Взмах её ресниц

      Первым, что она увидела, когда распахнула глаза, было лицо Томаса, который ласково перебирал её пряди и безотрывно глядел на неё.       — Ты меня пугаешь, — спустя минуту хрипло проговорила она.       — Я тобой любуюсь, — тихо отозвался он.       Улыбнувшись, Реджина приподнялась на подушках и оглядела его. Томас был в брюках и в рубашке — неужели собрался на работу? Глаза тут же устремились на часы, большая стрелка которых указывала на десятку.       — Ты не пошёл на работу?       — Приду туда к вечеру, — непринуждённо отмахнулся Томас.       Реджина удивилась, ведь догадывалась, сколь много значит для него работа. И ради неё… он туда не пошёл. А Томас ведь так стремится к посту директора, но не из-за тщеславия, а потому что дышит этим, живёт этим, искренне желает сделать мир лучше, привнеся в него новшества, привнеся в него то, что действительно способно помочь людям. И она, Реджина, вновь и вновь забирает у него драгоценное время. Она закрыла лицо ладонями и качнула головой.       — Ты чего? — мягко спросил он и дотронулся до её кисти.       — Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникали проблемы, — глухо пояснила она.       — У меня и так достаточно проблем из-за тебя, — усмехнулся Томас.       — Что ты имеешь ввиду? — Реджина, убрав руки, резко выпрямилась и округлила глаза.       А на его устах всё ещё играла полуусмешка, но не было в ней ничего обвинительного. Эндрюс подался к ней и запечатлел долгий поцелуй на скуле, а затем низко прошептал:       — Ты просто настолько прекрасна, что мне порой кажется, что всё это — лишь сон. В этом проблема. А с верфью я уже разобрался.       По её спине проползли мурашки, а к щекам внезапно прилила кровь. Она так давно не краснела, что сейчас это стало абсолютной неожиданностью. Хотелось крепко обнять его, сказать о том, что ей стало намного легче после ночного разговора. Рассказать, что он действительно успокаивает её одним лишь своим присутствием. Что ей стоило поведать обо всём раньше. Что она доверяет ему, и ей безумно нравится его всепоглощающая нежность… Но вместо этого Реджина прикрыла веки и на выдохе произнесла:       — Это не сон.       Ничего не ответив, Томас погладил её по плечику и вдруг встал, направившись к консоли, где лежала довольно большая красная коробка, которой вчера там точно не было. Реджина с любопытством наблюдала за тем, как он возвращается и, вновь присаживаясь рядом, открывает крышку.       — О боже! — восхищённо воскликнула Реджина, вдыхая непревзойдённый сладкий и терпкий аромат шоколада.       Многочисленные конфеты, сделанные, казалось, из всех сортов шоколада, были аккуратно разложены внутри и формами своими повторяли небесные светила: разнообразные звёзды, луну в разных фазах; белое солнце с красивыми волнистыми лучами было самым большим — прямо посередине.       — Где ты их взял?       — Заказал, когда проснулся. В течение пары часов привезли. Они очень вкусные, их делает просто гениальный шоколатье, так что, надеюсь, тебе понравится. Я же знаю, какая ты у меня сладкоежка, — Эндрюс вновь улыбнулся и шутливо щёлкнул её по носу. — Мне показалось это символичным, ведь звёзды — это важные ориентиры для мореплавателей. А солнце… это ты. И вот звёзды привели меня к тебе.       Как Томас всё рассчитал, как он догадался и как красиво, чувственно преподнёс… Она была тронута до глубины души и, отложив коробку, крепко обняла его.       — Спасибо, Томас. Спасибо тебе огромное, — Реджина вдруг отстранилась и хитро прищурилась. — У меня тоже для тебя кое-что есть. А теперь отвернись.       — Зачем?       — Я без одежды, а халат в ванной.       — Будто я там что-то не видел, — фыркнул он, но, словив её строгий взгляд, послушался.       Реджина, оказавшись в ванной, накинула на себя шёлковый халатик, быстро умылась, почистила зубы, но вот волосы расчёсывать бросила, так как распушились те очень уж сильно — перед сном она забыла нанести масло. Критично оглядев себя в зеркале, Реджина решила, что выглядит не так уж и плохо, а потому вернулась в спальню. Достав из шкафчика туалетного столика прямоугольный кожаный футляр, она, затаив дыхание от волнения из-за неизвестности его реакции, протянула тот Томасу.       — Я знаю, что ты не особо пользуешься парфюмом, — неуверенно начала она, — но я всё же решила рискнуть. Я сама выбирала составляющие ноты для этого аромата, как только прибыла в Нью-Йорк. Этому парфюмеру я доверяю и всегда заказывала у него… Итоговая версия мне понравилась и…       Она осеклась, решив, что слишком много трещала, но всё ещё была не в силах посмотреть в его лицо.       — В общем, послушай аромат. Я подумала, что тебе подойдёт. Надо же было привнести в твою жизнь что-то новенькое.       Томас открыл футлярчик и вытащил оттуда изящный флакон тёмно-синего стекла. Брызнув над собой, он внюхался в аромат, и Реджина наблюдала за выражением его лица. Она помнила все ноты: древесные, мускусные, немного перчинки для выразительности и цитруса, смешанного с розмарином — для свежести.       — Превосходно, — его голос звучал серьёзно. — Это — лучший парфюм на моей памяти, а в этом я разбираюсь, ведь мой дядя буквально обливается духами и имеет флаконов пятьдесят. Поэтому, собственно, я и не пользовался своими, ведь вижу лорда Пирри почти каждый день, а после встреч с ним запах оседает на одежде столь сильно, что потом не выветрить, — Томас по-доброму усмехнулся и нанёс ещё немного аромата на шею, а затем бережно убрал флакон в футляр. — Вот он обзавидуется.       От лёгкости, что появилась в её душе от того, что Томасу понравилось, Реджина рассмеялась и обвила руками его шею, крепко целуя в губы. Томас ответил лишь на пару секунд, а затем отпрянул, но не успела она выразить возмущение — он отставил на тумбочку футляр и рывком притянул её к себе.       Он целовал её с такой страстью и, вместе с тем, таким умопомрачительным трепетом, что её сердце подпрыгнуло к горлу. Томас, скользя по её губам своими, буквально вжимал Реджину в себя, будто опасался, что она вот-вот исчезнет. Она почувствовала, что руки его дрогнули и, вздохнув, отстранилась. В любой другой день он бы бросил её в кровать, но не сейчас, не после вчерашнего… И пускай Реджине, благодаря нему, сейчас было не так уж и тоскливо, как могло бы, и, более того, она хотела того же, но… стоит подождать. Чтобы в мыслях каждого из них были лишь только лишь они.       Она позвонила в колокольчик, попросила Кэролайн принести кофе, и через пять минут они лежали на покрывале, ели вкуснейшие конфеты, пили кофе, а Реджина то и дело прищуривалась от удовольствия.       — А Рой неженат? — ни с того ни с сего, но очень аккуратно поинтересовался Томас.       — Нет, — отпив кофе, сказала Реджина. — У него была большая любовь лет пятнадцать назад. Девушка из семьи, приближённой к правительству. Её родители запретили им быть вместе. Называли его воротилой и выродком нувориш. Угрожали. Да и ей, скорее всего, много сказок про него нарассказывали. После этого они не виделись… Больше никаких серьёзных привязанностей у него не было.       — Мне жаль, — пробормотал Эндрюс.       — Он строит из себя балагура, но на его душе множество шрамов. Не только из-за неё. И это прослеживается в его глазах. Странно, что ты не заметил.       — Я просто… — Томас смутился. — Я просто ревновал…       — Да уж, — смешок вырвался из её груди. — Вот уж к кому ревновать точно не стоило бы. Он мне как старший брат, которого у меня никогда не было… Да и младшего так и не случилось.       Тень пробежала по её лицу, и Томас насторожился, сомневаясь, стоит ли спрашивать то, что пронеслось в мыслях, когда она упомянула об отсутствии брата. Что произошло? Может, её родители холодны друг к другу, раз она старается обходить их тему стороной? Если так, то это могло бы объяснить и её скрытность.       — А твои родители… любят друг друга? Ты мало говоришь о них. И я ничего не знаю о твоём отце.       Она долго молчала, будто решая, стоит ли что-то на это отвечать. И Томас уже было пожалел о своём вопросе, как Реджина приглушенно выговорила:       — Они очень любили друг друга. И меня. Но отец всегда был строг ко мне, пытался вырастить из меня настоящую наследницу. Мама, такая женственная и всегда весёлая, осаживала его. Она говорила, что не позволит слепить из меня мужчину в юбке. Видимо, отчасти он смог, — грустная усмешка проскользнула на её губах. — Только из-за меня они и ссорились.       — Почему же они не захотели второго ребёнка?       — Мама потеряла его, — Реджина ощутимо вздрогнула и прикрыла веки. — Мальчика. Мне было пять, и я до ужаса отчётливо, словно это случилось вчера, вижу перед собой эту картину: сквозь большие окна их спальни пробивались тусклые, серо-голубые полоски утреннего света, а они сидели на кровати, держали на руках окровавленные простыни и… горько плакали. Они даже не обратили на меня внимания, когда гувернантка догнала меня и увела оттуда. До этого я всю ночь спрашивала у неё, почему мама кричала… И утром, когда крики стихли, сбежала. Я, несмотря на юный возраст, всё поняла и рыдала ещё три дня без остановки.       