Прости...

      Вечер в семье Дазай проходит спокойно, даже мило. Это редкие случаи, когда их обоих никто не тревожит, никто не звонит и не вызывает в штаб. Они оба предоставлены друг другу и сами себе. Осаму старается не дёргаться и не мотать головой, когда Мизуки его подстригает. Это не первый раз, когда он доверяет ей эту процедуру, хоть в детстве очень дулся на неё, когда она довольно коротко подстригла его виски, оголяя уши. Осаму они никогда не нравились, поэтому он старался их прятать, объясняя это так: — Они у меня топорщатся.       Темноволосая мафиози приводит волосы брата в порядок, мылит ему голову, чуть просушивает волосы, чтобы они не были слишком мокрыми, иначе стрижка будет неровной или короче, чем нужно, а жалобы младшего брата старшей слушать как-то ну совсем не хочется. Девушка берётся за ножницы после того, как укрывает плечи младшего, предотвращая возможные проблемы с очисткой одежды после подстригания.       Осаму молчаливо терпит — только хмурится иногда, когда Мизуки уж больно сильно тянет его волосы, но не говорит ей ни слова — цепляется за табурет и напрягает шею, чтобы голова не запрокидывалась. Старшенькая сделает всё, как надо, как правильно, потому что любит брата, поэтому он ей полностью доверяет. Так, как никому другому бы не доверился. Шатен даже что-то довольно мычит себе под нос и постукивает по табурету пальцами. Кажется, он в хорошем настроении, что довольно редко.       С момента, как в Портовой мафии появился Чуя, настроение у младшего Дазая полетело под откос. Он частенько ходил хмурый, особенно когда знал, что Мизуки с ним возится, рассказывает ему, что да как, показывает штаб и даёт советы. Юношу сжирала ревность в такие моменты. И если раньше юный мафиози был уверен, что смог бы это перебороть, то теперь, когда ему скоро стукнет семнадцать, он понимает для себя одну простую вещь: его эмоции в отношении Мизуки не меняются совсем. Он как видел её совсем в ином свете, так и продолжает видеть. Для него она особенная, всегда была и будет. И плевать ему, насколько это правильно или нет. Не им со стороны душегубов говорить, что правильно, а что — нет. Эту привилегию стоит оставить тем, кто не запачкал свои руки в крови по локоть. — Ми-тян, как думаешь, если бы не были так близки, у меня был бы шанс быть с тобой? — Задаёт внезапный вопрос Осаму. Темноволосая мафиози замирает на мгновение, будто что-то обдумывая. И ведь в самом деле, никто из них никогда не задумывался, что, обернись ситуация совсем иначе, была бы большая вероятность те то, что не сойтись — не встретиться вовсе. Они очень непохожи, хоть и являются родными братом и сестрой. — У меня был бы шанс сделать тебя счастливой?       Демоническому вундеркинду кажется, что нет ничего более важного для него, чем понимание, что Мизуки улыбается, что она смеётся и она не страдает, ей не приходится забирать чужие жизни. В какой-то момент младший Дазай даже корит себя, что не родился старшим. Это не она должна его защищать! Это совсем нечестно!       Старшая Дазай стрижёт его волосы, слушая характерный звук ножниц и тихое, мерное тиканье часов на стене. Девушка делает глубокий вдох перед тем, как, заправив прядь своих тёмных волос за ухо, улыбнуться. Осаму этого не видит, но чувствует. И в груди становится жарко. — Конечно. — Одно слово, а юноше хочется начать барахтаться на табурете, будто ему лет пять. Его рот растягивается в улыбке от уха до уха. Но Дазай не двигается с места, хоть клокочущее чувство становится только сильнее, оно бурлит внутри, как пузырьки Рамунэ в бутылке. Чувство немного щекочет его. Что это? Радость, счастье, восторг? А, может, всё вместе? Осаму не понимает, не может подобрать точного слова, но ему нравится, что он ощущает. — Братик, я закончила, — Мизуки обращается к нему уже в который раз, и лишь сейчас шатен слышит её — слишком увлечён попыткой найти ёмкое и достойное описание его эмоциям, которые не дают покоя. Осаму чувствует себя любимым ею, чувствует, что может положиться на неё. С ней он в безопасности.       