***
До самого праздника Томас ушёл в работу с головой. Так казалось со стороны. Только вот в действительности он ложился спать с одним именем на губах и просыпался с ним же. Томас думал, что помешался, потому как мысли — горячие и жаркие — мешали ему не только работать, но и нормально жить. В воскресное утро он даже сходил на службу в церковь, надеясь ненадолго обрести душевное спокойствие, хотя обычно предпочитал в это время быть на верфи. Не помогло. Потому что в ту же ночь Реджина, будто дух-искуситель, явилась ему во сне. Однако видеть её и не иметь возможности подойти, было куда хуже, чем не встречаться вовсе. В один из дней, раньше обычного возвращаясь домой после прекрасной рабочей смены, наполненной чертежами, дурманящим запахом свежей краски и пятнами мазута на жилете, мистер Эндрюс, к немалому своему изумлению, заметил автомобиль Реджины — тот равнодушно проскочил мимо. Однако Томас успел разглядеть: внутри, помимо неё самой, сидел уже знакомый Рой Смит. Чудесное настроение сняло как рукой. Томас и сам не приметил, как в слепом отчаянии крепко сжал ладони в кулаки, измяв свёрток с купленными к ужину сдобными булочками. Значит, время, чтобы прокатиться с этим маклером, у неё было, а чтобы просто позвонить ему, Томасу, — нет? И Томас тяжело зашагал домой. Тот вечер он впервые за долгое время позволил себе провести со стаканом виски за бесцельным разглядыванием постепенно темнеющего неба. Мысли сжирали его изнутри, и Томас предпочёл немного расслабиться и забыться. Коварная женщина! Поистине роковая. Встреча с ней была поворотной в его судьбе, теперь он знал это наверняка. Потому что за всю жизнь никто ещё не сумел взволновать его бедную душу так, как она… — Томми, осторожнее, ты рискуешь улететь вслед за своими думами, — со смешинкой в голосе пожурил его дядя после одного из собраний, когда Томас, вместо того, чтобы изложить сроки проведения запланированных работ по установке освещения, невпопад поведал всем, какое минимальное количество ламп для этого необходимо закупить. — Вряд ли, сэр. «Мне кажется, что всё как раз наоборот. Я рискую утонуть», — думал он. — И всё-таки, не перегружай себя работой, мальчик мой. Уж не лампами ты должен заниматься, право слово, — потерев усы, продолжил лорд Пирри. — Вот что. Иди-ка ты сегодня домой, отдохни денёк. И не возражай, Томас! Не думал, что когда-нибудь скажу это, но ты слишком много работаешь! Мне докладывали, что ты иногда даже ночуешь в кабинете. Разве это нормально? Томас отрицательно помотал головой. — Вот! — дядя значительно поднял указательный палец. — Без твоего отсутствия верфь не рухнет. А вот на тебе лица нет. Отдохни. Сопротивляться Эндрюс не стал. Он задержался в кабинете лишь ещё на полчаса, оставив своему заместителю указания. А потом неторопливо побрёл по улицам Белфаста, не придумав, собственно, куда идти. Погода стояла отменная. И пусть осень постепенно приближалась к своему экватору, природа радовала практически полным отсутствием дождей. Оттого на дорогах не было луж, и Томас совершенно не боялся замочить ноги. А потому не смотрел вниз, то и дело поднимая глаза к сизому небу. Оно молчало ему в ответ, не отвечая на многочисленные вопросы. Мысли же бились в висках, будто не желая прерваться даже на миг. Но их заглушила музыка. Откуда-то сверху, должно быть, из раскрытых окон жилого дома, неслась просто чудесная мелодия. Томас, внимательно вслушавшись, замер, боясь поверить самому себе. Это была запись того самого первого концерта для фортепиано с оркестром, что они слушали с Реджиной! Казалось, целая вечность прошла с тех пор. Сердце его взволнованно заколотилось. Он замер посреди тротуара, не решаясь уйти, потому что мысли о Реджине нахлынули с новой силой. О, те вечер и утро, когда он касался её в последний раз, были одними из лучших в его жизни. Мистер Эндрюс тяжело сглотнул вязкую слюну. Реджина… Когда она, позабыв обо всём, наслаждалась концертом в театре, ему казалось, что не было на свете человека прекраснее. И то ли так влияла на него она сама, то ли мелодия, лившаяся тогда по залу, но Томас думал — нет ничего правильнее сочетания чудесной девушки и музыки. Мысль эта и сейчас вернулась к нему. А потом вдруг расцвела с новой силой. И как же он сразу это не придумал?***
