Взмах её ресниц

      Томас развернулся и обомлел. Ему не послышалось — к нему действительно широким шагом приближалась лучезарно улыбающаяся Реджина, облитая светом фонарей.       — Вот уж точно — добрый вечер! — воскликнула она. — Как хорошо, что я вас встретила!       — Добрый вечер… — пробормотал он, когда она замерла совсем близко. — Весьма неожиданно.       — У меня по-иному и не случается, — она изящно махнула рукой и засмеялась.       И всенепременно он почувствовал укол обиды. Она не предупредила о своём прибытии! Может, и не уезжала она вовсе! А если и уезжала — бог знает, когда бы сообщила о том, что вернулась в Ирландию… Реджина предсказуемо непредсказуема!       — Когда вы вернулись? — с подозрением поинтересовался Томас.       — Вчера, — как ни в чём не бывало откликнулась она, — ближе к ночи.       — Почему вы мне не позвонили? — он чуть поджал губы и нахмурился. — С вашего приезда, получается, минули сутки…       — Томас… — Реджина положила ладонь на его плечо. — Вы полагаете, я забыла про вас?       Он, подумав, отрицательно качнул головой.       — Но всё же… что вы делали?       Реджина вздохнула, видимо, осознав, что объяснения неизбежны. Но она так рада была его видеть, что всё же до таковых снизошла:       — Я была на важной встрече, к которой готовилась всё утро. Не могла отвлечься на что-либо другое. Собиралась позвонить вам по приезде домой.       Томас хмыкнул и спрятал руки в карман; из его рта вырвался клубок пара.       — Что ж… Я так поняла, вы устали и направляетесь в сторону дома. До встречи, получается?       — Да, до встречи, — проговорил он, но вдруг, не сумев побороть себя, достал ладонь из кармана и мягко поймал её руку. — Не хотите… поужинать со мной? Моя экономка прекрасно готовит… и как раз всегда многовато для меня.       — Вы приглашаете в гости? — приподняла брови Реджина.       — Да, — его скулы вспыхнули румянцем. — Но я не настаиваю.       Реджина долго вглядывалась в его глаза, в коих он, наконец, перестал скрывать свои эмоции. Они поблёскивали в свете фонаря, и в них смешалась радость, надежда и… тоска. И Реджине понравилось то, что она увидела.       — Я не против, мистер Эндрюс. Тем более, как вы уже поняли, меня достаточно легко заманить куда-либо вкусной едой.       — Тут в пешей доступности, — на устах Томаса появилась полуулыбка, и он предложил Реджине локоть. — Как прошла ваша поездка?       — Чудесно.       — Слышал, в Лондоне нынче на удивление холодно.       — Ужасно холодно. Благо, я не всё это время провела там.       Томас искоса бросил на неё любопытный взгляд, хотя догадывался, что она вряд ли ответит на его вопрос, а потому решил промолчать.       — Я была в Портофино, — внезапно начала она. — Вот где действительно приятная погода.       — В Портофино? Позвольте, но что же вы там делали?       — А по мне не видно, что я наполовину итальянка?       Замерев, Томас изумлённо, во все глаза уставился на Реджину. Конечно, он предполагал, что она не чистокровная англичанка, — чопорности и снобизма в ней, стоит признать, было мало, — но чтобы итальянка! Вот откуда в ней этот умопомрачительный магнетизм, этот горячий пыл…       — Значит, у вас там… жильё? Вилла? — аккуратно поинтересовался он.       — Да, вы правы. Я выкупила её обратно в том году, — словив вопросительный взор Томаса, она объяснила: — Нам пришлось продать этот дом шесть лет назад. И пускай я в нём особо и не находилась — там родилась моя мама…       Толика грусти прозвучала в тоне Реджины, и Томас ободряюще перехватил её ладонь. Он был рад, что она открылась ему, но, как всегда, это породило ещё больше вопросов.       Они подошли к ограждённому низким заборчиком городскому дому в два этажа — совсем небольшому, но очень ухоженному.       — Значит, вот здесь и живёт наш гений Томас Эндрюс… — по-доброму усмехнулась Реджина. — Очень миленько.       — Про гения вы перегнули… — он смутился. — Я снимаю этот дом. Места мне хватает, ведь там, кроме меня и экономки, никто не обитает. Она успевает выполнять все обязанности.       — Повезло вам. Мне-то со своими громадинами…       Воистину — громадинами! Откуда же у неё средства, дабы содержать столько недвижимости? Как она всё контролирует — да ещё и в разных странах? Но Реджина сразу показалась ему человеком сильным — с её порой отчуждённым выражением лица, идеально ровной осанкой и уверенной, но плавной походкой. Подушечки его пальцев закололи от неистового желания дотронуться до неё.       Стоило им переступить порог — Томас прижал Реджину к стене и впился своими губами в её рот. Она оттолкнула его, ухмыльнулась, наблюдая за его недоумением и резко вздымающейся грудью.       — Томас-Томас… Не знала, что вы настолько гостеприимны.       — Простите. Я просто… — он замялся, прикрыл глаза и шумно вдохнул через нос. — Я очень соскучился по вам. Я сию же секунду распоряжусь подать ужин и покажу вам дом.       Она прикусила щёку изнутри и взмахнула ресницами.       — Впрочем, вы правы. Всё это может подождать.       И теперь настал её черёд прижать Томаса к стене, попутно обвивая руками его шею.       Он поддавался, почти плавясь под её поцелуями. Настолько, что пришлось даже хвататься ладонями за стенку. Но пальцы лишь скользили по обоям, отказывающим ему в спасении.       — Подождите… Пожалуйста, подождите, мисс Джонсон, — забормотал он, сам, однако, не спеша отстраняться, а наоборот — придвигаясь ближе к её губам.       — В чём дело?       — Миссис МакЭводи… Экономка. Она должна скоро прийти.       — Ты смущаешься прислуги, Томас? — хитро улыбнулась Реджина, спускаясь поцелуями к его шее.       — Не в этом дел… О! — он подавился воздухом, когда Реджина, слегка разомкнув губы, прижалась ими к его коже, втягивая воздух. — Что ты?..       Она отстранилась через несколько секунд, вытерла ладонью влажные от слюны губы и принялась рассматривать результат своей работы. Прямо под линией челюсти на его шее теперь алело пятно, проявлявшееся всё ярче и ярче с каждым судорожным вздохом, что вырывался из горла Томаса.       — Давно хотела так сделать, — со смешком отозвалась мисс Джонсон. — Так что там с прислугой?       Эндрюс, оглушённый от неожиданности, кажется, её и не услышал. В глазах его всё плыло и мутнело.       — Идём в мою спальню.       — Так сразу? — хмыкнула Реджина. — Или ты предлагаешь ночлег? В таком случае… Почему же не покажешь гостевую комнату?       — К чёрту, Реджина Джонсон, все эти разговоры, — сжав её руку и припадая короткими поцелуями к кисти, произнёс он прерывающимся шёпотом.       — Неужели? Тогда помоги мне хотя бы снять верхнюю одежду. А то ты так рад меня видеть, Томас, что и думать позабыл о галантности.       Он не забыл. Мягко стянул с её плеч тяжёлое колючее пальто, не глядя повесил его на вешалку при входе и принялся шарить руками по спине Реджины в попытке отыскать шнуровку. Но это ни к чему не привело.       Томас недоуменно, даже досадливо взглянул на Реджину. И она, негромко рассмеявшись, прижалась к его губам в коротком, умилённом поцелуе.       — О, Томас. Как же мне нравится, когда ты такой…       — Какой?       — Чуть рассеянный, сконфуженный, — она провела ладонью по его волосам и нарочно растрепала их, — а ещё не замечающий ничего дальше своего носа.       Он чуть склонил голову к плечу и непонимающе моргнул.       — У этого платья другой фасон, Томас, — пояснила она жарким шёпотом, прижавшись почти к самому его уху. — И чтобы меня раздеть — надо найти пуговички. Вот тут.       Она указала изящным пальчиком себе на грудь, где в тусклом свете действительно поблёскивал ряд мелких жемчужных пуговиц, идущий от горла до тонкой талии. Штук сорок — не меньше. Томас живо представил себе, насколько мучительно будет их расстёгивать.       — Так что, поможешь мне? — усмехнулась Реджина, обводя несколько пуговиц ласкающим движением.       — В спальню, — сипло отозвался Эндрюс, и, прокашлявшись, потянул её за собой вверх по лестнице, не дожидаясь согласия.       Как будто Реджина стала бы сопротивляться!       Обогнав его на самых верхних ступеньках, она сама, обернувшись, дабы уточнить, в верном ли направлении шла, толкнула дверь в одну из комнат. И, нащупав выключатель, что озарил помещение светом, не была удивлена открывшемуся зрелищу: порядок, — даже слишком педантичный, — что царил тут, оказался вполне ожидаем. Но Томаса, видимо, что-то смутило, раз он, не дав ей толком осмотреться, первым делом торопливо подошёл к столу и начал спешно прибирать бумаги.       — Отложите же все свои дела, мистер Эндрюс! — дрожь нетерпения послышалась в её голосе столь явно, что Реджина сама изумилась тому, что не сумела совладать с собственным будоражащим волнением…       Нагнувшись, Реджина расстегнула ремешки на туфлях и ступила на пол. Лак паркета чуть похолодил стопы, и эти ощущения тут же помчались вверх по всему телу, вызывая приятную дрожь, от которой даже сквозь ткань платья затвердели соски.       — Ваше главное дело сейчас — это я, мистер Эндрюс.       — Конечно, мисс Джонсон, конечно, — не оборачиваясь, пробормотал он, но занятия своего не прервал, только опрокинул что-то на пол и, кажется, порвал.       От предвкушения и медлительности Эндрюса в томительном ожидании сводило поясницу. Реджина мягко провела ладонью по воротнику платья и, решив, что больше не может выносить этого, принялась сама расстёгивать пуговицы, немигающим взглядом смотря на спину Томаса.       Он бормотал что-то ещё, извиняясь, но никак не поворачивался. Неужели ему было стыдно за рабочий беспорядок?       О, милый Томас. По сравнению со всем это было такой ерундой, но Реджине отчего-то нравилось, что перед ней он старался быть как можно лучше.       Она тем временем избавилась от платья, легко соскользнувшего к ногам, и принялась за нательное бельё. Когда Томас, казалось бы, ко всему готовый, круто развернулся, скрипнув подошвами, — перед его взором предстала картина настолько прекрасная, что он остолбенел, растерянно захлопав ресницами. В смятении открыл рот, чтобы вымолвить хоть слово, но не смог.       — Ты без одежды! — наконец, на выдохе выпалил он, когда Реджина, откинув распущенные волосы на спину, соблазнительно коснулась своей груди.       Усмешка скользнула по губам Реджины, и она выключила свет, и лишь луна, повисшая высоко в небе за окном, голубоватым перламутром освещала её тело.       Стеснительность Томаса в делах любовных порой выбивала её из колеи! Не сам ли он несколькими минутами ранее пытался её раздеть прямо в прихожей?       — А ты нет, — она раздосадовано покачала головой и невзначай скользнула ладошками по бедрам и вверх — по изгибам талии.       