Однако одно не даёт покоя Дазаю. Он смотрит на сестру, которая наводит порядок после стрижки и выхватывает щётку с совком под недоумевающий взгляд девушки. — Я помогу. Меня подстригали, значит мне и убирать, — с серьёзным видом заявляет юный мафиози, старательно убирая клочки своих состриженных волос с пола. — Знаешь, Ми-тян, чем чаще меня посещает мысль, что я крайне нечестно отношусь к тебе, оставляя всё на тебя, тем больше начинаю злиться, что от меня нет никакого толку для тебя. Я утром приготовлю нам завтрак, поэтому поспи немного подольше.       Это кажется ему более честным по отношению к той, кто заботится о нём на протяжении многих лет. «Дурной поступок для любого мужчины — прятаться за женщиной», — вычитал где-то Осаму, будучи ребёнком, однако смысл слов понял только сейчас, когда старательно убирал с пола. — Осаму, ты стал шире в плечах? — С некоторым удивлением и даже радостью интересуется Мизуки, глядя на спину своего младшего с улыбкой. Ей всегда радостно осознавать, что он взрослеет, хоть иногда по-прежнему ведёт себя, как ребёнок; жадный, капризный, немного избалованный вниманием старшей сестры.       Темноволосая мафиози прекрасно понимает, что некоторые его не самые приятные черты — результат её попытки самостоятельно вырастить брата без багажа личного жизненного опыта за спиной. Она сама его испортила, сама привила ему эти черты, сломала его жизнь, умалчивая о многом ради его безопасности.       Благими намерениями вымощена дорога в Ад. И даже если им суждено оказаться там, Мизуки будет держать Осаму за руку, ведь он оказался в этой ситуации по её вине, ей же продолжать делать всё, чтобы не ухудшить положение дел. Хотя куда уж хуже.       Глядя на шатена, который гордится проделанной работой по уборке, девушка всерьёз задумывается над одной вещью, за которую может последовать неминуемое наказание. Но если то, что не даёт ей покоя, сработает так, как она того хочет, то любая мука, любое наказание будет стоить того.       Темноволосая мафиози оборачивается ко входной двери, когда слышит чьи-то шаги, хоть и знает, что никого в апартаментах, кроме неё и младшего брата нет. У двери стоит высокая фигура без каких-либо детальных черт — обычный силуэт высокого мужчины. Он машет ей, и отчего-то старшей Дазай становится не по себе, но в то же время она рада. «Увидимся, ” — доносится до её ушей с небольшим эхом. Входная дверь будто бы светится, за ней слышны чьи-то ещё голоса, однако разобрать что-либо невозможно. Мужской силуэт разворачивается и растворяется в мягком свете. Всё исчезает моментально, когда ладонь Осаму ложится на плечо сестры. — Опять что-то видишь, Ми-тян? — Для Осаму это уже что-то привычное. Ему как-то раз поведали о том, что это она первая раскрыла дело о «воскрешении» прошлого босса Портовой мафии, а также предсказала смерть молодых людей из «Знамени», но он до сих пор не может разгадать принцип действия таких «сил», как и не может понять: является ли старшая таким же эспером, как он сам.       