Только поступки могут что-то изменить. А если нет поступков, то ты никогда не добьёшься результатов..
***
Последующие уроки пролетали для Антона незначительно быстро. Петров даже не вслушивался в слова преподавателей, которые в течении сорока пяти минут объясняли скучные темы различных предметов. Блондину было совершенно не до занудных лекций, его мысли были заполнены другими вещами. Антону было очень страшно выходить из школы по окончании уроков, ведь был огромнейший риск того, что за каждым углом его могла поджидать неизбежная опасность в виде сильного парня в спортивном костюме с крепким телом и недобрым оскалом, который был угрожающим наравне с пронзительным взглядом глубокой ореховой радужки. Целый день юноша был как на иголках. Единственным утешением было лишь то, что двое хулиганов ушли сразу после литературы, предоставляя Петрову возможность побыть в хоть каком-то незначительном покое. Но, к сожалению или к счастью, последний урок химии закончился, и ученики чуть ли не вприпрыжку, огромной гурьбой делали ноги подальше от мрачного, школьного здания. Антон пытался отложить срок своей надвигающейся «казни», стараясь как можно медленнее дрожащими от жуткого волнения руками складывать потрёпанные временем учебники в сумку. Одноклассники мигом ретировались из класса, оставляя одинокого блондина в душном пустом кабинете наедине с преподавателем. Пожилая учительница по химии взглянула на светлого парнишку, который единственный из всех не спешил покидать кабинет после звонка, чем неимоверно раздражал строгую даму. Женщина хмуро оглядела Петрова, недовольно скорчив свою морщинистую физиономию, возмущённо прикрикивая. — Новенький, давай шустрее! Мне кабинет нужно успеть закрыть, некогда с тобой тут церемонится! Строго пояснила учительница, собирая в большую стопку тетради по недавно сделанным лабораторным. Антон тут же встрепенулся, уловив строгие обрывки фраз от женщины, и дрожащим голосом проговорил. —И-извините, задумался просто… Мальчишке совершенно не хотелось лишний раз напрягать преподавателя своим присутствием, поэтому, взяв портфель, он поспешно выскочил из гнетущего кабинета под суровый взгляд пожилой дамы. Блондин шёл по опустошённому коридору, слегка подрагивая от переизбытка собственных дурных мыслей. Антон изрядно надеялся на то, что хулиганы забудут про существование беленького пай-мальчика в очках, отмудохать которого сегодня было обязательным действием для того самого крепкого парню с острыми клыками и мощными мышцами вместе со своей пущей шайкой до потери пульса. Петров надел свою зимнюю куртку, по цвету напоминающую топлёное молоко, которое когда-то мальчишка пил летом рано утром у бабушки в деревне, натянул светло-серую вязаную шапку как раз для таких сильных морозов, зимние ботинки и, повесив портфель на одно плечо, глубоко вздохнул, направляясь к выходу из здания. Уже на улице блондин всем телом ощутил, как его с ног до головы окутал зимний морозный воздух, который охлаждал пересохшее горло юноши, отчего лёгкие начинали болезненно гореть, вырывая из уст мальчишки хриплые покашливания. Антон с интересом наблюдал, как единственные тёплые клубы воздуха, медленно выползающие из его рта, лениво рассеивались в гигантском куполе ледяного кислорода, заставляя обмораживать каждый сантиметр собственного горла. Петров поглядывал по сторонам, осматривая каждый тёмный уголок, стараясь как можно быстрее покинуть территорию учебного заведения, обходя стороной те места, куда его могли бы без каких-либо проблем утянуть. Юноша облегчённо выдохнул, когда оказался за пределами ворот школьного здания, потирая покрасневшие от мороза голые ладони, с улыбкой сбавляя темп. Нервозный камень, который преследовал мальчишку все школьные часы, тотчас же рухнул. Видимо, хулиганы и вправду, не дождавшись, разошлись по домам, оставив Петрову возможность расслабиться, не сочиняя оправдания перед родителями по поводу того, что безжалостные крепкие парни решили испортить миловидное личико юноши