Взмах её ресниц

      Значит, он всё ещё работает. Реджина ухмыльнулась и, специально понизив голос, дабы сделать его звучание глубже, проговорила:       — Доброй ночи, мистер Эндрюс.       — Доброй… — он осёкся, кажется, окончательно удостоверившись, чей именно голос прозвучал на том конце провода. — Мисс Джонсон?       — Ну а кто же ещё?       — Неужели проголодались, мисс Джонсон? — ровным, даже прохладным тоном спросил он.       — Нет, не проголодалась. А вы?       Он с полминуты молчал. За это время она сумела придумать предлог для этого полуночного звонка.       — У вас что-то срочное? — наконец, выговорил он.       — Да, срочное. У меня есть два билета в театр, но, к сожалению, мне совершенно не с кем пойти, — с наигранной грустью протянула она.       — У вас же есть друг. Смит.       — Он уехал, а я пока никого в этих краях не знаю, кроме вас.       — Познакомить вас с кем-то?       Она сжала трубку и расплылась в улыбке. Ах, мистер Эндрюс, не тратьте время на увиливания — ничего из этого всё равно не выйдет.       — О, вы, правда, можете, мистер Эндрюс? Это было бы чудно, однако, на это совершенно нет времени, ведь концерт уже завтра.       Томас снова довольно продолжительно молчал, а потом выдохнул:       — Хорошо, мисс Джонсон.       — Заедете за мной?       — У вас снова проблемы с автомобилем?       — С ним всё в порядке. Просто хочу, чтобы вы заехали за мной, — бесцеремонно заявила Реджина.       — Ладно, — протянул он сквозь зубы. — Что за концерт?       — Секрет. Жду вас завтра в пять вечера возле того дома, в котором мы были, — и лукаво добавила: — Сладких снов.       — До завтра…       Она быстро повесила трубку и прикусила изнутри щёку от предвкушения. Рыбка на крючке. Прекрасно. Тем более, она действительно соскучилась по хорошей музыке. Осталось только сообщить Рою, чтобы тот как можно скорее — и неважно каким способом — достал билеты.       Хотелось бы Реджине сказать, что весь следующий день вплоть до самой встречи с Эндрюсом она провела в спокойствии, ни капли не волнуясь о предстоящем выходе в свет. Но нет, Кэролайн, с самого утра начавшая приготовления, взвинтила ожидания до предела, и её нервозность, несомненно, передалась Реджине.       Гардероб, уже разобранный должным образом, был тщательно просмотрен несколько раз. Под конец, когда нужный наряд был уже выбран, Реджина ощутила себя измотанной до предела. Однако, стоило признать, это не отменяло того факта, что выбором она была довольна.       Платье, ярко-красное, с линиями кружев, идущих вокруг выреза и опоясывающих талию, идеально подходило под её настроение — игривое и даже чуть воинственное. В конце концов, Томас был сам виноват в этом. Если бы не его показная небрежность в последние разы, то она была бы более благосклонна.       А так, она прихорашивалась совсем не для него. И велела Кэролайн вплести в причёску нитку жемчуга тоже, разумеется, не для Томаса Эндрюса.       «Не заслужил», — думала она, оставляя несколько капель духов за ушами и на ключицах.       В одном Томас её не разочаровал. Он приехал вовремя, даже немного раньше. Реджина, незаметно выглядывая в окно из-за штор, видела, как медленно затормозил на подъездной дорожке его «Рено».       Мистер Эндрюс помедлил, прежде чем, сверившись с часами, покинуть автомобиль. И дать, наконец, Реджине возможность оглядеть его с ног до головы. Фрак, безусловно, безумно ему шёл. Плотно облегая его широкие плечи, он, наконец, позволил Реджине увидеть в Томасе не просто самодостаточного мужчину, пусть и мало обращавшего внимание на такие мелочи, как гардероб, а вполне себе состоятельного джентльмена, готового выложить за вечерний костюм приличную сумму. Впрочем, скоро Томас, по всей видимости, замёрз, потому надел кашемировое пальто.       Но деньги, да и статус, мало её заботили. Куда больше Реджину интересовали эмоции. А Томас успешно заставлял её кровь вскипать — в жажде подчинить его.       — К вам приехали, — заглянув к Реджине в комнату, оповестила Кэролайн, но, увидев ту у окна, лишь понимающе улыбнулась.       — Что ж, — протянула она с лукавой насмешкой в глазах, — джентльмен ведь способен немного подождать, я права?       И Томас ждал, каждые две минуты поглядывая на часы. Он известил дворецкого о своём прибытии и рассчитывал, что Реджина скоро появится. Но прошло десять минут, затем двадцать. Он начинал заметно нервничать, когда минутная стрелка стремительно приближалась ко второй половине циферблата.       Но, словно вторя его мысленному возмущению, двери парадного входа, наконец, распахнулись, и Реджина вышла, сопровождаемая прислугой.       — Мистер Эндрюс, — как ни в чём не бывало, поприветствовала она и протянула ему руку для поцелуя.       Томас, желавший было возмутиться, решил этого не делать.       — Прекрасно выглядите, мисс Джонсон, — вежливо отозвался он.       — Разумеется, прекрасно, — усмехнулась она. — А вот вы…       Томас непонимающе вскинул брови и чуть растерянно взглянул себе под ноги, будто пытаясь рассмотреть то, что стало причиной её неудовольствия. Но Реджина быстро подняла руку, коснувшись его лица, тем самым останавливая эту бессмысленную сцену.       — У вас усталый вид, — подгладив его по щеке, сочувственно произнесла она.       — Работа, — выдохнул он, прикрыв глаза и невольно наслаждаясь этим прикосновением.       — Выходит, я спасла вас от очередного вечера в компании бумажек?       — Спасли, Реджина, — тихо вздохнул Томас, понимая, что с его языка сорвалось её имя, но она, что странно, сделала вид, что не услышала этого, а потому он продолжил: — Наверное, я должен поблагодарить, хотя время для концерта вы выбрали не самое подходящее. Сейчас как раз должна быть комиссионная проверка, и моё присутствие…       Она прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать.       — Сегодня больше ни слова о работе, мистер Эндрюс. Иначе я обижусь и больше никуда вас не приглашу.       Томас неловко улыбнулся и кивнул, а затем, предложив Реджине локоть, провёл её к автомобилю. Она, как и до этого, предпочла занять переднее пассажирское место, хотя куда приличнее было бы сесть сзади. Впрочем, отношения, их связывающие, явно не перекликались со словом «прилично», почему внутренний голос Томаса не так уж сильно возмущался.       Дорога до Белфаста заняла чуть больше времени, чем он рассчитывал. Виной всему были уже сгущавшиеся сумерки, и Томас без всяких сомнений предполагал, что скоро на землю должен был опуститься ещё и туман. Ужасное сочетание для любого водителя, а ведь после концерта ему предстояло вновь наведаться в пригород, чтобы отвезти Реджину домой, а потом ещё самому вернуться оттуда.       Вечер обещал быть долгим, но присутствие рядом Реджины его успокаивало и не давало сожалеть об оставленной без его чуткого внимания работе. Внезапно он вспомнил, что обижен на неё, а потому стёр с лица расслабленное выражение и всенепременно нахмурился. Зря, ведь она тотчас же насмешливо протянула:       — Ох, милый мистер Эндрюс, не стоит строить из себя оскорблённую невинность.       — Я слежу за дорогой, мисс Джонсон, — чуть растерянно пробормотал он. — И ни на кого не обижаюсь.       — Вот и славно. Не нужно ничего портить.       Она с неожиданной лаской погладила его плечо, как бы невзначай задевая открытый участок шеи и наблюдая за тем, как он, сопротивляясь своей реакции, лишь на мгновение прикрыл глаза.       — Мы приехали, мисс Джонсон, — затормозив, сказал он.       Томас помог ей выйти из автомобиля, а уже в театре — снять пальто. Он сдал их вещи в гардероб, а затем вновь галантно предложил локоть. Программку она брать не стала. Они оказались в одной из центральных лож, и она, вновь принимая его помощь, устроилась на обитом атласом стуле, тут же, сверкнув драгоценными кольцами, изящно расположив руки на резных подлокотниках. Оркестр на сцене уже настраивал свои инструменты, посему зал, ещё облитый светом хрустальной люстры и сверкающий позолотами лепнин, наполнялся разномастными звуками.       — Любите ли вы Шопена? — поинтересовалась она спустя некоторое время, поправляя шёлковый подол платья.       — Люблю. И рад, что мы пришли на концерт, где будут исполнены его произведения, — Томас слегка улыбнулся, разумеется, тотчас, стоило ей лишь заикнуться об этом, догадавшись, что именно будут исполнять. — Вы, полагаю, тоже?       — Да, но Камиля Сен-Санса больше. Его манера какая-то более… плавная, что ли? По крайней мере, на мой вкус, — она на мгновение задумалась. — Хотя, казалось бы, кто может быть плавнее, чем Шопен? Разве что, Чайковский.       — Не сказал бы, что известная «Пляска смерти» Сен-Санса… плавная.       — Мистер Эндрюс, вы владеете музыкальным инструментом? — внезапно вопросила она, будто оскорбившись.       — Немного умею играть на фортепиано. Но это было давно…       — Раз учились, то хоть какой-то слух должен у вас иметься, — перебила она, отвернувшись и пристально взирая на сцену, на которую как раз, в сопровождении громких аплодисментов, вышел дирижёр.       Свет тут же погас — рампы освещали лишь замерших в готовности музыкантов. Дирижёр поклонился слушателям, а затем, развернувшись, встал подле пюпитра, взмахнул руками, и полилась струнная музыка — довольно резкая, но вскоре сменившаяся таким звучанием, которого Реджина мысленно сравнила с птичьей трелью.       — Первый концерт для фортепиано с оркестром, опус одиннадцатый, — подавшись к его уху, шепнула она.       — Вы так быстро это уловили? — удивился Томас.       — У меня хорошая память. Порой я сильно печалюсь из-за этого, — проговорила она, вновь отворачиваясь и наблюдая за музыкантами.       Он достал бинокль-лорнет и принялся делать то же, что и она. Когда в действо вступил рояль — Реджина тут же, даже не взглянув на него и не проронив ни слова, протянула раскрытую ладонь, в которую он послушно вложил лорнет. Она, практически не дыша, принялась жадно глядеть в окуляры.       — Пианист почти великолепен, — возвращая ему лорнет через пару минут, проговорила она. — Вы только обратите внимание, насколько гибко и невесомо летят его пальцы по клавишам…       — И вправду… — хмыкнул он.       Мелодия переливалась с высоких нот на более низкие и обратно, и Реджина, не отрываясь, следила за происходящим. Впрочем, вскоре самому Томасу техника музыкантов стала совершенно неинтересна, но вот Реджина… какова же она! Её глаза сверкали в отблесках света, а ресницы трепетали на более эмоциональных тональностях. И без того длинная шея стала будто ещё длиннее, потому как волосы были забраны в аккуратный пучок, и лишь несколько вьющихся прядей обрамляли её лицо. Томасу неистово захотелось заправить одну из них за аккуратненькое ушко, украшенное рубиновой серьгой, чтобы ничего не скрывало её перламутровую кожу.       