Всё указывает на то, что какие-никакие силы у девушки есть, но в то же время попытка обнулить способность младшему Дазаю ничего не даёт. Развитая интуиция — к такому выводу приходит юный мафиози, глядя ореховыми глазами в глаза сестры. Ему так хочется, чтобы она была счастливой, но он не знает, что может сделать для этого, одно точно приходит на ум: больше не калечить себя. — На секунду мне показалось, что я видела кого-то, и теперь мне немного тревожно. — Кивает Мизуки и старается улыбнуться, чтобы брат не переживал за неё, однако её втягивают в тёплые объятия. Осаму гладит спину старшей сестры, будто бы стараясь её успокоить. Это всего лишь видения, хоть они и имеют свойство сбываться, но меньше всего шатену хочется, чтобы его самый дорогой человек тревожился по какому-либо поводу.       Остаток их вечера проходит в домашнем уюте. Оба Дазай готовят вместе, обмениваются шутками и стараются отвлечься от странного чувства, будто то-то вот-вот должно произойти. Осаму уже и не помнит, когда их вечера были настолько спокойными. У него нет даже желания портить этот момент приставаниями к ней, хоть его гормоны стараются взять верх над разумом.       Работа по восстановлению былой мощи Портовой мафии идёт полным ходом. Организация старается залатать дыры, ища замену тем, кого уже давно нет, хоть многие понимают: замены «Знамени» — достойной замены — нет и вряд ли она появится когда-нибудь. Липпманн, Док, Пианист, Айсмен и Альбатрос были мастерами своего дела, знали, что от них требовалось, и выполняли всё идеально. Порой даже слишком, если дело касалось подделывания банкнот, хоть Пианист редко когда делал это в сроки, зато можно было сказать наверняка: никто бы не смог отличить подделку от оригинала.       Вечер. Бар «Люпин». Дазай, пользуясь фальшивыми документами, решает, что это будет отличная идея посидеть в баре и кое-что обсудить с Сакуноске, который всё пытается понять с чего это вдруг юноша решает встретиться с ним в таком-то месте.       В помещении приятный тёплый свет, хоть и немного приглушённый. Лестница вниз ведёт в довольно небольшое помещение бара. Массивная барная стойка, покрытая тёмным лаком, простирается от самого входа и до противоположной стены, барные стулья без спинок и большая — нет, — огромная алкогольная «карта» позади бармена.       Это приятной наружности мужчина средних лет. На его висках уже виднеется проступающая проседь, его сухие губы, кажется, навечно застыли в расслабленной улыбке, которой он приветствует гостей. Никто не знает его имени, никто никогда и не интересовался, но посетители зовут его ласково и по-доброму «Старик». Посетителей в «Люпине», к слову, не так часто встретишь, что не новость — бар находится в переулке, и, если не знать ориентиров, его можно не найти. Зачастую бару «кассу делают» мафиози, поэтому некоторых людей Портовой мафии встретить в таком месте — обычное дело.       В бокале «олд» постепенно тает шарик льда, смешиваясь с виски. Сакуноске хочет задать вопрос Осаму знает ли его сестра, что он пьёт алкоголь в таком юном возрасте, но вовремя себя сдерживает, потому что видит мобильный телефон в руках юноши. Он пишет сообщение, номер молодому мужчине тоже знаком — старшая Дазай. Шатен болтает ногами, пока сидит на барном стуле — ещё не настолько высок, чтобы достать даже до подставки для ног. На соседнем барном стуле сидит трёхцветный кот. Ну, кот и кот, в этом нет ничего необычного, однако в его взгляде есть нечто такое, что заставляет на секунду задуматься. Кот, кажется, понимает больше, чем может показаться на первый взгляд.       Никому неизвестно есть ли прозвище у кота, откуда он вообще взялся. Он выглядит ухоженным, будто это чей-то кот, который выходит погулять, однако, по словам бармена, этот хитрый хвостатый приходит в бар постоянно и будто бы кого-то ждёт, сидит на одном месте и с закрытием просто… исчезает. Кот, который не откликается ни на одно имя, гуляющий сам по себе. Это забавляет, и поэтому Осаму берёт на себя ответственность дать ему имя. Юноша смотрит на животное, которое проникновенно смотрит на него в ответ, и они будто оба друг друга понимают. Кот недовольно щурится, будто осуждая за что-то, тянет лапу к руке Дазая и бьёт по ней с такой же силой, как когда-то Мизуки отвесила своему младшему брату подзатыльник за то, что тот не остался дома, а решил проследить.       