Взмах её ресниц

      Томас отчётливо слышал восклицания секретарши и, оторвавшись от чертежей, даже настороженно приосанился. Хотел уже было встать, дабы разобраться, что происходит, но дверь резко распахнулась, и в его кабинет вихрем ворвалась…       — Реджина? — прошептал он.       — Меня категорически не устраивает ваше поведение, мистер Эндрюс! — заявила она, не забыв параллельно захлопнуть дверь.       Мистер Эндрюс отложил карандаш, но так и не сумел встать — столь неожиданным для него стало это весьма эффектное появление. Реджина тем временем подошла к столу, склонилась, оперевшись обеими руками о столешницу, и в упор уставилась на него.       — Как это понимать? — Томас моргнул и качнул головой.       — Вы тогда соизволили бросить трубку, не дав мне попрощаться, — она, и без того сейчас возвышающаяся над ним, вздёрнула подбородок, отчего её взгляд стал ещё более презрительным. — Разве так ведут себя джентльмены?       — Разве так ведут себя леди, когда собираются уехать по «срочным делам»? — парировал он, также приподнимая подбородок.       Он, наконец, поднялся на ноги, и их лица оказались почти что друг напротив друга, но она всё равно, невзирая на то, что была многим ниже, умудрялась глядеть на него свысока.       — Джентельмены не выпытывают у дам то, чего они не хотят разглашать, — усмехнулась Реджина. — И, тем более, не обижаются после.       Сердце Томаса стучало где-то в горле. Он так же был зол, но всё же не мог оторвать глаз от неё: иссиня-чёрное пальто с фигурными лацканами и отороченным серым мехом воротником узко облегало её миниатюрную фигурку. Эндрюс, прикрывший глаза, выдохнул и волей-неволей, но всё же сдался.       — Зачем вы пришли? — приглушенно вопросил он.       — Чтобы вы дали мне по-хорошему попрощаться, конечно же, — хмыкнула она.       — Что ж, прощайтесь.       — До свидания, мистер Эндрюс, — проговорила она сквозь ухмылку и направилась к двери.       Томас дёрнулся её остановить, но вместо того, чтобы выйти, Реджина лишь повернула ключ. Он непонимающе взирал на неё, вновь плавно приближающейся к нему и на ходу скидывающей пальто.       — Ну и духота тут у вас, мистер Эндрюс! — пожаловалась она, но в её глазах плясали дьявольские искры.       — Что происходит, мисс Джонсон? — спросил Томас, наблюдая, как тяжелая ткань летит на пол.       — Я попрощалась, соответственно, теперь всё происходит так как надо…       — Как надо..? — повторил он.       — Теперь нужно поздороваться, — замерев подле него, проговорила Реджина. — Добрый день, мистер Эндрюс.       От неё пахло иначе. Строго пахло ирисом. Томас, вновь прикрыв глаза, вдыхал этот аромат, стараясь отогнать от себя мысли о том, что она стоит совсем близко.       — Я всё ещё жду, — теперь её голос снизился до шепота.       — Добрый день, мисс Джонсон, — выдохнул он, ловя её взор.       Уголок её губ натянулся, и Реджина отстранилась.       — Вот и славно. Теперь, мистер Эндрюс, садитесь, — она мельком оглядела кабинет, обставленный стеллажами с кучей аккуратно разложенных бумаг и прочих рабочих принадлежностей, — вон в то кресло.       То самое кресло, в котором Томас предпочитает отдыхать. В котором он сидел, когда она позвонила тогда — чуть больше недели назад. Кожаная обивка скрипнула под его весом, и Реджина вдруг опустилась перед ним на колени.       — Что вы… — начал он, но умолк, когда ладонь Реджины легла на ширинку его брюк.       Реджина, чуть надавив, театрально свела бровки над переносицей, и Томас перехватил её запястье.       — Негусто, мистер Эндрюс. Что же стряслось?       — Я на работе, мисс Джонсон, — прошипел он.       — Разве ваша работа способна нам помешать? — невинно полюбопытствовала она и вырвала свою руку, вновь кладя ту на то самое место, а потом взмахнула ресницами. — Так намного лучше.       Томас, сжав зубы, откинул голову на спинку и инстинктивно раздвинул ноги, пока Реджина дарила ему эти дразнящие поглаживания. Он со свистом выдохнул, когда звякнула пряжка его ремня.       И чувствовал, что Реджина пристально наблюдала за эмоциями, сменяющимися на его лице.       