DAY6 – I Need Somebody
Снова идёт дождь. Хмурые свинцово-серые тучи затягивают ещё недавно ясное небо тяжестью. Блёклые лучи ноябрьского солнца изредка пробиваются сквозь тяжёлый серый занавес, a само светило, словно растерявшись, совсем не показывается на небосклоне. Ноябрь выдался на редкость дождливым, воздух пропитан сыростью, промозглый холод так и норовит забраться в самые потаённые места. Погода в Сеуле всё реже балует тёплыми днями, заставляя жителей мегаполиса одеваться в куртки, и брать c собой зонты. Молодой омега стоит у окна в кухне, кутаясь в объёмный свитер и наблюдая, как дождь мелкими каплями растекается по стеклу, оседая влагой на оконной раме. Он сжимает холодными тонкими пальцами кружку c остывшим чаем. Ту самую кружку, что когда-то подарил ему старший брат. Он обещал, что всегда будет согревать своего младшего братика, даже в самые холодные вечера. Но не смог исполнить обещание. По нежным щекам парня катятся слёзы, сдерживать их уже нет ни сил, ни желания. Он устал. Стоя спиной к двери, омега слышит шлёпанье босых маленьких ног и сонный голос: – Джин-хён, ты плачешь? – Чимин подходит и обнимает старшего, обвивая детскими ручками за пояс. – Мини, малыш… всё в порядке, – Джин ставит кружку с холодным чаем на стол и уводит ребёнка в гостиную. Он садится вместе c ним на диван, мягко обнимая и целуя в макушку. – Почему ты плачешь? – не унимается ребёнок. – Ты снова вспоминаешь папу? – Чимину только девять, он смышлён не по годам и сообразителен, милый ребёнок, который уже пережил так много. – Я тоже по нему скучаю, – не дожидаясь ответа, продолжает, – и по отцу скучаю. Они ведь сейчас на небесах и приглядывают за мной, за Гуки и за тобой, – Чимин жмётся доверчиво к тёплому боку старшего омеги. – Нам нельзя плакать, иначе папа c отцом расстроятся, и дождь будет лить ещё сильнее. Год назад, когда его родители погибли в страшной аварии, маленький омега пытался стойко выдержать случившееся. Вот и сейчас, сидя в тёплых объятиях родного дяди, он старается вести себя по-взрослому. – Чимин-и, ну что ты за чудо? – Джин мягким рукавом стирает слёзы c покрасневших глаз и слегка улыбается. – Не то, что твой старший братец... Кстати, где его носит опять? Ребёнок пожимает плечами и обнимает старшего крепче.***
Музыка бьёт по барабанным перепонкам тяжёлыми басами, отражаясь от выкрашенных в чёрный и красный цвета стен. Неоновые лучи стробоскопов мелькают в толпе танцующих тел, разрезая пространство яркими вспышками. На танцполе сегодня жарко: вечер пятницы даёт знать о себе. Альфы и омеги слились в едином танце, подогреваемые алкоголем и желанием скинуть c себя груз прошедшей недели. Чонгук сидит за барной стойкой, опрокидывая в себя очередной шот текилы и наблюдая за друзьями, что ушли на танцпол поймать себе омег. Гук не в настроении. Всё нутро альфы горит и рвётся отсюда прочь. Но он обещал Югёму быть сегодня здесь и проводить того как следует. Друг переезжает c семьёй в Канаду. Его родители – дипломаты, отцу предложили работу в чужой стране. Ким Югём и Чонгук – друзья детства. Они росли в одной песочнице, вместе ходили в школу, потом и в университет поступили вместе. Дружба двух альф прошла огонь и воду: каждый готов был защищать другого до последнего вздоха, в неприятности встревали вместе, вместе их решали, вместе делили мальчишеские радости, вместе впервые подкатывали к омегам. Вместе… Каждый готов был отдать последнее за друга. Они договорились звонить друг другу и прилетать в гости, если будет возможность. Но Чон понимает, что новая страна затянет Югёма своими возможностями, новыми знакомствами и интересами, a старая дружба отойдёт на второй план. Гук рад за друга, действительно рад. Но он не может смириться c мыслью, что снова вынужден расставаться c близким ему человеком. Когда родители погибли в аварии, альфа остро переживал потерю. Особенно потерю отца, c которым он был очень близок. Отец был для него примером: честный, сильный, справедливый, настоящий альфа, для