Томас жадно, сквозь полумрак, следил за каждым её движением, очевидно, призванным возбудить и разжечь в его душе огонь. Взор его блуждал по всему её телу, и Реджине казалось, что таковой подобен ожогу — горячему, от которого сначала всё болезненно сжимается, а потом расслабляется, даря покой.       — Ну же, мистер Эндрюс, — она в нетерпении понизила голос до низкого шёпота, и Томас громко сглотнул, чувствуя на себе её пронзительный взгляд, от которого волоски на затылке встали дыбом.       А ведь он даже ещё к ней не прикоснулся!       Томас окончательно перестал ощущать себя во времени и пространстве, потому всего через миг, сам того не заметив, оказался рядом с ней; подхватил за талию, пылко притянул к себе.       — Хочешь меня? — довольно дерзко спросила она, прильнув обнажённой кожей к его — всё ещё скрытой тканью рубашки.       А затем вдруг попыталась отодвинуть, уперевшись коготочками в плечи.       Безусловно, не по-настоящему, а лишь игриво.       — Ещё спрашиваешь… — надломленным голосом выдохнул Томас, а затем с жадностью припал к её левой груди, силясь будто бы целиком вобрать ту в рот, но, предсказуемо не сумев такового сделать, принялся порхать языком по набухшему соску.       Сильные пальцы Томаса вцепились в её поясницу. Судорога пронзила тело, и Реджина почувствовала настоящую невесомость.       А потом он отстранился, чтобы, выслушав её протестующий стон, задеть носом твёрдый сосок и провести языком под грудью.       Его язык был таким горячим, таким сильным, что Реджина поняла: она скоро не сможет вынести этой медлительности. Ей нужно было больше сдержанности с его стороны и намного больше контроля — с её, дабы довести игру до конца. Иначе всё пошло бы прахом…       Но в это время Томас грубым натиском подтолкнул её к постели. Реджина охнула, буквально рухнув на холодное одеяло, и кожа её вспыхнула огненными мурашками, а в животе всё сладко запульсировало. Реджине казалось, что и она сама сейчас вся воспламенится, расплавится под этим мощным напором…       — Полегче, мистер Эндрюс…       Но он лишь — весьма нахально! — хмыкнул куда-то ей в ключицу, скидывая с плеч пиджак, а после с тихим шелестом отшвырнул тот в сторону. Глаза его горели нетерпением, а кадык под кожей нервно дёргался, но Томас твёрдо продолжал свою пытку. Едва держась на границе сознания и настоящего блаженства, Реджина желала только одного — чтобы губы и язык Томаса побывали везде. Везде, где ей так хотелось.       И он, будто угадывая её мысли, самозабвенно опускался поцелуями всё ниже, щекоча тонкую кожу. Реджина дёрнулась и рыкнула что-то, чего и сама не разобрала.       Томас поднял на неё лихорадочно блестящие глаза. Блестели и его губы. Не сдержавшись, Реджина коснулась его щеки, смахнула влагу в уголках его рта и вдруг облизнула пальцы. В следующий миг она избавила его от рубашки. Его словно било в лёгком ознобе, и Эндрюс простонал что-то на грани слышимости.        — Хочешь? — снова спросила она, скользнув ладонью к его брюкам и поспешно расстёгивая их.       — Хочу, — глухо произнёс он.       Стоило только брюкам оказаться спущенными до колен, как Реджина направила его плоть в себя. Контролируя всё. Пожалуй, действительно всё. Кроме последовавших за этим резких толчков.       Перед глазами замелькали цветные вспышки, а стоны, сперва тихие, стали вырывающимися из груди вскриками — громкими, неудержимыми.       — Чёрт! — хрипло выругался Томас и вдруг перевернул их, оказавшись под ней.       — Уже устал? — с губ Реджины сорвался колкий смешок, тут же прерванный сдавленным вздохом.       Томас не собирался переводить дыхание, едва ли не с механическим, чётко выверенным ритмом возобновив резкие, глубокие движения.       — Боже! — всхлипнула она, когда его действия чуть ли не начали приносить боль, но последующее наслаждение перекрыло всё.       Наслаждение это было столь невыносимым, что Реджина тут же набросилась на его губы в агрессивном поцелуе, а потом изучающе заскользила ртом по его шее, остановившись на том самом месте, где уже была оставлена её метка.       — Не надо, Реджина… — дёрнул головой он, понимая её намерения, но она, как бы в предупреждении сжавшая колени, обхватила его голову ладонями, не давая пошевелиться, мечтая сделать покраснение на коже ещё ярче, ещё заметнее.       — А я хочу, — она надавила ладонью на его горло, мешая нормально вдохнуть. — Слушайся меня, Томас. Не забывай: я командую.       Этот издевательский смешок Реджины воспламенил в нём всё то, что он ещё пытался сдерживать. Глубокий резкий толчок вышиб весь воздух из её лёгких, и она, позабыв обо всём, даже о том своём намерении, отдалась блаженству. Осталось лишь соприкосновение кожи о кожу под аккомпанемент глухого звука соприкосновения их тел и скользящая внутри плоть…       Томас сел, впечатываясь мощной грудью в её грудь и прижимаясь щекой к щеке, удерживая рвущуюся из его рук Реджину на месте, до основания входя во влажное сужающееся лоно.       Реджина вновь всхлипнула, стала отбиваться от него кулачками, но, всё сильнее прогибаясь в пояснице, сдавалась. Резко подалась к нему, — как бы в отместку, — сильно прикусила кожу его плеча, переживая подступающий сокрушительными волнами финал. Томас, двигаясь теперь нежно и плавно, бережно поддерживал её спину.       — Я же сказал, что не надо, — покрывая мелкими и частыми поцелуями её лицо, пробормотал он, выскользнув из неё и нескольким движениями доведя себя до пика.       — Как будто я та, кто беспрекословно слушается, — устало пробурчала она в ответ, тем не менее, расплываясь в улыбке.       — С этим не поспоришь, — блаженно зажмурился Томас, падая обратно на подушку. — Вы почти никогда не слушаетесь, мисс Джонсон.       — Такова моя натура, — пожав плечами, она легла на его грудь, удивительно крепко обвивая руками плечи.       Но вскоре им, отдышавшимся, лежать без дела надоело. Одевшись, Томас помог Реджине с пуговицами, хотя пальцы всё ещё мало его слушались.       — Показать вам дом? — предложил он, расправившись с самой последней.       — Пожалуй.       Свет, включённый им, рассыпался по комнате, наконец, позволяя ту тщательно рассмотреть. Спальня оказалась довольно просторной, с приятной, сдержанной обстановкой. Чистота и аккуратность всего, находящегося в этой комнате, резко контрастировала с первоначальной хаотичностью раскиданных на столе бумаг: теперь они ровными стопками лежали в несколько рядов. Реджина приблизилась и с любопытством начала рассматривать их. Какие-то математические расчёты… чертежи, в коих Реджина приметила отдельные части кораблей.       — Вы работаете прямо в спальне? — не отрывая от них взгляд, спросила Реджина.       Томас подошёл к ней сзади и, захватив в кольцо своих рук её тонкий стан, поцеловал плечико и потом положил на то подбородок.       — Тут есть кабинет, но иногда у меня нет сил до него дойти.       Реджина улыбнулась и отложила очередной лист, разворачиваясь в объятиях Томаса.       — Расшифруете мне потом всё-всё, что я увидела здесь, — она дёрнула уголком губ. — И даже больше. Но сейчас быстрее показывайте мне остальные комнаты, ведь я ужасно проголодалась.       И Томас провёл её ещё по двум помещениям на этом этаже — гостевой спальне и кабинету с огромным столом. Всё было выдержано в одном стиле: бежевые стены и тёмная мебель.       Они спустились по лестнице и уже внизу встретили невысокую женщину чуть за пятьдесят с аккуратно забранными кудрявыми волосами.       — О, вы вернулись, мистер Эндрюс! — обрадовалась она.       — Добрый вечер, миссис МакЭводи. Да, я просто показывал нашей гостье дом.       Реджина, представившись, протянула руку, и экономка, чуть удивившаяся этому жесту, её пожала.       — Накрывайте на стол, а я пока проведу мисс Джонсон по первому этажу, — распорядился Томас.       На упомянутом этаже оказалась кухня, комната для прислуги и гостиная, совмещённая широкой квадратной аркой с небольшой столовой. Из декора было несколько картин да немногочисленные статуэтки лошадей, модельки кораблей. Томас, подойдя к уже накрытому столу, незамедлительно помог Реджине сесть и разлил вино.       — Вы любите лошадей? — приняв из его рук бокал, спросила Реджина, наблюдающая за тем, как Томас огибает стол и садится напротив.       — Да, очень, — с улыбкой отозвался Эндрюс, принимаясь выдавливать лимон на рыбу. — А вы, помнится, пару раз упоминали, что хорошо ездите верхом.       — Я делаю это ничуть не хуже, чем всё остальное, — Реджина выгнула сперва одну бровь, а затем другую.       — Прекратите, мисс Джонсон, — уставившись в тарелку, проговорил он, а затем всё же сверкнул глазами.       Она рассмеялась и откинулась на стуле.       — Ну а теперь на полном серьёзе, — Реджина скрестила руки на груди. — Где здесь можно поездить на лошадях? Я ужасно скучаю по ним.       — Попросите лошадь у конной полиции — вряд ли они сумеют долго протестовать, учитывая вашу настойчивость.       — Нет, это скучно. Больше нигде?       — У военных.       — Скучно! Может, ещё предложите мне обратиться на ферму?       — Если вы так сильно жаждете приключений — украдите у кого-то из помещиков, — Томас пожал плечами, отрезая кусочек форели. — Можете у моих родителей. Я найду, чем оправдать эту затею.       — Я же не цыганка! Хотя… — она прикусила щёку изнутри. — Неплохой сюжет для детектива. Знаете, когда и читатель, и следователь, в роли которого выступите вы, осведомлены обо всём, но пострадавшая сторона не знает. В этом даже присутствует нечто комедийное!       — Вы предлагаете мне стать детективом-соучастником преступления? — теперь он, копируя её движения, вздёрнул бровь.       — Да, а потом вы во всём признаетесь! — она даже подалась вперёд. — Но без имён. Я буду загадочной цыганкой, ускакавшей в закат на новом краденом коне! Назовём это: «афера Томаса Эндрюса»!       — А почему же не «Реджины Джонсон»?       — Я — загадочная цыганка, вы забыли?       Томас долго, задумчиво следил за весельем, отражающимся на её лице, и усмехнулся:       — Знаете, у меня в голове возник сюжет получше.       — Какой же? — искорки плясали в её зрачках.       — Мы сделаем всё законно. Просто прибудем в Комбер и там спокойно проедемся.       Искорки потухли. Томас нахмурился.       — Я уже сказала по поводу ваших родителей… — прошептала она.       — Реджина… — он бы накрыл её ладошку, если бы мог дотянуться. — Они же не всегда дома… А прислуга у нас не из болтливых. Я… я могу устроить это тайно, если вам так будет удобнее.       — Что ж, хорошо. Про цыганку, конечно, было бы занимательнее, — она театрально вздохнула, но всё же не сумела сдержать полуулыбку. — Я буду рада. Спасибо, Томас.       