Холод льдинками пронзил весь его позвоночник, и Томас крепко сжал её руку, больше всего на свете стремясь утешить Реджину. Он и подумать не мог, что его любопытство вновь вскроет её раны, однако, успокоил себя тем, что, если бы Реджина не захотела об этом говорить — она бы не стала.       — Но это только сплотило их, — продолжила она, когда горесть исчезла из её помутившихся зрачков. — Хоть доктора и сказали, что больше никаких детей не будет. А потом… начались финансовые проблемы, но мы стойко их переносили. Отец постоянно искал пути, Рой помогал ему, но после его смерти… всё рухнуло. Мне тогда было шестнадцать. У мамы после его ухода обострились проблемы со здоровьем, и, дабы её вылечить, пришлось продать её родовое гнездо в Портофино. Вырученные деньги утекали, точно песок сквозь пальцы. И тогда я подошла к Рою и уверенно заявила, что мне нужен богатый обалдуй в мужья, готовый потратить на нужды моей семьи хоть весь свой капитал. Вот так мы и оказались в Америке.       — Но тебе повезло в том, что Ричард был очень интересным человеком, и что он сделал тебя счастливой, — осторожно приободрил Томас. — Многому научил.       — Это действительно так. Уж не знаю, чем я такое заслужила… Учитывая то, что до встречи с ним мои цели, как видишь, были весьма корыстны. Хоть и на благо матери…       Теперь картинка в уме Томаса сложилась окончательно. Вся её властность, всё её стремление к повсеместному контролю — даже в постели — это отголоски из прошлого. Это было, своего рода, отместкой за все те обстоятельства, что принесли ей боль, но на которых она не могла повлиять. Сперва брат, затем отец; плохое самочувствие матери, — настолько плохое, что пришлось продать виллу, и Томас очень надеялся, что сейчас с её матерью всё хорошо, — а после несправедливая гибель Ричарда. Всё это Реджина не могла изменить, она не могла этому помешать. Всё встало на свои места, и Томас ощутил себя глупцом, который не мог распознать в её словах и действиях всю трагичность её прошлого. А ведь в самом начале их знакомства, когда он вёз её до отеля и выдвинул предположение, что водить автомобиль её научил Рой Смит — она заметно погрустнела и стала очень отчуждённой. Конечно же, вождению её научил Ричард… Вообще, Реджина множество раз ненамеренно проговаривалась, но он не сумел распознать эти подсказки.       Хотя, он бы в жизни не догадался, что ей пришлось настолько туго. И если сперва Реджина показалась ему взбалмошной красоткой с весьма экстравагантной манерой поведения, то сейчас… сейчас она виделась Томасу самым невезучим человеком на всём белом свете. И самым выносливым. Ведь, после всех потрясений, она нашла в себе силы встать на ноги, трудиться, чтобы иметь возможность содержать и себя, и мать, балуя при этом излишествами. Но дело даже не в её деньгах. Дело в том, что Реджина не очерствела и обнаружила в себе новое дыхание. А это дорогого стоит. Но Томас чётко осознавал, что она всё ещё не до конца счастлива, и внезапная уверенность в том, что судьба свела их вместе на той извилистой дороге, едва ли не столкнув лбами, не просто так. Это стало знаком, что он должен, как уже пообещал себе, лёжа рядом с Реджиной ночью, сделать её счастливой.       А сам он уже был счастлив, ведь, кажется, между ними не осталось никаких секретов, и он уже может раздумывать над тем, как воплотить свои планы. Хотя, стоит признать, кое-что Эндрюс о ней до сих пор не знал. А именно то, о чём она пишет в своих книгах.       — Ты заслуживаешь всего самого лучшего, — искренне заверил Томас. — Ты не представляешь, как много значит для меня твоё доверие, и я обещаю, что больше никогда не обижу тебя. Я сделаю всё для того, чтобы ты никогда не грустила.       — Знаешь, ты вправду вытащил меня из этой трясины. До встречи с тобой я просыпалась по утрам и думала, что пора бы уже сдохнуть, но меня удерживало лишь существование мамы, — Реджина провела ладонью по щеке Томаса, глубоко вглядываясь в его глаза. — Но теперь у меня ещё есть ты. И пока вы двое рядом со мной — этого достаточно, чтобы я больше никогда не грустила. Что бы я ни вспоминала и как бы сильно я ни уставала от этой бумажной каторги, именуемой работой, я не смогу грустить.       Эти слова тонкими нитями проникли в самую его душу, и Томас почему-то представил, что они сплетаются друг с другом в одном лишь слове — в её имени. И окончательно убедился в том, что теперь ничто не помешает ему быть с ней.       Он, всласть с нею наговорившийся об искусстве и прочего рода приятностях, наевшийся конфет и напившийся кофе, уехал на работу.       