которого на первом месте всегда была семья. Гук хотел быть таким, как он. Не смог. Всё пошло под откос после той страшной аварии. Чонгук замкнулся в себе, стал дёрганным, раздражительным, заводился по мелочам c пол-оборота, часто не ночевал дома, чем лишал Джина, который в свои двадцать пять стал для девятнадцатилетнего Гука и восьмилетнего Чимина опекуном, его последних нервных клеток. Некогда жизнерадостный и открытый Чонгук закрылся ото всех. И лишь Югём был ему по-настоящему близок. Он был единственным человеком, которому Гук мог открыться и не стесняться своих эмоций и собственной слабости. После смерти родителей состояние Чонгука было крайне нестабильным, ему требовались реабилитация и консультации лучших врачей. Тогда Джин принял решение увезти Чонгука и его младшего брата в Сеул. Югём, не раздумывая, поехал c ними. Он не мог оставить друга одного в его состоянии, c чужими людьми, в чужом городе, хотел помочь адаптироваться к новой реальности, которая накрыла Чонгука c головой. И вот сейчас Югём переезжает c семьёй в другую страну. – Почему я теряю близких и дорогих мне людей? – Гук прокручивает этот вопрос в голове в очередной раз. Из задумчивости его вырывает деланный высокий смех, что раздаётся где-то рядом c ухом, вплетаясь в басы гремящей музыки. – Красивая татуировка, – запястья альфы касается прохладная ладонь. Гук поднимает глаза и видит перед собой омегу, девушку-брюнетку c ярко накрашенными красной помадой губами и откровенным вырезом на топе. От девушки несёт алкоголем вперемешку c её природным запахом чёрной смородины. – Угостишь выпивкой? – брюнетка едва держится на ногах, поэтому неуклюже садится на барный стул, стоящий рядом. – Я видела, ты здесь не один. Твои друзья веселятся, но ты не выходишь на танцпол, почему такой красавчик скучает? – Извини, я не в настроении, – Чон убирает свою руку, забитую вязью тату, которые теряются под закатанным рукавом рубашки, явно демонстрируя нежелание общаться. – Ой, да ладно, ты же в клуб не сидеть в одиночестве пришёл! Давай выпьем, поболтаем, – она вешается Гуку на шею, чем вызывает ещё большую неприязнь альфы. – Я угощаю, красавчик! Сделай нам две текилы, – кричит бармену, усиливая хватку на шее альфы наманикюренными пальцами. – Я же сказал, я не в настроении, – Гук раздражается сильнее, отчего его феромоны усиливаются, a тёплый запах белого кедра начинает отдавать горечью. – Отойди, прошу. Но брюнетка не унимается и суёт свои руки под ворот чёрной рубашки альфы, заставляя того перехватить её запястье своей широкой ладонью и c силой сжать в кулаке. – Я же сказал, отойди! – цедит сквозь зубы, a радужка и без того тёмных глаз наливается чернотой. – Хвиин, – раздаётся рядом мягкий, спокойный голос, – пойдём, отстань от парня, не надо, – Чонгук чувствует, как ненавистные руки девушки тут же убирают c его тела. – Ты перебрала, поедем домой. Рядом стоит парень. Черты лица Чон не может толком разобрать из-за взбесившихся эмоций, что пеленой застилают глаза, и выпитого алкоголя. Но запах этого незнакомца альфа чувствует прекрасно. Его аромат выделяется тонким шлейфом из всей какофонии намешанных в зале запахов тел и спиртного и щекочет чонгуков нос. Парень пахнет пионами… Тонко, едва заметно, но этого достаточно, чтобы перед глазами альфы начали мелькать картинки из детства. Вот Гук, ещё совсем маленький мальчишка, звонко смеётся от щекотки отца, а папа зовёт их к столу и ставит перед ними тарелку c только что испечённым ароматным пирогом; вот он лежит в мягкой кровати, укрытый пушистым одеялом, вдыхая родной аромат папы, и слушает сказку, которую тот читает ему... Словно наваждение… Чонгук концентрирует всё своё внимание на природном аромате парнишки, ловит этот тонкий запах и понимает, что успокаивается. Раздражение уже не бьёт своими волнами, напряжение постепенно отпускает, a сжатый кулак расслабляется, выпуская чужое запястье из стальной хватки. – Хёни, ты такой противный со своей правильностью! – врезается в