Когда её ладошка, наконец, высвободила и обхватила его естество — Томас посмотрел на саму Реджину, которая, в свою очередь, уже не обращала на него внимания, сосредоточившись на том, чтобы ласкать его… И это у неё получалось, как всегда, великолепно. Эндрюс буквально растворялся в этих прикосновениях, отчаянно сжимая подлокотники кресла.       — Мисс Джонсон… — прохрипел Томас, когда она задела особенно чувствительную точку.       И вдруг её губы сомкнулись вокруг него… Томас в неверии распахнул глаза и, запутавшись пальцами в её волосах, попытался отстранить Реджину, но та лишь вобрала его глубже в свой рот.       — Не надо…       — Вам не нравится? — отстранившись, как ни в чём не бывало полюбопытствовала она.       — Мне очень нравится, — признался он.       — Тогда в чём дело?       И он сдался. Сколько раз за день он способен сдаваться этой женщине?       К её губам подключились пальцы, которые принялись двигаться в такт, и Томас едва ли сдержал стон. Но когда ко всему прочему присоединился её шёлковый язычок — он не удержался.       То, что она делала своим языком, не поддавалось никаким описаниям, ведь этот самый язык извивался, словно змея, и Реджина, при всём при этом, ещё как-то умудрялась опускать и поднимать свою голову.       Она делала это глубоко… и практически бесшумно. Томас весь раскраснелся. Как же она может быть столь изящной во всём, чего бы она ни делала?       Он всё же зарылся пальцами в волны ее волос и отдал всего себя на волю Реджины. Она то замедлялась, то ускорялась, помогая себе рукой, в Томас шипел от этого абсолютно неправдоподобного удовольствия.       Может, это лишь сон?       Как бы в ответ на этот его неозвученный вопрос Реджина ускорилась: её ротик втягивал его плоть в себя, её язык, изгибаясь, ложился сбоку, а пальцы пробегались по основанию так чётко, словно она играла на рояле.       Томас заметался в кресле, двигая бёдрами навстречу её движениям, но Реджина, стоило ему перейти границы, одёрнула его, чуть коснувшись зубами.       Внизу живота и ещё ниже стало совсем горячо. Он нежно накручивал прядки её волос на пальцы, стараясь не смотреть на неё, иначе…       — Мисс Джонсон… — прохрипел он, вновь потянув её вверх. — Я скоро…       Реджина, конечно же, всё поняла, но не отстранилась. И он, отбросив все думы прочь, дал себе волю…       Томас изо всех сил зажмурился, и под веками заплясали разноцветные искорки. Всё его тело содрогнулось, но Реджина так и не отпрянула, в последний раз пробегаясь языком в самом верху…       Но стоило ей выпрямиться — Томас встрепенулся и тут же, вытащив из кармана чистый платок, протянул того ей. Реджина вытерла губы и, улыбнувшись, встала. Томас спешно привёл себя в порядок и, вскочив, прижал Реджину к себе.       Он целовал её самозабвенно — да так, что вскоре его собственный вкус исчез. Когда она разорвала поцелуй — её зрачки были подёрнуты поволокой, мерцающей лучами угасающего за окнами дня. А Томас так и стоял, не в силах что-либо произнести…       Подняв пальто и перекинув его через плечо, Реджина пророкотала:       — Жду вас завтра, не позже семи. Мне всё ещё нужна помощь с граммофонами.       И ушла. Дверь почти закрылась и только тогда он сумел запоздало попрощаться. Стук её каблучков громом отдавался в его сердце…       На следующий день Томас был у её крыльца в половину седьмого и терпеливо ожидал мистера Орсона, полагая, что именно он выйдет, дабы пустить в дом.       Но из открывшихся дверей выпорхнула Реджина, и Эндрюс снова ощутил знакомую дрожь, пронзившую его от ног до макушки. Насколько же она великолепна!       Он, поздоровавшись, поцеловал её руку и вручил коробку конфет. Реджина, не таясь, так обрадовалась, и он ответил на её внезапные объятия.       — Спасибо, мистер Эндрюс! Я обожаю эти конфеты!       — Я уже понял, что вы та ещё сладкоежка, — по-доброму усмехнулся он, прижимаясь щекой к её виску.       В доме было шумно: тут и там сновали слуги и рабочие, а мистер Орсон, крайне сосредоточенный, а потому даже не обративший на гостя внимания, командовал ими. Томас же, ведомый Реджиной, которая, всё же открыв коробку и прямо на ходу принимаясь жевать шоколад, увлечённо показывала помещения, в которых устанавливали граммофоны.       