своими побоями. Блондин шёл не спеша, улавливая звук того, как под его ботинками шумно хрустел блестящий морозный снег, притаптывая белоснежные сугробы в асфальт. Невольно поднимая взгляд выше, Петров заметил, что окружение начало потихоньку темнеть, впадая в зимние сумерки. Через несколько минут несколько фонарей оранжевого света озарили своими проблесками небольшие деревенские домики и тропинки, протоптанные вдоль тротуара. Повернув голову в сторону, Петров невольно загляделся на небольшую группку пацанов из отделения начальной школы, которые, по всей видимости, курили за ржавыми гаражами, сильно кашляя после каждой новой затяжки. Похоже, это был их первый раз пробы табачной продукции. Хлопья снежных осадков нетерпеливо падали на кончик красного носика, практически тут же растворяясь на нежной коже юноши. Небольшая стая дворовых бродяг кочевали голодным прихвостом возле мясной лавки, то и дело выпрашивая у зрелых торгашек пару костей с разделанной туши свинины. Деревенские огни домов расплывались, утопая во тьме, пока бессмысленный и тусклый свет стеклянных рам омывал горизонт проблесками зимней стужи. Блондин выставил вперёд, под открытое небо трясущиеся от морозного холода руки, ощущая на своих ладошках ледяные снежинки, нежные, как ангелов перо. Антону оставалось пройти всего пару домов, в том числе и через единственную двухэтажку во всём поселении. После чего блондину предстоит тащиться через мрачную зловещую чащобу к своему дому, который, как некстати, находился на окраине этого лесного посёлка. Шмыгая каждые полминуты своим красным носиком, Петров ускорил шаг, дабы поскорее оказаться дома в любимой тёплой плюшевой пижамке, вкусить чудесный, только что сваренный душистый чай со вкусом красной брусники и малины, параллельно выслушивая трёхчасовую лекцию от матери, которая будет жаловаться на то, что Антон, как всегда, не следит за своим здоровьем, шляясь по такому морозу, совсем не обращая внимания на достаточно поздний час. Затем подняться в комнату к своей любимой сестрёнке по имени Оля, укутаться с ней вдвоём в мягкий пледик, зарываясь своим носиком в шерстяную ткань, и благополучно заснуть, свернувшись клубком, словно маленький пушистый котёнок, тихо посапывая. Вот, что значит уют… Блондин засветился, словно первый весенний луч, озаривший холодный климат. Тёплые воспоминания грели душу, на что Петров нетерпеливо ускорил шаг, искренне улыбаясь от переизбытка положительных эмоций, мечтая о том, чтобы каждый его вечер был похож на уютные посиделки с младшей сестрёнкой. Антону больше не хотелось видеть между родителями крики и ссоры с бесконечными перепалками на ровном месте. Затыкать девочке уши, дабы та не слышала громкие крики со стороны злой матери, пока он сам еле сдерживался, чтобы беспомощно не зареветь, так же как и Оля, от собственной безысходности и неспособности что-либо предпринять. Но показывать свою слабость на глазах у младшей сестры категорически нельзя. Наоборот, нужно вселять в неё уверенность, что всё будет хорошо, и что она всегда будет в безопасности, нужно только немного потерпеть, но вот они терпели уже который год, и всё без толку. Петрову не хотелось, чтобы Оля видела такие вещи собственными глазами, ощущая своим маленьким детским сердечком, насколько плохой осадок плавал в их, казалось бы, ранее «счастливой» семье, который постоянно заставлял левитировать ужасные оскорбления и тяжёлые всхлипы матери с кухни. Иногда, в самые страшные моменты Антону приходилось вмешиваться в этот балаган, запирая сестру в комнате, а после самостоятельно, подставляться вместо матери под горячую руку отца, после чего на его и без того хрупком теле оставались большие синяки, которые он старательно скрывал под своими свитерами и рубашками с длинным рукавом. Блондин мечтал о том, чтобы прежняя дружная семья Петровых снова вернулась в их дом, чтобы больше не было криков, ссор, грязных оскорблений и сильных избиений. Антону было очень больно видеть всё это. Подросток всё