слух недовольный гундёж брюнетки. – Я не хочу домой, я хочу этого красавчика, – тычет пальцем в грудь Чона. – Ни-ни, прошу, поедем домой, – снова мягко и мелодично. – Прости, она перебрала, – обращается к Гуку, a тот ловит на себе осторожный, внимательный взгляд голубых, полупрозрачных, словно нарисованных лёгкой акварелью глаз и глубже вдыхает такой необходимый аромат нежнейших пионов. – Говорил же, что это плохая идея подходить к тебе, но разве она послушала бы в таком состоянии. Я заберу её, и мы уйдём, – парень аккуратно берёт девушку под локоть, – Ни-ни, пойдём, я вызову нам такси. Брюнетка что-то бубнит себе под нос, сползает c высокого стула и, шатаясь, отходит, поддаваясь на уговоры второго омеги. Чонгук уверен: парень перед ним – омега. – Прости ещё раз, – мягкий голос теряется в грохочущей музыке, a силуэт размывается в танцующей толпе. Гук сидит ещё пару минут, смаргивая охватившее его наваждение и потирая глаза рукой, а затем срывается в толпу, пытаясь догнать незнакомца, сам не зная зачем. Он продирается через тесный танцпол среди липких тел и буйства запахов, пытаясь уловить тот единственный нежный пион… – Гук! Чонгук! – слышит громогласное над своим ухом. – Ты куда рванул? – Югём останавливает брюнета, хватая того за руку. – Эй, Гук! Веселье только начинается, дружище! Ты куда? – Мне нужно его догнать! – альфа рвётся вперёд к выходу, выскакивает на улицу и мечется в разные стороны, a видя отъезжающее такси, бросается за ним, едва не попадая под колёса другой машины. Он останавливается, упираясь ладонями в колени, и пытается отдышаться. Холодные крупные капли дождя разбиваются о спину, тут же промочив рубашку насквозь. – Ты что творишь? Жить надоело?! Кто это был? Кого нужно догнать? – Югём, бежавший следом за ним, сыплет вопросами, совершенно ничего не понимая. – Хён, я так давно не чувствовал запаха папы… a тут он… он пахнет как папа, понимаешь! – Чонгук отходит с парковки к зданию клуба, прислоняется к мокрой стене спиной, достаёт из кармана джинсов пачку сигарет, прикуривает одну и глубоко затягивается. – Я так проебался, Гёма. Я потерял самое дорогое, что у меня было. Сегодня ровно год, как нет родителей, – из груди вырывается сдавленный рык, пронизанный болью. Блондин подходит к нему, упирается лбом в его лоб, крепко прижимая свою ладонь к затылку младшего. – Гук, прости… Прости, я не должен был тащить тебя сюда сегодня, – младший сотрясается в беззвучных рыданиях на плече друга, позволяя себе, наконец, выпустить накопившиеся слёзы и боль наружу. Утро встречает Чонгука серостью и гулкой головной болью. Точнее, даже не утро, а полдень. Альфа c трудом открывает тяжёлые веки, понимая, что лежит в своей кровати, переодетый в футболку и домашние шорты, a на тумбочке рядом стоит стакан c водой и пачка аспирина. Он не помнит, как попал домой, не помнит толком событий прошлой ночи, только грохот музыки, алкоголь, который он вливал в себя без разбору в огромном количестве, и аромат пиона, что так ясно запечатлелся в его памяти. Гук тянется к стакану c водой и таблеткам, что заботливо оставил Сокджин на его тумбочке. Бросает в воду сразу две шипучие пилюли и морщится от неприятного вкуса утреннего похмелья, который осел на его языке. Он выпивает содержимое стакана одним глотком и валится обратно на подушки, зажмуривая глаза и силясь вспомнить события прошедшей ночи. – Гуки, – слышит тихое за дверью, но отвечать нет желания. – Хён, можно я зайду? – Чимин осторожно приоткрывает дверь. Чонгук старается не сорваться на брата и молча кивает. Омежка быстро проскакивает в комнату и забирается на кровать к альфе. Чимин смотрит внимательно, отмечая залёгшие под глазами тёмные тени и растрескавшиеся губы старшего. Он аккуратно двигается ближе к брату и ложится рядом, обнимая тёплыми ладошками поперёк живота. – Хён, ты снова не ночевал дома? – младший ластится к брату. – Мы c дядей Джином волновались, он опять плакал. Чонгук поворачивается к маленькому омеге, треплет его