочку благовоний и поставил её около таблички с именем брата, а после опустился на колени. Хотелось поговорить, выговориться наконец. Но разговаривать с воздухом, стенами и клочком бумаги казалось до невозможного глупо. И каждый раз, когда Не Хуайсан открывал рот, он тут же его закрывал, чувствуя себя идиотом. — Дагэ, — это слово показалось каким-то неправильным, непривычным. Зачем его произносить, когда уже нет никого, кого можно было бы так звать? — Дагэ, ты говорил, что у мужчин есть такое особенное место, называется “плечо”, и оно создано специально для того, чтобы в него уткнуться и рыдать. Ты говорил, что плакать в подушку или платочек “это всё херня собачья”, что если уж рыдать, то в мужское плечо. Что только так станет легче. Дагэ, ты говорил, что я боец и могу то, что “не каждый взрослый мужик выдержит”. Ты говорил, что подавляющая масса населения — дегенераты; и я должен радоваться тому, что меня не принимают за своего. Ты говорил: “Перережь себе горло в тот день, когда общество примет тебя полностью”. Дагэ, в этой грёбаной взрослой жизни вообще всё не так. Мне каждый день приходится ползать перед этим обществом на брюхе, чтобы сохранить наш клан и не сделать всё только хуже. За последние месяцы я практически разучился рыдать. Я очень хочу домой, я даже прихожу в место, которое называют домом, но это не то, дагэ! Я так сильно, так невыносимо хочу домой, но я не знаю, где это. Я, кажется, совсем не боец, дагэ. Забери меня отсюда. На душе всё ещё было пусто и гадко, но уже не так ужасно, как утром или днём. Ожидаемого облегчения от разговора с тем, кого уже не существует, не последовало. Наверное, было глупо вообще ожидать, что после этого всё волшебным образом станет намного лучше. Но всё же дышать стало чуточку легче. До этого он ни разу не приходил к именной табличке брата, от чего было даже как-то совестно. Но теперь можно было отправлять всех, кто говорил, мол, нужно лишь побеседовать и отпустить, тогда и на душе станет спокойно, куда подальше. В общем, поводов для уныния хватало более чем. Но всё же Не Хуайсан надеялся, что если загробная жизнь и существует, то его брат слышал эту речь и знает, что диди про него не забыл и ужасно скучает. Когда Не Хуайсан вернулся в свой кабинет, чтобы закончить с оставшимися делами, хотя желания никакого не было, там его уже ждали три человека. — Господин, как вы? — тут же поинтересовался Бай Ху. Такая компания была очень неожиданной, однако отказываться от неё не хотелось. В последние пару недель его старался никто не трогать, обходить стороной, потому что характер главы клана стал просто невыносим. Но вот они, самые бесстрашные сидели и ждали его. Причём пришли явно не обсудить не дела клана. — Лучше. Хуже. Всё сразу, — тихо ответил Не Хуайсан, поведя плечами, словно пытаясь сбросить скопившуюся усталость. Он подумал, что не вынесет душещипательных бесед и выгонит всех троих сразу же, если они только заикнуться о том, чтобы разузнать о причинах этих чувств получше. Глава клана занял привычное место и осмотрел собравшихся. Те, что было удивительно, молчали. Ни тебе привычных докладов по очереди, ни глупых сплетен, ни отвлечённого обсуждения. Они все молчали. И только переглядывались, пытаясь скинуть друг на друга ответственность озвучивать то, за чем пришли. Несмотря на то, что Не Хуайсана удалось заинтриговать, тот даже не собирался просить хоть кого-нибудь уже рассказать, в чём дело. Он лишь ещё раз окинул их взглядом, хмыкнул и взял в одну руку веер, а в другую книгу. Ну уж нет, он не будет играть в эти игры, выбирать любимчиков и призывать кого-то к ответу. Пусть сами решают. — Мы подумали, — начал Бай Ху, взяв на себя эту непростую роль первопроходца, — что всем было бы неплохо немного отвлечься. И вам в том числе. И решили, что неплохим развлечением может быть игра в карты. — Вы? — удивлённо вскинул голову глава клана. Что ж, это было намного интереснее, чем он вообще мог предположить. — Вы все? Он мог понять, как такая идея пришла в голову Бай Ху, тот был человеком простым. И как в голову Янь Фэна. Каким бы холодным и отдалённым тот ни казался, всё же он всё ещё был человеком. Но в голове не укладывалось, как они все смогли сговориться, учитывая, что глава тайного ведомства практически никогда не разговаривал не по делу. И как во всём этом оказался замешан Чжу Юй, который вообще должен был держаться от азартных игр подальше. — Да, — невозмутимо кивнул Янь Фэн. — Только я играть не буду, — тут же предупредил Чжу Юй. — Я просто за компанию посижу, посмотрю. Бай Ху уже вытащил карты и начал их перетасовывать. Не Хуайсану же оставалось лишь наблюдать за всем этим с выражением глубочайшего шока на лице. — Что-то не так, господин? — поинтересовался Янь Фэн, и можно было поклясться, глава клана услышал в голосе какие-то озорные, подначивающие нотки! — Нет, — покачал головой Не Хуайсан, откладывая веер с книгой и принимая карты. — Вот думаю, может вам дать полную свободу действий и вы решите все проблемы клана? Я даже не представляю, как вы втроём могли собраться и прийти к подобному решению единогласно. Разумеется, никто отвечать ему не собирался. Все только обменялись понимающими улыбками. Кто-то широкой и яркой, кто-то тёплой, кто-то весьма сдержанной. И внезапно Не Хуайсану стало хорошо, так хорошо, как ему не было очень давно. Все плохие мысли стали такими лёгкими и незначительными и просто улетучились, оставляя в голове приятную пустоту. Все эти люди, такие разные, сумели сговориться и прийти к нему с колодой карт, чтобы предложить поиграть. Это было настоящее безумие. Они все друг другу никем по сути не были, но каждый из них хотел немного помочь ему. Без этих ужасных задушевных бесед, без попыток отвлечь глупыми разговорами. Просто глупая игра в карты, которая больше напоминала дружескую посиделку. И по лицам, окружавшим его, было видно, что никто поддаваться не намерен. Это было очень приятно. В душе словно расцвела весна и запели птицы. — Думаю, главе клана нужно предоставить право первого хода, — задумчиво