Знакомый поворот в сторону дома мисс Джонсон встретил его куда приветливее, чем впервые. Видимо, не только его одного, потому что из-за количества автомобилей, окруживших здание, казалось, со всех сторон, что-то печально бухнуло у Томаса в груди. Он, разумеется, не рассчитывал быть единственным гостем на празднике. Но, кажется, Реджина говорила, что в Ирландии у неё не так много знакомых. Если это было немного, он был готов съесть собственный галстук! Всё его мнимое представление об этом вечере тут же рассыпалось в прах. Но он лишь поджал губы и повёл плечами, прежде чем выйти из автомобиля. По крайней мере, его радовало, что она смогла немного освоиться на новом месте. Дворецкий Реджины учтиво помог ему с тем, чтобы осторожно вытащить с заднего сиденья «Рено» тяжёлый подарок. Коробка весила действительно много. Он решил подарить ей грампластинки. Раз уж ей так нравилась музыка, Томас вполне логично посчитал, что с таким подарком уж точно не промахнётся. А потому вдохновенно скупил едва ли не весь весь ассортимент композиторов, которых только смог найти в уютном магазинчике неподалёку от дома. Признаться, Томас надеялся, что она найдёт этот его выбор символичным. — Что это вы несёте, а, Томас? — будто ожидающая его появления, спросила Реджина, стоило ему только подойти к парадным дверям. Эндрюс, чувствуя, как от тяжести стало сводить пальцы, лишь криво улыбнулся. — Не мог же я явиться на день рождения без подарка. — О, — удивлённо вздохнула она, — право слово, не нужно было! Вы же совсем меня не знаете, чтобы дарить что-то стоящее. Это его задело. Но потом она всё-таки с большим любопытством, который не могла скрыть даже показная надменность, произнесла: — Но всё-таки, что у вас там? — Откройте и узнаете, мисс Джонсон. Думаю, вас не разочарует мой выбор, — и добавил, переступив с ноги на ногу да приподняв бровь. — Однако быстро же вы обросли приятелями. — Это мои стародавние друзья! — рассмеялась она. — Кто-то из Англии, кто-то — из Америки. Тем, кто сопротивлялся, я оплатила дальнюю поездку в честь такого случая. Ведь у меня же, ко всему прочему, ещё и новоселье! Она была такой весёлой, такой жизнерадостной, какой он её никогда доселе не видел. Он перехватил коробку, и она, раскрыв её, с любопытством заглянула внутрь. — Боги! Это же… — она уставилась ему в лицо. — Это же пластинки! А я ведь только сумела заказать хорошие граммофоны! Спасибо, Томас! Полуулыбка не сходила с его губ. — Поставьте сюда, на софу, — подсказала она, когда они прошли в холл. Он опустил свою ношу на тёмно-зелёный атлас, и Реджина, склонившись, бросилась перебирать пластинки. — Пуччини, Верди, Вивальди… Бетховен, Бах, Григ… О, вы даже Мусоргского нашли! — она сверкнула глазами. — Сен-Санс, Чайковский… Это великолепно, это просто потрясающе! Она вновь очутилась подле него и обняла, утопив в аромате парфюма. Эндрюс на секунду сомкнул веки. Она потрясающа. — Ещё раз спасибо, Томас! — Я просто хотел вас поздравить… Он обнял её в ответ, но миг их столь нежной и долгожданной для него близости продлился недолго: в анфиладе послышался стук чьих-то каблуков. — Реджина, — обратилась к ней пришедшая высокая женщина с острейшими скулами. — Все тебя заждались. — Мы бежим! Томас, это — Софи, моя американская подруга, — объявила Реджина. — Софи, это — Томас, мой ирландский друг. — Мне очень приятно, — улыбнулась Софи. Томас ответил взаимностью и последовал за Реджиной, которая, казалось, была на таком взводе, что шла чуть ли не вприпрыжку, хотя ей и была такая манера абсолютно несвойственна. Томас чуть притормозил её за локоток и, решившись откинуть все приличия, всё же задал столь интригующий его вопрос: — Мисс Джонсон, простите за бестактность, но позвольте узнать… — он в неуверенности сглотнул. — Сколько вам исполняется лет? Я должен быть