по волосам, обнимает в ответ, но не может выдавить из себя ни звука. Слова застряли в горле тяжёлым комом, он знает, что виноват перед братом и дядей. – Гуки, я скучаю по тебе, – в уголках глаз ребёнка скапливаются слёзы. – Мы так редко играем вместе. Раньше мы часто смотрели мультики вместе и играли в приставку, – Чимин жмётся к брату, швыркая мокрым носом. – Раньше ты всегда был весёлым, a сейчас грустишь и почти не разговариваешь со мной и дядей. Чонгук обнимает омежку, поглаживает по спине и стирает c детских щёчек крупные слёзы. A у самого сердце сжимается от понимания, что он – причина слёз этого тёплого лучика. Когда у родителей родился малыш-омега, альфе было одиннадцать. Пока Чимин был совсем маленьким, Гук с любопытством наблюдал за младшим братом, который всегда улыбался при виде него и тянул свои пухлые ручонки, так и норовя схватить старшего за нос или подёргать за чёрные кудряшки. Гук помнит первые шаги младшего – неуклюжие, робкие и такие по-детски важные. Помнит, как омега пошёл в первый раз в садик, a вернувшись домой c разбитыми коленками, жаловался на какого-то маленького альфу, которого не смог догнать. Старший тогда клеил на ссадинки цветные пластыри и учил младшего, что это за ним должны бегать альфы, ведь он невероятно добрый и милый омежка. Помнит, как Чимин разбил папину любимую кружку и очень боялся ему сказать, думая, что папа расстроится и будет ругаться, a Гук тогда взял всю вину на себя. Альфа помнит ещё много таких моментов: тёплых, уютных, добрых. Тех, что были до аварии, унёсшей жизни их родителей. – Хён, не сбегай больше, пожалуйста, – Чимин гладит маленькой ладошкой брата по плечу. – Папочка и отец на небесах расстраиваются, когда видят, как тебе и Джин-хёну плохо, поэтому так часто идёт дождь, – омежка смотрит серьёзным взглядом в тёмные родные глаза. – Не буду, Мини, обещаю. Я постараюсь всё исправить, – Чонгук обнимает брата ещё крепче и вдыхает детский, едва различимый запах спелых красных яблок. – Тогда пойдём завтракать, Джин готовит твои любимые блинчики, – уже щебечет омежка, словно и не было слёз и грустных мыслей. – Да, малыш, ты иди первым, я скоро приду, – альфа выпускает брата из объятий и садится на кровати. – Джин! Джин-хён, – Чимин звонко кричит и несётся в кухню, – Чонгуки сейчас придёт. Гук слабо улыбается, всё ещё чувствуя свою вину перед братом, и плетётся в ванную, чтобы привести себя в порядок. Отражение в зеркале не радует: губы растрескались, под глазами тёмные круги, на щеках нет и намёка на бывший здоровый румянец, волосы спутались и походят на гнездо. Да, картина так себе, a ведь у него завтра смена в кофейне. Альфа подрабатывает в свободное от учёбы время, чтобы не быть совсем обузой для семьи. Он раздевается, бросает одежду в корзину c грязным бельём и встаёт под горячие струи. Вода приятно расслабляет напряжённые мышцы и смывает остатки ночной попойки, заставляя неприятные мысли отступить хотя бы на короткое время. Чонгук заходит в кухню через пятнадцать минут, придя в себя и приведя внешний вид в относительный порядок. – Привет, – он несмело здоровается со старшим омегой. – Утро, как я понимаю, не доброе? – омега выключает плиту, разворачивается к племяннику и кривит губы в натянутой улыбке. – Мы ждали тебя вчера, – говорит мягко. Сокджин сам на себя не похож. Стоит ссутулившись, красивое лицо приобрело сероватый оттенок, глаза покраснели, а в уголках залегли мелкие морщинки, улыбка вымученная и совершенно не выражает эмоций. – Я был c Югёмом. Он уезжает c родителями в Канаду, вот и решил устроить прощальную вечеринку, – стараясь не смотреть опекуну в глаза. – Гук, ты же знаешь, я волнуюсь, – омега расставляет на стол кружки c чаем. – Чимин ждал тебя, ты ведь знаешь, как он старается быть сильным и взрослым, он же всегда берёт пример c тебя, a ты снова его подводишь. – Хён, давай не будем, мне сейчас не до разговоров, – брюнет напрягает опущенные плечи. – Просто давай не будем. – Я ведь стараюсь для вас c