Одного только удара хватает, чтобы Осаму вспомнил все свои огрехи перед старшей, начиная с того злополучного вечера, когда он увидел, как она впервые убивает. И это не один человек; это группа из трёх. И этот удар для шатена, как ценный урок. Урок. — Отныне ты Профессор. Только не бей меня снова, договорились? — На вопрос слышно только мурлыканье. Кот, окрещённый Профессором, потягивается, переминается, будто взбивает набивку сидения на барном стуле и вновь поджимает под себя лапы.       Сакуноске наблюдает за этим у лестницы, пока не слышит звук уведомления на мобильном телефоне. Это уже его. Сообщение от Мизуки: «Не дай ему напиться в стельку и сам много не пей. Оба пиздюлей получите.»       Она как обычно. Оде становится интересно, какой Мизуки была раньше, до Портовой мафии, потому как он уверен: организация и то количество насилия круто испоганили её характер, но спрашивать у младшего Дазая бессмысленно — он никогда не расскажет о ней что-то, кроме того, какая она любящая и заботливая. Это не совсем то, что хочется услышать, но больше спросить не у кого.       Оба мафиози болтают расслабленно, Осаму с улыбкой, в которой есть лёгкая нотка горькой ностальгии, рассказывает Одасаку о его детстве, которое было не самым приятным, и только сестра всегда была тем человеком, кого он больше всего хотел видеть. Ругающиеся родители, отец, изменяющий матери, мать, у которой сдают нервы постепенно. И только Мизуки в этом чёрно-сером мире не такая — цветная. Её цвета мягкие, приятные глазу.       Юноша рассказывает своему другу о детстве, которое он и его сестра провели вместе, как она помогала матери заботиться о нём, как читала ему сказки. И тут в его голову закрадывается мысль. — Я тут такую интересную штуку узнал. Яблочное самоубийство. — На самом деле Дазай вычитал, что в семенах яблок содержится цианистый водород, который опасен для человека в больших количествах. Ода с недоумением смотрит на своего юного друга, переспрашивая, на что получает утвердительный ответ. — Прям, как у Золушки, — хмыкает Сакуноске и берёт в бокал с виски, чтобы сделать глоток. Шатен призадумывается, почёсывая лоб через густую чёлку. — Должен сказать такого ответа от тебя даже я не ожидал. Да уж, Одасаку, с тобой не соскучишься. давай-ка я тебе объясню. Во-первых, это была не Золушка, а Белоснежка, и, во-вторых, это было не самоубийство. — Осаму немного изумлён таким ответом. Какая ещё, к чёрту, Золушка? Поэтому спешит немного прояснить момент, поражённый тем, как кто-то всего на год старше его сестры, может быть либо неосведомлённым настолько, либо забывчивым.       Кажется, Ода чувствует себя побеждённым, но не обиженным, признавая свою ошибку, однако восклицание Осаму привлекает его внимание. — Слушай, Ода, а что, если Белоснежка покончила с собой? Вдруг она знала, что яблоко отравлено, но всё равно откусила? — Размышляет вслух юный мафиози, приложив пальцы к подбородку. А ведь ему теперь в самом деле это кажется интересной теорией, и на вопрос Оды «Зачем?» следует вполне рациональный ответ: — От отчаяния, когда поняла, что мать подсунула ей яд. Или… это было неясное отчаяние, связанное с самой сутью нашего грешного мира? Тогда это ещё интереснее.       Они оба так ни к чему и не приходят в ходе размышления. Одасаку уверен, что писатель, написавший детскую сказку, явно не вкладывал такой смысл в эту сцену с яблоком. Однако что-то в словах про яблоки есть такое, что заседает в голове молодого мужчины. Он не может выбросить это из мыслей, когда идёт домой. Своё обещание он выполняет — много не выпил и Дазаю тоже не позволил, напоминая тому про сестру и её праведный гнев.       