сказал Бай Ху, смотря на свои карты. Чжу Юй склонил голову, тоже смотря на его карты. Кажется, он решил советовать, как играть. Это ведь не считается за то, что сам он играл, верно? Лишь смотрел и комментировал. Не Хуайсан сделал свой ход, и в комнате внезапно разгорелся дух соперничества. Уже никому не было дела ни до какого горя или статуса. Все “господин” или “глава” были брошены скорее по привычке, потому что в глазах сквозил голый расчёт. Они собирались обыграть этого “господина” и “главу”, а после поглумиться. Впрочем, Не Хуайсан желал поступить также. Всё было вполне честно. Азарт разгорался с каждой новой минутой всё больше. Уже не казалось, что Чжу Юй простой комментатор: он во всю обсуждал с Бай Ху, как можно походить. Причём эти обсуждения никак не помогали остальным понять, какие карты у них на руках, потому что они лишь тыкали в них со словами “возьми вот ту” или “эта лучше”. Было неудивительно, что эти двое так быстро нашли общий язык. Чжу Юй не умел долго молчать и говорил первое, что приходило ему в голову, а Бай Ху был достаточно открытым человеком, чтобы поддерживать любую ветвь разговора. Не то, чтобы у Не Хуайсана был достаточно большой опыт в играх с послушниками, однако он был удивлён тому, с какой экспрессией, с каким огнём в глазах и рьяным желанием непременно победить, мог играть — точнее, давать подсказки, — Чжу Юй. В конце концов, он же человек, который на их второй встрече читал ему проповеди о том, что не стоит слишком гордится и конкурировать. Так что это было даже забавно наблюдать, как юноша сам же и нарушает свои постулаты, совершенно не осознавая этого. — Тебе Бог дал глаза, чтобы ты ими пользовался! Так посмотри же и увидь, что ты делаешь! — возмутился юноша, когда увидел, что Бай Ху хочет сыграть какую-то не ту карту. Не Хуайсан тут же схватился за веер и раскрыл его, прикрывая рот. Однако его громкий смешок всё равно был услышан. Чжу Юй покраснел до корней волос, а вот улыбка Янь Фэна стала чуть шире. Он обменялся с главой довольными взглядами. Они оба получали наслаждение от того действия, что разворачивалось у них перед глазами. Конечно, были несколько ошарашены подобным проявлением чувств и пониманием, что даже этот человек способен ругаться на кого-то, но подобная манера была уж слишком забавной. — У вас ни ляна такта, — заметил Чжу Юй, однако его нравоучения не возымели должного успеха, поскольку он сам только что вёл себя не слишком тактично. Расходились они жутко довольные. Особенно Бай Ху, выигравший больше всего партий. Уязвлённые Янь Фэн и Не Хуайсан просто сошлись на том, что это лишь потому, что они играли по одиночке, а он командой. Но это уж точно никак не испортило вечер. Глава клана светился от счастья. У него появились те, кого наверняка в скором времени можно будет назвать друзьями. И они не были в другом клане, где-то там далеко. Нет, здесь, под боком. В любой момент можно пойти и проведать их. Это было такое приятное и совсем позабытое чувство. Как же он, оказывается, по подобному скучал. Вскоре многие в резиденции начали замечать, что характер главы клана стал немного легче. Правда, длилось это не слишком долго. За день до приезда Цзинь Гуанъяо, всё хорошее настроение куда-то исчезло, а на смену ему вернулось всё то плохое, что успело позабыться. Все те тревожные мысли, затаённая злоба, незнание, что делать дальше. Оставалось только взять себя в руки и научиться изображать достаточно дружелюбную улыбку. И уговаривать себя, что пара дней с этим человеком в одной резиденции — беда не такая уж и большая. Пережить можно. Наверное. Однако уже на следующий день Не Хуайсан ярко улыбался, словно действительно был рад видеть старого друга. Мысленно пожелав ему споткнуться на каждой ступени и переломать себе все кости, Не Хуайсан приветственно поклонился главе клана Цзинь и посчитал, что на этом его моральный долг выполнен. Потому сразу же переключился на остальных гостей. С Лань Сиченем разговор был очень короткий. Тот через раз спрашивал о здоровье, беспокоясь, как бы на нервной почве искажение Ци не застигло и нового главу. Не Хуайсан же мыслями постоянно возвращался к той информации, что именно из клана Гусу Лань пришла та злополучная мелодия. В общем, разговор не заладился. А потом на губах Не Хуайсана появилась по-настоящему искренняя улыбка. К нему приближался Цзян Ваньинь. Не пристало человеку улыбаться так ярко в траурный день, но глава клана Не увидел единственного человека, которого был способен здесь выносить долгое время. И не мог не радоваться этому. Потому правила приличия могли подождать пару минут. — Глава Цзян, — Не Хуайсан постарался вести себя немного сдержаннее. — Глава Не, — Цзян Ваньинь точно также был рад их встрече, однако его лицо тоже довольно быстро приняло благопристойный вид. — Благодарю за приглашение. Он не был уверен, можно ли это действительно назвать приглашением, учитывая, что он сам предложил и отказывать ему было бы не слишком красиво. Но действительно надеялся, что не навязался. В конце концов, здесь находились те, кто был названными братьями Не Минцзюэ, а Цзинь Гуанъяо вообще был хорошим другом для самого Не Хуайсана. Цзян Ваньинь чувствовал себя несколько лишним, а потому ему было очень неловко. — Мне только легче, если в такой день ты будешь рядом. — И как же ты себя сейчас чувствуешь? Не Хуайсан только открыл рот, чтобы рассказать, как ему ужасно, как постоянно на душе тяжело, как он невозможно скучает и рыдает ночами напролёт и ходит тоскливой тенью себя самого, а былые увлечения не приносят и толики радости. И всё вокруг будто не то и не так, ничего не хочется и не получается. Открыл рот и тут же закрыл. Это было не так. В голове наконец что-то щёлкнуло, и теперь он заметил: его отпустило. Он уже давно не лил слёзы. И в душе не открывалась бездонная пропасть, высасывающая всю радость из каждого мгновения. Да, всё ещё было очень больно. Иногда казалось, что невыносимо больно. Но больше не было того беспросветного мрака, каким всё представлялось в самом начале. А вся