Всё шло как по маслу, но некоторые особо внимательные коллеги дивились улыбке, то и дело появляющейся на лице Томаса, а посему сам Томас всячески старался таковую сдерживать. Под вечер получалось весьма недурно, но лорд Пирри, зашедший к нему в кабинет, всё же его подловил.       — Ты похож на Чеширского Кота, — прокомментировал Уильям с порога. — Скоро от тебя одна улыбка и останется, а потом будет летать по всей верфи, пугая ни в чём неповинных рабочих.       — И вам доброго вечера, дядя, — отрываясь от чертежей, добродушно поприветствовал Томас. — Быть может, именно пугающе-летающая улыбка заставит их шевелиться?       Уильям, хохотнув, вальяжно расселся на стуле по правую руку от Томаса.       — Ну что, ты уже познакомил свою красавицу с родителями?       Улыбка померкла, и Томас сильно сжал карандаш.       — Она попросила с этим не спешить.       — Что ж, ладно, — вздохнул Пирри. — Хотя, в целом, и так сойдёт.       — В каком смысле?       — В эту субботу граф Шефтсбери вместе с несколькими меценатами устраивает благотворительный аукцион всяких исторических вещиц вроде миниатюр, вышивок и украшений, — оповестил Уильям. — Мы с Маргарет, разумеется, приглашены, как и твои родители. Но они не придут, потому что уезжают к друзьям в Лондондерри на выходные. Так что, бери свою девочку и приезжай. Обещают роскошный фуршет и отменный виски.       — А вы всё о еде да о виски, — шутливо пожурил Томас.       — А зачем мне всякие побрякушки? Это пусть моя любимая Маргарет выбирает, что хочет, а я под шумок хорошенько…       — Я понял, дядя, — перебил Томас. — Спасибо за приглашение. Если Реджина поедет, то я с радостью оторвусь от работы.       — Вот и славно. Семь вечера, замок Белфаст, — лорд Пирри встал и похлопал племянника по плечу, готовясь попрощаться, но вдруг крылья его носа затрепетали. — Чем это ты благоухаешь?       Сперва растерявшись, Томас всё-таки понял: подаренный парфюм, что он нанёс утром, ещё не выветрился.       — Реджина подарила, — Томас достал из портфеля футляр. — Сама выбирала ингредиенты.       — Это просто невероятно! — послушав аромат, воскликнул Пирри. — Какой потрясающий у твоей леди вкус! Теперь мне хочется познакомиться с ней получше. Даже ещё лучше, чем с её парфюмером.       — Я не думаю, что она будет против. Вы ей очень понравились.       — Чудно! Ну что ж, Томми, я пошёл, — лорд Пирри спрятал флакон за спиной. — Не спи за столом. Доброй ночи!       И, насвистывая себе под нос простенький мотивчик, попятился к выходу. Томас, откинувшись на спинку стула, рассмеялся.       — Вот чёрт, заметил, — театрально вздохнув, пробормотал Уильям и поставил флакон на столешницу. — А теперь серьёзно. Не засиживайся до утра. И не смей тут ночевать.       — Слушаюсь, сэр, — Томас встал. — Спокойной вам ночи.       Подмигнув, дядя скрылся за дверью, и Томас бросился к телефону. На часах было чуть больше одиннадцати вечера, и он хотел было подождать до утра, чтобы сообщить ей о приглашении, но нетерпение, захватившее его, пересилило. В любом случае, вряд ли Реджина спала.       Он оказался прав: она взяла трубку почти сразу. Описав ей всю ситуацию, Эндрюс был окрылён восторгом, что прозвучал в её голосе. Реджина тотчас же согласилась.       — Я могу приехать за тобой, — предложил он.       — Ну что ты, не стоит. Лучше поработай подольше, чтобы потом не волноваться. Я приеду сама.       — Найдёшь дорогу?       — Звёзды укажут мне путь, — мечтательно протянула Реджина.       — Это очень мило, но вдруг ты заблудишься… Вот из-за чего я больше беспокоюсь.       — Я ездила в окрестности этого замка, когда смотрела дома. Так что, не переживай.       — Не буду, — он инстинктивно, будто бы касаясь Реджины, провёл пальцем по трубке.       Пытаясь окончить беседу раз пятнадцать, дабы позволить друг другу вернуться к работе, они проговорили почти до полуночи.

***

      Шпили башен замка Белфаст мелькали сквозь ветви деревьев, когда она выехала на подъездную дорогу. За ней ехал ещё какой-то автомобиль и чуть ослепил светом своих фар, когда Реджина покосилась на зеркало заднего вида, чтобы сбоку разглядеть, не растрепались ли волосы.       Всё было идеально. Она прокрутила руль, и огромный замок Белфаст предстал перед ней во всей красе: серый камень фасада поблёскивал какими-то мистическими пурпурно-багровыми оттенками заката; конусовидные башни и треугольные крыши словно штопали проплывающие низко облака; многочисленные окна сверкали в лучах догорающего солнца. Замок был выполнен в духе шотландских баронов и представлял собою стать, суровость и какую-то невозмутимость.       