Сейчас она, безмолвно сидящая в окружении изящной музыки, виделась ему совсем юной. Разумеется, когда в ней просыпался командир — уже он чувствовал себя растерянным мальчишкой… А ведь Томас даже не представлял, сколько ей лет, хотя и заметил практически незримую морщинку в уголке её губ, которая отчего-то показалась ему скорбной.       Время этого концерта, длящегося сорок минут, пролетело быстро, а потому по его окончании объявили антракт. Реджина, конечно же, направилась в буфет и взяла себе сразу два пирожных с кремом да фужер игристого. Томасу же есть совершенно не хотелось, но он решил, что будет правильней тоже заказать вина. Расплатившись, Томас вновь посмотрел на Реджину, которая, взяв его под руку, пошла к столику. Всё принесли быстро, и она, отсалютовав ему фужером, тут же принялась за пирожное.       — Бьюсь об заклад, что после антракта будут исполнять второй концерт, — заговорщически проговорила Реджина и слизнула с губ крем, заставив его сглотнуть. — Кстати, первый концерт Шопен написал после второго, но напечатали его раньше.       — Почему же вы не взяли программку?       — Я знаю звучания и нумерацию большинства классических произведений, — она коротко пожала плечами. — Так что, пусть лучше будет сюрпризом.       Томас качнул головой в восхищении. А ещё он узнал о ней ещё немного, но внезапно обнаружил, что это лишь породило ещё больше вопросов. Он уже начал составлять логические цепочки, как сбоку раздался знакомый, низкий голос:       — Томми!       Эндрюс обернулся и замер в оцепенении. К нему приближался джентльмен среднего роста, улыбающийся из-под ухоженной седой бороды и держащий в руках сигару да бокал виски. Этим джентльменом был никто иной как Уильям Пирри, его дядя и, по совместительству, владелец верфи, которой Томас служил.       — Мистер Пирри… — выдохнул ошарашенный Томас, но затем быстро вернул самообладание, встал и протянул ему руку.       Уильям Пирри, перехватив сигару в ладонь с пузатым бокалом, с готовностью ответил на рукопожатие, а затем даже прихлопнул Томаса по спине.       — Так вот куда ты так спешил сегодня! — смеясь, воскликнул Пирри, и у Томаса покраснели уши.       — Реджина, это — лорд Уильям Пирри, он владелец…       — Я знаю, кто вы, лорд Пирри, — встала она, также протягивая руку, на тыльной которой джентльмен запечатлел совсем лёгкий поцелуй. — Реджина Джонсон.       — Очень приятно, юная леди. Вы, должно быть, знаете, что этот обаятельный молодой человек, ко всему прочему, мой племянник.       — Нет, — стрельнув неодобрительным взглядом в сторону совсем раскрасневшегося Томаса, сказала она. — Я этого не знала. Садитесь же с нами, сэр.       — Благодарю, — он опустился в кресло. — Наш Томми просто сильно скромничает, когда дело не касается работы.       Реджина, ухмыляясь уголком губ, вздёрнула бровь, а Томас прочистил горло, сию же секунду делая крупный глоток из фужера.       — Прошу вас, дядя… — пробормотал он. — Лучше скажите, какими вы тут судьбами да ещё и в пятницу?       — Вот именно, что в пятницу, — выпуская клуб дыма, отметил Пирри. — А вот какими судьбами ты — мне понятно. Как же вы сумели вытащить его с рабочего места, мисс Джонсон? Это весьма трудная задача.       — Я люблю и умею решать трудные задачи, — улыбнулась она впервые почти что открыто, демонстрируя ряд ровных, белых зубов.       Томас залюбовался. Многоголосье и звон приборов вокруг него смешались, стали приглушёнными, и он совершенно не вслушивался в диалог, завязавшийся между Реджина и его дядей. Его отрезвил первый звонок, и они втроём направились к ложам.       — Приглашаю вас в ресторан сразу после концерта, — вдруг предложил Пирри.       — Ох, лорд Пирри, — свела бровки Реджина, точно расстроилась по-настоящему. — Приношу искренние извинения, но я вынуждена отказать… Завтра, в самом деле, уйма дел. Лучше бы выспаться хорошенько.       — Да, а мне ранним утром нужно отправиться в Комбер, — выговорил Томас.       — Что ж, не страшно, — вокруг глаз Пирри вновь образовались лучики морщинок. — Значит, в следующий раз! Очень рад знакомству, мисс Джонсон.       — Взаимно. Желаю хорошего вечера, сэр.       Уильям кивнул и вдруг, удостоверившись, что прошедшая чуть вперёд Реджина не услышит, придержал Эндрюса за локоть:       — Она просто прелесть. Молодец, Томас.       Томас тяжело вздохнул и, поблагодарив дядю, попрощался с ним.       Как и предполагала Реджина, исполняли второй концерт, тем не менее, мысли Томаса были заняты другим, а именно — этой встречей в буфете. Учитывая неопределённость и вопиющую странность его взаимоотношений с мисс Джонсон, данный поворот событий был весьма неуместным. Не то чтобы он боялся, что дядя поведает родным о рандеву Томаса в театре, но всё же… Конечно, он, в свою очередь, не стеснялся, ведь он — взрослый мужчина, и рядом с ним находилась до безумия красивая женщина. Но что-то ему подсказывало, что утаить его общение с Реджиной было бы правильно. По крайней мере, пока что. Реджину же, кажется, всё произошедшее лишь позабавило.       