милый, мы просто друзья

— привет, сончан-и, — говорит шотаро, мило улыбаясь младшему, пока тот стоит на пороге его квартиры с небольшим пакетом в руках, по своему обыкновению неловко шурша белым полиэтиленом. чон делает уверенный шаг, вторгаясь в сладкое тепло чужого жилища, и спокойно разувается. нежный цветочный аромат окутывает с ног до головы, легкими нотами унося куда-то далеко, туда, где всё всегда хорошо.  — привет, хён, — сончан выдавливает из себя подобие улыбки, утаскивая за собой этот несчастный пакетик, издающий тоскливый шум. он оставляет его на кухонном столе, позволяя шотаро разобраться с презентом чуть позднее.  — как чувствуешь себя? — японец руками обвивает тонкую талию, укладывая голову на широкую грудь, в которой было слышно быстрое-быстрое сердцебиение. на это он про себя усмехается, но отстраняться не спешит. его руки скользят вдоль позвоночника, всё никак не находя для себя удобной позиции, но в итоге всё же останавливаются на пояснице — такая высота была весьма удобна для его роста.  — неплохо, спасибо, что интересуешься, — от неожиданного проявления нежности, младший делает шаг назад, но только лишь для того, чтобы крепче опереться. он похлопывает осаки по спине, не забывая кончиками пальцев пробежаться по кучерявым светлым волосам, выжженных не только краской, но и солнцем, что беспощадно палило на его макушку.  — я скучал, — шотаро встаёт на носочки, чтобы после аккуратно поцеловать сончана в уголок его подрагивающих в кривой улыбке губ, — очень.  слова остротой скальпеля режут уже израненное сердце, ледяным металлом вновь вскрывая только-только зажившие раны, что были покрыты слоем запёкшихся сожалений и несбывшихся надежд. кровь резко отливает от головы, его лицо бледнеет, в глазах на мгновение темнеет — он не уверен, что сейчас устроит на ногах. но как только шотаро с нежностью приникает к его губам, сознание проясняется.  ему до боли приятно ощущать влажный жар взволнованного дыхания, что отдавало горьким привкусом выкуренной им недавно сигареты — видимо, он задержался с открытием двери для того, чтобы сделать несколько неглубоких затяжек, высунувшись с балкона. но трепетный поцелуй неспешно перерастает во что-то большее: осознанно грубоватые касания, оттянутые пряди волос, тихие вздохи, обжигающие алые губы — всё это казалось сончану лишь приятным сном, от которого внутри сладко потягивало, и дыхание сбивалось само собой, но не более.  сончан даже не понял, в какой момент они вдвоем оказались на кровати. мягкая поверхность обдала свежей прохладой только выстиранного постельного белья, окутав нежным цветочным флёром. в то же время жесткий контраст с прикосновениями, которые в мягкости своей становились тем, что было в разы страшнее, чем сгореть заживо, сводили с ума. у сончана кружилась голова, когда он губами впивался в шею шотаро, после себя оставляя яркий след, алеющий на фоне смущенной от ласок белизны кожи. он целовал и понимал, что сегодня, вероятно, последний раз, когда они так проводят время. последний день, когда он может свободно целовать хёна и наслаждаться его полустонами, в которые плавно перетекало его имя.  с тяжестью на сердце он позволял старшему цепляться за его одежду, довольно мычать в поцелуй и умолять о большем. конечно, сейчас ему можно всё, как и самому сончану, и они оба об этом прекрасно знают. горячие ладони под футболкой, а после и шотаро, внезапно оказавшийся сидящим на крепких бёдрах сончана. тот тихим вздохом отзывается на инициативу хёна и тянет на себя, позволяя тому улечься сверху. тепло его тела сводит с ума медленно, но верно. кровь в венах закипает от напряжения, которое таро дарит сончану, дыхание замирает и с каждой секундой вдох сделать всё тяжелее — воздух раскаляется до предела, в глазах стоит дымка, а звуки приглашаются, но лишь до момента, когда шотаро томно шепчет: — сончан-и, скорее дай мне заполучить тебя, — он улыбается. сладко и расслабленно, будто бы не предлагает сейчас сончану заняться с ним сексом. впрочем, как и всегда. эта тема никогда не была табу для него, наоборот, он спокойно описывал все свои желания, не стесняясь мелких подробностей. нет, он не был одержим сексом, скорее, просто был всегда открыт для партнёра, которым и является сончан.  — не спеши, хён. всему своё время, — по голове глухо ударяет осознание, словно сейчас в затылок прилетел мешок, наполненный песком. “всему своё время” — эхом вторит в подсознании. сам сончан считает, что всему происходящему сейчас не только совсем не время, но и не место в его жизни. опьяняющая пелена возбуждения спадает, и он чувствует разрывающую изнутри боль.  