После всех невзгод осталась только спокойная жизнь

— Учитель… Я видел странного демона, а потом со мной случилось кое-что интересное. И еще я хочу сказать тебе…       Но Мо Жань не успел договорить. Чу Ваньнин заключил его в кольцо рук, пытаясь вжаться в него всем своим телом. Он не мог поверить, что сейчас перед ним стоит его любимый человек. Его ученик, который умер у него на руках. Его единственная любовь двух жизней. Живой. Живой… ЖИВОЙ! Чу Ваньнин снова слышал стук его сердца. Сердце, которое остановилось с падением той ветки сливы… Билось… Его Мо Жань вернулся из ада… Вернулся к нему. Он не мог поверить. Хотелось схватить этого мальчишку и больше не выпускать. Никогда. Он все еще не верил. Они стояли, прижавшись друг к другу, долгое время, но Чу Ваньнин не мог поверить. Он боялся. Боялся, что это всего лишь сон. Что он проснется, а рядом с ним лежит мертвое тело его любимого. Потеря человека, который единственный во всем мире готов был держать зонт для него, несмотря ни на что, оставила глубокий шрам на всех его двух жизнях. Это была потеря, шрам от которой, возможно, так и не сможет затянуться полностью.       Мо Жань смотрел на то, как метается в его руках Ваньнин, как в раскосых глазах феникса смешиваются боль, отчаяние, страх, радость, любовь. Он не знал, как помочь ему успокоиться. Да и навряд ли слова утешения возымели сейчас хоть какое-то действие. Мо Жань понимал, что пережил его учитель. Он знал. Ведь дважды сам видел, как умерла его любовь в том и в этом мире. Он слишком хорошо знал это чувство опустошенности, которое приходит с осознанием, что ничего уже не вернуть. Было больно. Очень больно.       Они стояли в объятиях друг друга, а из их глаз текли слезы. Они смотрели друг другу в глаза и понимали, больше они не были одни. Спустя столько лет страдания и боль, которые они несли на протяжении двух жизней, наконец-то закончились. Все закончилось. Остались только они и их любовь. Казалось, что та страшная зимняя ночь была далеко позади и больше никто и ничто не в силах их разлучить.       Чу Ваньнин чувствовал, как его жизнь потихоньку начала снова наполняется красками, как его потерянная после смерти его возлюбленного душа возвращается в тело. Он больше не один. Хотелось кричать, хотелось плакать навзрыд от счастья, но старейшина Юйхен не мог себе этого позволить. Он и так уже допустил то, что его ученик видел его слезы. Хотелось верить, что все закончилось. Очень хотелось…       Мо Жань, не зная, как справиться с нахлынувшими эмоциями, уткнулся в шею Ваньнина и зарыдал. Он смог, у него получилось вернуться к его сокровищу. Получилось. Он должен был. Он не мог его оставить одного. Не после того, как сам узнал вкус потери любимого. Ваньнин уткнулся лицом в грудь Мо Жаня. Туда где был шрам, туда, где недавно все затихло. Он слушал. Чу Ваньнин сам возвращался к жизни. Его слезы превратились в мокрое пятно и перемешались с проступившей кровью, а сам учитель начал дрожать. Он пытался осознать…       Недолго думая, Мо Вэйюй еще сильнее притянул к себе учителя и накрыл их обоих своей накидкой: — Любовь моя, на улице зима, а ты легко одет. Ваньнин может и простудиться. Лучше вернуться в дом и разжечь огонь. — сказал Мо Жань и, чтобы хоть как-то вывести учителя из забытья, накрыл его губы своими в легком поцелуе. После этого жеста, он увидел, как в глазах Ваньнина появляются золотые всполохи. Ваньнин оживал, как первый цветок зимой. — Д… Д… Да. — у Чу Ваньнина все еще был ком в горле, поэтому он смог выдавить из себя только эту короткую фразу       Мо Вэйюй