осведомлён в этом, потому как обстоятельства… — Это разве столь важно? — перебив, она бросила на него весёлый взгляд и вдруг в своей же манере усмехнулась. — Я полагала, что выгляжу на свой возраст. — Это зависит от того, как вы себя ведёте… в той или иной ситуации, — вполголоса промолвил он, отчаянно краснея. — Что ж, ни для кого не секрет, что мне исполнилось двадцать три, — непринуждённо отозвалась она, продолжая путь. А Томас замер. Это шутка! Двадцать три? Она же на девять — нет, почти на десять — лет младше его! Это стало таким неожиданным открытием, что Томас не смог сделать и шагу, наблюдая за её спиной, обтянутой чёрным бархатом. Нет, дело было вовсе не в разнице их возрастов, — она, по правде, не была столь велика, — а в том, что она ну никак не вела себя на двадцать три… Конечно, Томас знал, что она весьма юна, однако, одно дело думать, а вот совершенно другое — удостовериться. Она очень, очень юна… и, при этом, уже, что очевидно, умудрена жизненным опытом. Но как?.. — Какие-то проблемы, мистер Эндрюс? — поинтересовалась она, обернувшись. — Пойдёмте же. Оказавшись в большой столовой, Томас удивился: вместо былых вполне обычных хрустальных люстр сейчас с потолка свисали люстры венецианского стекла, а до этого потускневшие фрески морских мотивов заиграли новыми красками. За огромным столом восседало человек двадцать пять — не меньше, а Реджина, конечно же, прошла к месту во главе, ладонью указывая Томасу на стул по правую руку от её. Он бы обрадовался, если б напротив не сидел тот самый Рой Смит, который, встав и отодвинув стул, бросился помогать Реджине устроиться. Нервно покручивая вилку, Томас изо всех сил старался не обращать внимание на воркующих Смита и Реджину, бегая взглядом по присутствующим. Общество оказалось действительно изысканным, но совершенно не снобистским, посему Томас расслабился и даже вступил в беседу с сидящим подле него лысый джентльменом в смешных круглых очках. Этот джентльмен, мистер Бёрдс, оказался коллегой Генри Форда, компания которого на сей день развивается очень даже стремительно… Томас увлёкся этим разговором, ведь собеседник, помимо финансов, был хорошо осведомлён в технической составляющей. В их активную беседу периодически вступали другие леди и джентльмены, но долго её не поддерживали, особенно тогда, когда Томас, не сдержавшись, начал упоённо вещать про корабли, и мистер Бёрдс, что стало весьма неожиданным, искренне слушал и задавал интересные вопросы. И хотя дискуссия, несмотря на смену блюд, была жаркой — Томас то и дело поглядывал на Реджину, которая более не удостоила его и словом. А ведь она действительно была прекрасна: узкое платье с довольно-таки углубленным декольте, вытянутые сапфировые серьги и такое же колье — запавшее в ложбинке её груди. — Леди и джентльмены, — по окончании основных блюд, громко обратилась Реджина. — Торт принесут в зал, так что, приглашаю всех туда, чтобы продолжить пить вино и танцевать! Ближе к часу ночи, уже отведав торт, все принялись танцевать, и Томас, стоящий поодаль, прислонившись спиной к стене, крепко сжимал бокал виски, наблюдая за тем, как Реджина кружит то с одним джентльменом, то с другим, при этом о чём-то с ними переговариваясь и непрестанно смеясь. Начали исполнять американскую музыку, и следующий танец она провела рядом с Роем Смитом. Как же Томасу осточертел этот Рой! Он, постоянно вьющийся подле Реджины, всеми силами пытался показать собственную оригинальность: даже лацканы фрака его были расшиты золотыми вензелями. Кажется, этот человек действительно представлял для Реджины нечто большее, чем маклер, поверенный или кто он там ещё! Томас исподлобья наблюдал, как нежно её ладошки касаются его плеч, как гибко двигаются бёдра в такт музыке, как этот Рой, блистая белозубой улыбкой, то и дело оправлял зализанные белобрысые волосы. Этот танец завершился, Рой продолжительно поцеловал изящную кисть Реджины, и она отошла, дабы взять с подноса бокал вина, вновь не обращая никакого внимания на Томаса. Пускай к нему и подходил мистер Бёрд, пускай