губы шотаро ранят, тянут жизненные силы, забирая остатки потускневшего света души сончана. ему больно целовать его. касания, будто раскаленное жало паяльника, клеймят его руки и плечи, они становятся самой жестокой пыткой, нанося увечья не столько физической оболочке, сколько его душе.  физиология всегда берёт своё — телу не прикажешь как себя вести, поэтому предательский стояк твердо упирается в ткань спортивок, и шотаро это точно чувствует. да и сам сончан видит, что старший на взводе. ему приходится пересилить себя и отбросить в сторону ноющее чувство, засевшее в его сердце. он не может позволить портить настроение шотаро, ведь тот, в общем, ни в чём не виноват.  — пожалуйста… — шотаро скулит, промежностью проезжаясь по члену сончана, выбивая из того тихий стон.  младший ничего не отвечает, лишь одним четко отточенным движением кладёт хёна на спину, лопатками упирая того в кровать. никаких затруднений, когда он тянет штаны за пояс вниз, не возникает. он любуется плавными изгибами тела шоты, красноватыми заломами от резинки, что замысловатыми узорами вокруг талии обернулись. сончан кончиками пальцев ведёт по плоскому животу старшего, подразнивая играючи — ему слишком нравится, как чувствительное до предела тело извивается под ласками, хотя ничего такого он и не сделал. на достигнутом сончан, конечно же, не останавливается: длинными пальцами забирается под бельё, нащупывает сочащийся смазкой член и улыбается про себя, вновь чувствуя себя особенным. впервые за долгое время он искренне улыбается рядом с шотой, вспоминая о том, что лишь он знает все слабые места хёна, знает, что нужно сделать, чтобы тот в удовольствии расплавился словно крошечная льдинка в тепле ладони. и он делает это.  сончан губами мажет по острой линии челюсти, пока где-то там внизу разбирается с совсем ненужной одеждой. его руки мелко подрагивают, но от чего — он и сам не знает. легкий тремор заполняет всё его тело, с ног до головы, даря горячее ощущение перевозбужденности. очередной влажный поцелуй, раскаленным дыханием опаляющий губы, холод смазки, жестким контрастом температур пославший кучу мурашек по спине и предплечьям. чону не приходится тратить время на дополнительную подготовку шотаро к сексу — он всегда приходил уже достаточно растянутый, поэтому сончану стоило лишь на пробу ввести пару пальцев, чтобы точно убедиться в том, что он не сделает больно любимому хёну. от дополнительной стимуляции шотаро непроизвольно глаза закатывает и хватается за светлые простыни, сжимая их между пальцев.  — сончани-кун, не медли, — он мило улыбается и с нежностью поглаживает младшего по плечам, как только замечает его сомнения. чон уголки губ приподнимает в еле заметной улыбке, взглядом скользит вдоль обнаженного тела хёна и облизывается в нетерпении.  сончан кончиками пальцев ведёт вдоль бёдер таро, а после шире раздвигает их, будто бы открывая для себя новый мир. проникнув вовнутрь шотаро, сончан издает тихий стон, прикрывая глаза. каждый раз вместе с хёном был настолько чудесным и будоражащим душу, что он непроизвольно задерживал дыхание и выпадал из реальности. секс с шотаро был для сончана той самой отдушиной, о которой он грезил в беспокойных днях. перед его глазами звезды пляшут от горячей близости и сердце замирает, когда таро тихо просит его не сдерживать себя.  и он беспрекословно повинуется ему, зная наверняка, что отказать не сможет. острия коротко стриженых ногтей впиваются в спину, кроваво-красными полумесяцами украшая кожу цвета карамели, а сончану кажется, что лишь из-за этого он в одно мгновение достигнет разрядки. он начинает нетерпеливо вбиваться в податливое тело, извлекая стон за стоном, что удовлетворенной трелью разливался по небольшой комнате.  их соитие, что было греховным настолько, насколько и нежным, не имело возможности длиться дольше. оба юноши не могут сдержаться и растянуть удовольствие, поэтому сончан опадает возле шотаро, тяжело дыша. туманная дымка с глаз ещё не ушла, а чон из-за этого с невероятно глупым выражением лица глядит на шотаро, так же лежащего рядом. он смотрит на его розоватые щеки, на губы, припухшие от поцелуев, на острые ключицы, выглядывающие из-под светлой полосы одеяла, под которое он уже успел забраться, на угольно-черные бусины глаз, смотрящих прямо в душу, цепляющие прямо за тонкие струны, что под руководством маэстро издавали жалобную мелодию.  ему хотелось бы целовать его, подушечками пальцев вести по щекам, а после ткнуть в кончик носа, наслаждаясь его хихиканьем. сексуальная близость ему не так важна, как счастливая улыбка на лице любимого хёна. да, ему не суждено быть рядом, быть особенным для него, но в своей жизни ему хочется побыть причиной звонкого смеха и сияющей улыбки хоть раз. даже будучи на дистанции он был целиком и полностью для шотаро, каждое его слово и движение было для хёна.  — будешь? — шотаро выуживает из помятой пачки пару сигарет и протягивает одну из них сончану, — в этот раз купил твои любимые. до сих пор не понимаю, почему они тебе так нравятся, — в его тонких пальцах появляется черная зажигалка, на которую налеплена цветастая наклейка. младший наклоняется ближе, руку заводя за спину осаки и опираясь о подушку, чтобы поджечь сигарету об один и тот же конец пламени, что и шота. на его лице появляется глупая улыбка, когда ему кажется, что эта горячая вспышка, живущая долю секунду, снова стала связующим звеном между ними. такое же мимолетное, совсем невесомое воспоминание, что остаётся белесым пятнышком перед глазами и кровавым рубцом на сердце.  — они напоминают мне о счастливых моментах, которые уже остались в прошлом, — сончан прикрывает глаза выпуская густой дым, что медленно растворяется в воздухе.  — точно, ты уже говорил об этом… — осаки следует примеру кохая, замолкая на несколько секунд, взглядом провожая исчезающие клубы, сияющие в тусклом свете , — кстати, сончан-и, ты помнишь чанёна? — спустя чуть ли не минуты молчания выдаёт осаки, а дождавшись согласного мычания младшего продолжает, — думаю предложить ему встречаться — он кажется мне хорошим парнем. что думаешь по этому поводу?  внутри сончана что-то ломается. со звонким треском, какой обычно бывает, когда ломается человеческий хребет. со звучным задором разлетается по всему телу, гулким эхом отражаясь от стенок, проникает в каждый уголок измученного любовью существа сончана и сильным ударом под ребра выбивает из него сдавленный вздох.  — если он нравится, то почему нет? — чон выдавливает из себя улыбку, кривя губы в печальной дуге, совсем не отражающей то, что он хотел показать. вдохнуть тяжело: легкие саднит, в горле встаёт ком, а сладковатый дым становится отвратительно-тошнотворным на вкус, — главное не делай того, о чём после пожалеешь.   чон лениво выползает из-под одеяла, по пути выбрасывает бычок в мусорное ведро и отправляется искать свою одежду. он изо всех сил пытается сохранить спокойствие на лице, но слёзы предательски обжигают нижнее веко, грозясь скатиться по бледной щеке. сончан не удостаивает шотаро даже взглядом, когда выходит из квартиры, поправляя волосы. нет, он совсем не зол и расстроен, он в самом настоящем отчаянии, что паникой выкручивало внутренности, болезненно отдавая эхом по внутренней стороне черепа: «чанён.. предложить встречаться.. что думаешь?».  — до встречи, хён. я совсем забыл, что у меня были планы на сегодня, — сончану, в общем, без разницы поверит шота или нет. оказавшись на улице, он бесцельно отправляется в какую-то сторону, выбранную с помощью свыше. чон идёт по серой улице вместе с дождем, что сияющими каплями усыпал крыши машин, стены домов и спины прохожих, которые так некстати оказались без зонтов в этот час. он идёт в никуда, совсем не надеясь оказаться рядом хотя бы с районом, где расположился его дом. ему хочется убежать, исчезнуть, сделать очень длинную паузу, лишь бы больше не чувствовать себя настолько преданным. но кем он был для шотаро? другом? любовником? хорошим знакомым? секс-партнером? сончан уже не знает. теперь он точно не на первом месте в чужой жизни и даже не на втором, теперь он где-то на дне, откуда выбраться ему не суждено.  город плачет вместе с худощавым юношей, бредущим в неизвестность. облака становятся плотнее, неся в себе тонны воды, которая вскоре выльется на серый город грозовым порывом. ветер качает деревья, скрипя тонкими ветвями, роняющими пожелтевшие листья на мокрую землю. холодные капли забираются под одежду, стекают по шее и бегут по спине, заставляя сончана втягивать шею и мелко дрожать в ознобе. он тянет рукава кофты вниз, пряча в них бледные ладони с сияющими на них красными бутонами костяшек, которые он бы с радостью разбил обо что-то. боль в его душе обжигала и ранила, разрывая сердце на миллионы осколков, которые воедино уже ничего не соберет.  он шлепает по грязным лужам, не смотря по сторонам, поэтому не сразу замечает, что каким-то чудесным образом оказался около дома. он обессиленно опускается на влажный бордюр и достаёт из кармана пачку сигарет. ментол горькой остротой обжигает горло, от чего сончан закашливается. он злобно кидает только начатую сигарету на землю и наблюдает за тем, как тлеющий огонёк медленно потухает, вбирая в себя влагу с поблескивающего асфальта. он болезненно кривит губы в отчаянной улыбке и прикрывает глаза. сигарета потухает точно так же, как и звезды в его глазах.