чаще стал запираться ночью в своей комнате, чтобы затем под одеялом, дрожащим калачиком тихо всхлипывать себе в рукава спальной рубашки, чтобы, не дай бог, сестра или родители не услышали его признаки слабости. Иногда Антон винил именно себя во всех своих проблемах, которые он, к сожалению, в одиночку не в состоянии был решить. Блондин прекрасно понимал, что он просто тряпка, ни на что негодный плакса, трусливый зайка, которого в скором времени загрызут другие, более морально устойчивые хищники, растерзают, заставят громко пищать и рыдать от боли, без жалости, без состраданий, без капли чуткости и, вдоволь наигравшись с истерзанным зверьком, возьмут в руки нож и… Не успел Петров закончить оборванную мысль, как резко почувствовал на своей руке крепкую хватку и как его схватили за ткань куртки в районе изгиба локтя, утаскивая куда-то в тёмный переулок. Антон мгновенно округлил глаза, быстро ретируясь, тут же собираясь громко вскрикнуть, оставляя попытку вырваться из чертовски мёртвой хватки. Но не успев предпринять какие-либо действия, Антон почувствовал, как ему силой зажали рот широкой ладонью. Взгляд помутнел, всё расплылось, как будто бы он находился под плотной толщей воды. Петров ничего не мог предпринять или же попытаться вырваться из-за явной разницы физической силы между Антоном и незнакомцем. Он лишь мычал сквозь широкую ладонь что-то невнятное, слегка подрагивая от страха и непонимания, что делать. Похититель раздражённо прошипел что-то невнятное, а после, словно одичалый зверь, кинул хрупкую по сравнению со своей тушку Антона в сторону кирпичной стены двухэтажного дома, в тот же момент перехватывая крепкой рукой свою жертву за нежную шею, слегка приподнимая мальчишку над землёй, вдавливая в стену. Блондин сипло захрипел, в уголках прикрытых глаз появились мелкие кристаллики слезинок, всё тело мелко задрожало. Петров зажмурил глаза, вцепившись в чужие крепкие руки, дабы попытаться разжать мёртвую хватку и вздохнуть желанного кислорода. Антон опустил голову, всё также находясь с закрытыми глазами, лишь бы не видеть, кому захотелось таким образом «поразвлечься» с Петровым. Незнакомец по звуку ещё сильнее разозлился, протестуя таким действиям со стороны блондина, крепче сжимая мощный захват на бледной шее. — Глаза открыл. Грозно прохрипел низкий голос со строгим мужским басом и прокуренными отголосками в связках, который показался Антону до боли знакомым. Петров медленно разжал свои тесно сжатые веки, замечая перед собой слегка расплывчатый крупный силуэт. Сфокусировав свой взгляд на незнакомце, блондин округлил глаза, поняв, кому именно понадобилось затащить Антона за угол, ещё сильнее вжимаясь в стену под напором выше стоявшего. Перед ним возвышался тот самый хулиган, которого все, кому не было страшно, звали Ромой Пятифаном, и по виду он явно был крайне рассержен и серьёзно настроен. Хулиган, увидев то, как сильно затрясся перед ним Петров, оголил острые клыки наружу, показывая своей «жертве» белоснежный довольный оскал. — Ну чё, Антоша, щас будешь за свой гнилой базар отвечать. Рома пугающе опустил густые брови, наблюдая за переменами различных эмоций на миловидном личике блондина. Прямо сейчас он чувствовал себя хищным волком, который схватил двумя когтистыми лапами свою добычу за пушистый беленький хвостик, чувствуя дрожь в юном тельце. Да, Пятифанову тоже казалось, что Антон был довольно-таки схож с белоснежным пушистиком, у которого имелись длинные ушки и дёргающийся розовый носик. Естественно, это был Зайчик. Этот образ всплыл в голове у хулигана с того момента, когда он впервые увидел в коридоре блондина перед собой. После этого другие ассоциации, схожие с мальчишкой, в его голову больше не лезли. Роме уж очень сильно хотелось надавить на эмоциональное состояние Петрова, при этом оставляя свою «жертву» в обескураженном положении. — Думал, мудила, что так просто сумеешь увильнуть из моих лап? Думал, что я над тобой сжалился, пощадил твою наглую задницу? Какой же