какая-то дама настойчиво упрашивала его составить ей компанию — Томас всё равно ощущал себя мрачной тенью. У Томаса воистину не осталось никаких сил! Он, отставив бокал и яростно сжав кулаки, целенаправленно, сквозь кружащиеся пары, направился к Реджине, которая с совершенно непринужденным видом опиралась бедром о рояль и покручивала в руках бокал красного вина. Она смотрела куда угодно, но только не на него, хотя — Томас был абсолютно уверен — прекрасно заметила его стремительное приближение. — Мисс Джонсон, — процедил он, буквально нависнув над ней, и она, взмахнув ресницами, посмотрела на него так выразительно, что весь его запал исчез. Томас так и замер; былое недовольство действительно встало поперёк горла, мешая выдавить хоть один звук. — Вы что-то хотели, мистер Эндрюс? Коротко мотнув головой, он сумел вернуть самообладание. — Да. Уехать. — Вы уверены? — Реджина приподняла бровь, и её губы раскрылись ещё до того, как она замедленным движением поднесла к ним хрусталь бокала. Он невольно повторил её жест — его собственные губы разомкнулись и вдруг стали неистово сухими. — Нет… — признался он. Во что она его превращает? — Вот и прекрасно. В любом случае, у меня имеются на вас планы. — Какие? — хрипло спросил он и показался самому себе щенком, которого дразнят костью. — Вы знаете, что такое танго? — ни с того ни сего полюбопытствовала она. — Я слышал, что этот танец считается несколько… м… экстравагантным. Исполняемый рэгтайм завершился, и тогда Реджина, поставив опустевший бокал на поднос подошедшего лакея, проронила: — Вы правы. И его танцуют вдвоём. Она обошла рояль, что-то сказала музыкантам, те кивнули и приготовились. — Дорогие друзья! — хлопнув в ладоши для привлечения внимания, начала Реджина. — Вечер подходит к концу, но я всё же должна завершить его на запоминающейся ноте. Мой друг любезно согласился помочь мне в этом. Томас в недоумении наблюдал за тем, как она берёт его за руку и выводит в центр зала. — Что вы собираетесь сделать? — вопросил он, стараясь сделать голос как можно более тихим. — Очевидно, танцевать танго, — она заигрывающе приподняла уголок губ. — Но я не умею… — Томас, — коснувшись губами его уха, шепнула она, — доверьтесь мне и просто слушайте музыку. Доселе у вас неплохо получалось поддерживать темп. Реджина посмотрела на него с дьявольскими искорками в глазах, и его дыхание сбилось; всё вокруг размылось, и осталась лишь она, её запах, её аккуратная прохладная ладонь в его — пылающей и большой. Зазвучала музыка; Реджина, отстранившись, вскинула ножкой, но в следующий миг вернулась к нему, и ко всему прочему для него — в этом пространстве и времени — прибавилось эта ритмичная, но изящная, чувственная мелодия. Пути назад не было. Ничего больше не было. Его тело само по себе повиновалось этому звучанию и ей, Реджине, которая, прильнув к нему — скула к скуле и грудь к груди — зашагала вбок и вперёд, ведя за собой. Под иссиня-чёрным бархатом не оказалось корсета — он ощутил это своими ладонями, которые скользили то вверх, то вниз по точеной талии. Томас подстраивался под её движения, под её неистовую пластичность, когда она, откинувшись назад в его руках, скользнула туфелькой меж его ног, резко отодвинув одну из них, а потом развернулась, положив макушку ему на плечо, и Томас был готов поклясться, что она почувствовала его желание, потому как дразняще отпрянула, но всё же не выпустила его ладонь из своей. В следующий миг Реджина, покрутившись, вновь очутилась подле него — лицом к лицу. Музыка лилась страстно: то резкая, то медлительная скрипка дополнялась низким перебором клавиш рояля. Это оказалось не сложнее венского вальса — только ближе, сокровеннее… Реджина, оказавшись сбоку, вновь махнув ножкой и сделав оборот, опёрлась своим бедром о его и он прогнулся под этим движением, чтобы она затем вновь повела его вбок и вперёд, плавно переступая ногами, затем — поднимая его руки, делая полупируэты под ними, вновь и вновь элегантно взмахивая ножками… И, наконец, окончательно канув в его