Дальше ужин проходил в безмолвии, то Эндрюс то и дело поглядывал, как она ест, постепенно забывая о собственном блюде. Ему всё-таки любопытно, какое именно важное дело у неё было сегодня; к чему она готовилась, так и не позвонив ему сразу… Не может же она сама зарабатывать такие большие деньги! Или может? Почему же с ней так сладостно-тяжело…       После ужина он довёз Реджину до её автомобиля, хотя она отнекивалась. Глупо. Он никогда в жизни не позволил бы ей остаться на ночной улице в одиночестве.       Реджина, помедлив, коротко поцеловала его. Томас не дал разорвать поцелуй, снова стиснув её в объятиях. Трепет разлился в его груди из-за прикосновений её горячих губ, ощущения её дыхания, её умопомрачительного аромата… Реджина отстранилась и вздохнула — воздуха не хватало обоим. Повисло безмолвие. Томас, не моргая, глядел в её глаза.       — Спасибо за гостеприимство, — нарушила молчание Реджина.       — Вам спасибо…       — За что?       — Да… — он коротко мотнул головой, — за всё.       Реджина задумчиво провела подушечками пальцев по его щеке.       — Знаете, — начала она, — а я ведь так и не удосужилась побывать в настоящем ирландском пабе.       — Зачем вам это? — прищурившись, дабы скрыть собственное удивление, вопросил Томас.       — Прочувствовать колорит, дух Ирландии. Понять, чем живут местные.       Томас перехватил её ладошку и прижал к губам, а затем уверенно проговорил:       — В субботу, третьего числа. Устроит?       — Устроит, мистер Эндрюс. Выберите подходящее место. Я позвоню за два дня, — она высвободила свою ладошку и медленно попятилась. — До свидания.       — До свидания, — вторил он, так и не опустив свою ладонь — всё ещё раскрытую и пылающую от ощущения её шелковистой кожи. — Будьте осторожнее на дороге!       Реджина, кивнув, развернулась и направилась к автомобилю, но вдруг, чуть замедлившись, бросила через плечо:       — Запомните: звучание волынки обязательно!       И она позвонила — за два дня, как и обещала. Он всё это время гадал, к чему бы такой женщине как Реджина захотеть посетить паб… Понимает ли она, что эти самые пабы из себя представляют — даже самые лучшие? Разумеется, он почти сразу после их беседы выбрал подходящее место — такое, где по выходным эль пусть и льётся рекой, но река эта хотя бы не сильно выходит из берегов…       Томас прекрасно понимал, что его могут узнать. И ладно обычные жители, — его имя не столь на слуху, — но если там будет кто-то знакомый? Как же он оправдает своё присутствие в пабе да ещё и с женщиной, весь вид которой буквально кричал о том, что она — никто иная, как аристократка?       Эндрюс специально позвал Реджину попозже, надеясь, что, даже если там и будут те, кто в теории может его узнать — никто не обратит должного внимания по причине выпитого спиртного. Безусловно, будь хоть какая-то определённость — Томас бы с гордостью сидел с Реджиной даже в самом последнем пабе, потому что одним лишь своим обликом она способна преобразить любую обстановку. И он горд, что рядом с ним столь красивая молодая женщина. Трубил бы об этом на весь мир. Но, опять же, желанной определённости не было…       Паб находился на одной из центральных улиц Белфаста, в старинном кирпичном здании, но вход в заведение был изящно отделан тёмно-зелёными резными панелями. Изнутри раздавалась музыка, голоса, смех… Наконец, проехал знакомый автомобиль, и Томас направился вслед за ним. Реджина ловко припарковалась и, выпрыгнув из салона, зашагала навстречу.       — Мисс Джонсон, добрый вечер, — поприветствовал он, изо всех сил сдерживая распирающий его восторг.       И гордость.       Как же она роскошна! Из-под полов чёрной приталенной каракулевой шубки выглядывала изумрудная ткань платья. Её губки багровели в свете фонаря, когда Реджина остановилась подле него и, встав на носочки, — хотя туфельки и без того были на каблучке, — оставила поцелуй на его щеке, тут же вытерев след от помады.       — Здравствуйте, Томас, — произнесла она.       Он предложил ей локоть и повёл ко входу; придержал дверь, и они тут же оказались окружены возгласами, перезвоном стекла, ритмичным звучанием национальной музыки. Реджина расстегнула шубу, и Томас, помогая ту снять, прошептал, приблизившись к самому уху:       — Вы уверены, что хотите здесь находиться?       — Мы уже здесь.       Приглушённый свет поблескивал на интерьерах, выполненных из красного лакированного дерева. Людей было много. Музыканты, засевшие в углу, разложились по полной: арфа, вистлы, скрипка, гитара и обещанная волынка. Реджине безумно понравилась музыка, и она, наблюдающая за исполнителями, всё теребила ярко-оранжевые коралловые бусы. Весьма необычный для неё выбор — отметил Томас.       — Что посоветуете выпить? — с блистающими глазами обратилась Реджина к нему, наклонившись, перекрикивая весь этот гомон.       — Гиннес. Светлое пиво тоже неплохое… — он дёрнул плечом в неуверенности. — Ирландский эль.       Вряд ли она ценитель подобных напитков, но не успел он закончить мысль — она приподнялась, махнула рукой официанту и крикнула:       — Несите всё самое лучшее!       Томас, не сдержавшись, рассмеялся.       — Вы потом нормально доедете до дома?       — Если что, вы меня донесёте, — она невинно взмахнула ресницами. — Я права?       — Донесу, — Томас приподнял подбородок. — И всё же…       — Томас, я уже несколько месяцев в Ирландии и до сих пор ничего не попробовала! — она придвинулась к нему, скрипнув кожей дивана. — Расслабьтесь.       