Библиотека, большая и малая гостиная, её спальня… Он знал, что в большом зале стоял рояль, а потому, скорее всего, Реджина граммофон там не расположит. Ему вдруг стало столь интересно, владеет ли она музыкальным инструментом, что он, идущий подле неё по анфиладе, озвучил свой вопрос.       — Да, — она бросила на него короткий взгляд и отвернулась.       — А какой инструмент? — продолжил он.       — Фортепиано, очевидно, — коротко отозвалась Реджина.       — Может, как-нибудь сыграете для меня? — осторожно попросил Томас.       Реджина замерла и повернулась к нему с совершенно холодным выражением на лице.       — Я уже больше года не садилась, так что, не думаю, что из этого выйдет что-либо хорошее.       — Но почему? Вы ведь так следили за техникой того пианиста на концерте. Наверняка вы не растеряли навыков…       — Я просто не хочу, — отрезала она. — Пойдёмте же в кабинет. Там должен быть установлен ещё один граммофон, и мне важно, чтобы всё было идеально.       Томас лишь мельком заглянул в сие помещение, когда Реджина смотрела вместе с ним дом. Тем не менее, тогда он, хоть и отвлекающейся на собственные думы об этой женщине, заприметил, что кабинет весьма мрачен. Всё — от панелей на стенах до ножек стульев — было выполнено из тёмного дерева, но сейчас… Реджина повесила восхитительные багровые гардины, а также пару зеркал да картину; на столе в изящной вазе расположились розы.       — Вы любите розы? — следя за тем как Реджина садится на массивный стул, невпопад спросил он.       — Не особо, — хмыкнула она, доставая что-то из ящика. — Я люблю чертополох.       — Другого я от вас и не ожидал, — со смешком произнёс Томас и принялся разглядывать обстановку.       Стеллажи уже заполнились книгами да документами, а огромное стрельчатое окно прямо за спиной Реджины пропускало в помещение последний свет этого дня.       — Садитесь же, мистер Эндрюс, — она указала рукой на противостоящий стул и вновь вернулась к написанию чего-то на бумаге.       Томас сел, закинул ногу на ногу и с любопытством глядел на то, как остро и элегантно двигается её кисть.       — Что вы пишите?       — Ничего, что могло бы вас заинтересовать, — протянула она, быстро и резко выводя пером чернильные буквы.       — Если я спросил — значит, меня уже заинтересовало, — изъявил он.       И уже хотел было разузнать всё, потому как отметил, что заполняет она отнюдь не документ, но в дверь внезапно постучали, и Реджина позволила войти.       Это были рабочие, несущие граммофон.       Тяжёлый, большой аппарат был сейчас в разобранном состоянии; латунная труба — отдельно от корпуса, а тот — от диска проигрывателя.       Томасу не понравилось, что их разговор прервали.       — Поставьте сюда, на комод. И можете пока заняться другими аппаратами, — велел вдруг он.       Реджина вскинула голову, смерив его удивлённым взглядом. Томас едва заметно сглотнул, и сам поражённый тем, что решил покомандовать в чужом доме. Впрочем, ему даже понравилось.       — Это последний, — пожав плечами, сказал рабочий. — Остальные уже установили.       — Тогда можете быть свободны, — пророкотал вдруг голос Реджины. В нём так и слышалось недовольство. — Мистер Эндрюс и сам справится с установкой. Верно ведь?       Томас чуть нахмурился.       — Я…       — Идите-идите, джентльмены. С вами расплатятся, — поднявшись с места, повторила она.       И когда двери за рабочими захлопнулись с обратной стороны, Реджина резко развернулась на каблуках, вперившись хищным взглядом в растерянное лицо Томаса.       — Что это вы сейчас устроили? — спросила она грозно.       — Мы не договорили, когда нас прервали. Я лишь хотел закончить без посторонних ушей.       — Полагаете, теперь я настроена с вами откровенно поделиться?       Она фыркнула и, подойдя вплотную, ткнула указательным пальцем ему в грудь.       — Не смейте тут хозяйничать, — зашипела она и вдруг споткнулась, чтобы продолжить уже куда твёрже. — Это мой кабинет. И вообще, всё здесь — моё!..       — Я и не претендую…       — Не перебивайте! Всё здесь — моё, — Реджина схватилась за лацканы его пиджака, крепко сжимая их в кулачках, отчего на ткани тут же образовались заломы.       