Взмах её ресниц

      Он даже протрезвел. Но затем снова опьянел — от эмоций, накрывших его умопомрачительно горячей волной — пол, кажется, пошатнулся. Реджина же стояла так близко, что он, выпрямившийся, прикрыл глаза, всё вдыхал её аромат, дабы удостовериться, что происходящее не привиделось.       — С днём рождения, Томас, — произнесла она.       — Что вы тут делаете? — выдохнул он, впиваясь неверящим взглядом в её лицо.       — Как — что? — удивилась она. — Решила поздравить вас лично!       Позади Реджины появилась миссис МакЭводи, держащая в руках пирог с зажжёнными свечами.       — Ещё раз поздравляю вас, мистер Эндрюс! — радостно воскликнула экономка.       Всё это походило на сон. Миссис МакЭводи обычно была довольно чопорной, но сейчас на её лице блистал восторг. Возможно, конечно, ему так показалось из-за огоньков свечей, что замельтешили перед его и без того не сильно трезвым взором.       — Что вы застыли, Томас? Загадывайте желание и дуйте, — настойчиво выговорила Реджина.       И Эндрюс, действительно загадав желание, неловко задул свечи. Реджина захлопала в ладони, а улыбающаяся миссис МакЭводи понесла пирог в столовую. Реджина, улыбаясь, развернулась и направилась вслед за ней, но он успел схватить её за руку и притянуть к себе.       — Реджина… — обнимая её, прошептал он.       — Что это вы, мистер Эндрюс? — обняв в ответ, тихо спросила она.       Взяв её за плечи, он отстранил её, стараясь пристально вглядеться в её лицо, хотя его тело то и дело стремилось пошатнуться.       — Это — самый лучший подарок, вы понимаете?       В ответ Реджина рассмеялась, но затем заигрывающе вздёрнула бровь.       — Ты главного не видел, Томас. Пойдём, — она перехватила его ладонь.       Но Томас засопротивлялся, вновь притянув её к себе.       — Это самый лучший день рождения.       — Да вы действительно пьяны! — Реджина рассмеялась ещё больше.       — Возможно, — дышал он куда-то в ложбинку её уха. — Но это ничего не меняет.       Её плечи содрогались под его ладонями от нескончаемого смеха.       — Прекратите, — попросил он. — Я ждал вашего поздравления весь день. Уже и не надеялся… но вот вы здесь.       Она, резко умолкшая, отпрянула и заглянула прямо в его глаза.       — Я здесь.       И сама поцеловала его. Томас всё-таки пошатнулся и шумно выдохнул через нос. Он ощущал, что его щеки пылают пуще прежнего, а земля ещё сильнее уходит из-под ног.       — Вряд ли в таком состоянии мы с тобой сможем сообразить нечто толковое, — оторвавшись от его губ, заявила она.       Томас и сам это понимал, ведь мало контролировал собственное тело. А ведь, по сути, именно из-за неё он так напился! Через мгновение тепло Реджины исчезло, и он пошёл вслед за ней в гостиную.       — Как всё же вы тут оказались?       — Просто приехала и любезно побеседовала с миссис МакЭводи, — отозвалась Реджина, садясь в кресло да закидывая ногу на ногу. — Милейшая женщина. Я ей очень понравилась.       — Ты всем нравишься, — Томас склонился и упёрся обеими ладонями в кожаные подлокотники. — Особенно — мне.       Её ладошка упёрлась в его грудь, когда он наклонился ещё ближе, попутно прикрыв глаза.       — Вы бы ещё губки трубочкой сложили! — Реджина, отсмеявшись, продемонстрировав это.       Её же губки стали похожи на бантик, но блестели они так аппетитно, что Томас тяжело вздохнул сквозь сжатые зубы. До чего же упрямая! Нет, так не пойдёт.       — Я хочу поцеловать тебя, — он настойчиво попытался сломить сопротивление собственной грудью, но снова пошатнулся — рука её оказалась неожиданно сильной.       — После, Томас, после.       По взмаху её ресниц он понял, что она хочет встать и послушно выпрямился.       — Я принесла портвейн. Он вон там, — Реджина указала рукой в сторону стола, где действительно, помимо закусок и уже разрезанного пирога, стояла бутылка и два бокала. — Но, полагаю, вам уже не стоит пить…       — Я налью вам, — заявил Томас.       