И Томас, повернув к ней голову, стал пристально вглядываться в милые черты. Его взор скользил по гладкому лбу, по упрямому изгибу бровей, по нежным, немного впалым щекам; ловил каждый оттенок её невообразимо-изумрудных радужек.       — Я не могу оторвать глаз от тебя… — выдохнул он, погладив её предплечье под столом.       Реджина, сделав вид, что собирается что-то сказать, оставила долгий поцелуй за его ухом.       — Вы тоже великолепно выглядите, — всё же шепнула она, коснувшись мочки своими губками.       А потом отстранилась и приняла недовольный вид.       — Где наши напитки?       — Я могу сходить и уточнить, — предложил Томас.       — Отдыхайте, мистер Эндрюс. Сегодня я — ваша официантка.       И она ушла, а он безотрывно следил за ней — за тем, как переливающаяся атласная ткань обволакивала её фигурку. Он уже не мог выносить этого. Он словно попал в другой мир. Он больше не был собой — он был тем, кто сопровождал Реджину Джонсон этим вечером; был тем, кто уповал на то, дабы сопровождать её каждый вечер на протяжении ещё многих веков. Зажмурившись, Томас откинул голову на спинку дивана и сжал колено, дабы отрезвить себя. А он ведь даже не начинал пить!       Продолжая отвлекать себя, он принялся всматриваться в людей, мелькающих тут и там в танце; сидящих за столиками; стоящих у стоек. Он всё же заприметил несколько знакомых лиц, но, кажется, никто так и не признал Томаса. Стоило Эндрюсу выдохнуть — как рядом раздался восторженный, низкий, чуть шепелявый голос:       — Мистер Эндрюс! Какими судьбами?       Чуть ли не вздрогнув от неожиданности, он поднял взор на рослого мужчину, сжимающего кружку пива и улыбающегося во все, по примерным и совершенно невольным подсчётам Томаса, двадцать семь зубов. Этот человек, несмотря на весьма молодой возраст, был одним из самых деятельных строителей, однако, вместе с этим — любителем подраться. Благо, дрался тот не в рабочее время и, в основном, за отстаивание чести понравившихся женщин. Работником же он был неоценимым. Томас встал и протянул руку.       — Добрый вечер, мистер О’Кенни, — доброжелательно отозвался Эндрюс, когда упомянутый О’Кенни, перехватив кружку из правой в левую, с энтузиазмом ответил на рукопожатие. — Да вот, занесло, видите ли. Захотелось вспомнить молодость.       — Да что вы, сэр! Вы же вроде и не старый вовсе!       — У всех свои недостатки, — усмехнулся Томас, снова усаживаясь на диван да закидывая ногу на ногу.       Роджер — так его звали — внезапно посмотрел куда-то в сторону и, быстро облизнув ладонь, нервно поправил рыжую чёлку.       — Вот это да… — с придыханием протянул он.       Томас напрягся. Роджер уставился на Реджину, несущую — им с Томасом! — по напитку. И она прекрасно заметила взгляд О’Кенни, но непринужденно порхнула мимо, попутно окутав обеих мужчин свежестью духов, после — плавно приземляясь подле Томаса и ставя перед ним кружку. Своей же она отсалютовала им обоим одновременно и сделала большой глоток.       — Леди с… вами, мистер Эндрюс? — просипел О’Кенни.       — Реджина, маркиза ди Алитьери, — представилась она с деланным акцентом. — Гостья из Италии. Мистер Эндрюс, друг моей семьи, помогает мне освоиться в Ирландии. Чудесная страна! А вы, позвольте, кто?       Томас, приподняв бровь, удивлённо наблюдал за разворачивающимся действом. Маркиза ди Алитьери — это кто… что это значит? Выдуманная фамилия с выдуманным титулом? Мало ли у неё персонажей — она ведь писатель! И вдруг его осенило. Реджина, моментально сообразившая, что этот внезапный собеседник — не просто подпитый проходимец, а самый что ни на есть сотрудник, решила просто отвести от них лишние толки. А ещё Томас предположил, что титул Реджина обозначила, дабы никому не оставить простора для выдумок! Эндрюс восхищенно вдохнул и, кажется, был уже не в состоянии выдохнуть.       — Р-Роджер О’Кенни, — заикнулся тем временем рыжий. — Очень рад знакомству.       — Взаимно, мистер О’Кенни, — протянула она. — Не желаете присесть?       Переглянувшись с Эндрюсом, Роджер неловко поклонился и крайне вежливо отказался от предложения. Реджина, хмыкнув, соединила их с Томасом кружки.       — Кто это — маркиза ди Алигьери? — не удержался Томас, сделав глоток.       Реджина, опустив голову и прикрыв рот ладонью, рассмеялась так, что даже чуть не закашлялась. Эндрюс похлопал по её спине и взволнованно уставился на Реджину.       — Алитьери! — всё ещё пытаясь выровнять дыхание, поправила она. — Я пока что не написала свою «Божественную комедию»!       Он хлопнул себе по лбу. Данте Алигьери! Алитьери — её творческий псевдоним! Он и озвучил свою догадку, но Реджина снова засмеялась.       — Томас! Прекратите!       — Что? — изумился он. — Что не так?       — Алитьери — девичья фамилия моей матери! Созвучно, кончено…       — Так вы — маркиза? — удивился Томас.       — Ну что вы! Моя мама. И она нынче графиня — де-юре. Ах, вышла замуж за английского графа — и сразу понижение в титуле! Безобразие… — шутливо выдохнула Реджина последнее слово. — Впрочем, не будем об этом! Пойдёмте лучше танцевать!       Томас непонимающе моргнул, но она, уже схватив его за запястья, потянула из-за стола. Эндрюс, приличия ради да по причине банального смущения, сопротивлялся, но продлилось его сопротивление недолго.       — А если нас узнают? — почти смирившись, выдвинул он последний аргумент.       — Вы имеете в виду себя, Томас? Очень сомневаюсь, учитывая состояние всех присутствующих. Но не всё ли равно?       И её пальчики вновь грели его невесомыми прикосновениями, пока она, уловив ритм музыки, отстукивала каблучками, кружилась под руками Томаса, следуя плавным переливам арфы, а затем изящно приподнимала ладони, будто дирижируя волынке. Томас на первых порах — всё ещё — несколько смущался, но затем вся эта круговерть людей перестала существовать. Осталась лишь Реджина, кружащая в его руках; сверкание её очей, гладкость ткани её платья, плавные изгибы её тела… А она всё смеялась — смеялась так искренне, как никогда не смеялась. И Томас, отчаянно прижимающий её к себе, ловил этот смех, слегка, почти незаметно касаясь губами уголков её рта.       Они, решившие не брать закуски, допили оставшийся в их кружках Гиннес, а затем, когда Томас заплатил, вышли из паба. Спешно, заведя её за угол, он сжал Реджину так крепко, что приподнял над землей и, для удобства прислонив к холодной стене, начал осыпать поцелуями её веки, её губы, её шею. Реджина же тем временем сильно держалась за него, льнула к нему, громко дыша сквозь зубы.       — Как же я хочу тебя… — выдыхал он между поцелуями. — Ты невообразима… Ты прекрасна, моя маркиза…       — Томас… — она вдруг упёрлась в его плечи, и он в непонимании был вынужден её отпустить.       Стоило её каблучкам коснуться брусчатки — Реджина сделала шаг в сторону и назад.       — Я тоже хочу тебя. Но не сегодня.       Он замялся, явно опечаленный, но через несколько мгновений спешно заверил:       — Хорошо, конечно. Как скажете.       Реджина порывисто прижалась к нему, коротко попрощалась… И дальше Томасу оставалось лишь вслушиваться в прерывистый стук её туфелек. Вглядываться в её силуэт, размывающийся в ночи. Томас, знавший, что её автомобиль совсем недалеко, спрятал руки в карманы и побрёл к своему. Прошло меньше минуты, и фары просверкнули мимо него…       И почему в последнее время они прощаются так — подле автомобилей? Не хочется этого снова… Потому что для него — внезапно! — слишком тоскливо стало видеть, как она уезжает.

***

      Томас не очень-то любил, когда его день рождения выпадал не на выходные — слишком уж много дел было на верфи, чтобы тратить даже несколько часов на празднование такового вместе с другими работниками. И всё-таки сие действо стало некой традицией, чтобы так просто от этого отказываться.       Сегодня была среда. Февраль колол своими морозами всё и вся. Это спасало Томаса, последние несколько дней старательно прятавшего шею под шарфом или в высоких воротниках.       Реджина всё-таки постаралась, сделала так, чтобы, даже глядя на себя в зеркало, он не мог не вспоминать о ней. Под линией челюсти багровел её поцелуй…       — Томас, сколько ты ещё собираешься тут сидеть? Только тебя все и ждут, — попыхивая сигарой, в кабинет заглянул Пирри, явно недовольный тем, что племянник всё никак не мог оставить свои чертежи.       — Разве уже пора?       — Пора, мой мальчик. В зале всё давным-давно готово.       — Да, конечно. Сейчас я приду, — кивнул Томас, поднимаясь из-за стола и поправляя рукава рубашки, благоразумно закатанные, дабы не испачкались манжеты.       В эту же секунду зазвонил телефон и Томас, подорвавшись с места, торопливо снял трубку. Выходящий Пирри только хмыкнул в усы, прикрывая за собой дверь.       — Эндрюс, — на выдохе обозначил он, когда оператор соединил его со звонившим, — я вас слушаю.       Томас, весь день дождавшийся одного единственного звонка, едва не задрожал в ожидании ответа.       Он всё надеялся, что Реджина, будучи предприимчивой настолько, что даже разузнала его домашний адрес, соизволит позвонить. Почему-то Томас совсем не сомневался, что уж дата его рождения была ей также известна.       Но ни утром, ни днём от неё не было вестей. Хотя позвонила даже Элиза, частенько забывавшая важные даты. Томас и не унывал. Но лишь вплоть до нынешнего момента.       Потому что на том конце телефонной линии была совсем не мисс Джонсон.       — Здравствуйте, Томас! Это Нелли, узнали меня?       — Узнал, — ему показалось, что разочарование слишком уж заметно прозвучало в голосе, а потому, чтобы вдруг не обидеть Хелен, ни в чём не виноватую, неловко кашлянул и добавил. — Как поживаете?       — О, чудесно, хотя немного простыла. Вы, как я слышу, тоже?       — Нет, Нелли, я здоров.       — Что ж, это замечательно. Не дело болеть в день рождения. Я вас поздравляю, Томас, — Эндрюс слышал улыбку в её словах. — Думаю, вам уже нажелали всего самого приятного. Так что, я, всего скорее, не буду оригинальна, но всё же попробую.       О, она действительно сказала ему много добрых слов. Томас, казалось, ещё минуту назад разочарованный, теперь воодушевился и приподнял уголки губ, принимая похвалу, а где-то и не совсем заслуженную лесть. Хелен была прелестна в этом своём искреннем желании вызвать у него положительный отклик. Что уж там: если бы Томас столь сильно не рассчитывал получить звонок от Реджины, то Хелен бы даже стараться не пришлось — он и без того был благодарен за то, что про него помнили.       — Спасибо ещё раз, Нелли. Был очень рад вас услышать, — прощаясь, поблагодарил он, чувствуя разлившееся в груди тепло.       