Она дёрнула Томаса на себя, буквально опрокидывая его на свои губы, впиваясь хищно в его распахнувшийся в изумлении рот.       А потом отстранилась столь же быстро, не дав ему толком опомниться.       — Вам ясно?       — Реджина, — выдохнул мистер Эндрюс, не зная толком, что и сказать. А потому просто усмехнулся, приняв её слова за подобие шутки. — Всё ваше, значит? А вы до ужаса — собственница!       — Возможно. Но вы тоже — мой! Запомните эти слова, Томас! — почти что торжественно произнесла она. — И не забывайте. Ни на минуту.       Он только вздохнул в ответ, совершенно ничего не понимая. И всё же, пока Реджина, утолив хоть ненадолго своё желание покомандовать, снова села за стол, вытащив из ящика толстую сигару и прикурив её, Томас с любопытством и недоумением косился на граммофон.       Если подумать — ничего сложного в том, чтобы установить и настроить его, не было. Он справлялся с вещами, требующими куда больше навыков, а потому всё же решил заняться делом. Падать в грязь лицом перед мисс Джонсон совсем не хотелось.       И пока он, копошась и с трудом разбираясь с деталями аппарата, собирал граммофон — пряный дым от сигары постепенно наполнял закрытую комнату.       — Можно как-то прибавить здесь свет? — спросил Томас спустя время, когда ему, заслоняющему спиной лампу, стало тяжело чётко следить за тем, что он делал.       Реджина почему-то не ответила. И он обернулся на неё.       Вопреки ожиданиям, она не задремала в кресле, а молча, кажется, даже не мигая, смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Настольная лампа отбрасывала на её лицо причудливые тени, из-за чего глаза, чаще всего сверкавшие гордыми изумрудами, сейчас казались практически чёрными, утягивающими в самую бездну.       Мистер Эндрюс замер.       Сизый дымок, идущий от сигары, окутывал хрупкую фигуру Реджины, обвивая, завязываясь узлами вокруг её рук, путаясь между тонкими пальцами…       Ему вдруг захотелось отбросить эту сигару в сторону, а лучше и вовсе — распахнуть окно и выкинуть туда, чтобы дым цепями не висел над ней, чтобы дал спокойно, свободно вздохнуть. И ему, и ей.       — Почему вы так смотрите на меня, мисс Джонсон? — хрипло вопросил он.       — Потому что мне нравится на вас смотреть, — невозмутимо отозвалась она. — За работой вы такой… настоящий.       — Думаете, в другое время я притворяюсь?       Она неожиданно мягко улыбнулась и покачала головой.       — В другое время вы натягиваете маску хорошего мальчика. А тут — бурчите себе что-то под нос да поругиваетесь сквозь зубы.       Томас изменился в лице.       — Прошу прощения. Я и сам, должно быть, не заметил, что произнёс что-то не то.       — А теперь ещё и извиняетесь из-за такой глупости. Хороший мальчик, — вновь протянула она, теперь уже со смешком.       В таком освещении эта ухмылка показалась ему до дрожи привлекательной и призывной. Захотелось коснуться её пальцами, а ещё больше — губами. Может, это всё дым? Всё эти ужасные сигары, сковывающие теперь не только её, но и его самого?       Томас шагнул ближе к столу.       — Оставьте это, Реджина. Вы тоже сейчас ненастоящая, — проговорил он тихо, а затем добавил, чуть умоляюще: — Покажите же мне вас… настоящую.       Она поднялась из кресла, откладывая сигару в пепельницу на столе.       — Нет, — вздохнула вдруг Реджина. — То, что вы в таком случае увидите, вероятно, вам мало понравится. А я хочу, чтобы вы рассматривали меня такими же глазами, как сейчас.       Она, медленно ступая по ковру, подошла к нему и пристроила ладони на его груди, дабы тут же заскользить ими вверх, к его шее, царапнув кожу ногтями, а потом к лицу, касаясь линии скулы.       — Знаешь, Томас, — она мягко провела подушечками пальцев по его приоткрытым губам, — мне почему-то хочется тебя поцеловать.       — Я не против, — горячо выдохнул он, придвигая её к себе за плечи.       Реджина усмехнулась.       — А тебе? Тебе этого хочется?       — Всё время, — ответил он, прежде чем припал к её рту в резком, прерывистом поцелуе.       Дыхание сбилось от неожиданности. И мисс Джонсон с готовностью ответила, обвивая руками его шею.       Он ощущал вкус табака, и ему эта горечь — именно на её сладких устах — понравилась.       