выпустил своего учителя из объятий, взял за руку и повел в дом. В их хижине уже несколько дней не горел огонь, она промерзла изнутри. В углу стоял камин, в котором были уже лишь угли. Где-то в дальнем углу старого сарая еще должны быть дрова. Мо Жань хотел взять это дело на себя, ведь его учитель был после тяжелой битвы, но ему этого никто не позволил. — Мо Вэйюй! Даже не вздумай сейчас хоть как-то напрягаться! Ты только что вернулся с того света! Твое дело сейчас лежать, набираться сил и выздоравливать! Разберусь с огнем и перевяжу твою рану, — грозным, непоколебимым тоном заявил Чу Ваньнин и отправился разжигать костер.       Естественно Мо Жань не мог сейчас спорить со своим учителем, поэтому послушно лег на кровать. Его шрам все еще болел. Слишком много глубоких ударов нанесли ему в день суда… один порез накладывался на другой. Ему вместе с духовным ядром вырезали и сердце… Прошло очень мало времени, чтобы такая рана хотя бы перестала болеть. Когда огонь уже горел, Чу Ваньнин вернулся с бинтами и лечебной мазью. Все это время Мо Жань наблюдал за ним, а в его глазах искрилась любовь к его учителю. Он видел, как Ваньнину непросто начать оголять этот шрам. Мо Жань взял его за руку. — Ваньнин, все хорошо, он затянется, — было видно, как глаза старейшины Юйхэна снова становятся мокрыми. Мо Жань взял его лицо в свои руки, подтянулся и снова поцеловал, чтобы успокоить. — Золотце…       Чу Ваньнин аккуратно начал снимать бинты, пропитанные кровью, с тела своего ученика, но это было очень не просто. Часть бинтов присохли к ране Мо Жаня. И после каждого отрыва куска ткани Мо Вэйюй издавал тихий стон боли. Чем больше бинтов учитель снимал, тем сильнее дрожали его руки. Когда все старые бинты были сняты, Чу Ваньнину открылась ужасающая картина. Множество глубоких шрамов, из которых каплями по телу стекла кровь. От этого зрелища Бессмертного Бэйдоу прошибла дрожь по всему телу, а глаза покраснели и намокли. Это была его вина… Это он не успел спасти своего ученика… Он виноват был в его смерти…       Мо Жань как будто прочитал все его мысли. Он снова взял лицо учителя в свои руки, повернул на себя и со всей нежностью, которая у него только была, сказал: — Ваньнин, посмотри на меня. Теперь все хорошо. Эта рана заживет и о ней будет напоминать только шрам. Больше я никуда от тебя не уйду. Все будет хорошо, учитель. В этом никто не виноват. Не надо никого винить. Самое главное, что сейчас я здесь, я рядом с тобой. Я вернулся, любимый.       Чу Ваньнин открыл коробочку с мазью и начал осторожно наносить ее на каждый шрам, стараясь не касаться кожи, чтобы не вызвать лишнюю боль. На такое количество шрамов еле-еле хватило одной коробочки. Придется идти в город и покупать еще. После перевязки, Мо Вэйюй откинулся на подушку и сразу провалился в глубокий сон. Учитель накрыл его теплым одеялом, а сам отправился готовить кашу. Из продуктов у них пока было только немного риса, но и этого хватит на первое время. Потом они вместе сходят и купят все необходимое.       