усталость была лишь от количества ежедневных забот. Ему стало легче. Заметив растерянность и удивление на чужом лице, Цзян Ваньинь лишь хмыкнул. — Значит, уже получше, верно? — уточнил он. Не Хуайсан растерянно кивнул. Он понятия не имел, когда это случилось. Просто был слишком занят новыми открытиями, знакомствами и завален кучей дел. И так и не заметил, как вся его боль постепенно начала отходить на второй план, а затем и утихать. Так привык к тому, что всё это ужасно и нестерпимо, что принял это как данность и считал, что ничего не меняется и остаётся таким, каким было в первые недели. Лицо Цзян Ваньина было улыбчивым и выражало неподдельное наслаждение бурей чувств своего собеседника. Не Хуайсан тут же нахмурился и легонько стукнул веером по его груди. — Смешно ему, вы посмотрите! — проворчал, однако всего через пару секунд лицо его всё же смягчилось и на выдохе глава клана Не произнёс: — Получше, да. Самую малость он был возмущён тем, что никто ему тогда не сказал, не спешил успокоить, что потом будет лучше. Но в то же время понимал, что раньше бы и не пожелал бы слышать нечто подобное. И ни за что бы не поверил, что раздирающая изнутри боль может начать исчезать. И что он должен дойти до этого сам. Понимал это и Цзян Ваньинь, потому ни разу не уводил разговоры на тему убеждений в том, что всё наладится. — Как Цзинь Лин? — спросил Не Хуайсан, решая оставить не самую удачную тему для разговоров. Переживать о том, что кто-то расстроится из-за того, что он слишком много времени уделяет одному из гостей, не стоило. Цзинь Гуанъяо был слишком поглощён какой-то беседой с Лань Сичнем, чтобы отвлекаться на что-то другое. А кроме них, никто приглашён и не был. Никто не был достаточно близок ни с Не Минцзюэ, ни с нынешним главой клана. — Очень много рыдал, пытаясь упросить меня поехать вместе. Он по тебе соскучился, но я сказал, что это мероприятие не для детей. Он мне не поверил. Не Хуайсан лишь хмыкнул. Он охотно верил, что Цзинь Лин очень расстроился и, возможно, даже обиделся. Этому мальчику нужно было быть в центре внимания, так что, не взяв его с собой, Цзян Ваньинь лишил его этого самого внимания. Для Цзинь Лина наверняка это был серьёзный удар. — Кажется, дома тебя будет ждать серьёзный разговор, — подметил Не Хуайсан. — Каждый раз, когда Цзинь Лин пытается говорить со всей серьёзностью, он хмурится, скрещивает руки и становится больше похож на злобную неваляшку, — доверительно поделился Цзян Ваньинь. — И почему со мной он пытается говорить именно в такой манере? — А ты думаешь, откуда он всего этого понабрался? — и после этого вопроса последовал довольно красноречивый взгляд, указывающий на виновника подобного поведения. — Нет, — недоверчиво протянул глава Цзян после секундной заминки. Не Хуайсан тут же выпрямился, заложил одну руку за спину, лицо его приняло серьёзное и даже какое-то благородное выражение, а тон оказался нравоучительным: — Не стоит недооценивать силу своего влияния на молодые ума… умы! — быстро поправил он, однако эта оговорка всё равно была услышана, и весь старательно выстроенный образ пошёл прахом. Однако Не Хуайсан так и остался стоять, словно ожидая чего-то. Замер и Цзян Ваньинь, пристально разглядывая собеседника и пытаясь понять, что тот от него хочет. — Ты мне кого-то напоминаешь, — наконец выдал он, слегка прищурившись. — Интонации, поза. Кто-то очень знакомый. И снова замолчал, роясь в памяти и подставляя различные образы под показанный. — Ну же, глава Цзян! — нетерпеливо воскликнул Не Хуайсан и жалобно заломил брови, явно не понимая, как это можно было не угадать с первых секунд. Поняв, что дело это гиблое, он дал ещё одну подсказку: задумчиво начал поглаживать воздух под подбородком, словно метафорическую бородку. — Старик Цижэнь! — радостно ответил Цзян Ваньинь, копируя этот жест. — Ну наконец-то! Казалось, с помощью их ярких широких улыбок можно было одарить счастьем как минимум два десятка случайных прохожих. Сколько же в них было радости от этой небольшой шалости. — Хуайсан! — окликнул его Лань Сичень. Оба главы клана тут же повернулись на голос. Цзян Ваньинь спрятал руки за спину, Не Хуайсан же распахнул веер, начиная непринуждённо им обмахиваться. Оба приняли самый благопристойный вид, словно это не они только что обсуждали дядюшку человека, с которым им предстоит беседовать. — Брат Сичень, — Не Хуайсан снова слегка поклонился и стрельнул в Цзян Ваньина глазами, в которых до сих пор плескалось озорство. Тому пришлось закашляться, чтобы прикрыть рот рукой и скрыть свою широченную улыбку. А после поспешно извиниться. — Рад видеть, что ты снова так улыбаешься, — тем временем сказал Лань Сичень. кажется, все его слова были действительно искренними. Однако улыбка Не Хуайсана превратилась в сдержанную и вежливую. Не самое приятное чувство, когда начинают тыкать в твоё горе и то, что тебе вроде как совсем недавно было плохо и об этом знали все. Сразу появилось какое-то слабое чувство вины. Впрочем, чувствовать вину ни перед кем из собравшихся Не Хуайсан точно не собирался, потому пару раз резко обмахнул лицо, приводя себя в чувства. — Да. Жизнь начинает налаживаться, — согласился он. — Не без вашей с Цзинь Гуанъяо помощи, разумеется. Я вам двоим очень признателен. Вы, наверное, очень устали. Всё-таки путь был неблизкий. Если желаете отдохнуть, слуги с радостью покажут ваши покои. Не хочу, чтобы сегодня ещё вдобавок кто-нибудь свалился от истощения. Лань Сичень улыбнулся, принимая эту заботу, а затем не преминул воспользоваться предложением об отдыхе. — На чём мы остановились? Ах да! Старик Лань и его нравоучения, — улыбнулся Не Хуайсан, поворачиваясь к Цзян Ваньину. — А мне предложение отдохнуть не будет? Всё-таки пусть от Юньмэна до сюда гораздо дольше, — подначил тот. — Что бы сказал на такие манеры старик Лань? — Что бы он там ни сказал, я всё равно этого не услышу: он слишком далеко, а мне слишком всё равно, — беззаботно пожал плечами Не Хуайсан. — Ты ни разу не был в Нечистой Юдоли, насколько я помню. Так что тебе надо всё тут