Однако, стоило лишь закончить разговор, тепло это мгновенно сменилось прежним нетерпеливым трепетом, не отпускавшим даже тогда, когда в большом приёмном зале собрались его подчинённые, на вечер благодушно освобождённые лордом Пирри от работы.       Томас, заранее закупив в гастрономе лёгкие закуски и спиртное, а потом поручив секретарю всё подготовить, с удивлением отметил, что поздравить его пришли не только работники отдела. Был даже Родерик Чисхолм, чертёжник, а по совместительству хороший друг, с которым можно было чуть ли не до рассвета просидеть за обсуждением той или иной особенности строящегося корабля.       Заметив Томаса, Родерик поднял бокал с виски и, отсалютовав ему, толкнул в бок громкоголосого, вечно пребывающего в прекрасном настроении монтажника Мёрфи. Тот, радостно вздохнув, тут же выдал:       — С днём рождения, мистер Эндрюс!       И опрокинул в себя стакан добротного скотча, чуть не подавившись его крепостью.       Томас с улыбкой благодарил всех, кто далее подходил к нему, чтобы сказать пару слов лично. Родерик, правда, пользуясь особым к нему отношением, едва не стал невольной причиной для столпотворения, задержавшись несколько дольше и персонально распив с Эндрюсом по глотку виски.       — Что-то ты не очень-то счастлив, а, Том? — чуть позже, отведя его в сторону, заметил Чисхолм.       — Напротив, я очень рад, что всё вот так, — он обвёл рукой зал и махнул сидевшему за столом лорду Пирри, как оказалось, безотрывно за Томасом наблюдавшему. — Хороший сегодня день, да?       — Темнишь, — щурясь, Родерик потёр усы. — Давай-ка выпьем ещё немного, а то, кажется, так просто мне тебя не разговорить.       — А завтра на работу мы с тобой ползком добираться будем? — грустная усмешка Томаса говорила о многом.       — Почему сразу ползком? Можно будет вызвать с верфи автомобиль.       — Ну нет, так много пить я точно не буду. Парочку бокалов… да и хватит на сегодня. Дома надо будет ещё суметь поработать.       Родерик, подозрительно на него покосившись, замотал головой. А потом подошёл поближе и шёпотом поинтересовался:       — Дело в той женщине, да?       — В какой ещё… женщине? — обомлел Томас, дёрнувшись и заозиравшись по сторонам, будто кто-то мог подслушивать.       — Ну, в той… Ты не тушуйся так, Том. Но О’Кенни рассказал мне, что видел тебя с какой-то дамой в пабе. Всё твердил, что та просто красавица.       — Я не хочу это обсуждать, Родерик, — поморщившись, Томас залпом осушил бокал.       — Ещё налить? — невзначай предложил Чисхолм, и Эндрюс, поколебавшись всего миг, уверенно кивнул.       Ну вот — про Реджину уже пошли слухи, а она так и не удосужилась сегодня хоть как-нибудь объявиться — он ведь даже почти не отлучался из кабинета, тут же срываясь к телефону всякий раз, рассчитывая услышать именно её поздравления. Больше — её голос. А когда выходил — просил секретаря в обязательном порядке принимать каждый вызов и записывать имена звонивших.       От лёгкой обиды, приправленной алкоголем, тяжестью сдавливало сердце.       И, казалось, тоска его была столь заметна, что ещё несколько человек подходили, дабы поинтересоваться, что же такого у него стряслось.       Только лорд Пирри, по-прежнему дымя сигарой, смотрел на него сквозь густой дым внимательно и будто бы понимающе. А затем подозвал к себе и заявил, что следующим днём у Томаса обязательный выходной.       Домой Томас, чуть пошатываясь, возвращался медленно и нехотя. Что ждало его там? Тишина, пустота. Немного радовало лишь то, что миссис МакЭводи наверняка приготовила пирог из сушёных ягод, что он так любил. Приготовила — как всегда, чтобы порадовать именинника… Это была их маленькая, тёплая традиция, которую Томас готовился сегодня разрушить своим недовольством, потому как намеревался сразу подняться в спальню и запереться там ещё с чем-нибудь горячительным, хотя, говоря по правде, ему с лихвой хватило выпитого на верфи.       Впрочем, это не помешало ему одним чётким и резким движением отворить калитку, чтобы затем, попав с первого раза в замочную скважину, отворить дверь в дом. Та, едва слышно скрипнув заиндевевшими петлями, мягко отворилась.       Томас, ступив за порог, тут же неловко скинул тёплое пальто прямо на пол и, наклонившись, дабы расшнуровать ботинки, почувствовал, что голова пошла кругом. А потому прислонился боком к стене, стараясь удержать равновесие.       — Миссис МакЭводи, — позвал он хрипло, — миссис МакЭводи, я дома!       И, оступившись, едва не споткнулся о подставку для зонтов.       В коридоре послышались шаги. Пытаясь сохранить лицо даже сейчас, Томас всё же нагнулся за брошенным пальто. Но — стоило ему приподнять голову — прямо перед его глазами оказался подол платья. Весьма дорогого кроя.       «Странно, — пьяно-тягуче пронеслось в мыслях, — миссис МакЭводи обычно не носит одежду из таких материалов. Быть может, сходила к портному».       Взгляд скользнул выше, к тонкой талии, совсем не похожей на округлую фигуру его экономки.       Томас резко вскинул подбородок да так и замер в полусогнутом состоянии, смотря в сияющие колдовские глаза, что, в свою очередь, глядели на него с лёгкой насмешкой и мало скрываемым любопытством.       — Так вот значит как вы празднуете дни рождения, Томас. Много выпили?       — Думал, что нет. Но, кажется, всё-таки да…