***
Заприметив ближайшую скамейку, я, шатаясь, подошёл к ней и рухнул сверху. — Что, решил посидеть на своём сородиче? — хмыкая спросила Джимми и уселась рядом, поглядывая по сторонам. Я ничего не ответил. В затылке продолжало пульсировать, а голова мучительно болела, будто к ней приложили раскалённые угли. Тело дрожало в ознобе и слабости, в глазах всё плыло и смешалось в единую кучу. Я откинулся на спинку скамьи и с усталым вздохом прикрыл глаза, заткнул уши руками, пытаясь скрыться от всего городского гама и шума. Сил и упрямости больше не было. — Эй, ты живой? — чуть тише спросила Джимми и осторожно приложила руку к моему лбу. — Ну тебя и шпарит, конечно… А ведь это, — продолжила она, убирая руку, — всё из-за того, что ты в нашем мире почти не гуляешь. После школы засядешь в своём подземелье и хрен тебя оттуда вытащишь. А гулял бы побольше на солнышке, может закалился бы, и иммунитет то получше был, а то бледный как вампир, честное слово… — Да-да-да… — раздражённо согласился я, утратив желание что-либо делать. Ну вся в мать свою… Всё нужно что-то то сказать, какие-то советы дать, поупрямствовать… Как её маленькая копия, только ещё с выходящим за рамки чувством юмора… Иногда это бесит. А может и не иногда. Возможно, идея с тем, чтобы зайти в больницу не такая уж и плохая. По крайней мере, наверное, получше, чем в бездействии сидеть на скамейке. С чего я вообще взял, что кто-то поедет вместо работы искать меня? Может, всем и правда глубоко плевать на меня? Всё-таки продумывать планы и прорабатывать задачи поважнее, чем кататься по всему городу в поисках какого-то школьника… Вдруг я почувствовал, как Джимми несильно пнула меня и я нехотя открыл глаза. — Смотри, на твой автобус не похоже? — спросила она, указывая пальцем, видимо, на длинный белый объект, стоящий неподалёку. Я выпрямился, и еле как настроив зрение, смог разглядеть белый потрёпанный автобус, припарковавшийся у тротуара. — Это… — промямлил я, из-за всех сил стараясь настроиться и сконцентрировать внимание. Он был чертовски похож на «Машину злодеев». Пустующий, весь в царапинах и с потемневшими окнами. Возможно это он и был. Неужели за мной всё-таки приехали? — Похоже на наш… — Ты уверен? — обернулась ко мне Мартина, недоверчиво смотря. — Ну… Да? Вон и номер вроде такой же… И подписано: «Mr Gnoobs»… — Чё? А нафига вы подписали автобус? — в недоумении пробурчала Джимми, смотря на меня, как на идиота. — Чтобы знали, что это частный автобус… Чтобы не перепутать с другими и для людей вроде нас, видимо. — Гм. — Мартина вновь взглянула на автобус, потом на меня, потом обратно, видимо пытаясь убедиться в том, что я говорил правду. Похоже она до сих пор не могла принять то, что транспорт всемирных злодеев — какой-то бомжатский автобус. — Ну, ладно, раз твой, то вали давай. А то точно сейчас замертво упадёшь, упрямая ты скамейка. Я одобрительно буркнул и на дрожащих нога устало встал со скамейки, параллельно оборачиваясь к Джимми. Она также поднялась на ноги и сделала небольшой шаг ко мне. — Ну давай, удачи тебе там. Если что звони, еге? — Постараюсь, — со вздохом ответил я, продолжая глядеть на неё. Не смотря на моё рвение как можно скорее попасть домой, мне ужасно не хотелось расставаться с Джимми. Что я буду делать там? Вновь томиться в полной тишине и одиночестве с болезнью? Как долго мне придётся безвылазно сидеть там, в лучшем случае общаясь с Мартиной по телефону? Пусть рано или поздно через миры была проложена связь, что сделало жизнь намного проще, она там порой была просто отпадной. Настолько, что за целую неделю ты мог ни разу не дозвониться, сколько попыток бы не сделал. В основном связь использовал Васаби, чтобы общаться со своими подчинёнными когда те были на задании в ином мире, но рано или поздно ею стали пользоваться почти все, в том числе и я. Почему нет? Конечно, вместе с этим была и угроза того, что детективы смогут отследить злодеев через какие-нибудь датчики местоположения. Хотя я не совсем уверен в том, как работает датчик при попытке обнаружения объекта через пространство между мирами и что он работает вообще… Хм-м… В любом случае, какая бы связь там не была, мне все равно придётся сидеть в мире вечного мрака и угнетения. Пожалуй, жизнь в этом мире в миллионы раз проще, чем в моём… По крайней мере, в нём живёт Джимми — почти единственный человек, с которым я провёл даже больше времени, чем со своими родителями. Хотел бы я жить в одном пространстве вместе с ней, а не постоянно бегать то в одно место, то в другое. — Ты заснул? — выдернул меня из туманных мыслей голос Джимми, и я обратил на неё мутный взгляд. — Чего грустный такой? Сам рвался с цепи к своим друганам, а теперь стоишь с депрессивной физиономией. — Да так, задумался просто… — Ты в мыслях проводишь дольше времени, чем в реальности. Вот почему людям нужно обязательно вспоминать всё своё прошлое, каждый вздох и каждый шаг, при этом зная, что им потом будет очень грустно от этого, м? — Ну не начинай… — я вновь