показать. — Неужели ты будешь водить уставшего главу дружественного клана по всей резиденции? А что если этот глава клана свалится с истощением? — не унимался Цзян Ваньинь, чем заставил собеседника хмыкнуть, одним этим выражая, что его всё это мало волнует. — Будем считать, это моя маленькая месть, что твой племянник таскал меня по всей твоей резиденции. Согласен? — А у меня есть выбор? Не Хуайсан лишь кинул на него красноречивый взгляд, отвечая на этот определённо глупый и бесполезный вопрос. И Цзян Ваньину оставалось лишь поднять руки в знак своей капитуляции. Впрочем, беспокоиться о том, что глава Цзян свалится от истощения, не пришлось — Не Хуайсан устал первым. Да и не очень хотел наведываться в те части резиденции, где расположились департаменты. Сейчас совершенно не хотелось думать об этих проблемах, а стоило ступить на эту территорию, сразу бы начал. — Ну, всё интересное закончилось, — подвёл итог Не Хуайсан. — Хотя я так устал, что начинаю думать о том, что неплохо было бы начать и закончить сразу же в моих покоях. Посидели бы отдохнули. А не бродили бы непонятно сколько времени. Но ладно. Что-нибудь заинтересовало? — А та что за дверь? — Цзян Ваньинь кивком указал на одну из дверей дома. Единственная дверь, про которую не было сказано ни слова. Словно бы её даже не существовало. — Какая? Крайняя справа? Ах, это пустяк, — поспешил заверить Не Хуайсан, хотя его лицо приняло несколько нервное выражение. Похоже, там было нечто, о чём он не слишком желал разговаривать. — Раз пустяк, может, расскажешь? Или ты откажешь своему гостю? Мне теперь интересно, что же там такого, что вызывает подобную реакцию. — Если я скажу, что это клановая тайна, ты прекратишь свой допрос? — голос такой жалобный стал словно немного выше, выразительные глаза больше, а брови надломились. Такого жалостливого вида Не Хуайсан не принимал давно, и обычно это работало. Вот только с Цзян Ваньином такое не прокатило. Тот постоянно был в компании племянника, который пытался добиться своего подобным способом — пытаясь разжалобить. — Да, я отстану. Но то, что там клановая тайна, — это неправда. — Ай, чёрт с тобой! Идём, — жалобное выражение лица исчезло также быстро, как и появилось, вызвав у Цзян Ваньина только усмешку. Не Хуайсан же уверенным движением отворил дверь и прошёл внутрь. Вышел в центр помещения и развернулся к гостю, разводя руки, мол, смотри, вот то, что ты хотел увидеть. — Это моя мастерская. Действительно повсюду стояли мольберты перепачканные краской, на каких-то всё ещё стояли незаконченные картины. Те холсты, что стояли на полу, были занавешены тряпками. Различные тумбочки и полочки для принадлежностей почти все пустовали и были покрыты пылью. Да почти всё здесь было покрыто пылью. Было видно, что сюда уже давненько никто не захаживал. Не Хуайсан подошёл к ближайшим составленным холстам и безразлично сдёрнул с них ткань, подошёл к одной из тумбочек, потёр её от пыли и сел на неё, а после за ненадобностью кинул тряпицу на пол. — Ну как тебе? — кажется, он пытался изобразить издевающиеся нотки, но слишком нервничал и слишком устал для того, чтобы язвить в попытках защититься. И тут же подумал, зачем ему вообще пытаться сейчас защищаться? Его, вроде как, сейчас не собирались ни за что высмеивать. Да и вообще, он теперь здесь полноправный хозяин, ему никто и слова поперёк не скажет. Но всё равно было это гадкое чувство стыда, словно он не заброшенную мастерскую показал, а оказался голым. Это было чем-то крайне личным. Рисование было его страстью, до которой внезапно не было дела. В последнее время, пусть он и пытался что-то рисовать, то лишь наброски в своём кабинете, пока размышлял над всеми бедами, что свалились на его голову. А эта мастерская была так близка к его сердцу, а теперь оказалась заброшена. И теперь предстала перед кем-то другим в таком неприглядном свете. — Неужели ты бросил рисовать? — неуверенно поинтересовался Цзян Ваньинь. Он ожидал увидеть много чего, но никак не это. Он словно оказался не в заброшенной мастерской, а без спроса в душу к человеку проник. — А что если так? — осклабился Не Хуайсан. — Жаль. Мне нравилось то, что ты рисуешь. — Что ж, даже если я снова полноценно возьмусь за кисти, ты всё равно не увидишь того, что раньше. Всё оставляет отпечаток на человеке. И на его работах, — на секунду он замолчал, огляделся, а потом указал на одну из картин с изображением птицы. — Как тебе? Говори, не стесняйся. Я на плохое слово не обижусь, хоть и предпочитаю, чтобы меня хвалили. — Нет, я просто пытаюсь понять, к чему ты ведёшь. Но картина мне нравится. Хотя что стоит моё слово полного непрофессионала? — Многое, знаешь ли, — не согласился Не Хуайсан. — На словах вот таких вот некомпетентных непрофессионалов держатся все творческие люди. Одно их слово — и твоя картина больше ничего не стоит. Одно плохое слово среди тысячи хвалебных — и вот уже ты слышишь только плохое, сомневаешься в собственной профессиональности. Слышишь молчание и задумываешься: а смог ли ты донести то, что хотел? Если да, то почему никто не реагирует? На словах и решениях таких, как ты, строится творческая деятельность таких, как я. Впрочем, это не то, о чём я хотел поговорить, — он устало помахал рукой, словно пытаясь отогнать от своей головы эту нить рассуждений. — Эта картина нравится тебе. А мне совершенно нет. Кстати, именно её я когда-то считал своей лучшей работой. А сейчас она мне кажется слишком светлой, слишком яркой, будто режет по глазам. Но это только малая часть того, что мне теперь в ней не нравится. Объяснять каждую из деталей было бы слишком долго. Возьми я кисти в руки, что останется от моего старого творчества? Ничего. Ни-че-го, — в глубокой задумчивости по слогам повторил Не Хуайсан. — Твои старые картины останутся, — заметил Цзян Ваньинь. — Ты сейчас шутишь, верно? — это утверждение оказалось настолько беспрецедентно, что даже вывело Не Хуайсана из меланхоличной задумчивости. — Почему же? Я вполне серьёзен. Твои старые картины останутся. Будут служить напоминанием