ты наивный. Рома хищно блеснул своей приоткрытой радужкой, облизав пересохшую губу, уже представляя, как красиво будут смотреться кровавые подтёки на этом миленьком личике. Петров не знал, что ему делать. Он прекрасно понимал, что просто физически не сможет противостоять сильному Ромке, более того, он был уверен, что не сможет стойко выдержать такой мощный напор со стороны Пятифана, и его наверняка болезненные удары. Ещё в школе Антон заметил, что Рома был на вид очень крепким и сильным в физическом плане. Даже его спортивный костюм прекрасно отображал через обтягивающие просветы сильные мышцы атлетического телосложения, которые были бы не прочь надрать кому-нибудь зад сполна. Хулиган прищурился, с ухмылкой осматривая парнишку перед собой, примерно пытаясь представить, какие сейчас мысли витают то к одной, то к другой части явно расплывчатого от страха мозга. — Чего молчишь, Антошенька? Небось, от страха все штаны себе замочил, да? Прокуренный смешок вырвался из уст хулигана, отчего Антону стало ещё более страшно. Роме явно нравилось пугать, доводить до истерики, с неимоверным удовольствием наблюдать, как сильно подрагивали коленки у мальчишки, как его глазки мечутся от одного угла к другому, наверняка пытаясь найти хоть какие-то ходы отступления. Он чувствовал сердцебиение своей жертвы и отчётливый запах паники вперемешку с настоящим неподдельным страхом. Ему хотелось ещё сильнее вжать блондина в стенку, чтобы приблизиться к источнику перепуганного Петрова. Ну, точно волк. Антон ошарашенно округлил глаза, как только хулиган вынул из кармана раскладной нож-бабочку. Пятифанов поднёс стальное орудие смерти к горлу жертвы, довольно скалясь от того, как задрожали губы и носик блондина. И вправду зайчик. Антону было до чёртиков страшно. Он ожидал множество различных ситуаций, хороших и не очень, но как минимум, все эти исходы в голове юноши в любом случае заканчивались одинаково — возвращением после уроков домой к своей любимой сестрёнке под тёплое одеяло, а не ножиком возле горла, пока он прижат к стенке хулиганом. Как же там Олька? А вдруг родители снова поссорились, и девочка там совсем одна, без поддержки братика плачет под одеялом, закрывая уши, с нетерпением ожидая Тошиного возвращения? А вдруг старшие Петровы вновь попытались затеять драку на глазах у Оленьки? Вдруг ей пришлось вмешаться так же, как когда-то Антону. И получить от отца, попав под его горячую руку. Нет! Так не должно быть! Оля не заслужила этих ужасных страданий. Она самый прекрасный человек, который был всегда рядом, когда Антону было плохо. Она всегда поддерживала мальчишку и хвалила за все его заслуги. Она всегда ставила блондина на первое место, обделяя абсолютно всех во всём, кроме своего старшего брата. Оля не сможет вытерпеть все те муки без поддержки Антона и жить спокойно в этом доме, где всегда можно было ощутить ужасное напряжение и услышать громкие вопли родителей. Как она справится одна?! При мысли о своей младшей сестрёнке глаза Антона наполнились слезами. Он всеми силами пытался сдержать порывы солёного потока из своих глаз, опустив голову вниз, но у него ничего не выходило. Хулиган прищурился, пытаясь понять, какие эмоции сейчас испытывает мальчишка. Ведь лицезреть страх в глазах Петрова было безумным удовольствием для Ромки. Пятифанов из-за опущенной макушки блондина не мог разглядеть полный спектр эмоций на личике Антона, раздражённо рыча. Ножик всё также был подставлен к горлу Петрова. И смотрелось это довольно устрашающе. Но Пятифанов не собирался портить своей стальной бабочкой нежную кожу на шее Антоши. Он проделывал все эти махинации только ради того, чтобы увидеть в глазах Петрова испуг, животный страх. Его план был прост и очень эффективен. Он хотел морально надавить на хрупкий характер мальчишки, разбить его, сломать все те места, которые до сих пор крепко держались за слабые опоры, переломить ту уверенность, чтобы блондин точно так же, как и другие в этом посёлке, подчинялся Ромке. Ну, а