Реджина, не моргая и машинально захлопнув дверь, рассматривала окружающую обстановку. Спереди роскошный ухоженный сад, позади — возвышающиеся горы Кейвхилл, поросшие деревьями, но сбоку… Сбоку открывался вид на город и море, блистающее золотыми и изумрудными тонами. Прохладный и душистый, пропитанный солью и запахом пробуждающейся листвы ветер играл волнистыми прядками волос, что обрамляли её лицо, и шёлковым подолом платья, ласкающим ноги даже через ткань чулок.       Ещё немного полюбовавшись на восхитительные виды, Реджина развернулась и направилась к парадному крыльцу, ведущему к огромным закруглённым дверям, из которых, стоило ей приблизиться к лестнице, вышел… Томас. И, увидев её, замер, кажется, даже задержав дыхание, и в изумлённом восхищении покачал головой. Реджина в наигранном удивлении, чуть опустив уголки губ, оглядела себя — тёмно-синее платье, перевязанное плясом глубокого багрового оттенка, выглядывало из-под распахнутого длинного пальто — и как ни в чём не бывало пожала плечами. Томас поспешил к ней, и Реджина, рассмеявшись, подалась к нему и запечатлела лёгкий поцелуй на щеке, тут же смахнув красный след от помады с его кожи.       — Ты необычайно красива, — Томас поцеловал её руку, и Реджина почувствовала тепло его губ, несмотря на перчатку.       — В это время года и при таком освещении? — с шутливой насмешкой полюбопытствовала она.       — Всегда, — Томас улыбнулся и предложил ей локоть.       Холл был довольно просторным, и прямо в нём их встретил дворецкий — жилистый, невысокий мужчина с внушительными бакенбардами, который своим видом резко контрастировал с высоким, почти как Эндрюс, человеком, волосы которого плавными медными волнами доходили до плеч.       — Реджина, — обратился к ней Томас, когда дворецкий забрал у него её пальто, — позволь тебе представить — граф Энтони Шефтсбери. Сэр, это — моя спутница Реджина Джонсон, дочь английского графа Ротергема.       На утончённом лице Энтони засияла белозубая улыбка, и он склонился над её кистью.       — Можно просто мисс Джонсон, — любезно позволила Реджина и усмехнулась. — Очень приятно.       — А я для вас вовек — Энтони, — он выпрямился и ловко взял с подноса проходящего мимо лакея сразу три бокала, два из которых протянул Томасу и Реджине. — Во имя такой красоты поднимаю этот кубок! За твою удачливость, Эндрюс, не поднимаю, а то и так уже всех этим раздражаешь. Sláinte!       Томас, тихо засмеявшись, поддержал, и они втроём соединили стенки бокалов.       — Ладно, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях, — всё ещё посмеиваясь, проговорил граф Шефтсбери. — Мы скоро начнём, а я пока продолжу встречать гостей.       Они прошли вглубь холла, и среди дам в вечерних нарядах да джентльменов в изысканных фраках Реджина заметила лорда Пирри, который держал в одной руке трость, а в другой — запястье статной, стройной для своих лет женщины — скорее всего, жены. Они общались с ещё одной немолодой приятной парой, когда Томас и Реджина остановились подле них.       — Матерь всеблагая! — ахнул Пирри вместо приветствия. — Вы ещё краше, чем я запомнил, мисс Джонсон!       — Благодарю вас, но не думаю, что я сильно изменилась, — немного смущенно отозвалась она, крепко сжав предплечье Томаса.       — А вот эта очаровательная дама — любовь всей моей жизни, имя которой Маргарет, — представил он свою супругу и ласково взглянул на неё.       — Уильям недавно рассказал, что видел вас в театре вместе с Томасом, — доброжелательно произнесла Маргарет Пирри. — Очень приятно вас, наконец, встретить.       Столько восхищения и искреннего дружелюбия окружало Реджину, что ей в конце концов стало неловко, и леди Пирри, всего скорее, заметившая это смятение, коротко проронила то, что стоит оставить джентльменов для важных бесед, дабы они не вели таковые во время фуршета, и повела Реджину в сторону.       Маргарет выглядела прекрасно: чёрные с проседью волосы забраны в высокую причёску, а нос с изящной горбинкой был несколько высокомерно приподнят, однако, серые глаза лучились благородством.       — Извините, мисс Джонсон, но я пришла сюда, чтобы отдохнуть, а не слушать о бизнесе, — остановившись подле колонны красного мрамора в укромном закутке холла, призналась она. — Не хочу сегодня даже думать о работе.       — Вы… работаете? — удивилась Реджина.       — А как же? Вижу, вы тоже весьма предприимчивая натура.       — С чего вы взяли?       — У вас всё на лбу написано, — Маргарет подозвала лакея и тоже взяла фужер игристого вина. — И чем же вы занимаетесь? Если это не секрет.       — Не секрет, — голос всё-таки предательски дрогнул. — Добычей драгоценных металлов и полезных ископаемых. Но я всего лишь занимаюсь проверками отчётов…       — Всего лишь? — хмыкнула Маргарет. — Полагаю, вы владеете целой корпорацией и, судя по этому прелестному рубиновому гарнитуру, управляете делами весьма неплохо.       Машинально дотронувшись до колье белого золота, инкрустированного упомянутыми рубинами и бриллиантами, Реджина настороженно приосанилась.       — Полезные ископаемые — уголь? — продолжила Маргарет мягко. — Вы сотрудничаете с Уильямом?       — Конкретно в Ирландии — торф и серебро, — пояснила Реджина. — Нет, я не сотрудничаю с вашим мужем.       — Как же, позвольте, вы встретились с Томасом?       Теперь, когда Пирри упомянула Томаса, Реджина предположила, какая именно у этого разговора цель, но всё ещё не была уверена окончательно, а потому не стала увиливать.       — Он чуть не врезался в меня на серпантине. Или я в него, — уголки губ Реджины натянулись в полуулыбке от нахлынувших воспоминаний. — Но он в любом случае повёл себя по-мужски и принёс извинения.       — Вы что же, умеете водить?       — Так сложилось, — неопределённо ответила Реджина.       — Ох, дорогая, — мелодично засмеялась Маргарет, положив руку на плечо Реджины. — Вы действительно уникальны. И вы мне нравитесь. Я сама весьма предприимчива и участвую в довольно-таки, как принято называть, мужских делах.       Дальше леди Пирри поведала о том, что всячески помогает своему мужу и в делах городских, и в делах на верфи — там она участвует и в финансовых вопросах, и даже в инженерных проектированиях. О том, что они с мужем не только собрали, но и пожертвовали огромные средства на постройку и оборудование Королевского госпиталя Виктории.       Внезапное желание быть похожей на эту женщину — в таком возрасте — отрезвило Реджину. К чему всё-таки велись эти задушевные беседы с предварительным «прощупыванием почвы»? Вероятно, сперва красной нитью проходил намёк, что потомкам Пирри негоже вступать в серьёзные отношения с теми, с кем не следует. Вне зависимости от желания этих самых потомков. И вот, Реджина, сама того сперва не осознав, обозначила себя как девушку отнюдь не простую. И Маргарет Пирри тотчас же воодушевилась.       И, в целом, Реджина могла её понять — кто бы не беспокоился за личную жизнь человека, которого воспринимаешь как родного сына? А чета Пирри никак иначе Томаса, видимо, не воспринимала, ведь своих детей, насколько Реджина знала, у них не было…       Но настораживало то, что эти достопочтенные люди, предположительно, слишком обеспокоились жизнью Томаса в тандеме с ней, Реджиной. И допрос со стороны Маргарет это подтверждал. Возможно, для них было бы здорово, поженись они с Томасом. И Реджина, будь она кем-то другим, желала бы того же.       Но она была собой. Из этого, следовательно, вытекал нюанс, заключающийся в том, что Реджина не хочет выходить замуж ни за Томаса, ни за кого бы то ни было на этом свете. Никогда.       — Реджина, — прозвучал голос прямо за её спиной, и она обернулась. — Аукцион начинается.       Она приняла локоть подошедшего Томаса, как Маргарет приняла локоть своего мужа, и они вместе с другими гостями прошли в огромный зал, интерьеры которого созвучны с интерьерами холла — стены были облицованы тёмными деревянными панелями с искусной резьбой, а в декоре превалировали охотничьи мотивы. Однако зал этот казался намного более светлым, ведь стены его пронизывали сразу три этажа и венчались продолговатым стеклянным куполом, сквозь которого можно было разглядеть уже загорающиеся на небосводе звёзды.       В целом, на вкус Реджины, обстановка замка была довольно воинственной, но выглядело это весьма гармонично; из общего стиля выбивались лишь стулья, обитые ярко-красным атласом с золотой вышивкой, что были рядами расставлены по этому величественному залу.       Томас помог Реджине сесть, устроился рядом и сжал её ладонь, не отводя от её профиля внимательного взгляда — она это чувствовала, тем временем внимая графу Шефтсбери, что объявлял идеи аукциона, обозначал имена меценатов, среди которых был упомянут Уильям Пирри, и указал, куда именно пойдут вырученные средства. Под аплодисменты вышел лицитатор, и торги начались.       Особый интерес вызвали вышивания и украшения разных эпох, хотя первые уступали вторым — из пяти предметов ювелирного искусства трое ушли в руки Маргарет Пирри. Реджина переглянулась с ней и удостоверилась, что та, будучи истинной почитательницей таковых, не собиралась останавливаться.       — Тебе ничего не приглянулось? — склонившись к её уху, поинтересовался Томас.       