На бис, после длительных аплодисментов, сыграли одну из пронзительных прелюдий, — Томас, до сих пор напряжённый, даже не пытался вспомнить название, — и они с Реджиной, не задерживаясь, направились из театра к автомобилю, перебросившись лишь парой фраз о пережитых впечатлениях по пути в вестибюль.       — У вас такой милый дядя, а вы даже не рассказывали мне о нём, — внезапно проговорила она, когда они уже оказались на улице, освещаемой желтоватыми огнями фонарей.       — Будто у меня была возможность…       Внезапно она зашипела, словно от боли, и Томас замер, крепко схватив её локоть.       — Что стряслось? — обеспокоенно спросил он.       — Я подвернула ногу! Чёртова брусчатка! — прорычала она, стоя на одной ноге.       — Вы позволите?       Реджина, хмурясь от боли, одобрительно кивнула, всего скорее, догадавшись, что именно он собирался сделать. Томас наклонился, подхватил её под колени и за талию и поднял над тротуаром, прижав к себе. Она показалась ему практически невесомой… Её руки обвили его шею, и он последовал дальше, вновь вдыхая древесный запах её парфюма, ощущая, как его сердце стучит в горле — прямо в том месте, которое опалялось её горячим дыханием.       Неправильно. Чёрт, как же это неправильно!       Томас хотел было вдохнуть поглубже, чтобы прийти в себя, чтобы скинуть невыносимое наваждение, но вместо этого окончательно задохнулся её ароматом.       — Что же вы, мистер Эндрюс, — неожиданно тихо выдохнула Реджина, и он, вздрогнув, посильнее сжал пальцы, — неужели собираетесь нести меня до дома на руках?       Томас дёрнул подбородком и продолжил молча нести её к автомобилю, мысленно обругав собственную неспособность к сопротивлению. Потому что, удивительно, но, кажется, он и сам себя не знал. Всегда сдержанный и флегматичный, теперь он чувствовал, как вмиг вскипела в венах кровь. А Реджина только этому потворствовала, будто нарочно пытаясь склонить его к чему-то столь дерзкому, на что он бы ни в жизнь не осмелился.       Томас строго поджал губы.       Стоило, бы, наверное, прекратить с ней видеться, хотя при этих мыслях нутро и сжималось в протесте. Или хотя бы поговорить, очертив границы дозволенного. Но разве она давала ему хоть один шанс?       Реджина, видя смятение на лице Эндрюса, коснулась ноготочком кожи за его ухом, а потом жарко выдохнула ему в шею:       — Вам понравился вечер?       — Весьма и весьма, — глухо отозвался Томас.       — И всё? — брови её взметнулись в изумлении.       Томас лишь кивнул, едва соображая, чтобы сказать что-то большее. А потом с облегчением вздохнул, когда отпер «Рено» и усадил Реджину на заднее сиденье. Подальше от себя.       Ей это не понравилось, однако, она сдержалась и промолчала. Молчала ровно до тех пор, пока Томас не завёл двигатель и не выехал с парковки.       В голове моментально созрел план. Лодыжка чуть ныла, но не настолько, чтобы у неё не осталось сил немного позабавиться.       — А я запомню этот вечер, — открыв перегородку, наклонившись к Томасу через неё и мягко коснувшись пальцами шеи, промолвила Реджина; затем опустила обе ладони на его напряжённые плечи, принявшись плавно массировать те сквозь ткань фрака.       — Музыка была чудесной, — вздохнув сквозь зубы, пробормотал Томас, чувствуя, как в ответ на эту ласку по коже побежали мурашки.       — И, повторюсь, ваш дядя. Тоже чудесный джентльмен, — добавила она, а потом вдруг жёстко сжала руки. — Вы ведь работаете на его верфи, верно?       — Верно, — кивнул он.       Реджина громко хмыкнула.       — Тогда мне всё ясно.       Томас вцепился пальцами в руль, силясь сдержать себя, чтобы не повернуться к ней и заглянуть в глаза. Что-то было в этом её смешке. Что-то колючее и острое.       — Что вам ясно?       — Ну, как же. Дядя чудесно продвигает вас по служебной лестнице! Всем бы таких родственников!       Томас почувствовал, как от обиды кровь прилила к щекам. Это был болезненный укол, будто Реджина специально целилась в это место, тщательно прощупывая его мужское самолюбие. Что ж, Томас был готов признать, что гордость его была несправедливо задета.       Он передёрнул плечами, сбрасывая её руки, и Реджина, хитро улыбнувшись, отстранилась, донельзя довольная одним лишь ощущением выражения обиды на его лице, потому как, к глубочайшему своему сожалению, таковое не могла видеть.       — Вы глубоко заблуждаетесь, Реджина, — твёрдо и сухо произнёс он её имя и не дал ей времени возмутиться. — Я много и долго учился, прежде чем устроиться на работу. Потом также много и долго работал, чтобы приобрести опыт и навыки. И поверьте, путь от простого рабочего, подгоняемого пинками начальства, до управляющего строительными работами был для меня весьма не прост.       — Ох, и любите же вы похвастать, мистер Эндрюс, — колко заметила Реджина, а Томас вспыхнул с новой силой.       — Я не хочу, чтобы вы считали, что я добился всего не своим трудом, — объяснил он.       — Неужто вам так важно, что я о вас думаю? — вновь возвращая ладони на его плечи и наклоняясь к его уху, спросила она нежным голосом.       Эндрюс нервно вздохнул и чуть сбавил скорость, не отрывая осоловевшего взгляда от дороги. Она опять! Опять провоцировала его, эгоистично наслаждаясь собой, своей иронией, не брезгуя использовать для этого даже унижение.       Сколько раз ему уже вменяли в вину происхождение! Сколько раз он был вынужден объясняться! И она вновь, играючи, заставила его сделать тоже самое.       — Мне важна моя репутация, — заметил Томас с обидой в голосе.       Реджина коварно улыбнулась в ответ, но ничего больше не сказала.       Дальше они ехали в молчании. Тишина была практически осязаема, но Томаса не отпускали прикосновения её рук, то вновь появляющиеся на его плечах, то мерещащиеся фантомным желанием. Они, в отличие от её слов, были приятны. Они ласкали, заботились, и Томас готов был умолять о том, чтобы чувствовать их как можно дольше.       Потом послышались шорохи. Томас не стал рисковать и оборачиваться, чтобы не потерять контроль за дорогой, хотя и не мог понять, что за природу имели эти звуки.       — Далеко ещё? — светски поинтересовалась Реджина, когда Белфаст остался позади, а вокруг машины сомкнулась лесная темнота, разгоняемая только светом фар.       — Не особо. Мы почти приехали.       — Тогда затормозите на повороте. На том, который вы едва не пропустили в первый раз.       — Для чего?       — Узнаете, мистер Эндрюс. Вы такой нетерпеливый, не правда ли?       Томас тяжело сглотнул, уловив в её словах, в её интонациях явный и откровенный намёк.       — Уж не собираетесь ли вы идти отсюда пешком, мисс Джонсон?       — И не рассчитывайте. Так просто избавиться от меня, хах! Что за вздор? — смешок вырвался из горла Реджины, и когда Томас послушно остановил машину, она, откинувшись на спинку сиденья, упёрлась ожидающим взглядом в его затылок. Эндрюс, помедлив, обернулся.       Её глаза сияли в полумраке, а свет от фар отражал в них такие фантастические блики, что ему стало не по себе. В темноте всё всегда становится фантасмагоричным, и порой теряется ощущение реальности и вымысла. Сейчас Реджина напоминала ему самого дьявола — бессовестного, алчного, но такого притягательного в своей грешной красоте, что он не смог сдержать сорвавшегося с губ вздоха.       — Иди сюда, Томас, — мягко и тихо позвала она, и он заметил, как пробежался по губам её влажный язычок.       Он глубоко вздохнул и, выбравшись из машины, повторил это её действие, потому как губы вдруг пересохли. Дёрнув на шее бабочку, Томас уверенно открыл дверцу.       — Так что у вас случилось? — нагнувшись, чтобы видеть хотя бы тонкий силуэт Реджины, спросил он.       — Иди ко мне, — снова позвала она, и её рука, схватив его за бабочку, потянула Томаса на себя.       Он и сам не успел понять, как оказался на заднем сидении собственного автомобиля, а Реджина, скинув туфли, уже устроилась на его коленях.       — Что вы?..       — Тш-ш-ш, — она приложила палец к его губам, а потом её рот смело прижался к его в жарком поцелуе.       — Реджина, — сквозь стон выдавил он, и она тут же отстранилась.       — Мисс Джонсон, Томас. Я уже не раз говорила. Ненавижу повторяться!       — Какая разница? — возмутился он между поцелуями, которыми осыпал её шею и плечи.       — Томас, — строго протянула она.       — Да-да, мисс Джонсон, я вас услышал. Но не могу понять, что вы со мной делаете.       — О, это довольно просто, — любезно отозвалась она и, заёрзав, потянулась рукой к ремню.       Томас, жмурившийся от удовольствия, приоткрыл глаза, тут же заметив белеющую неподалёку ткань — чулки, нательное белье… Он задохнулся от пронзившего озарения — до этого она шуршала, стягивая с себя одежду!       — Вы с ума сошли! — возмутился он, силясь отстраниться.       — Только не врите, что не хотите меня, — смешок опалил его ухо и покрытый испариной висок.       — Но не в машине же! — беспомощно пробормотал Томас, а сам уже пристроил ладони на её бёдрах, приподнимая тяжёлую ткань.       — Я лишь берегу вашу репутацию, — Реджина вдруг прикусила его мочку, а затем нежно обхватила её губами. — Что же подумают слуги, если я приведу в дом джентльмена и сразу приглашу его в собственную спальню? Хотите, чтобы слухи о ваших шалостях разнеслись по Белфасту?       — Наших, — поправил он, более не сопротивляясь.       — Наших, — повторила она и впилась в его губы крепким поцелуем, таким терпким и вязким, что у Томаса закружилась голова.       Ему было мало места, он едва ли не упирался макушкой в потолок салона, а колени кое-как вмещались в пространство между сидениями. И всё же Томас с жаром отдался эмоциям, помогая Реджине избавиться от мешающих частей одежды. Не более. Платье, как и фрак, всё ещё были на них. Брюки, правда, оказались умело приспущены, а юбки приподняты.       Всплеск возбуждения пронзил обоих, когда обнаженная кожа соприкоснулась лишь в одном, самом интимном месте. Реджина глухо всхлипнула и закусила губу, в попытке сдержать громкий стон. А потом вцепилась пальцами в волосы Томаса, заставляя его наклониться и припасть к её ключицам в поцелуях-укусах.       Его же руки пронырнули под её юбку, одновременно лаская и изучая. Реджина думала о том, что ещё никогда не чувствовала себя более обнажённой, чем сейчас, практически полностью одетая, перед человеком, который даже не расстегнул рубашку.       — Действуй же, Томас, — нетерпеливо велела она, и Эндрюс отреагировал моментально, будто только и ждал этой её просьбы — приподнял бёдра, потянул её на себя и резко толкнулся вверх. У неё перехватило дыхание, когда он оказался внутри, в следующий момент начав двигать быстро и чётко, и она стала ощущать его желание, кажется, каждой клеточкой тела.       