вдоволь наигравшись, Пятифан был бы не прочь разукрасить личико своей жертвы побитыми костяшками кулаков. Ведь языком чесать — не мешки ворочать, как говорится. Поэтому блондина придётся как-никак наказать за его гнилой базар. Отсутствие терпения у Ромки противилось продолжать нескончаемую игру кошки-мышки, поэтому он резко схватил Петрова за подбородок двумя пальцами, дабы лицезреть взгляд своей жертвы, параллельно убирая раскладной ножик в карман своей порядком потёртой кожанки. Ох, что же мы видим. Неужели это слёзы? Хулиган равнодушно хмыкнул, как только увидел первые скатывающиеся мокрые дорожки на красных щеках Петрова. Антон прямо сейчас ощущал себя перед хулиганом, словно раздетым, совершенно голым. Пятифан увидел его слабость, увидел то, как блондин беспомощен перед ним, обидно унизил лишь одним своим презрительным взглядом, полным равнодушия. Мерзкий голос в голове всё бесконечно вторил своим склизким тембром ядовитые, грязные оскорбления, которые проносились эхом, обивая стенки головного мозга. Слабак, хлюпик, сопляк, мямля, размазня, тряпка, очкарик. Петров тихо всхлипнул от собственной беспомощности и слабости, которая граничила с нескончаемым потоком страха, отдаваясь сильной давкой, окутывающей и туго зажатой вокруг шеи колючей проволокой. Ком в горле казался до ужаса невыносимым. Обида больно царапала грудную клетку изнутри, оставляя дикую горечь и слёзы, медленно сползающие по покрасневшим щекам. Солёные дорожки скатывались по подбородку, затем падали на светлую куртку, оставляя мокрые пятна на ткани. Ледяной воздух болезненно колол щёки, а влажные ресницы буквально застывали в оболочке морозного климата. Рома внимательно смотрел на Антона серьёзным взглядом. Пребывая в своих размышлениях. Он не мог понять, почему до сих пор его кулак не оприходовал лицо этого наглого засранца, который не был способен держать свой язык за зубами. Неужели из-за жалости? Да нет, быть такого не может. Пятифан, гроза посёлка, которого все знают не понаслышке, смилостивился перед этим сопляком. Это что-то из ряда фантастики. С другой стороны, пацан сам виноват. Вместо того чтобы слиться со стадом и подражать главному хулигану школы, он пошёл против воли. А таких Ромка в прямом смысле ломает сначала морально, а затем и физически. Но ломать этого мальчишку с дебильными окулярами, зелёными блестящими глазами и почти что белоснежными волосами по какой-то неизведанной причине совершенно не хотелось. Шатен отнюдь не соображал, что именно могло повлиять на такое резко поменявшееся отношение к новенькому. Может быть, это было воздействием того, что впервые за столь долгий промежуток времени в этой школе блондин — первый, кто рискнул пойти против воли Пятифанова? Или же, может быть, эту белоснежную кожу не хотелось бы пачкать жестокими следами побоев? В любом случае Рома, раздражённо скрипя зубами, понимал, что был заинтересован в Антоне. Ему хотелось узнать большего о нём, о его характере, о его предпочтениях и интересах. Только вот слёзы на щеках блондина совершенно его не украшали. Странно. Сначала говорит грязные оскорбления прямо в лицо противнику, а потом плачет, как ребёнок, потерявшийся в толпе или магазине. — Ноешь, как баба, Антошка. Языком чесать умеешь, а за базар отвечать нет? Так и сгинешь в этих дебрях, пока другие будут смотреть, как ты задыхаешься в своих же соплях, — всё с такой же равнодушной интонацией в голосе проговорил Пятифан, на что Антон не смог сдержать тихого всхлипа, со всей силы зажмуривая глаза, тем самым пытаясь остановить поток рвущихся наружу слёз. Блондин прекрасно понимал, что имел в виду парень, он прекрасно понимал, что он никто по сравнении с сильным хулиганом, который курил дорогие сигареты и носил раскладной нож-бабочку в кармане своей кожанки. Рома мог защитить кого угодно, постоять за себя, дать отпор за своих друзей, девушку, родственников. Он мог защитить любого, если бы имелось желание. А Антон? А что Антон. Антон может только плакать вместе со