Чимином, хочу, чтобы вы были в порядке, и прошу от тебя совсем немного, просто предупреждать меня, когда ты куда-то уходишь, – старший раскладывает на стол приборы. – Джин, пожалуйста, я не хочу слушать твои нотации сейчас, – альфа натягивается весь, словно струна, стоя в дверях кухни и не решаясь пройти дальше, чтобы не усугублять ситуацию. – Чонгук, ты должен был позвонить, предупредить меня. Я, как твой опекун, имею право знать, где ты, – Джин ставит на стол тарелку c блинами. – Ты мне не опекун, я уже совершеннолетний! – взрывается альфа, давя омегу своими тяжёлыми феромонами, белый кедр отдаёт горечью и растекается по всей кухне. – Хватит строить из себя заботливую мамочку! Хватит контролировать каждый мой шаг! – тяжёлый удар кулака остаётся на дверном косяке. – Хватит делать вид, что всё в порядке! Ни хрена, блядь, не в порядке, и ты это знаешь! – альфа срывается на крик, чем пугает подошедшего сзади Чимина. – Ты не сможешь заменить мне родителей! – Чонгук… – Джин оседает на рядом стоящий стул и прикрывает рот ладонью, стараясь заглушить рвущиеся из груди всхлипы. – Чонгук, подумай о Чимине! – младший омега, сжавшись всем телом, сотрясается в задушенном плаче. Альфа вылетает из кухни и бежит в свою комнату, снося по пути вазу c цветами, что стояла на тумбе в гостиной. Он резким движением распахивает дверцы шкафа, надевает первые попавшиеся джинсы, набрасывает на плечи кожаную косуху, прямо так на футболку, хватает ключи от мотоцикла и шлем и несётся в прихожую, натягивает тяжёлые берцы и выскакивает из дома, яростно хлопая входной дверью. Джин даже не пытается его догнать, понимая, что сейчас это бессмысленно. Омегу самого трясёт мелкой дрожью, слёзы катятся по бледным щекам, а сердце больно щемит от тревоги и обиды. Он усаживает плачущего Чимина к себе на колени, кутая в свой большой кардиган. Маленький омега утыкается носом в шею старшего, вдыхая амброво-древесный аромат ванили. Запах Джина не имеет удушливо-сладких нот искусственного ванилина, наоборот, он мягкий, тёплый, слегка пряный. Его феромоны успокаивают ребёнка, снижая стресс, и, главное, дают ощущение тепла и защищённости. Чимин затихает, прекращая плакать, и поднимает на старшего покрасневшие глаза: – Хён, Гуки ведь не со зла, – ребёнок теребит пухлыми пальчиками мягкую ткань кофты. – Ему просто очень грустно без родителей. – Не со зла, малыш, не со зла, – Джин гладит младшего по спине. – Но я действительно не могу заменить вам папу и отца. Да, он не заменит детям родителей. Но он старается быть хорошим опекуном, делая всё для того, чтобы младшие ни в чём не нуждались. Когда омега слегка оправился от смерти старшего брата и его супруга, он принял решение взять опеку над детьми на себя, хоть и понимал, как это будет сложно. Разобраться c документами помогали родители Югёма. Чонгуку требовалась реабилитация у лучших специалистов, и Джин приложил все свои силы, чтобы перевезти семью в столицу. Он продал их большой дом в Пусане, купил небольшой домик в одном из бюджетных районов Сеула и стал налаживать их новую самостоятельную жизнь. Оставшиеся от продажи дома деньги Джин потратил, чтобы устроить младшего в хорошую школу, a старшего перевести в местный университет и обеспечить необходимое лечение. Омега устроился на работу в строительную фирму на должность помощника архитектора. Выше не позволяло отсутствие опыта, парень едва год назад окончил университет. Да, зарплата на должности была не слишком высокой, но начинать же c чего-то нужно. Коллектив принял его дружелюбно, и Джин, влившись в работу, показал себя как грамотный специалист, уже через полгода перейдя на должность архитектора. Он старался не опускать руки и справляться со сложностями, порой забывая о самом себе, но создавая условия для комфорта младших. Чимин освоился в школе и подружился c новыми одноклассниками. Но, несмотря на спокойный и миролюбивый характер, всё же находились те, кто старался всячески задирать маленького омежку. Он тогда не оставался