о том, как всё это было. Будут примером развития твоего творчества. Того, как при изменениях внутри человека, меняются и стиль его рисования. — Для человека абсолютно непрофессионального ты говоришь на удивление хорошие и… правильные вещи, — улыбнулся Не Хуайсан. — Ты не представляешь, каких усилий мне стоило подобрать эти слова. Рад, что мои старания окупились, — за этим последовал лёгкий поклон, мол, к вашим услугам, глава Не. Ещё немного они пробыли в тишине, пока Не Хуайсан ни оживился со словами: — Ладно, со мной разобрались, теперь твоя очередь. Какое у тебя любимое занятие? — Да, у меня его, вроде, нет, — растерянно ответил Цзян Ваньинь, в смущении потерев шею. — Сначала я был ребёнком и занимался разными глупостями в свободное время, а потом стало не до поиска увлечений. Я даже не задумывался до этого момента. Не Хуайсан задумчиво нахмурился, приложив веер к губам. А затем предположил: — Книги? — Нет. После Цзинь Лина я в сторону книг смотреть не могу. Иногда он будит меня равно утром с книгой в руках, всовывает её мне и говорит: “Читай!” Не Хуайсан хихикнул, а на возмущённый взгляд улыбнулся ещё шире. Показательно, вызывающе. — А ты, значит, решил найти мне занятие по душе? Цзян Ваньинь встал напротив, скрестив руки на груди. Вот только сразу же заложил их за спину под выразительный взгляд Не Хуайсана, вспоминая о самом начале из разговора про Цзинь Лина. — А почему нет? Должен же ты любить хоть что-нибудь. Да и сам писал, что хотел бы гореть чем-нибудь, — кивнул Не Хуайсан. — Помнишь, что я тебе писал? — Разумеется, — ответ был абсолютно невозмутимым. Кажется, для него это было само собой разумеющееся: помнить, что ему писал Цзян Ваньинь. Тот от этого улыбнулся такой тёплой и благодарной улыбкой, что у Не Хуайсана даже защемило сердце. Ему уже очень давно никто не улыбался вот так. И теперь было чувство, словно его окружили самым надёжным в мире куполом, который навсегда избавит его ото всех проблем. Теперь можно расслабиться, выдохнуть и не переживать ни о чём. Ни о том, что его предадут, ни о том, что постоянно он останется в глухом и холодном одиночестве. Это чувство было сродни тому, чего желал Не Хуайсан, когда говорил, что хочет домой. Но улыбка довольно быстро погасла — Цзян Ваньинь не умел слишком долго проявлять такие нежные эмоции. А в душе Не Хуайсана осталась какая-то зияющая дыра, словно чувство невосполнимой потери. Хотелось броситься вперёд, схватиться за фиолетовые одежды и молить, молить, молить о том, чтобы тот снова так улыбнулся, чтобы всё снова стало хорошо ещё хотя бы на пару секунд. Не Хуайсан встряхнул головой, избавляясь от наваждения и своих глупых мыслей. Это же надо, опуститься до подобного! — Так, — продолжил он, прочистив горло, — какие у нас ещё есть варианты? Музыка? Точно нет. — Думаешь, из меня бы вышел плохой музыкант? — от чего-то голос Цзян Ваньина тоже звучал хрипловато. — Да. Потому что тебе это занятие совсем не нравится. А чтобы что-то получалось, оно должно приглянулся твоей душе. — Что за глупости? Как что-то может приглянуться конкретно моей душе, а не всему мне сразу? Моя душа ведь не отдельная от меня часть, — фыркнул Цзян Ваньинь. — Ох, глава Цзян, — протянул Не Хуайсан с нахальной улыбкой, словно он здесь избранный, ему доступно это сакральное знание, — не творческий вы человек, чтобы это понимать, не творческий. Театр? Был когда-нибудь в театре? — Я не понимаю, почему моим увлечением не может быть тренировки с мечом или цзыдянем, — вместо ответа поделился тот. — Потому что это идёт не от души. Да, тебе, может быть, в какой-то мере и нравится это. Но ведь по большей части ты этим занимаешься, потому что должен. Иначе никак. Но нужно что-то, к чему ты будешь испытывать страсть, чем ты действительно будешь гореть. Чтобы отсюда, — Не Хуайсан на этот раз даже веера в руки не взял, а лишь положил ладонь на грудь Цзян Ваньина, — расходились мурашки от предвкушения, — он задрал голову, чтобы заглянуть в серые глаза, убедиться, что его внимательно слушают. — Чтобы отсюда шло волнение, нетерпение, желание продолжить этим заниматься. Чтобы здесь копилось удовлетворение от твоей работы. И сюда стекалась вся радость от того, что кто-то, даже некомпетентный непрофессионал, признал твои достижения. — И ты испытываешь всё это по отношению к своим картинам? Этот вопрос заставил замереть, задуматься. — Я готов был часами напролёт рисовать, откладывая сон и более важные дела. Я был так счастлив, если хоть кто-то подмечал мои заслуги, моё развитие. Наверное, если бы не куча дел, я бы и сейчас так делал, — наконец ответил он и усмехнулся. — Я пытался помочь тебе, а в итоге разобрался в себе. И только после заметил, что его рука всё ещё лежит на груди Цзян Ваньина. Это было неловко. Слишком неловко для тех, кто даже не может друг друга полноценными друзьями назвать. Но по какой-то причине такого уж сильного смущения и желания провалиться сквозь землю Не Хуайсан не испытывал. Он лишь медленно убрал руку, да и только. И никто даже не подумал и словом обмолвиться об этом жесте. — Первую же картину, которую я нарисую, я подарю тебе, — заявил Не Хуайсан, поднимаясь. — Если захочешь, конечно. — А почему бы мне не хотеть? Этот такой простой вопрос поставил главу клана Не в тупик. Он уже хотел было ответить, но тут же подумал, что это очень неэтично и нетактично, потому сразу же закрыл рот и просто пожал плечами. — Только не говори, что ты и не думал о том, что я могу хоть сколько-то разбираться в искусстве, — с прищуром и усмешкой уточнил Цзян Ваньинь. Щёки Не Хуайсана немного поалели. Он наделся, что это не так заметно, но собеседник улыбнулся слишком широко для того, кто бы ничего не увидел. — Вот оно значит как, — протянул Цзян Ваньинь. — Неужели ты думал, что ты у нас единственный светоч в мир искусства? Глава Не, ну надо же иметь хоть какие-то границы самомнения. — Ой, помолчи, — хмуро отмахнулся Не Хуайсан и начал обмахиваться веером, старательно обходя взглядом фигуру в фиолетовом. — Я ведь тоже с клановой семьи. Мне подобные