Когда губы Томаса, горячие и пылающие, заскользили ниже, к ключицам, уверенно пробегаясь по каёмке платья вдоль линии декольте, Реджина не смогла сдержать громкого вздоха.       — Только не здесь, — сипло выдохнула она. — Уйдём отсюда, Томас!       — Куда?       — Куда угодно.       — Почему?       — Слишком много вопросов!       — И никаких ответов, — прошептал он, подталкивая её, впрочем, совсем не в сторону двери.       Когда она почувствовала, что позади вдруг очутился стол, — было слишком поздно что-либо менять. Не здесь… не здесь! Но этот напор заставил её быстро передумать, и она сама принялась стягивать с плеч Томаса пиджак, повисший теперь на его локтях, потому как он был не в силах остановиться, слепо дёргая шнуровку корсета на её спине.       Платье, да и бельё поддались слишком быстро, тем самым предавая Реджину, почему-то сейчас не успевающую всё контролировать. Раньше она бы ни за что такого не допустила — Томас медленно, но верно брал над ней верх. Хотя не должен был! Всё совсем наоборот!       Это его сейчас она должна была повалить на столешницу, чтобы, забравшись сверху, наслаждаться выражением растерянности на его лице. Это он должен был дышать глубоко и тяжело, ожидая от неё милости в виде поцелуя.       Но нет. Её спина соприкоснулась с холодным деревом, отчего тело пронзило предвкушением — жар, идущий изнутри, подарил такой резкий контраст, что пальцы на ногах поджались сами собой.       — Томас, — протяжно выдохнула она, пытаясь сопротивляться. — Что ты делаешь?       Голос её вдруг стал хриплым и ломким, непривычно просящим.       — Как будто ты не понимаешь, — произнёс он насмешливо и медлительно провёл языком по её шее, вырывая из горла стон. — Всё ты понимаешь, Реджина.       — Я… Я командую. Ты забыл… Разве ты забыл?       Мысли её путались. Дым от тлеющей совсем рядом сигары проникал глубоко в лёгкие, и она, прикрывая глаза да кусая губы, понимала, что поддавалась именно из-за этого. Этот запах… Она словно вновь становилась той, кем была совсем недавно. Податливой, невесомой…       Пальцы Томаса заскользили ниже, поглаживая грудь, а следом легонько пробежались по рёбрам, словно по клавишам. Но Реджине не хотелось смеяться, хоть при других обстоятельствах она бы это сделала. Сейчас она просто не могла по-хорошему вдохнуть — реальное смешалось с ирреальным, застряв где-то в горле.       — Жарко, Томас, — просипела она, стараясь вдыхать как можно реже, чтобы вернуть себе контроль. — Жарко… Открой окно!       — Сейчас?       — Сейчас же! Я не могу дышать.       Он отстранился, и её вдруг окатило холодом. Реджина подняла на него затуманенные глаза, и он, будто заприметив что-то в этом жесте, подчинился. Через несколько секунд в кабинет хлынул поток ледяного воздуха.       — Так лучше, — проведя рукой по лбу, стирая испарину, проронила она, а затем приподнялась на локтях и следила за тем, как Томас, упустивший момент, растерялся, не зная, что делать.       — Ты можешь простыть, — предупредил он.       — А ты постарайся, дорогой, чтобы я не простыла.       Она ухмыльнулась, втягивая тонкими ноздрями свежесть позднего вечера. Да, так действительно стало гораздо лучше.       — Иди же сюда. Что ты замер?       И он подошёл, намереваясь было вернуться к тому, на чём остановился. Но Реджина вдруг и вовсе села на столе, притягивая одной рукой его за шею. Второй же она потянулась к застёжке его брюк.       — Понравилось тебе командовать? — горячо выдохнула она ему на ухо, а потом чуть прикусила мочку, чувствуя, как по его телу пробежала крупная дрожь.       — Реджина…       Возбуждение, кажется, накрыло его волной — с головы до пят, затягивая в воронку сокрушительного водоворота, выплыть из которой не представлялось возможным.       Кровь запульсировала в ушах.       — «Мисс Джонсон», Томас, — напомнила она, совершенно не обратив внимание на то, что за вечер ни разу не возмутилась тому, что он позволил себе называть её по имени.       Её рука тем временем приспустила с него брюки. Томас выдохнул от облегчения, когда ткань перестала давить. Но Реджина в эту же секунду сжала ладонью его плоть — Томас охнул от неожиданной, яркой боли, близкой к истинному наслаждению, из-за которой под веками яркими пятнами вспыхнул фейерверк.       — Я хочу, чтобы ты взял меня, Томас, — громко, нисколько не смущаясь, почти бесстыдно, заявила Реджина, тем не менее, дышащая глубоко и шумно, ритмично двигающая ладонью. — Но сейчас я ещё больше хочу, чтобы ты меня попросил.       — О чём? — не помня себя, просипел он, кажется, даже и не поняв её; способный только судорожно водить руками по её бёдрам.       — Попроси меня.       От её шёпота по телу прокатились мурашки.       — Я не…       — Всего одно слово, Томас.       Она широко и призывно раздвинула колени. В висках тотчас же затрепетал пульс, и Томас мотнул головой в исступлении. Губы его не слушались. Потому что он совершенно не хотел этого говорить. Не хотел умолять её, вновь вернувшую себе контроль, о близости.       Но вместе с тихим стоном из горла вырвалось глухое:       — Пожалуйста…       Реджина сладостно улыбнулась.       И сама придвинулась к краю столешницы, обвила ножками его бёдра, чтобы в следующую секунду Томас, толкнувшись в её податливое тело, сразу же принимаясь ритмично покачивать бёдрами, опрокинул её обратно на ледяную поверхность.       Дым от сигары летел теперь в другую сторону, зато ветер с улицы холодил разгорячённую кожу, покрытую тысячами мурашек. От каждого толчка Реджина стонала, не боясь быть услышанной. Томас же кусал губы так сильно, что чувствовал во рту металлический привкус.       Казалось, ещё чуть-чуть… Они оба, возбужденные до предела, забывшись друг в друге, жадно хватали ртами воздух и переплетали пальцы.       Но Реджина резко изменила угол, и Томас, распахнувший глаза, уловил высокомерие, отразившиеся в её мимике. Складочка проявилась над уголком её губ, когда она запрокинула голову. В ответ он сделал особенно глубокое движение…       — Да, Томас! — прерывисто вскрикнула она, заводя руки за голову.       — Ты безумно красивая, — толкнувшись ещё резче, с придыханием выговорил он.       Томас склонился над ней; непрестанно целовал ложбинку груди, ключицы, линию челюсти… Он стискивал её бёдра, всё же стараясь делать свои движения мягче, ведь её лопатки и без того бились об стол, но желание было столь сильным, что Томас стал буквально вбиваться в её тело.       А она лишь протяжно стонала под ним, иногда прикусывая собственные пальцы.       — Не молчи! — воскликнула она. — Скажи это!       — Что? — их взгляды пересеклись.       — Что ты хочешь меня!       — Умопомрачительно хочу тебя, — прорычал он.       Он подхватил её под спину и притянул к себе; её грудь теперь тёрлась об его, а коготки впились в его плечи. Томас возобновил движения, и Реджина стала в его руках пластичной, подобной воску….       Она, заключённая в плен этих рук, сладко постанывая, извивалась, чувствуя наслаждение каждой клеточкой тела. Внутри всё пульсировало, разрывалось от невыносимой потребности чувствовать эти толчки.       Он склонил голову, осыпая её шею отрывистыми поцелуями, а потом наклонился ниже, махнул губами по плечу. Пот катился по его лицу, хотя в комнате и стало холодно. А потом он глухо застонал ей в ухо, жмурясь так, что казалось, искры готовы были вот-вот полететь из глаз.       Томас запрокинул голову, и Реджина впилась взглядом в его подрагивающий кадык, шею, по которой катились капли пота.       Не было ничего на свете прекраснее в тот момент — мужчина, наслаждающийся ей, находящийся на грани экстаза.       Реджина чувствовала, как подрагивала внутри неё его плоть. И когда напряжение стало невыносимо, Томас успел выскользнуть из неё прежде, чем прорычал сквозь зубы. Горячая, обжигающая влага опалила её живот.       Реджина дёрнулась, скользнула ладонью по своему животу, и меньше чем через минуту последовала за ним, шагнув в пропасть наслаждения.       Томас сжался и опустил плечи, дыша тяжело и устало, чуть подрагивая. Он провёл ладонью по лицу.       — Это было…       — Жарко, — вздохнула она.       — Да…       Сигара, почти потухнув, едва заметно дымилась неподалёку.       Когда они оба пришли в себя — Реджина соскользнула со стола и где-то отыскала платок. Томас ослабевшими пальцами пытался застегнуть брюки.       — Я могу остаться у вас? — спросил он, следя за тем, как она, обнажённая, беззастенчиво рухнула в кресло и, навалившись на подлокотник, опрлась на руку, даже, кажется, не собираясь одеваться.       — Не сегодня, Томас, — покачав головой, ответила она. — Поезжайте домой, отдохните как следует… Я позвоню.       — Опять?       Она усмехнулась.       — Ну хорошо. Не хотите — не буду. Тогда давайте сразу договоримся о свидании.       — Завтра?       — Нет, — хмыкнула она. — Вы не успеете… Ох, Томас, ну как вы застёгиваете рубашку! Пропустили пуговицу же! Давайте через два дня. Вы как раз успеете по мне соскучиться.       — А вы будете скучать по мне?       — Я наконец-то буду заслушиваться вашими пластинками.       — Соизволите хотя бы проводить?       — В таком-то виде? — она изумлённо вскинула брови. — Не могу одеться… Пощадите, Томас!       И Томас отчаянно замотал головой, поднимая с пола пиджак.       — В таком случае, увидимся через два дня?       — Два дня, — Реджина улыбнулась, хищно сверкнув глазами. — Я всё же позвоню.       — До свидания, — мечтая снова коснуться её, пробормотал Томас.       — До встречи, мистер Эндрюс, — промурлыкала она.       И Томас, приложив все усилия, дабы не обернуться, выскочил за дверь.

***

      Он опаздывал на встречу с ней, потому как на работе вновь случилось нечто непредвиденное, и разруливал это, конечно же, Томас.       Торопящийся, он не обращал внимание на прощающихся работников верфи и молился, чтобы Реджина дождалась его…       Площадь Донегалл была неплохо освещена, но всё же мрак опустившегося вечера преобладал, но казался ему уютным. Напротив своим величественным куполом возвышалась городская ратуша, строительство которой подходило к концу.       Он, активно вышагивающий вокруг сквера, никак не мог отыскать Реджину. Замерев, прикрыв веки да набрав полные лёгкие колючим морозным воздухом, Томас начал мучить себя вопросами. Может, она уехала? Но он опоздал всего лишь на пятнадцать минут. Может, она забыла про него? Передумала? Но она всё же звонила, дабы обсудить с ним время и место!       Где же она?! Он прошёл к библиотеке Лайнен-Холл и замер напротив входа — там, где стояли лавочки и, наконец, заприметил, что на одной из них восседала женщина в шляпе с широкими полями. Идеально ровная осанка была заметна даже издалека и несмотря на меховую шубу. Свет фонаря падал не её гордый силуэт, и у Томаса сложилось впечатление, что она — высеченная из мрамора статуя.       — Мисс Джонсон, — подойдя, тихо произнёс он. — Добрый вечер.       Реджина захлопнула блокнот, вскинула голову и улыбнулась.       — Добрый, мистер Эндрюс. Садитесь, — она плавным взмахом ладони указало на место подле себя. — Что-то вы припозднились.       — Прошу прощения, — опускаясь, сказал он. — Инцидент на работе.       — Я уверена, что вы его уладили, — она блеснула глазами, и Томас кивнул. — А в чём, кстати, заключается суть вашей работы?       — Я, в принципе, делаю всё, — он говорил с полуулыбкой. — Контролирую чертёжников и строителей, слежу за качеством материалов…       — Чувствую, вы отличный профессионал. Несправедливо, что вы ещё не заняли заслуженное директорское кресло.       Томас покраснел — благо, в темноте это было не столь заметно.       — Не стоит, мисс Джонсон… Всегда есть к чему стремиться.       — Вы так быстро и качественно установили граммофон. Страшно подумать, насколько умело вы разбираетесь в прочих технических моментах. Для меня это действительно тёмный лес.       — Я могу показать вам, — дрогнувшим голосом предложил он. — Провести экскурсию… Если вам не станет скучно.       — Безусловно, не станет, — Реджина чуть придвинулась к нему и вдруг подняла облачённую в кожаную перчатку руку.       Когда её пальчики запорхали по его щекам — Томас в наслаждении зажмурился и, перехватив её ладошку, прижал к губам, жалея, что та облачена в перчатку…       — Прогуляемся? — убрав ладонь, спросила Реджина.       — Прекрасная идея, — он встал и предложил ей локоть.       