Реджина больше не стала сдерживать стонов — в лесной глуши их всё равно никто бы не услышал, а до дома расстояние было приличным. Она стала подмахивать бёдрами, тереться скованной корсетом грудью о его грудь, и всё, что интересовало её в ту секунду — это невыносимое удовольствие.       Томас, будто нарочно, замедлился. Реджина, тихо постанывая от недовольства, попыталась вернуть себе инициативу, но он, будто дразня её, никак не поддавался.       — Что такое, мисс Джонсон? — поинтересовался он. Удивительно, но голос его совершенно не изменился, даже дыхание не сбилось. — Вы же этого хотели?       Она замотала головой — говорить было совсем невозможно из-за сбившегося дыхания.       — А чего же?       Он глухо простонал, когда она, словно в отместку, сжалась вокруг него, сдавливая мышцами. А потом поцеловала его ниже линии челюсти — туда, где быстро-быстро бился пульс.       — Не пытайся играть со мной, дорогой, — проворковала она. — Я командую, Томас, ты же знаешь.       Ох, он знал, возобновляя прежний ритм и ловя губами её жаркие выдохи. Он знал, чувствуя, как колотится в горле сердце, а влажная от пота рубашка противно липнет к телу. Он знал, успев выскользнуть из неё раньше, чем горячее густое семя оросило кожу её бедра.

***

      Реджина проснулась и, сладко потянувшись, открыла глаза. Полоска света просачивалась сквозь тяжёлые гардины, падая прямиком на её лицо, и она зажмурилась, с трудом переводя взгляд на напольные часы в углу комнаты. Надо же, восемь утра, а она, мало того, что проснулась сама, так и почувствовала себя полной сил. Возможно, в этом виноваты всё ещё плещущиеся в её уме эмоции от пребывания на новом месте и весьма приятных знакомств. Она лишь заверяла себя в том, что эта самая активность вызвана не осознанием того факта, что Томас Эндрюс спал в соседней спальне. Или уже не спал? Что же, если так, то пусть он надеется, что не решился молча сбежать — иначе больше никогда не свершатся их будущие встречи. Впрочем, было бы весьма кстати проверить.       Она встала и позвонила в колокольчик, а потом направилась в ванную. Кэролайн пришла спустя пару минут, пожелала доброго утра и, пока Реджина стояла подле раковины, приводя себя в порядок, расчесывала её волосы. Светлые же пряди Кэролайн были немного растрепаны: она обычными днями просыпалась в семь тридцать, поскольку Реджина позволила ей это.       — Как вы сходили в театр, миледи?       — Чудесно, — откладывая баночку с кремом, ответила Реджина и взялась за пинцет для бровей. — Настолько, что этот экземпляр еле проводил меня до крыльца.       — Правильно, что оставили его ночевать здесь. Бог невесть что могло бы случиться на ночной дороге…       Реджина кивнула, снова принимаясь вырывать особо мелкий, но, по её мнению, заметный волосок.       — Случайно встретили его дядю, — продолжила она. — А он, ты только представь, оказался лордом Пирри.       Рука Кэролайн замерла прямо с расчёской в тёмных волосах.       — Эй, осторожнее!       — Простите, мадам. Но… Вы серьёзно? Я уже наслышана про Пирри. Он же лорд-мэр Белфаста.       Горничная закончила расчёсывания и теперь вытаскивала застрявшие волоски из зубчиков.       — Неужели? — встретившись взорами с Кэролайн в отражении, хмыкнула Реджина. — А об этом я как-то запамятовала. Впрочем, не столь важно. Принеси, пожалуйста, кофе и распорядись, чтобы через полтора часа подали завтрак.       Кэролайн кивнула и скрылась за дверью, а Реджина же направилась в гардеробную, дабы подобрать нечто такое, в чём будет не стыдно пойти проверять наличие мистера Эндрюса в её доме.       Разумеется, она надела лишь отделанный кружевом багровый шёлковый халатик длиной до щиколоток.       Выпив принесённый кофе, Реджина направилась в спальню, выделенную для него, и каковым же было её изумление, когда она обнаружила, что Томас всё ещё крепко спал, обняв обеими руками вторую подушку.       — Подъём, мистер Эндрюс! — провозгласила она, решительно проходя внутрь, после — резко раздвигая занавески.       Он резко сел в кровати и, увидев её, потёр глаза.       — Доброе утро, — она остановилась напротив кровати и сложила руки на груди. — Как спалось?       — Доброе утро… — охрипшим голосом поприветствовал он. — Прекрасно, спасибо.       Его заспанный вид показался ей весьма умильным, однако же, никакая форма умиления в её планы отнюдь не выходила.       — У вас есть ровно пять минут, чтобы привести себя в порядок, — она села в кресло в углу комнаты и закинула ногу на ногу. — Я буду ждать вас здесь.       Он укутался в одеяло и встал, направляясь в ванную. А когда вышел — тотчас полез в шкаф за своей одеждой, как оказалось, аккуратно развешенной внутри. И как только вчера у него остались на это силы?       — Мистер Эндрюс, — отрывисто выговорила она. — Разве я ожидала вас для того, чтобы вы начали передо мной одеваться?       Он замер в непонимании, а она встала и, элегантно мелькая ножками в вырезе халата, начала приближаться к нему. Томас крепче сжал одеяло, настороженно наблюдая за Реджиной, но она, замерев подле него, сильно дёрнула края того самого вниз, и ткань упала к его ногам.       — Что вы себе…       Реджина приложила палец к его устам, и он послушно умолк. Она же сделала шаг назад и принялась детально рассматривать его тело. Наконец, она смогла разглядеть его полностью и окончательно убедиться, что Томас был красив, строен и подтянут. А ещё в том, что его желание с каждой секундой становилось всё очевиднее.       — Довольно, — процедил он, наклоняясь за одеялом, но она лишь наступила на то босой ножкой.       Увидев её тонкую стопу с высоким подъёмом и красивыми, ровными пальцами, коих именовали греческими, он замер. Она положила руку на его плечо и настойчиво надавила.       — Опустись на колени, Томас. Ковёр мягкий.       — Я не буду этого делать.       — Будешь, — она развязала халат, и теперь уже он мог лицезреть её почти обнажённое тело. — Ты уже говорил, что веришь мне.       Он опустился на колени, и Реджина, запутавшись пальцами в его только что влажно зачёсанных волосах, словила непонимающий взор Томаса и ответила на него своим — острым и жгучим.       — Неужели ты никогда этого не делал? — сардонически сведя бровки над переносицей, покачала головой она.       Томас, словно в качестве доказательства, резко обхватив её ноги под халатом, начал осыпать поцелуями выпирающие косточки её бёдер, неизбежно близясь к тому самому месту, и когда его язык дотронулся до неё там — она тотчас закинула согнутую в колене ногу ему на плечо, раскрываясь больше, и он был вынужден держать её крепче, дабы она, пошатнувшаяся, не потеряла равновесие. Её пальцы, доселе сильно смыкающиеся на его волосах, по мере получаемого ею удовольствия, всё нежнее путались в слегка вьющихся от влаги прядках.       Реджина, содрогающаяся, сладко стонущая, начала подаваться навстречу его языку, и он лишь усилил давление. Она громко вскрикнула, сама отстранилась, чтобы скинуть халат, и он облизнул блестящие её вожделением губы. Реджина же опустилась к нему и, ложась на ковёр, притянула к себе, раздвигая ноги.       Она позволила быть сверху.       — Вы такая ненасытная, мисс Джонсон, — нависнув над ней, прохрипел он.       — Мы даже не приступали к основным блюдам, Томас. Не сомневайся.       И она захватила его губы своими, руками подталкивая его поясницу, направляя в себя. Он прервал поцелуй лишь для того, чтобы продолжительно выдохнуть от наслаждения, когда полностью оказался в ней… Конечно же, она снова контролировала каждое его движение, но он уже и не надеялся, что она позволит быть ему сверху по-настоящему… по крайней мере, в ближайшее время.       Стоило ему закончить и, обессилев, скатиться с неё на ковёр — она почти тут же вскочила и, самостоятельно приведя себя в порядок, подошла к шкафу, достала оттуда его рубашку и надела её. Томас, наблюдающий за этим, усмехнулся: его рубашка оказалась чуть выше её колен.       — Ты же не куришь? — удостоверилась Реджина.       — Нет.       — Жаль. Я скоро вернусь.       Реджина так и покинула комнату — в его рубашке, и он откинул голову назад, излучая на красивые лепнины потолка. В голове полностью отсутствовали любые мысли, не касающиеся Реджины.       Через некоторое время он услышал щелчок зажигалки и приподнял голову. Она сидела в том же кресле, подтянув под себя ноги. Они молчали, и он рассматривал её, это роскошное тело, прикрываемое его — именно его! — рубашкой. А ещё подле себя он заметил халат, растекшийся переливающимся шелком…       — Зачем вам моя рубашка? Ваш халат… — он приподнял невесомую ткань.       — О, точно, — она встала и, зажав сигарету меж губами, глубоко затянулась, затем ту потушила и подошла к нему, протягивая руку.       Он вдруг схватил её ладонь и, потянув за неё, крепко прижал Реджину к себе. Она неожиданно ответила на его объятия.       — Вы восхитительны… — глухо прошептал он.       Она ощутимо напряглась и, отстранившись, улыбнулась, но улыбка получилась кривоватой, как бы нарисованной.       — Пора завтракать. Уже почти половина.       — Половина чего?       — Десятого.       — Вот дьявол! — он схватился за голову. — Мне нужно выезжать. При том — срочно.       — Ну нет, мистер Эндрюс. Завтрак уже готов. Одевайтесь.       Она скинула его рубашку и, забрав свой халат, облачилась в него, а затем бросила через плечо:       — Я буду в малой столовой. Полагаю, вы помните, где она?       Он, кое-как сумевший придать себе приемлемый вид, уже шёл через анфиладу к угловому помещению с выходом на террасу. От его рубашки пахло её сигаретами и слегка — каким-то нежно-душистым кремом…       Реджина восседала во главе стола всё в том же халатике, и её обслуживала какая-то круглолицая, немного пухлая, но добродушная на вид женщина за тридцать.       — Это Кэролайн, — будто прочитав его мысли, объяснила Реджина, когда он сел по правую руку от неё — там, где было накрыто. — Моя горничная. Она всегда приносит мне завтрак прямо в спальню, но, раз вы наш гость — она согласилась накрыть в столовой. Кэролайн, это — мой друг Томас.       Эндрюс был благодарен Реджине за деликатность, но всё же его слегка кольнуло, когда он услышал из её уст в отношении к нему слово «друг». Хотя, позвольте, кем же его величать?.. Ко всему прочему, эта горничная наверняка обо всём уже догадалась… Неважно.       — Очень приятно, — тихо отозвался Томас, удерживая сдержанно-подозрительный взгляд Кэролайн.       Томас, неестественно выпрямившийся, завтракал вкуснейшей болтуньей и сырными слойками, в то время как Реджина вела себя совершенно расслабленно и с энтузиазмом уплетала небольшие круассаны с шоколадом — один за другим. Он бросал на неё взгляды исподлобья и всё хотел начать какой-то разговор, но тема не шла… Он, по правде, иногда просто не мог перестать смущаться перед ней. Это поистине смешно!       