в долгу и отстаивал свои границы. Чонгук проходил курс реабилитации. Не всегда результаты были стабильными, но Джин окружал его заботой и терпеливо повторял альфе рекомендации, которые давали врачи. Помощь другу c учёбой и адаптацией в новом университете взял на себя Югём, он вместе c Чонгуком перевёлся из Пусана. Гук снова занялся спортом, когда позволило его состояние. Постепенно научился контролировать приступы агрессии и старался исключить раздражающие факторы. Спустя полгода, когда курс терапии был закончен и наступило состояниe ремиссии, альфа устроился на подработку в кофейню, хоть Джин и был против. Но Гук настоял, объясняя тем, что не хочет быть для старшего обузой, хоть и находится под его опекой. В конце концов, он альфа, и отец его учил не сидеть на шее у омег, a помогать и заботиться о них. Постепенно их жизнь начала приходить в своё русло, насколько это было возможно. Но что-то пошло не так. После совершеннолетия Чонгука словно кто-то щёлкнул предохранителем, срывая все тормоза. Приступы агрессии участились, находить общий язык c альфой порой становилось просто невыносимо. Он всё чаще стал уезжать из дома и бездумно гонять на байке c бешеной скоростью.Smash Into Pieces - Rise Up
Выскочив из дома, Гук рванул в гараж, на ходу надевая шлем. Головная боль бухала стальным молотом по затылку, мешая мыслить здраво. Альфа вывел тяжёлый мотоцикл из гаража, вставил ключ в замок зажигания и, услышав рык мотора, перекинул ногу и привычно опустился в седло железного коня. Он вывернул c домашней парковки и, выкрутив ручку газа, помчал к ближайшей трассе. Потоки ледяного ветра обдували седока, врываясь под тонкую кожанку, обжигая тело холодом, но Гук не чувствовал его. Он гнал на запрещённой скорости, наплевав на все правила и игнорируя мысли, что может кому-то навредить или спровоцировать аварию. Адреналин в крови усиливал его жажду скорости, и он не мог справиться с бушующим гормоном, гонимый вперёд эмоциями. Выехав за город на ближайшую трассу, альфа выкрутил газ на максимум и, рассекая встречный ветер, помчался вперёд, не следя за стрелкой спидометра. Он опасно входил в повороты, укладывая мотоцикл практически параллельно дороге, не снижая скорости и почти касаясь коленом асфальта. Чонгук не ощущал времени. Он просто гнал в никуда, подальше от проблем, вымещая злость и отчаяние, которые ядовитой змеёй поселились в его душе. Дорога сливалась в чёрное полотно, и эта чернота застилала глаза пеленой. Но по мере того как минуты превращались в часы, адреналин уходил, а на его место возвращались боль и пустота. «Нужно не только любить скорость, но и быть хорошим водителем. Не стоит рисковать жизнью других!» – слова отца, сказанные сыну несколько лет назад, набатом били в голове. Альфа постепенно начал понимать, что его безрассудная езда не решит его проблемы. Безопасность, даже не своя, а других людей, вдруг показалась такой необходимой, такой первостепенной, что он начал сбавлять скорость. Чонгук остановился на обочине. Рёв мотора стих, оставив лишь лёгкую вибрацию от долгой езды, ощущаемую всем телом. Альфа встал с мотоцикла, снял шлем и сделал глубокий вдох, чувствуя, как влажный холодный воздух оседает в его лёгких. Измученный и истощённый собственным гневом, он стоял, уперев руки в колени и опустив голову. Осознание, что неправильный выбор может иметь страшные последствия, накрыло парня лавиной. Однажды Чонгук уже сделал неправильный выбор, за что расплачивается по сей день. Парень посмотрел на своего железного коня, и воспоминания врезались в память яркими картинками.flashback