знания прививали с рождения. Я должен разбираться во всём хоть сколько-нибудь. И если я не питаю такой же страсти, как и ты, к рисованию, не значит, что я ничего в этом не смыслю. И ничего не могу нарисовать. — Да понял я, понял, — пробурчал тот. Задумался на секунду, а после всё же поднял взгляд и с хитрой улыбкой произнёс: — Так значит, несмотря на свой довольно… как бы это сказать? Тяжёлый нрав, да, так правильнее всего. Главе Цзян недалёко искусство; он может по достоинству оценить картину; так сильно любит своего племянника, что почти не закатывает глаза на его выходки… именно, как сейчас! — Не Хуайсана хихикнул, потому что и после этой фразы Цзян Ваньинь тут же закатил глаза. — Так может, за всей этой бравадой скрывается тонкая душевная организация? — Большего бреда в жизни не слышал, — заявил тот, скрестив руки на груди. — Если ты пил, то протрезвей скорее. Если не пил, иди напейся, тогда и поговорим. — Как остроумно, — с широкой улыбкой ответил Не Хуайсан, подступая ближе. — Пытаешься защититься едкими комментариями, — он закрыл веер и постучал по груди Цзян Ваньина со словами: — Так что же такого важного скрывается у тебя здесь? — Кости, мясо. Я думал, тебе это и так известно, — ответил он, отводя от себя веер. Не Хуайсан недовольно цокнул языком. — И что же ещё такого может любить неприступный глава клана Цзян? Может, ты без ума от сладостей? — Если я скажу, что да, ты всю Пристань Лотоса засыпешь сладостями? — с издёвкой спросил Цзян Ваньинь. — М-м-м… может быть? — с широкой улыбкой предположил Не Хуайсан, пожимая плечами. Хоть он и шутил, всё равно старался сделать вид, что на такое способен. — Но сладостей ведь много. Как ты узнаешь, что из всего этого нравится мне? — Зачем мне твои сладости? Ты можешь сам себе их купить. То, что ты их любишь, это само собой разумеющееся. Все любят сладкое. Мне нужно кое-что другое. Что-то ужасное провокационное, — заявил он. — Чтобы ты до конца жизни мог меня подначивать этим? — уточнил Цзян Ваньинь. — Разумеется. А зачем же ещё? — Знай, я тебе рассказывать ничего не намерен. — Я сам всё узнаю. — Удачи, — фыркнул Цзян Ваньинь, а у Не Хуайсана в глазах разгорался самый настоящий азарт. Такого не было даже во время игры в карты. Правда, этому, как и любому другому приятному времяпрепровождению, пришёл конец. Уделив большую часть времени Цзян Ваньину, всё же пришлось пообщаться и с другими гостями. Но совершенно точно не наедине. Был слишком велик риск, что он открутит Цзинь Гуанъяо голову, стоит им остаться одним. Общение с Лань Сиченем и Цзинь Гуанъяо пошло не так весело. Можно было сказать даже скучно. Особенно на контрасте того, с каких глупостей так сильно веселился Не Хуайсан пару минут назад, как свободно обсуждал различные темы и не боялся шутить или сказать чего-нибудь лишнего. Цзян Ваньинь не ходил около него на цыпочках и тоже не боялся никак расстроить. Конечно, намеренно он тоже ничего не делал, но говорил без задней мысли, не избегая острых тем. Эти же двое делали всё наоборот, заставляя Не Хуайсана чувствовать себя неловко. Он буквально видел, как в их головах крутились колёсики. Нужно было подумать, что сказать, не упомянут ли они словом нежелательную тему, не приведёт ли нить рассуждений к этому. Впрочем, довольно скоро Не Хуайсан нашёл себе потрясающее занятие: скорчить скорбную мину, тяжко вздыхать, кивать и пытаться свести даже самые-самые отстранённые темы к своему брату. И мысленно вёл счёт, за сколько реплик ему удавалось это сделать. За одну, пять, две. И внутренне злорадствовал, смотря как Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо теряются ещё больше и начинают пытаться отводить темы всё дальше, а он наседал с новой силой. Однако это несомненно интересное развлечение отошло на второй план, стоило начаться ужину, на котором присутствовали все гости. Соответственно и Цзян Ваньинь, на которого фокус внимания сместился моментально. Не Хуайсан внимательно смотрел, что тот ест, в каких количествах, добавку какого блюда брал чаще всего. Цзян Ваньинь, заметив такое пристальное внимание и прекрасно помня о их недавнем разговоре, показал язык и взял небольшую порцию того, до чего до этого момента ни разу не дотрагивался. Не Хуайсан прыснул, но быстро вспомнив, какой характер носит эта встреча и что вообще он тут прикидывается до сих пор убитым горем, сразу сделал вид, что закашлялся. — Хуайсан, всё хорошо? — участливо поинтересовался Цзинь Гуанъяо. — Да, всё в порядке. Я просто подавился, — тут же нашёл оправдание он. Теперь Цзин Ваньинь сжимал губы, чтобы не рассмеяться от такой нелепой отмазки. И выразительно посмотрел на Не Хуайсана. “Подавился? Серьёзно?” — “Да, подавился. Смотри, сам не подавись”. Примерно такого содержания произошёл диалог насмешливого и язвительного взгляда. В общем, скучать не приходилось. И вечер даже грозился пройти довольно хорошо. А потом бы Не Хуайсана попросил вина и сбежал в покои к Цзян Ваньину, где они бы пили и продолжали обсуждать всякие глупости. Но Цзянь Гуаняо нужно было раскрыть свой поганый рот и вещать о том, как сильно он тоскует по Не Минцзюэ. А Лань Сиченю нужно было непременно поддержать его в этом. Ещё бы обнялись и разрыдались, недовольно мелькнуло в голове у Не Хуайсана. — Я до сих пор чувствую вину за его смерть. Если бы я тогда осторожнее выбирал выражения… — прискорбно сообщил глава клана Цзинь. — Не стоит винить себя в этом, — поспешил успокоить его Лань Сичень. — Ты не мог ни на что повлиять. Стараясь контролировать своё выражение лица, чтобы оно не стало брезгливым и пренебрежительным, Не Хуайсан уткнул голову в тарелку. Он не собирался успокаивать этого человека. Однако через пару минут стало совсем тошно. Он поднялся из-за стола. — Прошу меня извинить, я не очень хорошо себя чувствую. Я лучше пойду лягу спать пораньше. И стрелой вылетел из обеденного зала. В душе бушевала злость вперемешку с горечью и обидой. Да как этот человек вообще посмел начать разговор о подобном, когда сам же и виноват в случившемся?! Зато на Не Хуайсана смотрели