объятия, Реджина вздёрнула подбородок, и Томас, уловив посыл, приподнял её. Когда она оказалась в воздухе, в следующую секунду ловко соприкоснувшись одним согнутым коленом с низом его живота, а другим — с поясницей, то он совершенно потерял голову. Едва ли вновь обретя паркет под собой, Реджина выгнулась в спине так, что он был вынужден, чуть склонившись, крепко обвить её талию — её макушка едва ли не достигала пола. Музыка прекратила, раздались оглушительные аплодисменты, а Томас всё ещё тяжело дышал, удерживая Реджину и её взгляд. Она выпрямилась и, схватив его за руку, чуть поклонилась. Он до этого момента и не знал как сходят с ума… Воздуха не хватало столь сильно, что лучше бы ему было не дышать вовсе. Реджине вновь подали бокал, она произнесла тост, а Томас стоял подле неё, всё ещё не в силах вернуться к реальности… Впрочем, к этой самой реальности его вернул её шёпот, вновь обжёгший ухо: — Оставайтесь в той же спальне, что и в предыдущий раз. Я скоро приду. Он кивнул и, захватив — дабы хоть как-то отвлечь внимание от безумия охватившей его страсти — бокал виски, вышел прочь из зала. Проходя мимо библиотеки, он всё же решился туда заглянуть, дабы взять любую книгу, надеясь, что это ещё лучше поможет продержаться до её прихода. Быстро оглядев подписанные корешки, он вытащил один из романов Шарлотты Бронте и быстрым шагом направился вверх по лестнице. Умывшись, он уселся в кресло, принявшись пить виски и читать, но строчки скакали перед глазами, вынуждая его перечитывать одно и то же предложение по несколько раз. Реджина, воистину, его мучила, при том — намеренно! И на кой чёрт, спрашивается, он — стоило ей лишь велеть! — тотчас же подорвался в эту спальню? Томас, шумно вздохнув, сжал колени. Как же он хотел её… В таких мучениях прошла половина часа: он весь извертелся в кресле, молясь, чтобы она не забыла про него. А она ведь могла?.. Он, пытаясь себя отвлечь, терзал бабочку, а затем даже начал грызть ногти, чего даже в детстве не делал, но она не появлялась. Стоило ему, сверившемуся с карманными часами, подумать о том, что ещё две минуты, и он непременно уедет — на пороге появилась она, держащая канделябр. — Ах, вы читаете, мистер Эндрюс, — протянула Реджина. — Быть может, не отвлекать вас? Он тотчас отбросил книгу и в три широких шага оказался подле неё. Она, ухмыльнувшись, выключила свет, и теперь её лицо завораживающе осветилось теплом свечей. — Быть может, вы уже перестанете издеваться надо мной? — Может быть, — продолжила она в том же тоне, — вы отойдёте? Он ступил шаг назад, и она заперла дверь да порхнула мимо него, мелькнув огоньками; поставила канделябр на прикроватную тумбочку, а затем взмахом ладони подозвала его. — Я очень долго ждал вас, — подойдя и жадно вглядываясь в её облик, проговорил Томас с обуреваемым его раздражением. — Мне нужно было уложить остающихся у меня гостей спать, — произнесла она. — Или вы хотите, чтобы нас слышали все присутствующие? Впрочем, можно устроить. По крайней мере, танцевали вы так, будто делали это в последний раз. — Что вы имеете ввиду? Её губы мгновением оказались прямо перед его губами, невесомо касаясь их в гортанном полушёпоте: — То, что ты уже прекрасно показал свою страсть. Я это запомнила. Он не решался поцеловать её первым, ловя прерывистые, дразнящие касания её губ. — А ты будешь помнить наш танец? — в очередной раз мазнув своими губами по его, спросила Реджина. — Всю оставшуюся жизнь. И она, наконец, его поцеловала. Он продолжительно — до судороги в лёгких — выдохнул через нос, крепко прижимая её стан к себе. Его ладони скользили по изгибам её тела, ласково сжимали тонкие плечи, гладили шею. Реджина, сильно прикусив верхнюю губу Томаса, схватила лацканы его фрака и оттолкнула от себя, но только лишь для того, чтобы буквально сдёрнуть этот самый фрак с его плеч. За ним пошли жилет, рубашка, брюки. Остальное, следуя её немому повелению, он снял с себя сам, наблюдая, как Реджина, тем временем, сбрасывала своё платье. — Сними с меня остальное, Томас. Он, путаясь в подвязках