Готовая было ответить отрицанием, Реджина не смогла произнести и звука, ведь через миг на суд публики вынесли невообразимую миниатюру. И даже сидящая на третьем ряду, Реджина, подавшись вперёд, рассмотрела этот узнаваемый сюжет: мужчина с ребёнком на фоне размытых вдали гор и гавани, что в предзакатной дымке скрывала паруса покачивающихся на спокойных водах кораблей.       — Следующий лот — копия пейзажа второй половины прошлого века «Италия. Эпизод» авторства Ивана Айвазовского, — объявил ведущий. — Размер соответствует подлиннику — три целых и семь десятых на пять целых и семь десятых дюйма. Здесь мы можем наблюдать удивительно чёткое повторение техники Ивана Айвазовского, а также точное попадание в палитру оттенков подлинника. Автор и год создания копии неизвестны. Уйдёт тому, кто предложит больше.       Молчание, повисшее под куполом, прерывалось лишь перешёптыванием, однако, переросло в горячие споры, как только Реджина, нетерпеливо подпрыгнув да подняв руку, назначила первую ставку.       Вслед за ней поднялось сразу несколько рук, и торги за эту миниатюру, что изумительно, превратились в настоящую битву: цена возрастала стремительно и практически догнала конечную ставку за весьма простенький серебряный браслет с незамысловатой гравировкой, но зато некогда принадлежащий герцогине Кентской — матери королевы Виктории.       А Томас, строго сжавший запястье Реджины, жаждущей вновь поднять ставку, будто что-то выжидал и, стоило лицитатору, взявшемуся за молоток, начать отсчёт, назвал такую сумму, коею никто не посмел перебить.       — Продано! — провозгласил ведущий аукциона.       Ей захотелось и расцеловать Томаса прилюдно, и отвесить хорошенькую затрещину, ведь она хотела приобрести эту копию самостоятельно.       — Это подарок, — оповестил Эндрюс и дёрнул уголком губ.       — Иди к чёрту, — Реджина возвела очи горе.       — Только к тебе, — приглушённо промурлыкал Томас.       Фыркнув, Реджина встала и, попутно извиняясь, когда буквально перепрыгивала через колени сидящих леди и джентльменов, спешно направилась прочь из зала. Неистовое желание взглянуть на эту миниатюру — учитывая то, что она никогда не слышала о столь точном копировании таковой — захлестнуло её с головой.       Найти комнату, в которую относили купленные лоты, было несложно: прямо по курсу через боковую анфиладу она смежалась с залом. Переругавшись с охранниками, в конце концов осознавшими, что препирания бесполезны, Реджина оказалась внутри и тут же бросилась к миниатюре, которую весьма неучтиво расположили на столе.       Бережно взяв картину в руки да погладив бугристое полотно кончиками пальцев, Реджина оцепенела. Сжав золотистую раму, она села на диван и принялась пристально вглядываться в наложенные мазки. Быть такого не может…       — Что произошло?       Встрепенувшись, Реджина прижала этот шедевр к груди, но тотчас отняла его, увидев, что в комнату ворвался Томас — запыхавшийся и, видимо, также отбившийся от охранников.       — Ты не поверишь, что именно ты приобрёл, — выдохнула она, когда Томас сел рядом.       — Копию картины Айвазовского, — спокойно констатировал он.       — Нет же! Присмотрись! — Реджина вручила ему миниатюру и, вскочив, начала расхаживать взад-вперёд. — И какой глупец оценивал эту работу?       Нахмурившись, Эндрюс присматривался, но всё же ничего не понимал. Реджина склонилась над ним и экзальтированно зашептала:       — Ричард обожал Айвазовского, и я изучила всё об этом художнике. У меня огромная насмотренность: я знаю всё о его манере, — она выпрямилась и сложила руки на груди. — Айвазовский очень любил писать итальянские пейзажи. А тут, готова поспорить, он изобразил Портофино. Обещай, что повесишь эту картину над камином и, смотря на неё, будешь вспоминать обо мне.       — Но эта копия — подарок тебе, — пояснил Томас, обратив на неё взор.       — Ты ничего не понял? — Реджина всплеснула руками. — Это — чёртов подлинник! Поверь мне!       Его рот приоткрылся, и Реджина дотронулась до его челюсти, вынуждая таковую закрыть.       — Пейзаж стоит намного дороже тех денег, что ты заплатил. А заплатил ты немало, — отстранившись, глухо промолвила она. — И он твой.       Встав и осторожно отложив миниатюру на столик, Томас навис над Реджиной и уверенно проговорил:       — Картина твоя. Отказ не принимается.       Всхлипнув, Реджина крепко прижалась к нему, но спустя секунду раздалось многозначительное покашливание, и они отстранились друг от друга, по немому согласию направившись прочь — в анфиладу, освещаемую лишь лунным светом.       