косо, как на человека потерявшего всякую возможность вернуться к нормальному существованию, стоило ему заикнуться об этом! — Прочь отсюда, — велел он слуге, так не вовремя оказавшемся около покоев наследника клана. Испуганный слуга пискнул какое-то извинение и испарился моментально. Не Хуайсан же зашёл в свои покои и захлопнул за собой дверь. Чёрт, даже вина не взял, чтобы можно было хоть чем-нибудь себя развлечь. — Да чтоб Цзинь Гуанъяо черти в аду!.. — в сердцах начал Не Хуайсан, пнув стул. Закончить не самый лестный комментарий он не успел. Услышал, как открылась дверь, и замолчал, испуганно повернувшись на звук. Было бы неловко, стой в дверном проёме непосредственно глава клана Цзинь. Но это был всего лишь Цзян Ваньинь. Хотя и его сейчас видеть не слишком хотелось. — По тому, что я услышал, похоже, я был прав, и дело вовсе не в твоём плохом самочувствии, — констатировал тот. — Не беспокойся, о своих догадках я никому не сказал. — Вот уж спасибо, — недовольно буркнул Не Хуайсан, а в голосе не слышалось благодарности, только желчь и сарказм. — Что случилось? — поинтересовался Цзян Ваньинь и лишь потом запоздало понял, что ему для начала следовало уточнить, нужно ли уйти или можно остаться. — Цзинь Гуанъяо! Ох, этот бедный несчастный Цзинь Гуанъяо! Как же ему невероятно тяжело! — Не Хуайсан всплеснул руками, театрально заломил брови и округлил глаза. Похоже, выражение его лица должно было выглядеть грустным и сострадательным. Но весь актерский талант оценить не удалось: выражение лица поменялось в следующую же секунду на крайне озлобленное, а взглядом, казалось, можно убивать. — Просто не представляю, как ему тяжело! Наверное, нелегко живётся с… с этим! Как он вообще смеет говорить нечто подобное, когда!.. Закончить он не смог, понимая, что рядом посторонний, который не должен ничего знать. Не зная, как ещё можно выразить свои эмоции, Не Хуайсан подлетел к столу и схватился за хрупкую пиалу, собираясь расшибить её об пол, представляя, что это голова Цзинь Гуанъяо. Вот только рядом оказался Цзян Ваньинь, который перехватил чужую руку, не давая пиале полететь на пол. И выглядел он совершенно растерянным, никак не в силах понять подобной реакции. И это было обидно. Ужасно обидно, что нечто такое важное знаешь только ты. Не великие тайны мироздания, а абсолютнейшую несправедливость и жестокость, требующую наказания. Но никому не можешь рассказать, ведь никто не поверит. — Неважно, — упавшим голосом ответил Не Хуайсан на немой вопрос и отступил на шаг назад. Цзян Ваньинь сразу же отпустил его руку. — Просто обидно, — дополнил тот, возвращая пиалу на место. Они немного помолчали. Наверное, Цзян Ваньину было любопытно узнать причину всего этого. По крайней мере, иных мотивов, почему тот всё ещё здесь, придумать не получалось. Не то, чтобы Не Хуайсан не варил в искреннюю заботу и переживания за чужого человека, он, скорее, просто не верил, что кто-то настолько далёкий может переживать за него. Он присел на кровать, прислоняясь спиной к стене, недолго посмотрел на Цзян Ваньина, старательно отводившего взгляд и не знавшего, куда себя деть, а после похлопал рукой по кровати, приглашая сесть рядом. Тот, поколебавшись пару секунд, всё же опустился на постель. — Они думают, что я не замечаю их попыток избегать больных тем. Они так нелепо стараются, запинаются, думая, к чему могут привести их слова, — начал Не Хуайсан. — Как будто я не смогу никогда смириться с потерей. А потом сами же выдают нечто подобное. Это выглядит как насмешка. Может, в их действиях и нет злого умысла, всё равно это как-то… С тобой проще, — неожиданно для себя самого добавил он. — Все плохие мысли почти всегда сами испаряются. Или остаются, но таким незаметным фоном, что до них нет дела. И нет всей вот этой ерунды и беготни вокруг меня, словно я фарфоровый. — Жаль, что этот вечер превратился для тебя в нечто подобное, — сочувственно протянул Цзян Ваньинь, никак не комментируя последнее заявление, хотя по улыбке, на секунду мелькнувшей на его лице, было понятно, что эти слова всё же дошли до его сердца. — Да. Этот вечер должен был быть совершенно другим. Мы бы повспоминали что-нибудь хорошее про дагэ. Что-нибудь светлое. Знаешь, так обычно делают, чтобы не забывать, каким был этот человек, — ненадолго замолчал, а после короткого молчания смущённо пробормотал: — А, ну да, ты знаешь. Послышался тихий смешок. — Ты у брата научился сначала говорить, потом думать? — уточнил Цзян Ваньинь. — Я не понаслышке знаю, что твой брат был очень остёр на язык. Его резкие высказывания, сделанные на эмоциях, пожалуй, единственное, что веселило меня на собраниях кланов. — Я думаю, вы бы подружились, — резюмировал Не Хуайсан. — Я сначала говорю, а потом думаю, только когда знаю, что мне не нужно следить за каждым словом и сказанное не разрушит ничего. — Когда чувствуешь себя в безопасности. — Да, — согласился он. Наверное, не стоило вести себя так открыто, но не прогонять же Цзян Ваньина после их разговора. Потому ситуацию было решено пустить на самотёк. — Вина хочешь? У меня здесь должно было ещё немного остаться. Я не уверен. но поискать могу. — Не стоит, — покачал головой Цзян Ваньинь. — Расскажешь что-нибудь про своего брата? Всегда было интересно про него услышать от тебя непосредственно. От его самого близкого человека. — В Облачных Глубинах моих жалоб не наслушался? — Жалоб — да. Но мы же тогда были глупыми детьми. Чуть более зрелый взгляд на вещи — это совсем другое дело, — возразил он. Не Хуайсан спорить не стал. — Он был хорошим. Даже очень. Может, он с виду и был грозным, но на самом деле очень любящим. Когда мы были детьми, у нас было море разногласий, но всё же, когда нужно было, он всегда меня защищал. А ещё я помню, как один из моих учителей задал мне прочитать какую-то книгу. Она была то ли поучительная, то ли просто должна была развивать мой словарный запас, я уже не помню. На это мне дали три месяца, но я ничего не прочитал. И вот уже не следующий день я должен был писать работу по этой книге. И после