Реджина наблюдала за тем, как Томас возился со штопором, но потом всё это действо представилось ей столь забавным, что, дабы сдержать вновь рвущийся наружу смех, она подошла к нему и протянула руку.       — Дайте же сюда! Не мучайте бедную пробку, а то скоро от неё ничего не останется.       Реджина быстро справилась с пробкой и, несмотря на протесты Томаса, наполнила свой бокал самостоятельно, однако, чуть подумав, плеснула и ему — для тоста, коего тотчас же подняла:       — Вы очень благородный и талантливый человек, Томас. Я уверена, вы, достигший столь колоссального успеха, являетесь примером для многих, но ваша скромность и повсеместная доброжелательность поражают меня. Ваша скромность и доброжелательность украшают вас, потому как редко кто, будь он на вашем месте, вёл бы себя подобным образом. Вы — редкий человек, Томас. Гармонии вам и тепла, а остальное прибудет, — Реджина отсалютовала ему бокалом. — За вас, Томас Эндрюс.       Стенки чётко звякнули, хоть рука Томаса и дрогнула. Он был тронут — тронут так глубоко, что не верил реальности происходящего. А Реджина, всё ещё стоящая сбоку от стула да вальяжно опирающаяся о край спинки, пригубливала портвейн.       — Спасибо, — тихо произнёс он. — Спасибо вам, мисс Джонсон.       — Пока не за что, — мягко улыбнулась она, чуть поведя плечом. А потом поджала губы и склонила голову на бок. — Вы, что же, больше ничего не заметили?       Томас чуть нахмурился и непонимающе закачал головой.       — Ох, ну и как, спрашивается, можно быть таким невнимательным, — хмыкнула она и, покачивая бокалом, подошла к столу.       Портвейн, собственно, был ей больше не нужен, поэтому Реджина отставила его в сторону и, заслонив Томасу вид на то, что делала, взяла в руки тяжёлую длинную коробку, аккуратно перевязанную лентой. Она думала над подарком непозволительно долго, чтобы Эндрюс вот так просто не обратил на него внимание.       — Что это, мисс Джонсон?       — Угадайте, — фыркнула в ответ Реджина. — Мой презент на день рождения, разумеется. Не могла же я прийти с пустыми руками!       — Вы могли бы просто прийти, этого для меня было бы…       — О, давайте без этой патетики, Томас. Открывайте же, я хочу, чтобы вы поскорее посмотрели!       Она, казалось, была взволнована не меньше него. Потому что стоило только Томасу принять подарок — Реджина тут же сложила руки на груди и, сверкнув глазами, затихла, глядя на него с каким-то предвкушением. Поэтому мистер Эндрюс не стал медлить. Синяя лента сперва плохо поддавалась его пальцам, но он всё-таки весьма ловко с ней справился, обнаружив на коробке под бантом знакомую эмблему. Он поднял на Реджину удивлённые глаза, но она всё продолжала молчать, и Томасу ничего не оставалось, кроме как с поразительным нетерпением поднять крышку, осторожно её придерживая. Навесу это было делать неудобно, но ему не хотелось выпускать подарок из рук. Он уже догадывался, что мог обнаружить, и теперь надеялся не ошибиться.       Под тонким полупрозрачным листом гофрированной бумаги, поблёскивая мастерски выточенными металлическими элементами, оказались чертёжные инструменты. Безумно красивые и, что очевидно, сделанные на заказ.       Чего тут только не было! И если циркуль — пусть и с позолоченными деталями — его мало удивил, то вот разнообразие измерительных приборов ввергло его в замешательство: Томас никогда не видел, чтобы в одном наборе был собран весь его чертёжнический арсенал. В маленьком отдельном футлярчике лежали даже запасные винтики!       — Взгляните, там гравировка есть, — пытаясь скрыть тревогу в голосе, сказала тихо Реджина.       Она ничего, совершенно ничего не могла прочитать по лицу Томаса, слишком пристально разглядывающего в инструменты.       Томас присмотрелся и впрямь обнаружил под жестяной крышкой витиеватую надпись. И, не сдержавшись, провёл по витиеватым буквам пальцами.       «Лучшему судостроителю Ирландии от Реджины».       — Будете вспоминать обо мне, используя эти инструменты, — с улыбкой произнесла она, всё-таки заметившая в этом его жесте неприкрытую нежность.       — Я и так думаю о вас каждую свободную секунду, — ровным тоном констатировал он и повернул к ней голову. — Неужели вы добиваетесь, чтобы я не мог отогнать мысли о вас и во время работы?       Она поразилась серьёзности, что отображалась в его глазах.       — Нет, вовсе нет… Я просто, — она, старательно пряча взгляд, нахмурилась. — Я просто полагала, что вам будет приятно. В любом случае, необязательно ими пользоваться. Презент… на память, как я уже упомянула.       Томас, мотнув головой, был удивлён её реакцией. Она… расстроилась? Она никогда не прятала взгляд… А сейчас Реджина выглядела так, будто вот-вот расплачется. Сердце ёкнуло где-то в горле.       — Вы… — неуверенно начал он. — Вы решили, что мне не понравился подарок?       — У вас, должно быть, и так этого добра предостаточно, — она натянула улыбку. — Так что, ничего особенного я не подарила. В любом случае, всё это… выглядит красиво, и я решила, что, в принципе, как-нибудь пригодится. В любом случае, хочется же окружать себя чем-то особенным.       — Они действительно особенные, — подтвердил Томас, прокручивая в ладони циркуль.       — А потом я… Мне вовсе не нужно, чтобы вы думали обо мне каждую секунду!       — Но так и происходит, мисс Джонсон, — перебил он.       — Тем более, на работе, — продолжила Реджина. — Я не хочу вас отвлекать. Я не хочу, чтобы из-за меня возникали проблемы со сроками, чтобы…       Закончить он ей не дал — резко притянул к себе и поцеловал так крепко, что, казалось, захмелевшей из них двоих была именно Реджина, ведь колени её подогнулись. Томас же вложил всё в этот поцелуй; всё, что копилось в душе; всё, что его терзало. Они, покачнувшиеся, даже пару раз стукнулись зубами, но она на это лишь улыбнулась, нежно поглаживая его плечи, шею, скулы…       Отстранившись и обхватив её лицо ладонями, Томас с расстановкой проговорил:       — Это — самые красивые инструменты на свете. Это — самое лучшее поздравление в моей жизни. И больше ни о чём не думай, прошу тебя.       Реджина прикрыла глаза, не в силах более выдерживать его взгляд. Было в нём что-то такое, от чего ей, несмотря на удовольствие от нахождения рядом с ней самого Томаса, стало дурно.       Томас действительно прервал её на самом важном.       Она больше всего боялась, что он станет винить её в том, что она забирает так много времени.       В том, что именно из-за этого, то есть — из-за неё — какая-то его идея, возможно, гениальная, не воплотится в жизнь.       Реджина могла высказать это сейчас, но сама испугалась. Конечно, он всё будет отрицать. Но как можно отрицать или соглашаться с тем, чего ещё не свершилось? А Эндрюс, чуть нависая над ней, смотрел на Реджину со всепоглощающей лаской, с невозможным трепетом, и его пальцы поглаживали её щеки.       — Мисс Джонсон? — с полуулыбкой обратился к ней Томас. — Вы здесь?       Продолжительно вздохнув, Реджина сфокусировала зрение.       — Ты… ты мог бы называть меня по имени, — неуверенно предложила она.       Да что это с ней сегодня? Реджина выпрямилась и вся подобралась.       — Конечно, ты это уже делал, — она вздёрнула подбородок. — Но я решила, что теперь дам официальное разрешение.       — Надолго? — усмехнулся Томас.       — Полагаю, — она пожала плечами, — навсегда.       — Ну тогда я теперь — исключительно «мистер Эндрюс», — прошептал он, обхватывая её бёдра.       — Вот уж нет, — в тон ему отозвалась она. — Ты для меня — Томас. И лишь иногда «мистер Эндрюс», но это лишь потому, что мне нравится твоя фамилия, Томми.       — Томми? — он хрипло усмехнулся куда-то в её висок. — Ты так назвала меня лишь однажды.       — Я никогда тебя так не называла, — удивилась она. — Тебя так окрестил лорд Пирри тогда, в театре, и меня это развеселило.       — Ты назвала. Когда спала после твоего дня рождения. «Отстань от меня, Томми, я хочу спать», — сделав голос высоким, спародировал он, за что тотчас же шутливо получил по лбу. — Рукоприкладство, Реджина! Может, стоит тебя наказать?       Она снова замахнулась, и он зажмурил один глаз, но, рассмеявшись, Реджина лишь слегка похлопала его по щеке.       — Наивный Томми, — пропела она, и голос её вдруг стал низким, а затем подле его уха прозвучало: — Это я наказываю… очень… страстно. И, вместе с тем, нежно.       Его пальцы легли на плотный шелк платья, и Томас буквально вжал её в себя, и низом живота Реджина почувствовала его вожделение. Хотя он догадывался, что она ощутила это раньше, просто не показывала вида, но теперь возбуждение стало болезненным.       — Ничего толкового не выйдет, говоришь?       — Надеюсь, я не проснусь в синяках от твоей пьяной неловкости, — она театрально закатила глаза.       Оторваться друг от друга они не могли и даже споткнулись на лестнице, едва ли не распластавшись на широких ступенях. Однако Томас сделал их приземление мягким и оторвался от её губ:       — Может, прямо здесь? Уж на лестнице, я уверен, никто из нас не пробовал.       — Я просила без синяков!       — Понял, — он поднял её, и они заторопились в спальню.       — Погоди пару минут, я умоюсь и вернусь, — попросила Реджина, стоило им оказаться подле кровати, когда Томас, не медля, принялся её раздевать.       Томас запечатлел поцелуй в уголке её губ и выпустил из объятий. Реджина проскользнула в ванную, включила люстру, но когда, спустя несколько минут, открыла дверь — силуэт Томаса осветился широкой полоской света.       Он, скинувший туфли да пиджак лежал на боку, согнув колени, и спал. Реджина, усмехнувшись, покачала головой и, присев рядом с ним, откинула тёмную прядку, упавшую на лоб. Томас был так безмятежен и красив… Коснувшись губами его лба, она сняла каблучки и устроилась рядышком. Уже предощущая сон, Реджина думала о том, что она очень умная, ведь догадалась не надевать корсет, а также о том, как же всё-таки тепло рядом с ним…

***

      Сон всё ещё трепыхался по краям сознания, когда Томас разомкнул тяжёлые веки. Реджина нависала над ним и с мягкой настойчивостью будила. Заметив, что Эндрюс проснулся, она выпрямилась и упёрла руки в боки.       — Доброе утро! — провозгласила она. — Точнее, день. Как спалось?       Как оказалось, она уже облачилась в платье и выглядела свежо и бодро. Томас потёр глаза и хрипло произнёс:       — Здравствуй, Реджина… Который час?       — Почти двенадцать. Как твоё самочувствие?       Томас поморщился. И не только из-за того, что проспал половину дня, но и из-за жутко неприятного чувства в желудке.       — Не делай вид, что не понимаешь, — он откинулся на подушку.       — Не беда. Я знаю верный метод, — она отошла к столику, и он услышал шипение, а потому с любопытством приподнял голову.       Увидев, что Реджина наполнила фужер и уже двигалась к нему, Томас протестующе замахал ладонью.       — Нет-нет, — он протестующе замахал ладонью.       — Томас, — с нажимом повторила она.       — Я же не пропойца…       — И никогда таковым не станешь! Но если ты будешь полумёртвым, как сейчас, то моим планам, касающихся тебя, не суждено сбыться.       — Реджина… а как же ты?       — А я вчера выпила лишь бокал портвейна, — она пожала плечами. — Так что, подожду ужина.       Он послушно обхватил хрустальную ножку и призадумался, скользя взглядом по фигурке Реджины. Пусть она и была в платье да при украшениях — её волосы оказались распущенными и вились пуще прежнего. Кажется, дотронься он до них — непременно почувствовал бы влагу.       И всё же она права. Немного оживить спиртное в крови явно не помешало бы, потому как он совершенно не прочь оказать помощь в воплощении её планов. Отхлебнув, Томас отметил:       — И всё-таки надо было на лестнице.       — А как же миссис МакЭводи? — приподняла бровь Реджина.       — Она уж точно десятый сон видела.       Он залпом опустошил фужер, и Реджина, забрав тот, отставила на прикроватную тумбочку.       — Лучше?       — Намного, — Томас свесил ноги с кровати.       — О, живительный нектар! А теперь, Томми, быстро в ванну.       — Конечно, мой капитан, — он поднялся. — Ты в своём амплуа.       Реджина приблизилась к нему и, проведя ладонью по широкой груди, зашептала:       — Я не могу больше ждать. Я хочу почувствовать тебя…       Что-то внизу живота Томаса подпрыгнуло, но затем — рухнуло ещё ниже. После этого он понял, что и сам не может ждать, потому как это «ниже» оказалось именно тем, что как раз отозвалось на её близость в самой очевидной форме.       Через мгновение Томаса и след простыл. Никогда он так быстро не принимал ванну, никогда так стремительно не приводил себя в порядок. Благо, бриться не пришлось — пробившаяся за сутки щетина, пусть и ощущалась, но была скорее бархатистой, чем острой. Он вышел, облачённый в наспех завязанный атласный халат, и обнаружил Реджину, сидящей на кровати, рассматривающей какой-то чертёж. Томас бесцеремонно вырвал лист из её ладони, — тот порхнул на пол, — подтолкнул на простыни, вынуждая лечь, и, раздвинув её ноги, оказался сверху.       — Томас! Я изучала твои чертежи, — с наигранной обидой проговорила она. — Мне нужно было удостовериться, что подаренные мною инструменты не будут использованы попусту!       — Удостоверилась? — нетерпеливо вжимая её в матрас, полюбопытствовал он, а затем чуть толкнулся бёдрами к ней.       — Ах! Вполне… но ты… — дыхание перехватило, потому как он принялся осыпать долгими поцелуями её челюсть, шею и ключицы. — Но ты ещё многое должен мне рассказать.       — Расскажу. И покажу. Я же обещал.       Пуговички поддавались его нетерпеливым пальцам, но вдруг — когда платье было почти расстёгнуто — Реджина сдвинула края ткани и, дёрнувшись, вынудила Томаса откатиться. Не успел Эндрюс выразить возмущение — она оказалась сверху и самостоятельно закончила с пуговицами. Он, тяжело дыша, сбросил платье с её тела и провёл пальцами по обнажённой коже.       — Вы снова кое-что забыли, мисс Джонсон, — протянул Томас и погладил её грудь.       — То, что я, по вашему, мистер Эндрюс, мнению, забыла, вовсе не входило в мои планы, — Реджина усмехнулась и уже принялась наклоняться, чтобы поцеловать, но Томас, вдруг крепко схватив её бёдра, потянул те на себя, прямо к своему лицу. — Т-Томас… что ты…       Но слова застряли поперёк горла, потому как она, изо всех сил схватившаяся за изголовье кровати, уже почувствовала прикосновения его языка к её плоти. Он делал это с азартом, сжимая и поглаживая её ножки, и Реджина, потерявшая всяческий контроль над собой, то скулила, то стонала. В таком расположении ощущения были ещё ярче, и Реджина, запрокинув голову, выгнулась в спине, пока его ладони скользили во всему её телу, настойчиво подтягивая ещё ближе, стоило ей лишь чуть-чуть отстраниться, когда её удовольствие становилось невыносимым, почти что на грани боли.       — Томас…       А его губы, его язык продолжали мучительную ласку.       — Томас! — захныкала она. — Достаточно.       Он отпустил её, и Реджина тотчас же, подавшись назад, припала к его устам, тем временем развязывая его халат и после — обхватывая его естество.       — Ты хочешь, чтобы я сделала подобное?       — Не сейчас, — прохрипел он. — Я хочу тебя.       Совершив парочку дразнящих движений ладонью, она медлительно ввела его в себя. Томас, дабы сдержать стон, внимательно наблюдал, как свелись её бровки над переносицей, как приоткрылся её ротик…       Все его попытки ускориться пресекались её пальчиками, сжимающими его шею, но в конце концов Томас не выдержал: обхватив её плечи, он положил Реджину на себя и, крепко удерживая, начал двигаться в том ритме, в каком и хотел.       