Томас отметил некоторые изменения, произошедшие в доме чуть более чем за неделю. Где-то перекрасили стены в более пастельные тона, где-то поменялась обстановка: появились картины и всяческие изысканные штучки в стиле модерн вроде новых люстр, торшеров и кофейных столиков. Интерьеры действительно заиграли новыми красками.       — Скажите, мисс Джонсон, это вы приложили руку ко всем переменам в этом доме? — наконец, ухватился он за пришедшую на ум тему.       — Да, и ещё не довела дело до конца.       — У вас превосходный вкус.       — Иначе быть не может. Но слышать об этом от вас весьма лестно.       От него — подчеркнула она, и Томас улыбнулся, чувствуя, что в груди немного потеплело. К сожалению, пора было уезжать — он и так неимоверно опаздывал.       Когда они вышли на крыльцо, в объятия пасмурного, грозящего дождём дня — Томас в нерешительности замер, но она глядела на него спокойно и почти без эмоций, немного ёжась от холода. Вновь захотелось заключить её в свои объятия, согреть, но он отдавал себе отчёт в том, что ей вряд ли это понравится.       — Ну что ж, я поехал в Комбер. Спасибо вам и…       — А что за важные дела в Комбере, раз вы всё утро так торопились? — перебивая, вдруг полюбопытствовала она, но голос её, вопреки самой постановки вопроса, звучал мягко.       — Там… дом моих родителей. Они ждут.       — А… Ну тогда поспешите.       Он чуть поклонился, прижимая шляпу-котелок к груди, и заторопился спускаться по ступеням, но на последней замер и снова развернулся к ней.       — Когда мы встретимся? — в интонациях, вопреки его воле, проскользнула надежда.       — Кто знает. В любом случае, я сообщу.       — Может, ровно через неделю?       — Мистер Эндрюс… — устало выдохнула она. — Не заставляйте меня повторять.       Он сжал челюсти, кивнул и быстрым шагом направился к автомобилю. По правде, Томас испытывал вину из-за того, что так сильно задерживался, ведь он сумел выбраться в Комбер впервые за месяц. Мама, — он знал, — безусловно, недовольна столь долгим его отсутствием, звоня порой даже на верфь и загружая рабочую линию своими бытовыми заботами.       Днём сумерки, казалось, совсем сгустились, и крупные капли уже начали стучать по стеклу, поэтому, когда Томас приехал и вошёл в дом — там уже весело и тепло потрескивал камин.       — Мальчик мой, — всплеснула руками миссис Эндрюс, когда он, немного промокший и отчего-то усталый, только показался на пороге.       Она схватила его за руки и, пусть Томас немного сопротивлялся, крепко обняла за плечи. А потом недоуменно нахмурилась, шумно втянув носом воздух.       — Чем это пахнет, Томми? Табаком?       — Возможно, — неопределённо ответил он, отстраняясь.       — Как же я не переношу этот запах, — сморщилась она и недоверчиво глянула на него. — Ты что же, начал курить? Вот уж не думала, что именно этим пойдёшь в отца!       — Нет, мама, я не курю, — безэмоционально отозвался он, мысленно делая себе заметку больше не позволять Реджине курить в его рубашке.       Ну, или, по крайней мере, не надевать её сразу же после проведённого вместе времени.       — Я больше удивляюсь, как наш Том ещё не начал пить, с такой-то работёнкой. Ходит слух, что дядя скоро планирует выдвинуть тебя на должность исполнительного директора, — раздался из-за угла голос гостившего у родителей Джеймса, и Томас с радостью поприветствовал брата.       — Это большая ответственность, — вновь не сказав ничего конкретного, изрёк Эндрюс.       Самого же в душе распирала гордость. Он трудился много и долго и считал, что вполне заслужил такое повышение, пройдя путь от простого рабочего до руководителя строительных работ. Теперь же впереди маячила многообещающая карьерная перспектива.       — Работа, опять работа! — недовольно всплеснула руками миссис Эндрюс. — Всё время одна работа на уме, Томас!       — О чём же мне думать?       — О семье, мой мальчик. Лиззи уже готовится к свадьбе, а ведь она младше тебя!       — Чуть больше, чем на год, мама, — надеясь перевести тему, запротестовал Томас, но на мать это не оказало никакого влияния.       — Вот именно, она младше, — будто не слыша его, продолжала та, — а уж к жизни относится явно серьёзнее, чем ты. Одни корабли на уме!       — Ах, оставь его, мама, — устав в очередной раз выслушивать это, вмешался Джеймс. — У нашего Томаса лучшая любовница, какая только может быть у мужчины.       Томас, испуганно округлив глаза, вперился взглядом в брата. Как он мог узнать? Увидел их в Белфасте? Пошли слухи? Дядя за столь короткое время — не прошло и суток! — успел рассказать напрямую? Но зачем ему?.. Томас почувствовал, как краснеют уши, а сердце стучит в висках. Всё моментально размылось перед глазами. Он сам практически ничего не знает о Реджине — что же он способен рассказать о ней своей семье?       — Джеймс, вспомни о манерах! При родной-то матери… А ты, Томас, живо отвечай: кто она? — строго спросила миссис Эндрюс, будто обиженная, что от неё скрывали такую важную информацию, но тут же добавила с надеждой. — Хелен?       Томас в отрицании покачал головой и готов был уже признаться, как, заговорщически усмехнувшись, Джеймс явно вознамерился опередить его…