Едва дверь за ними захлопнулась — Томас прижал Реджину к стене, накрыл её уста поцелуем. Она же, блаженно вдохнувшая его аромат — того самого парфюма, что она подарила — и незамедлительно ответившая ему, запуталась пальчиками в его волосах, пока его руки блуждали по её талии, всё теснее и требовательнее прижимая её тело к его. Когда его губы легли на её шею — Реджина, сжав тёмные пряди, отстранила Томаса от себя, заставив выпрямиться.       — Нам нужно притормозить, иначе я оседлаю тебя прямо здесь, — предупредила она.       — Звучит неплохо. Как насчёт побега? — Томас проследил ладонью изгиб её талии.       — Никак нет. Без Айвазовского я никуда не уйду.       — Вот уж не думал, что именно он нам помешает, — протянул Томас. — А я ведь могу заревновать.       — Ты обещал этого не делать, — Реджина поцеловала впадинку на его подбородке. — Пойдём.       Аукцион подходил к концу, когда они уселись на свои места, и Реджина расслышала, как лорд Пирри пожурил Томаса за его растрёпанную причёску, а затем посмеялась, когда второй принялся активно прихорашиваться.       Фуршет, накрытый на белоснежных скатертях в главной столовой, оказался превосходным: запахи изысканных закусок, превосходных десертов и выдержанного спиртного витали над потолком, смешиваясь со звучаниями лёгких мелодий, коих исполняли музыканты.       Лорд Пирри, несмотря на возмущение жены, пил виски, с деланной печалью оправдывая свои действия тем, что после этого аукциона он стал нищим. Конечно же, это было далеко не так, но ситуация была весьма забавной, и сама леди Пирри вскоре принялась дегустировать белые вина.       Внимание Реджины, неспешно потягивающей обожаемое Мерло, привлекли эклеры, разложенные сразу на десятке вытянутых блюд. А потому она, попросив прощения, отправилась на охоту за ними, но тотчас же наткнулась на дилемму: начинок, судя по многочисленным цветам глазури, было очень и очень много.       Проводя почти что математические расчёты в выборе подходящих — дабы окончательно не объесться — эклеров, Реджина ощутила короткое подталкивание в плечо и готова была возмутиться.       — Простите, пожалуйста… — прозвучало совсем рядом, и Реджина вздрогнула от узнавания.       Перед ней стояла женщина чуть выше неё самой, облачённая в тёмно-пудровое платье. Женщина, которую Реджина, несомненно, узнала.       При близком рассмотрении она оказалась очень миленькой; с тихим, приятным голосом. Реджина неожиданно для самой себя искренне улыбнулась и, представившись, протянула руку.       — Хелен Рейлли Барбур, — помедлив, она всё же пожала предложенную ладонь, но вдруг замялась и, кажется, смутилась. — Вы здесь с… мистером Эндрюсом?       Воспоминания о том, как именно Хелен смотрела на Томаса, с каким упоением она того слушала, когда те выходили из ресторанчика, пронеслись перед глазами, и Реджина вдруг осознала: Хелен чуть ли не влюблена в Томаса. Иначе зачем же ей как бы случайно толкаться локтями? Всё показалось бы смешным, если б не было столь неловким…       — Граф Шефстбери лично пригласил меня, — быстро солгала Реджина. — Но да, я знакома с Эндрюсом и лордом Пирри.       — А давно вы знаете графа?       Понимание, что Хелен видела их, — Реджину и Томаса, — стоящих друг к другу ближе, чем того позволяли приличия, вызвало в Реджине истинное сочувствие. Но неужели она виновата? Нет, она не виновата. Как и Хелен. Как и Томас. Но обижать мисс Барбур отчего-то так не хотелось, а потому Реджина продолжила постыдно врать:       — Так уж получилось, что я купила дом его друзей, которые переехали жить в другую страну. Потому я здесь.       — Выходит, вы не из Ирландии?       — Выходит, что нет. Но приезжаю сюда по делам.       Хелен тактично не стала уточнять по поводу её дел, но легче от этого Реджине не стало. И вроде бы ей стоило не стоило задумывать о чувства Хелен, но что-то вязкое встало поперёк горла.       Но почему? Даже Ричард был женат на момент зарождения их отношений, но Реджина хотя бы знала, что у них с женой взаимное равнодушие. И тут уверенность в правильности её действий внезапно пошатнула милая Хелен, на которую Томас, в самом деле, не обращал никакого внимания.       По окончании вечера, стоя подле своего автомобиля, Реджина прощалась с Томасом, и жалость к бедной Хелен нахлынула с новой силой.       Ведь, когда Томас на прощание украдкой коснулся её губ своими — Реджина в этот самый момент, словно почувствовав неладное, покосилась в сторону, и вся её ложь во имя смягчения углов посыпалась прахом.       Хелен стояла рядом с автомобильной дверью, раскрытой для неё шофёром, и пристально смотрела на них…