да кружевах, стаскивал с неё бельё, и, стоило ей предстать перед ним обнажённой — Реджина вдруг вытащила одну свечу из канделябра. Томас нахмурился. — Ложись, — велела она. Он, не отрывая взгляда от её груди и плоского животика, что блестели золотистым в темноте, попятился и буквально рухнул на кровать. Её ноги упёрлись в его, и он, лишь только словив её мерцающий взор, отполз назад. В следующий миг она оказалась сверху, сильно сжав коленями его бёдра. Томас охнул. — Ну и сила у вас… Кажется, на лошади вы предпочитаете ездить отнюдь не в дамском седле, — сдавленно усмехнулся он, но вдруг зашипел — капля горячего воска упала на его грудь. — Да, я уже говорила о том, что прекрасно езжу верхом, — прошептала она, вновь наклоняя свечу. — Зачем вы это делаете? — прорычал он, пытаясь перехватить её руку, дабы она прекратила эту пытку. Но Реджина отвела ту назад — да так осторожно, что больше ничего не пролилось. — Тебе больно, Томас? — теперь пламя свечи оказалось в опасной близости от её лица. Томас снизу вверх глядел на её черты, подсвечивающиеся этим пламенем и преображающиеся в нечто настолько мистическое, что его вожделение нахлынуло с новой силой. Реджина это заметила и, чуть приподнявшись, дабы соприкоснуться с его плотью, вновь опрокинула свечу, и его кожа воспылала стягивающимся жаром. — Тебе больно? — повторила она. — Нисколько, — рыкнул он сквозь зубы. — Не обманывай меня, — и уже она схватила его запястье. — Руки назад. — Я не обманываю, — возразил Томас, всё же послушно заводя руки за голову. — Неужели? — Реджина вздёрнула бровь. — Судя по вашей реакции, вам больно, мистер Эндрюс. И она, откинувшись чуть назад, опрокинула свечу на себя, и расплавленный воск почти что дождём обрушился меж её ключиц, стекая по ложбинке груди и застывая чуть выше пупка. При этом Реджина не проронила ни звука и даже не поморщилась — лишь чуть разомкнула губы. Томас с изумлением наблюдал за этим, сгорая от желания дотронуться до неё, смахнуть эти застывшие дорожки, но его руки находились там, где она приказала им находится. Она, окружённая полумраком, склонила голову, ухмыльнулась и скользнула рукой к его естеству, крепко таковое сжав и принявшись ласкать, в то время как другая — со свечой — вновь приблизилась к его груди. Он, сдерживаясь, всё сильнее толкался бёдрами в ответ на её движения, дабы не обращать внимание на острые пощипывания разливающегося всё ниже и ниже воска… Наконец, несколько крупных капель упало на низ его живота, и Томас, не в силах контролировать себя, громко простонал. Он, казалось, даже начал получать от этого удовольствие. Ладошка Реджины внезапно исчезла, но лишь для того, чтобы оказаться в месте её наслаждения. Она подалась вперёд, дотронувшись своей влагой его возбуждения, и Томас опрокинул голову от пронзившего его тела нетерпения. Реджина, тем временем, не останавливалась, и он с глухим свистом выдыхал, но не мог дотронуться до неё. Не смел. Реджина, сделав ещё пару движений пальцами, вновь вернулась к нему и ввела его в себя. Томас протяжно выдохнул, инстинктивно сжимая веки от настигшего его экстаза. Свеча всё ещё сжималась ею, пока она привставала и вновь опускалась на него, порой делая круговые движения. Томас, поглощённый этим заворачивающим зрелищем, — ею, окружённой пылающим ореолом во тьме, — успел задней мыслью удивиться: как Реджина умудряется так контролировать собственное тело? Со свечи больше не упало ни одной капельки. Выгнувшись, она упёрлась ладонью выше его колена, но вновь поднесла огонёк почти к тому месту, в котором они соединялись, и этот огонь вновь обжёг низ его живота. Томас громко застонал, всё же, не сдержавшись, рывком положил ладони на её бёдра. Реджина, как оказалось, не была против, потому как задула свечу и немедленно откинула ту назад — теперь приглушенно светили лишь две свечки, оставшиеся в канделябре, что стоял на прикроватной тумбочке за её спиной. — Сильнее, Томас, — прошептала она, и он начал буквально насаживать её на себя. Она, чуть подавшись к нему, взмахивала распущенными