ужина дагэ меня выловил, чтобы поинтересоваться, почему я такой расстроенный. Если бы я завалил работу, отец бы очень ругался. И я всё рассказал дагэ. Он задумчиво на меня посмотрел, а потом сказал, чтобы я не переживал и шёл спать. а когда буду засыпать, подумал о том, как сильно я хочу, чтобы книга была прочитана. Утром он разбудил меня. Очень ранним утром. И сказал, что мне нужно прогуляться. Я вообще ничего не понимал и ворчал, что меня поднимают ни свет ни заря. И мы с ним гуляли до самого начала урока. Угадаешь главный сюжетный поворот? — с улыбкой спросил Не Хуайсан. Цзян Ваньинь на это только пожал плечами и улыбнулся в ответ. У него самого на душе почему-то потеплело от этого выражения лица собеседника. — За всё то время, пока мы гуляли, он рассказал мне сюжет книги. От и до. Представляешь? Он сидел и всю ночь читал книгу, чтобы потом утром мне рассказать. Я получил лучшую из возможных оценку. — Как мило, — Цзян Ваньинь улыбнулся чуть шире. Не Хуайсан же в притворном удивлении округлил глаза. — Надо же! Главе Цзян не чужды такие слова, как “мило”! Вы меня сегодня поражаете всё больше и больше! — Как смешно, — тот отозвался с крайне язвительным тоном и закатил глаза. — Вот, вот это уже больше на тебя похоже, — заявил Не Хуайсан. — Ладно, теперь твоя очередь. — Что? — Рассказывать про себя. — Мне нечего рассказывать, — он скрестил руки на груди. — От матушки ласки и широких жестов не дождёшься. От отца с его безмерно добрым сердцем я тоже не особо много получал. А… — Цзян Ваньинь внезапно запнулся, теряясь. Он не был уверен, стоит ли продолжать. Смерил Не Хуайсана внимательным, оценивающим взглядом и махнул на всё рукой. Только одна-единственная ночь, когда они без оглядки распахивают свои души друг другу. А потом всё забудется. — А у Вэй Усяня на уме одни только балушки были, — эти слова дались очень непросто. А следующие ещё тяжелее. Он старательно подбирал выражения и уговаривал себя не прерывать рассказа на середине: — Когда мы были детьми, мы часто ссорились и дрались. Но у него всегда против меня был действенный козырь. Стоило ему схватить меня за голову, я, считай проигрывал. Потому что держал он крепко, и губами своими прямо в ухо втягивал. И всё время говорил, что это мозгосос пришёл и сейчас выпьет все мои мозги. А я очень боялся этого и каждый раз плакал. Несколько секунд Не Хуайсан стойко держался и смотрел на Цзян Ваньина со всей серьёзностью, но потом не выдержал и прыснул. — Не Хуайсан, не смей! — сразу же возмутился тот, понимая, к чему дело клонится. — Прости, не могу! — взвизгнул вполне довольный Не Хуайсан. Сначала один безобидный смешок, потом второй. Он, конечно, прикрыл рот, как будто это могло спасти ситуацию. Смех распирал изнутри, дрожали уже не только плечи, он весь дрожал от смеха, как припадочный, на глазах проступили слёзы. Но и это беззвучное веселье долго продолжаться не могло. Сделав очередной вдох, Не Хуайсан расхохотался уже от души, на всю комнату. Осуждающий взгляд Цзян Ваньина делу не помогал. Не Хуайсан рухнул спиной на кровать, заходясь от хохота и пытаясь в перерывах выдать что-то подозрительно похожее на “мозгосос”, но каждый раз его скручивал новый приступ хохота. — Мы были детьми! — попытался исправить положение Цзян Ваньинь. Хотя и у самого стало на душе как-то немного легче от такого беззаботного и искреннего смеха. Уже чуть позже Не Хуайсан так и продолжал лежать на кровати, время от времени тихонько посмеиваясь и вытирая слёзы. Выглядел он крайне довольным. День внезапно становился намного лучше, хотя, казалось, заканчивался он абсолютно безнадёжно. А у Цзян Ваньина каким-то образом получалось всё сделать намного лучше. — А говорил, что не умеешь истории рассказывать, — внезапно напомнил Не Хуайсан. — Если ты намекаешь на то, чтобы я тебе рассказал ещё что-нибудь, то можешь забыть. Я позориться больше не намерен, — отрезал Цзян Ваньинь. — Жаль, — последовал тяжёлый вздох. — Но ты можешь на ночь остаться здесь, если хочешь. Я обещаю, что защищу тебя от мозгососа. Почему ты на меня так смотришь? Не веришь, что ли? — Думаешь, это так весело? Я тебе сейчас покажу, как это было! Это очень неприятно, между прочим! — возмущение в голосе явно было фальшивым, зато зловещая и торжествующая улыбка точно не предвещала ничего хорошего. — Ты что это задумал? — встрепенулся Не Хуайсан и привстал на локтях, чтобы лучше видеть все движения собеседника. — Всего лишь устроить наглядную демонстрацию. А ну иди сюда! Цзян Ваньинь подался вперёд, чтобы схватить Не Хуайсана. Незадачливая жертва взвизгнула и кинулась в другую сторону. Носясь по всей комнате, задевая все углы и спотыкаясь, оба чувствовали небывалую лёгкость на душе. Они будто бы снова стали на какие-то несколько минут детьми, у которых нет никаких забот. И это было просто прекрасное чувство. В один момент Не Хуайсан почувствовал, как его потянули за плечи назад. И попытался отбиться и поймать баланс, чтобы не упасть. Вот только хватка Цзян Ваньина была слишком сильной, так что они оба повалились на пол. Одной рукой он обхватил брыкающегося и снова смеющегося Не Хуайсана поперёк туловища, а второй зафиксировал его голову. Тот, поняв, что дело, оказывается, совсем не шуточное, зажал уши руками. — Ну и кто из нас двоих теперь боится? — издевательски уточнил Цзян Ваньинь, а затем милосердно добавил: — Ладно, так уж и быть, не паникуй, сегодня твои мозги будут в порядке. Не совсем уверенно, ожидая подлянки, Не Хуайсан всё же разжал уши и замер, недоверчиво косясь на недавнего врага. — О да, глава Цзян, — протянул он с как можно более серьёзным голосом, — теперь я вижу, что всё это не шутки, а очень страшные вещи. Цзян Ваньинь со знанием дела кивнул и отпустил свою неудавшуюся жертву. Не Хуайсан бодро поднялся на ноги. И выглядел он совершенно счастливым. Всё то, что успело его сегодня расстроить совсем позабылось. А весь мир уменьшился до размеров покоев наследника клана, в которых был только он, Цзян Ваньинь и, казалось, просто бесконечное количество искреннего счастья.