Они гуляли по лабиринтам центральных улиц и говорили обо всём. Реджина удивительно часто смеялась над его шутливыми рассказами про историю Белфаста, и он сам себе диву давался: отчего у него так хорошо получалось смешивать факты с юмором, при этом, первые как раз-таки не искажая? Её пальчики обхватывали его предплечье, и он ощущал её тепло даже сквозь слои ткани…       Как же она изысканно говорила… Он и представить себе не мог, сколько книг было ею прочитано. И всё же… что она тогда, в кабинете, писала? Это не было похоже на документы и подобные бумаги. Он отчётливо заприметил выделенные реплики. Неужели она…       — Вы — писатель, Реджина? — не удержавшись, быстро поинтересовался он, когда на несколько мгновений повисло молчание.       Она замерла и развернулась к нему. Мимо проехал какой-то автомобиль, гулом мотора заглушивший её вздох, но Томас отчётливо видел, как приоткрылись аккуратные губки, а грудь приподнялась.       — Что же вам врать… — протянула она. — Вроде того, хотя я считаю, что «писатель» — слишком громкое для меня слово.       — Вы позволите мне прочитать что-нибудь? — попытал шанс он, ведь ему было безумно интересно.       Он залез бы ей в голову, если б предоставился шанс — настолько завораживающей для него стала личность Реджины.       — Может, позже, — откликнулась она и вновь обхватила его руку. — Давайте лучше зайдём перекусить? Я что-то проголодалась…       Томас и сам был голоден, потому как за всеми делами даже не отужинал. Они пришли в первый попавшийся ресторанчик, оказавшийся совсем небольшим, с довольно простенькой, но вкусной кухней.       Они просидели там ещё час, и Реджина принялась со смехом жаловаться, что объелась и ей срочно нужно пройтись ещё немного. Сделав крюк и миновав белокаменный Собор Святой Анны с его восхитительными стрельчатыми башенками, Томас и Реджина вышли к набережной реки Лаган.       — Эта река простирается от склона горы Слив Круб и протекает мимо графств Антрим и Даун, — рассказал Томас. — Собственно, в графстве Даун, точнее — в Комбе, находится дом моих родителей.       — Правда? — она, опирающаяся о гранатовый парапет, взглянула на него. — Там, должно быть, красиво.       — Там очень красиво, — согласился Томас. — Так хочется показать вам и дом, и окрестности…       — Перестаньте, мистер Эндрюс, — отмахнулась она. — Не стоит смущать ваших родителей.       Томас, не найдясь, что ответить, замолк, вновь не разумея, как оторвать от неё взгляд. Шляпка бросала причудливые тени на её бледное лицо… А речная вода, тем временем, перемигивалась светом звёзд и отблесками луны. Ясная ночь, невесомые порывы ветра, колышущие выбившиеся из-под шляпки пружинки волос, — всё так спокойно, так хорошо…       Безмолвие не напрягало абсолютно: Реджина стояла, прикрыв веки, а Томас без стеснения разглядывал её. Сегодня она невероятно благосклонна.       — Проводите меня до автомобиля? — ворвался в его сознание приглушённый голос.       — Да-да, провожу, — он мотнул головой и решился поймать её руку, переплетая их пальцы.       Она не стала отдёргивать ладонь, а лишь коротко сжала. Томас тотчас захотел прижать её к себе — просто обнять, просто ощутить её дыхание на своей шее, но он позволил себе это лишь в момент их прощания, подле её автомобиля.       — Может, встретимся в Рождество? — вместе с его шёпотом вырвался клубок пара. — Вы ещё не были у меня дома…       — Я всё сказала по поводу твоих родителей…       — Я про дом в Белфасте, — объяснил он. — Накроем ужин, я достану любимое вами Мерло…       — Томас, — выдохнула Реджина, отстранившись, но не разрывая объятий. — Я уезжаю послезавтра. Почти до февраля.       — Куда? — растерялся он.       — В Лондон, а затем… кто знает, — она пожала плечами.       — Но зачем?       — Мистер Эндрюс! Хватит на сегодня допросов, — проговорила она в его губы.       И Томас поцеловал её, буквально вжимая в себя подрагивающими руками. Они вновь не увидятся с месяц, и это он принял неожиданно тяжело. Он переплетал их языки в желании впитать Реджину в себя; в желании того, чтобы разлука их не стала столь болезненной. А она, вероятно, таковой будет.       Реджина, в последний раз прильнувшая к нему, попрощалась, а затем запрыгнула в салон, завела мотор, и Томас всё наблюдал за отдалением её автомобиля. А после, спрятав руки в карманы, приподняв воротник да уткнувшись в того носом, побрёл в сторону своего автомобиля…