Однако она лишь делала вид, что поддалась, но на самом деле не собиралась так просто сдаваться, а вильнула бёдрами так, что он, делая очередной мах, покинул её тело. Ухмыльнувшись, она впилась ноготками в его плечи, и теперь он был вынужден сесть. Реджина откинулась назад, вытянув руки над головой, и её поясница оказалась на его коленях. Реджина призывно глядела на него. Томас вновь, не теряя ни секунды, оказался в ней, и тогда она закинула сперва одну ножку на его плечо, а затем и вторую — на другое.       — Ох, Реджина… — отрывисто прошептал он, остановившись, жадно вглядываясь в её миниатюрную фигурку, обласканную льющимися из окна лучами зимнего солнца.       — Да, Томас?       Он, будучи в ней, но не двигаясь, всё осыпал поцелуями её изящные щиколотки, ласкал её пальцами, заставляя исступленно извиваться… Дотрагивался до её груди, вынуждая её просить. Но она, вопреки его ожиданиям, приказала.       — Шевелись, Эндрюс, чёрт тебя возьми! — с рыком.       И Томас вновь повиновался, вновь гладил её в такт своим движениям… И когда внутри она начала трепетать вокруг него — Томас отпустил себя. Сделав несколько хаотичных движений, он вышел из её тела, тотчас же заканчивая. А затем притянул Реджину к себе и рухнул вместе с ней на простыни.       Её сладкие, мелодичные стоны ещё долго звучали в ушах.       Из постели они выбирались лишь для того, чтобы перекусить. Миссис МакЭводи не задавала лишних вопросов и отреагировала на присутствие в доме мисс Джонсон, к изумлению Томаса, благосклонно. Он, разумеется, мельком оправдал их совместное времяпрепровождение тем, что устроил гостье экскурсию по всем его чертежам. Воистину нескладно. Хотя Эндрюса реакция экономки не волновала. Его на данный момент волновала лишь Реджина.       Такого напора Томас не ожидал от самого себя, а потому к вечеру едва ли мог согнуться — поясница и бёдра болели. Впрочем, Реджина чувствовала себя не лучше, однако, усталость эта была настолько приятной, что он готов был проводить подобным образом каждый день.       Сейчас она, откинувшаяся на подушки да медленно покручивающая бокал вина, лежала подле него, и мягкий, приглушённый свет скользил по её коже, придавая таковой невообразимый перламутровый отблеск.       — Реджина, — обратился к ней Томас.       — М? — она покосилась на него и поднесла бокал к губам.       — Ты останешься сегодня?       — Нет. Тебе завтра работать, верно? — Реджина вдруг перешла на отстранённый шёпот. — И мне, между прочим, тоже.       Томас не стал допрашивать, о какой работе идёт речь — она всё равно вряд ли ответит. Пока что. Возможно, конечно, Реджина имела ввиду литературное творчество… Тем не менее, сию минуту его тревожил совершенно другой вопрос.       — Как ты доедешь до дома? Я думаю, ты устала… И ты выпила бокала четыре — не меньше.       — Во-первых, я особо не пьянею, — Реджина насмешливо подняла брови, — в отличие от некоторых. Во-вторых, к моему автомобилю подойдёт Рой. Он остановился в гостинице неподалёку. Так что, именно Рой доставит меня до дома. В целости и сохранности. Не беспокойся.       Пред Томасом будто загорелась белая вспышка, которая в следующий миг рассыпалась на мелкие красные частицы. Частицы эти принялись летать вокруг него — резко, хаотично, рвано.       Эндрюс уже давно предполагал, что этот Смит — не просто наёмный работник. Не просто приятель. Нечто большее. Что-то вязкое разлилось в груди, застряло между ключиц и опалило щёки. Это было похоже на ревность, хоть Томас от природы и не был ревнив. Однако он не мог до конца доверять ей. Да и с чего бы? Реджина не доверяла ему, так что, в этом случае у них полная взаимность.       А доверять хотелось. Хотелось знать, что он — не просто развлечение под настроение. Хотелось удостовериться, что у неё на данный момент отсутствуют дураки «для развлечений». Дураки, подобные ему.       Рой Смит! Проклятый, напомаженный щёголь, смотрящий на неё блестящими глазами, коих Томас не преминул сравнить с рыбьими. Рой живёт в гостинице рядом! Рой довезёт её до дома! А где, спрашивается, многоуважаемый мистер Смит останется ночевать? В её спальне?       