– Отец, мотогонки «Турист Трофи» проводятся с 1907 года! Горная трасса длиной почти 60 километров считается одной из сложнейших в мире! Ты знал, что на этих гонках соревнуются в пяти классах в зависимости от объёма двигателя мотоцикла?! – Чонгук взахлёб пересказывает отцу фильм, который смотрел сегодня. – Когда я вырасту, я тоже хочу быть мотогонщиком! – Гуки, иди к своей мечте, но не забывай о своей безопасности. Два колеса – это отлично, но четыре всё же надёжнее, – отец ласково треплет сына по тёмной макушке. Чонгуку четырнадцать. Всё своё свободное время юный альфа посвящает мотоциклам: он смотрит документальные фильмы, следит за мотогонками, знает все модели байков и может рассказывать об устройстве двигателя железных коней бесконечно долго. А ещё коллекционирует миниатюрные макеты. – Отец, это ведь… Ты не шутишь? – Чонгук не верит своим глазам, когда отец приводит его впервые на мототрек, где занимаются мотогонщики. – Но ты ведь был против, чтобы я ездил на мотоцикле? Чонгуку пятнадцать. Он и мечтать не мог о том, что в качестве подарка на день рождения родители подарят ему занятия на мототреке с опытными инструкторами. – Гуки, мои запреты всё равно не остановят тебя от желания иметь свой байк, – старший альфа улыбается и прижимает мальчишку к себе, – поэтому я должен научить тебя правильно управлять им и помнить о своей безопасности. – Отец, спасибо! – Гук обнимает отца, а его глаза светятся в предвкушении первого занятия по вождению. Первый урок проходит отлично, мальчишка прекрасно знает теорию и справляется с простыми упражнениями пока на самом лёгком для его возраста мотоцикле. Инструктор хвалит юного альфу и говорит, что готов продолжить занятия с ним. – Папа! – Чонгук влетает в дом радостным вихрем и несётся в кухню. – Это было потрясающе! Я сидел на настоящем мотоцикле! И даже сам смог прокатиться на нём! – он со спины обнимает папу, стоящего у плиты. – Спасибо тебе и отцу! Вы у меня самые лучшие! – Чонгук-и, милый, осторожней, здесь же всё горячее, – журит сына омега, разворачиваясь к нему лицом, и тихо смеётся, когда подросток прижимается к нему ближе и совсем по-детски ластится, – я рад, что наш с отцом подарок тебе понравился! – Папочка, почему Гуки такой весёлый? – маленький омежка вбегает в кухню и смотрит на старшего брата удивлёнными глазками. – Мини, малыш, – старший альфа, вошедший следом, берёт ребёнка на руки, – просто твой брат сегодня получил в подарок то, что очень давно хотел. – Вкусную конфетку? – Чимин смотрит на брата с подозрением. – Тогда почему со мной не поделился? Я тоже люблю конфеты! – омежка морщит свой милый носик и дует пухлые губки, а вся семья смеётся. – Нет, Мини, не конфету, а кое-что лучше, – Чонгук слегка щёлкает младшего брата по носу, – но я покажу тебе модельки своих мотоциклов, хочешь? – Хочу, – малыш ёрзает в руках отца и перебирается к брату, – пойдём скорее в комнату! Комната Чонгука – святая святых. Он редко разрешает маленькому Чимину туда заходить, бережно храня порядок на полках с коллекцией. – Давайте сначала поедим, – старший омега останавливает мальчишек, – Джини скоро вернётся, поэтому мойте руки и помогите мне накрыть на стол. – Хорошо, пап, – Чонгук, пританцовывая, с заливающимся звонким смехом Чимином на руках, уходит в ванную. – Всё-таки было хорошей идеей отправить его заниматься с инструктором на мототрек, – омега подходит к мужу и обнимает его. – Да, родной, – альфа обнимает супруга в ответ, – думаю, Чонгук всё правильно понял. Я не хочу лишать его мечты. – Отец, это… – Чонгук смотрит на чёрный байк, припаркованный возле дома. Чонгуку восемнадцать. Месяц назад он получил права, как и мечтал. И сейчас он копит на свой первый мотоцикл. Хочет взять для начала какой-нибудь попроще, чтобы хватило денег, которые он заработал сам. – Это же «HONDA CBR 1100 XX Blackbird»… отец, я… спасибо! – парень и представить не мог, что отец на день рождения подарит ему байк, да не какой-нибудь, а «дрозда». – Мягкие подвески, тяговитый двигатель объёмом на тысячу с лишним «кубиков» с двумя дополнительными балансирными валами, сводящими практически на нет все вибрации. Хорошая ветрозащита, тормозная система комбинированного типа, он же почти идеален для путешествий и для города! – Чонгук любовно разглядывает агрегат, проходится пальцами по чёрной блестящей поверхности топливного бака, обводит очертания серебристых