Мо Жань проспал до самого вечера. Все это время его учитель сидел возле кровати и слушал. Слушал, как стучало сердце его любимого человека, слушал его спокойное посапывание. Всматривался в его лицо — он искал хоть малейшие намеки на появление румянца на бледной коже, он смотрел, Мо Жань то хмурится, то улыбается во сне. Наверное, ему что-то снится… В какой-то момент Чу Ваньнин тоже задремал, а когда проснулся — потерялся в днях. Ему казалось, что та страшная ночь еще не наступила и ему предстоит пережить ту потерю, мысль о которой приводила его в ужас. От плохих мыслей его отвлек Мо Жань, который проснулся и широко улыбнулся, демонстрируя то, что идет на поправку. Мо Вэйюй взял учителя за руку и переплел их пальцы. — Как ты себя чувствуешь? Я приготовил кашу, пока ты спал. Тебе надо поесть. — Я в порядке и готов съесть все, что даст мне Ваньнин, — Мо Жань расплылся в широкой улыбке, а на его щеках появились очаровательные ямочки. Его учителю показался ответ немного странным, но он не стал придавать этому значение, а потому и не увидел, как глаза его ученика опасно блеснули. Только Чу Ваньнин поднялся, чтобы пойти за чашкой риса, как почувствовал, что его ущипнули. Да и не просто, а за задницу. Такого нахальства Бессмертный Бэйдоу никак не ожидал. — Мо Вэйюй! Что ты себе позволяешь! А ну перестань безобразничать! — Золотце, не сердись. Я просто не смог сдержаться, — сказал Мо Жань и залился громким счастливым хохотом. Он знал, что Ваньнин теперь только его. — Если ты уже окреп, то будешь есть за столом. А ну быстро иди мой руки и садись есть, — от жеста Мо Жаня у него покраснели кончики ушей, но, как и всегда, старейшина скрыл все свои эмоции за неприступной маской.       Когда Мо Вэйюй вернулся, каша уже была разложена по тарелкам. Хоть она и была немного подгоревшая и пересоленная, но Мо Жань съел ее всю и даже попросил добавки. Смотря на то, как его ученик уплетает рисовую кашу, в душе у Чу Ваньнина разлилось тепло. Все налаживалось. Только человек, который выздоравливал мог съесть столько… Позже вся каша из котелка была съедена, а Мо Вэйюй почувствовал в теле слабость. И не удивительно. Он выглядел все это время очень бледным, как после болезни. Для его состояния даже такая активность была утомительной, поэтому его учителем было принято решение сделать целебный отвар и лечь спать. — Выпей лекарство и ложись спать. Завтра утром я схожу в город и куплю продукты. Если проснешься раньше моего возвращения, не смей ничего делать. Лежи и набирайся сил.       Перед сном они лежали и долго разговаривали о том, что произошло после его смерти. Мо Вэйюй крепко обнимал своего учителя, а тот, в свою очередь, уткнулся лицом в его грудь, переплетая их пальцы. Хоть кровать и была слишком узкой для двух взрослых мужчин, но им было все равно. Они слишком истосковались друг по другу. После стольких лет недопонимания, несправедливости и одиночества они обрели совместное счастье, нашли этот уголок, в котором теперь будут жить. — Учитель, Ваньнин, золотце… Я хочу каждый наш следующий день наполнить только радостными событиями. Ты для меня смысл моей жизни. Моя жизнь, мое золотое ядро и сердце принадлежат только тебе одному. Все свои две жизни я любил только тебя и это никогда не изменится. Я люблю тебя, Ваньнин. Спасибо, что отвел меня домой… К нам домой.       Чу Ваньнин не знал, что на это ответить от смущения. Да и Мо Жань не ждал от него ответа. Как вдруг его учитель подтянулся выше и поцеловал своего ученика. Через некоторое время он отстранился и увидел, как на него смотрят с обожанием два бездонных фиолетовых глаза. Эта любовь, которую он в них видел придало ему сил, и он смог сказать: — Я… Я тоже… тебя люблю… Больше жизни, Мо Жань       Мо Жань снова притянул Ваньнина в свои объятия и не зная, как выразить еще свою радость тихо рассмеялся.       Они больше не одиноки. У них есть одно счастье на двоих, одна жизнь на двоих. А большего им и не нужно было. — Спокойной ночи, Ваньнин, теперь все наладится. Я буду с тобой. — Спокойной ночи, Мо Жань.       На гору Наньпин пришла зимняя спокойная ночь.