Видит бог, Томас впервые в жизни так разозлился, но всё ещё хватался за осколки самообладания.       — Нет, — покачал головой Эндрюс. — Я могу тебя довезти.       — Томас, тебе завтра трудиться, ты забыл?       — Я ничего не забыл, — бросил он. — И ничего не забываю. А потому меня крайне беспокоят твои отношения с Роем.       Реджина села в кровати и недоуменно уставилась на него.       — Какие ещё отношения?       — Не притворяйся, — Томас также сел. — Смит вертится вокруг тебя, словно собачонка. А ты и не против!       — Что ты несёшь, Эндрюс? Да Рой… Рой — это святой человек, он помогает мне всегда и во всём! Я знаю его с детства!       Что-то в голове Томаса перещёлкнуло, и осознание, наконец, настигло его.       — Тогда, когда у тебя сломалась машина — ты пошла в гостиницу, чтобы позвонить Смиту, — холодно проговорил он. — Ты позвала его для того спектакля, когда потащила меня смотреть дом! Ты уже купила его! Дом был твоим!       — Да! Моим! Я же не могла тебя сразу в гости пригласить, учитывая тот факт, что мы виделись лишь дважды! Это было бы странно, не находишь? Но мне так хотелось хорошенько тебя трахнуть, что я устроила всё это, признаю!       О, это было откровенно, почти что вульгарно. Реджина явно давила на эмоции. Томас засмеялся, но засмеялся так искусственно, что она вздрогнула.       — Ты узнавала мой адрес, мою дату рождения, в общем, всё обо мне через «маклера» Смита, — с нажимом продолжил он.       Реджину передёрнуло. Она впервые видела Томаса — этого всегда нежного, галантного и страстного Томаса — столь озлобленным.       — Да, ты прав. Молодец! — она отсалютовала бокалом и в три глотка его осушила. — Только к чему этот тон? Разве мы плохо проводим время?       — Ты лгала мне!       — Я солгала лишь с домом, но тогда, кажется, ты получил то, чего хотел. Теперь ты признай! Ты с первой встречи возжелал меня — стоило тебе лишь выпрыгнуть из машины! — она вдруг задумалась. — Ну и ещё с билетами… на концерт. Тогда, по правде, их у меня не было, но я сумела их достать.       — Рой Смит сумел их достать.       Реджина заглянула в глаза Томаса. Его радужки горели огнём, но блик, дребезжащий в зрачках, был сравним с льдами, бередящими Атлантику.       — Ты ревнуешь к Рою, Томас, — спокойно молвила она. — Не стоит.       — Не стоит? — он подался к ней, сильно сжал её плечи и с полминуты молчал. — Ты спала с ним!       — Чего? — воскликнула она. — Он, по сути, помогал мне спать с тобой!       — Мало ли на какие извращения ты способна, Реджина. Я не удивлюсь, если в Портофино ты, Реджина надуманных титулов, ездила именно с ним. И там прекрасно провела…       Реджина, прервав его витиеватым ругательством, впрочем, не относящимся ни к кому из находящихся и не находящихся в спальне, вскочила и принялась метаться по комнате, подбирая свою одежду. Эндрюс, ощущая, как сильно он покраснел от ярости, полулежал, сложив руки на груди.       — Стоило лишь позволить называть меня по имени! — фыркнула она, поворачиваясь к нему спиной и натягивая на себя бельё. — И вот результат!       — Да ты… — Томас, укутавшись в одеяло, тоже встал. — Реджина ди Алитьери? Кто там ещё? Твой отец — Джонсон? Не слышал ни об одном графском роде с подобной фамилией! Даже ветвей таких нет! Но зато как звучно!       — Ты закончил? — холодно осведомилась она, не удосужившись повернуться. — Ведёшь себя, точно ребёнок.       — Да-да, звучно! Да как страстно — «Реджина Джонсон»! К чему вся эта патетика, если ты просто… ты просто Джей!       Томас и не заметил, как она оказалась подле него. Не заметил, как его щека воспылала таким обжигающим пламенем, что глаза едва ли не заслезились.       Звук от пощёчины раздался эхом по спальне. В этой комнате никогда доселе не звучало эхо — Томас это прекрасно знал. Эхо было невозможным. Но всё же оно прозвучало.       — Не. Смей. Меня. Так. Называть, — прошипела она прямо в его лицо. — Ясно?       Эндрюс молча растирал ушибленное место. Реджина тем временем уже застёгивала последние пуговицы платья. Готовая и выглядящая так, будто не было всей их страсти на протяжении дня, будто не было этого конфликта, она, наконец, обратилась к нему с ужасающей отстранённостью:       — Да, я порой веду себя странно. Но у меня на то имеются веские причины, о которых говорить я не в силах. И это учитывая то, что я намного сильнее многих, — Реджина обвела его презрительным взглядом. — Сильнее тебя, раз ты опустился до ревности. Раз ты, по всей видимости, от бессилия назвал меня шлюхой.       — Я не…       — Ты назвал, — настояла она, делая шаг к нему. — Не прямо, так косвенно. Я никогда не спала с Роем. И не собиралась.       Его грудь сдавило изнутри. Он, не в состоянии пошевелиться, смотрел в её лицо и видел теперь не юную леди, а внезапно — женщину, которая будто бы прожила эту жизнь. И прожила не совсем счастливо…       — До тебя у меня был лишь один мужчина, Томас. Я без понятия, зачем я это делаю, но я клянусь тебе в этом.       — Такими словами не стоит разбрасываться, — глухо отозвался он.       — Я клянусь, — подчеркнула она. — Прощайте, сэр.       Она крутанулась на каблуках. Дверь хлопнула. Сердце его упало. Томас, застывший в ступоре, наконец, очнулся и, торопливо натянув на себя брюки, а затем — путаясь в одеяле, бросился за ней.       Входная дверь только-только захлопнулась за Реджиной, и он, сбросив одеяло да накинув пальто, прямо босиком выбежал на улицу. Было промозгло, темно и безлюдно.       — Реджина! — окликнул он, но она, вздрогнув, лишь ускорила шаг.       Он держал полы пальто, дабы те не распахнулись, и холодный воздух окружил его, но ему было до одури жарко. Наконец, выбежав за калитку, Томас нагнал её и сильно, будто в этом и заключалось его спасение, вцепился в тонкое предплечье.       Она повернулась, и в отсвете фонаря Томас заметил, что глаза её покраснели. Она молчала. Они так и стояли друг напротив друга на этой пустующей улице, поблёскивающей рельефом невысоких зданий.       — Реджина… — выдохнул он.       — Отстань от меня! — внезапно закричала она, принявшись отчаянно отбиваться. — Да, я дура, что так вела себя! Дура, что захотела тебя! Но ты! Ты просто психопат!       — Я не такой! Я просто очень сильно приревновал… впервые в жизни… Прости меня, прости, — он попытался притянуть её к себе.       Хотел обнять… Реджина вырвалась, продолжив неистовствовать. Томас же, приняв свою участь, отчаянно кутался в пальто, и ноги вдруг закололо от инея, что покрывал брусчатку. Однако её кулачки, колотившие его грудь, приносили намного больше боли.       — Я наговорил чушь! — не выдержал он. — Ты это знаешь! Прошу тебя, Реджина, забудь про это!       — Мисс! Джонсон! — процедила она срывающимся голосом.       Её удары обрушивались на него с такой силой, что пришлось уворачиваться.       — Умоляю вас, мисс Джонсон… — он перехвалил её запястье. — Прошу вас, простите…       — Да пошёл ты!       — Я молю вас… — он вновь попытался прижать её к себе.       — А я молю господа, чтобы он стёр всяческие воспоминания о тебе!       На этих словах она окончательно высвободилась и попятилась. В выражении её лица таилась такая боль, что Томас едва ли не рухнул перед ней на колени.       И она просто-напросто убежала.       Реджина права: стоило ей позволить называть её по имени — он тотчас же принялся мучать и её, и себя собственными дурными фантазиями, своими обвинениями. А ведь она, стоило лишь ему спросить, во всём призналась — безо всяческих увиливаний.       Он всё испортил.       И теперь она снова «мисс Джонсон». Томас захлопнул калитку и вошёл в дом. Прислонившись спиной к двери, он соскользнул вниз, а затем уронил лицо в ладони. В отчаянии, в неверии замотал головой.       Он действительно всё потерял. Её — потерял.       Как он мог?..