букв логотипа, пробует на ощупь кожаное седло. – Он не новый, сам знаешь, их выпуск прекратили ещё в 2007, но этот был в хороших руках и за его состоянием следили, – старший альфа отдаёт сыну ключи от байка. – Надеюсь, он тебе долго послужит. – Он прекрасен! – Чонгук обнимает отца. – Я и мечтать не мог о таком... Спасибо! Можно… можно я прокачусь? – Конечно, Гуки, – треплет парня по смольным волосам. – Помни, сын, дорога ошибок не прощает, будь аккуратен. – Спасибо, отец! – парень бежит в дом за экипировкой. Её он купил уже давно, но случая надеть не было. Альфа достаёт из шкафа чёрную косуху, кожаные перчатки и тяжёлые берцы, хватает с полки чёрный шлем и выскакивает из дома в предвкушении поездки на своём железном коне.end flashback
– Это было так давно, а я помню, словно это было вчера, – Чонгук садится на мокрую обочину, совершенно не ощущая холода и промозглого ветра. – Пап, отец, я так скучаю по вам. Я так виноват, простите меня, – тёмные глаза наполняются слезами, – я не смог, не сдержал данное вам обещание, – парня сотрясает крупная дрожь. – Я скучаю, безумно скучаю… Отец, мне так не хватает твоей поддержки… Пап, мне так не хватает твоего запаха… я сегодня снова почувствовал его такой родной… Ощущения прошедшей ночи снова накатывают дурманом. Омега и аромат пионов, что забился в лёгкие альфы и не желает оттуда выветриваться. У папы был не такой, более густой, насыщенный, пряный. Запах омеги нежный, едва уловимый, словно омытый утренней росой и слегка отдающий яблоками. Но такой знакомый и… необходимый? Чонгук не помнит внешность того омеги, но отчётливо помнит его глаза. Голубые, полупрозрачные, словно художник, набрав на кисть много акварели, поставил ей на бумаге кляксу, а затем размыл чистой водой. Взгляд внимательный и осторожный. И имя Хёни. – Хёни – это Хёнджин? – Чонгук спрашивает сам себя и задумывается, можно ли в Сеуле найти человека, зная о нём только возможное имя и запах. – Пап, мне было так спокойно рядом с ним… Как будто ты снова со мной, – парень обнимает себя за плечи и старается унять дрожь, то ли от холода, то ли от нервов, охватившую его тело. Сил подняться на ноги нет, но нужно домой. Джин, наверное, там с ума сходит. И Чимин наверняка напуган тем, что старший брат снова сбежал. А ведь буквально утром Чонгук обещал ему не пропадать и постараться всё исправить. Парень, вымокший до нитки, с трудом встаёт с обочины и садится на мотоцикл. Поворачивает ключ зажигания и надевает шлем. Адреналин в крови сменился усталостью и ознобом. Сил гнать на скорости нет, да и совесть не позволяет, мигая красной лампочкой и напоминая слова отца: «дорога дураков не любит». Чонгук не спешит и добирается домой уже затемно. В окне на кухне горит свет – Джин не спит. Ждёт. Альфа глушит мотор и заводит мотоцикл в гараж. Он мнётся на пороге дома и настраивается на тяжёлый разговор. Голова раскалывается на части, а тело ломит. Меньше всего сейчас хочется слушать нотации старшего. – Джин, – наконец зайдя в дом и пройдя на кухню, тихо зовёт Чонгук. Омега сидит за столом, опустив голову на руки и, видимо, задремав, не слышит хлопнувшей двери и тяжёлых шагов в коридоре. – Хён, пойдём в комнату, – Чонгук легко касается плеча старшего, а тот вздрагивает и смаргивает остатки тревожного сна, – Джин… – Гуки, – омега подскакивает со стула и обнимает племянника, – слава богу, ты дома! Совсем промок! В ванну горячую, быстро! Не хватало ещё заболеть… – сон рассеивается окончательно, словно его и не было, – а я пока заварю тебе чай. – Хён, прости, – Чонгук смотрит щенком побитым, понимая, что не заслуживает такого отношения к себе со стороны старшего после всех его выходок, всей той боли, что Джину приходится выносить, – прости… – Завтра, Гуки, всё завтра, – омега смотрит устало, но так по-доброму, – мы поговорим завтра, а сейчас нужно согреться и выспаться. Чонгук уходит в ванную, а Сокджин заваривает чай, думая о том, что сегодня всё обошлось. Надеется, что всё обойдётся и завтра.