волосами, а её коготочки принялись царапать его грудь, срывая с той прилипший воск. А затем и вовсе легла на него, довольно грубо прильнув губами к местечку выше его ключицы, втягивая его кожу, прикусывая и пробегаясь языком. Он даже чуть дёргался, потому как невыносимое, почти болезненное удовольствие разлилось по венам. Её движения стали более рваными, и Томас хотел было перевернуть её, чтобы оказаться сверху, но Реджина, будто прочитав его мысли, сама схватила его за плечи и дёрнула в сторону. Он даже не покинул её тело, — настолько ловко Реджина перекатилась, — а потому возобновил свои движения, и его поясница оказалась объята её ножками. В темноте он видела её взгляд — Реджина больше не закрывала глаза и почти не моргала, но он ловил каждый её стон, прикасаясь к припухшим губам. Он, не сдержавшись, погладил Реджину по щеке, а потом поймал её ладошку и крепко, ласково ту сжал. На лбу появилась испарина, Реджина двигалась под ним, задавала ритм, угадывая то, что именно этот ритм вот-вот приведёт его к пику. И она замедлилась, заставив Томаса разочарованно выдохнуть. — Я первая, — с усмешкой шепнула она. Чуть откатившись вбок, он скользнул рукой меж их тел, и она запрокинула голову, продолжительно застонав. Томас поцеловал её подбородок, и через несколько мгновений почувствовал её финал. — Давай же, Томас… Ему хватило всего парочки толчков, и он рухнул рядом с ней, а затем долго глядел в потолок и вслушивался в завывания ветра за окном да в дымоходе, восстанавливая дыхание. — Вам понравилось? — повернувшись к Реджине, спросил он, но обнаружил, что она крепко спала, подложив локоть под голову. Томас не стал её будить, а потому, ловя момент, безотрывно всматривался в её безмятежное лицо, но потом всё же встал, дошёл до ванной, намочил полотенце и тихонько, стараясь не потревожить, стёр с её тела следы воска и их страсти… Затем то же самое сделал с собой. Но вряд ли ей понравится то, что она ночует не в своей спальне… — Мисс Джонсон, — присев рядом, он коротко тронул её плечико. Она промычала что-то в ответ и отвернулась. — Мисс Джонсон, — повторил он громче. — Вы же не хотите спать здесь? — Отстань, Томми, я хочу спать, — почти неразборчиво пробормотала она и слепо потянула на себя покрывало. Томас сдержал смех умиления и, чуть приподняв Реджину, переложил её на подушки, накрыл одеялом, а потом, не дав себе времени на долгие раздумья, сам лёг рядом. И всё же решился обнять… Он никогда так спокойно не спал, но внутренние часы буквально заставили его подскочить в кровати. Обратив взор на часы настенные, Томас тихо, но быстро принялся собираться. Конечно, он предупреждал, что придёт на работу попозже, но даже это «попозже» начало грозить перерасти в «поздно». А ведь надо ещё заехать домой… не во фраке же, право слово, приходить! Собравшись, он присел рядом со сладко спящей Реджиной и тихонько откинул вьющуюся прядку, упавшую на её лицо. — Мисс Джонсон, мне пора ехать. Она сонно открыла глаза и посмотрела на него мутным взором. — Томас… Куда ты? — Мне надо на работу, — он погладил костяшками пальцев её скулу. — Нет, не уезжай, — она с неожиданной после сна силой схватила его руку и потянула на себя. — Я не могу остаться, — печально выговорил он. — Простите… — Томас, ну останься же… — Я приеду по первому зову, обещаю… Он подался вперёд и запечатлел невесомый поцелуй на её губах, но, стоило ему отстраниться — Реджина драматично опустила их уголки. — Ладно, отпускаю, — хрипло усмехнулась она. — И ловлю на слове. Он, кивнув, встал, с улыбкой поблагодарил за прекрасный вечер и даже чуть поклонился. Реджина, лукаво улыбнувшись в ответ, приподняла ладонь и пошевелила пальчиками. По пути в Белфаст Томас ощутил себя абсолютно счастливым человеком и весь день работал с таким усердием, что перевыполнил поставленный перед собой план. Ему казалось, что Реджина начала оттаивать, что она начала проникаться к нему так же, как он уже успел проникнуться к ней. Однако его воодушевление было недолгим, ведь после Реджина просто-напросто исчезла…