своей сестрой, которую пытался всеми силами успокоить, затыкая ей уши при жутких ссорах родителей. Хотя ему бы самому не помешало бы уткнуться в чужое плечо или прижаться к кому-нибудь сильному, чтобы его защитили ото всех сжигающих душу проблем. И какой он после этого мужик?.. Ответ прост. Никакой. Антон вдруг неожиданно резко почувствовал, как его больше не держали сильные руки ни за запястья, ни за подбородок. В удивлении распахивая мокрые ресницы, он непонимающе оглядывал хулигана перед собой. Рома отпрянул от Антона на расстоянии вытянутой руки, разглядывая блондина, не смея отвести пронзительный взгляд. После пары секунд неотрывных гляделок, Пятифан сплюнул куда-то в бок на белоснежный снег и, достав из кармана спортивок пачку сигарет от всё тех же всем известных Marlboro, поднёс никотиновую палочку к своим губам, ухмыляясь. — Беги домой, Антошка, пока я добрый. И по сторонам гляди, а то мало ли кто другой за угол затащит, — с угрожающим оскалом произнёс в своей манере хулиган, с удовольствием наблюдая, как в панике мечутся глазки Петрова. Наконец блондин, сообразив, что от него требуется, схватил свой портфель со снега и со скоростью света умчался в сторону дороги, пока хулиган неподвижно стоял на том же самом месте, заметно нахмурясь, разглядывая снег под своими кроссовками. Пиздец.***
Рома заторможено шёл по тропинке, держа уже третью по счёту сигарету между пальцев, периодически поднося её к губам для того, чтобы втянуть в лёгкие едкий смрад, получив новую дозу никотина в свой организм. Брови были нахмурены, из-за чего на переносице образовалась небольшая морщинка, а взгляд был обращён в одну точку, полностью пребывая в собственном потоке мыслей. Пятифан не понимал, почему решил отпустить пацана, почему не прописал ему хотя бы пендаля, чтоб на будущее следил за потоком своих грязных выражений. Но где-то в глубине своего сознания Ромка слышал отчаянные отголоски, которые грозно рычали, словно дикие волки или голодные львы, будто бы предупреждая, что мальчишка слабенький, а под напором главного хулигана посёлка он может просто-напросто разбиться на кусочки без единого шанса собрать заново, словно хрустальная ваза. Но не понятно было одно: с каких пор Пятифан всерьёз начал задумываться, какие эмоции и чувства может испытывать его так называемая жертва? Ромка был не на шутку озадачен, совершенно не понимая, каким образом этот белобрысый очкарик сумел повлиять на хулигана лишь одним своим несчастным видом, не хуже отборного алкоголя. Сука, но он же не педик там какой-нибудь, чтобы о пацанах думать! Все тёлки в посёлке мечтают оказаться в кровати под Ромой, который одним своим единым взглядом глубоких карих глаз мог заставить сжаться перед собой, подчиниться. Но все эти стереотипы постепенно рушились с появлением этого новенького альбиноса. Хоть и прошёл всего лишь день с их не особо доброжелательного знакомства, и Ромка до сих пор желал прописать этому очкастому мальчишке парочку пинков и оплеух, ведь он сам нарвался на ответную реакцию. Но другая сторона упрямо твердила, что хулигану нужно быть более сдержанным в своих эмоциях и в своих действиях. Ранее Ромка не испытывал ничего подобного, когда он безжалостно мудохал других особо смелых за их языки без костей. А сейчас что? Сам Пятифан сжалился перед каким-то маменькиным сопляком в очках. Пока что главный хулиган района совершенно не понимал, что за чертовщина происходит с его внутренними чувствами, но всё же, как бы ему неприятно было это признавать, но мальчишка и впрямь смог заинтересовать Ромку буквально за один, мать его, день. Пока что он не разобрался, конечно, каким именно образом, но надеялся, что в скором времени это станет очевидным зрелищем для него и собственных мыслей. Парень и не заметил, как подошёл к порогу своего дома, сильнее хмурясь, слыша неприятные лязги, опустевших стеклянных бутылок и шаркающие шаги по скрипящим половицам. Снова навороченный круг Ада, который Пятифану предстоит пережить в одиночку.