Да уж, в самом деле праведный, ведь старшая ведёт младшего брата под струю холодного душа, чтобы тот протрезвел. Однако юный мафиози в кои-то веки мстит сестре и, перехватывая лейку душа, направляет воду на неё. По итогу: оба мокрые и стараются согреться о тела друг друга, одаривая чувственными поцелуями. Осаму сминает губы Мизуки, прижимая её к стене; лейка душа валяется на полу, поливая их обоих струйками холодной воды. Губы сестры мокрые от воды, но от этого только мягче, и к ним хочется припадать снова и снова, проводить по ним языком и целовать, целовать, целовать…       Когда поцелуи опускаются на шею, оба Дазай понимают: надо остановиться. Поэтому они снимают мокрые вещи и сразу же бросают их в стиральную машину. Темноволосая мафиози вытирает тело брата насухо, как он поступает и с ней, накинув на её голову полотенце. Тонкие пальцы юноши массируют кожу головы старшей сестры, когда он старается убрать лишнюю влагу с корней тёмных, густых волос и немного с длины. Это занятие очень медитативное, и потому Осаму даже не замечает, что Мизуки уже тихо сопит, не надев даже нижнее бельё. — Какая же ты беспечная, сестрёнка, — шепчет себе под нос юноша. Благо они находятся оба в спальне, поэтому юноша укладывает её в кровать, «запаковав» в одеяло, будто начинку в блинчик, а сам идёт искать плед, который не так давно купила старшая на случай, если будет холодно даже под одеялом. Плед немного колючий, но Осаму потерпит.       Утром — привычная семейная рутина старшей сестры и младшего брата. Умывание-завтрак-сборы, а рутина в организации уже сама разлучает их на контрольно-пропускном пункте.       Мизуки уже в том состоянии, при котором она может вновь быть в боевой готовности, хоть всё ещё принимает обезболивающее. Поэтому, когда ей и Сакуноске поручают разведку, она меняет свой привычный внешний вид — юбка, рубашка, галстук-боло и шарф — на более практичное боди с высоким горлом, маску, закрывающую нижнюю часть лица и брюки из тянущегося материала. Арсенал её оружия тоже пополняется. Тренировки Верлена не проходят даром, как ни крути. Ода, видящий её в таком виде, усмехается. Им обоим предстоит провести некоторое время по заданию на другом конце города. Группа старшей Дазай должна присоединиться к ним немного позже. — Ми-тян, будь осторожна, — бухтит немного обиженный Осаму, когда нагоняет её в коридорах. Юноша смотрит на Сакуноске, и этого взгляда ему хватает, чтобы понять: молодой мужчина вновь будет присматривать за темноволосой девушкой, чтобы та не натворила дел.       Ода отмечает, что за весь этот год Мизуки и её брат стали очень близки и даже дружнее, чем раньше. Это не может не радовать. Если всё так на самом деле, то это значит, что Одасаку не будет больше ушами для младшего Дазая, когда тому вновь придёт в голову рассказать о неурядицах между ним и его сестрой. Порой исполнителю низкого ранга кажется, что он о семейных трагедиях между его друзьями знает больше, чем ему стоит знать. И это иногда забавляет.       Молчание висит в воздухе, пока оба мафиози едут до самого дальнего района Йокогамы. Они не знают о чём говорить, однако что-то в выражении лица старшей Одасаку не нравится. Во взгляде есть нотки напряжения и некоторой тревоги. — Ода, ты в ладах со своей способностью? — Внезапно задаёт вопрос девушка. Молодой мужчина косится на неё, немного не понимая к чему та клонит. Мизуки тяжело выдыхает. — Просто ответь мне: «Да» или «Нет». Это важно.       В ответ на это Ода, призадумавшись, кивает, медленно, но верно, начиная понимать: что-то однозначно грядёт…