посмотрел на автобус, терпеливо ждущий меня. — Ну… Я пойду… — Смотри не упади ему под колёса!.. — крикнула мне напоследок Мартина, когда я нехотя развернулся и почапал через дорогу. Голова продолжала ныть от боли, а руки дрожать, но кое-как я все-таки добрался до автобуса, влез на него и плюхнулся на заднее сиденье, пыхтя от усталости и кидая сумку рядом. Услышал шуршание спереди, и ко мне обернулся водитель автобуса. И по иронии судьбы, им оказалась моя любимая Сара. Аргх, Саранчи мне ещё не хватало… Ну как всегда, самый лучший вариант водителя выпал. — Пришёл наконец-то, — проворчала она одновременно хладнокровным, резким и злобным голосом и повернулась обратно к рулю. Одной рукой она завела автобус, и тот с пыхтением и дрожью заворчал подо мной. — Где был? Только без своей бессмысленной воды, пожалуйста. Сначала мне хотелось бросить со злостью что-то вроде: «Это я буду докладывать Васаби, а не тебе», но потом понял, что этим ничего не добьюсь, кроме ещё одной партии её гадких слов и подколов, поэтому лишь с бурчанием отчеканил: — Вчера пошёл ливень, я укрылся в магазине. Потом где-то потерял пульт, зашёл к подруге и переночевал у неё. Повисла пауза, нарушаемая тиканьем поворотника, пока Сара напряженно пыталась выехать на дорогу, высматривая пробел среди потока машин. — Ясно, — наконец резко ответила она, круто заворачивая на проезжую часть. — Это она, я так понимаю? — Сара кивнула на зеркало заднего вида. Я повернулся к заднему окну и увидел постепенно отдаляющуюся Джимми, которая махала мне рукой чуть подпрыгивая. Джимми, твою мать… Я в растерянности повернулся, вновь метаясь взглядом по сиденьям и придумывая отговорку. — Нет, это… Я не знаю, кто это. Просто какая-то девочка подошла спросить как пройти на улицу Тома Кукуруза, — промямлил я со своим бездарным актёрским мастерством. — Мгм. Понятно. Дружите вы с ней, значит… — чуть тише закончила Сара, заворачивая через улицы. — Почему дружим-то? — возмущённо воскликнул я, хватаясь за голову и шипя. — Я же сказал… Она подошла, спросила как пройти на улицу Тома Кукуруза, мы чуть-чуть поговорили и разошлись. О дружбе тут и речи не идёт, я её в первый раз вижу… Сара тактично проигнорировала мои слова и будто сделала вид, что смотрела в задние зеркала, высматривая машины. Коза… Я ещё доберусь до тебя… Так мы проехали довольно долгий маршрут, пока не приехали на какую-то улицу с роскошным парком, переполненным различной зеленью. Здесь машин было намного меньше, ехали они лениво, и такая атмосфера даже расслабляла, в отличии от шумных улиц, с таким же шумящим транспортом и прохожими. Пару раз я даже умудрился задремать, как только головная боль чуть-чуть отлегла. Слава Богу мне ничего не приснилось. Вдруг мы завернули на небольшую парковку и остановились, но двигатель продолжал пыхтеть и дрожать. Я приоткрыл глаза и вопросительно уставился в сторону места водителя. — Нужно открыть портал, — вдруг спереди раздался голос Сары, и она, не оборачиваясь ко мне, протянула руку с пультом. — Иди и открой. Я опешил от такой просьбы. Неужели она не видит, что у меня сейчас не самое лучшее состояние, и мне хотелось бы хоть немного отдохнуть? Или ей просто наплевать на это? — Почему именно я? — с возмущением и гневом спросил я. Один голос Сары приводил меня в раздражение, что бы она там не говорила. — А почему не ты? — с усмешкой парировала она. — Кому-то нужно следить за автобусом, а ты, как вижу, не в состоянии. Мои глаза ещё больше округлились. То есть она видит, что мне плохо, но при этом на полном серьёзе посылает меня пойти и открыть портал? Думаешь, если ты где-то на десяток старше меня и бегаешь хвостиком за Васаби, я обязан тебе прислуживать? Вот это уже бесит по-настоящему, пожалуй. Даже одна её лисья физиономия. Ты постоянно суёшь нос не в своё дело, впихиваешь мне свои гадкие советы и ворчание лишь бы поумничать. Считаешь себя одной из главных только из-за статуса и нашей разницы в возрасте. Пусть ты и ни капельки не боишься меня, в отличии от большинства моих одноклассников, но ты ещё более раздражающая. Ты просто эгоистка. Не сказать бы, что Сара когда-то была с наидобрейшим характером. Пожалуй всё время, что я прожил в тёмной параллельной вселенной, она относилась ко мне с нескрываемым презрением и, возможно, невзлюбила с первого взгляда. Что было этому виной? Может, ей не понравилось, что какой-то ребёнок поселился в Лиге Зла? Мой характер и поведение? Или она просто завидовала тому, что меня не буллят в школе, в отличии от неё в прошлом? Чёрт её знает. Но то, что знает не только чёрт, а вся Лига, это то, что Саранча почти тут же стала правой лапкой Васаби: навела свои порядки, взяла во «владение» Мистера Гнубса и Искажённого Селезня. Единственными кого она беспрекословно слушалась, были Васаби и мой отца. Второй понятно почему — в лиге Скамейщик всегда пользовался авторитетом и уважением похлеще, чем Васаби по понятным причинам. А первый… Ну… Он по сути стал Главарём и основателем «Возрождённой Лиги» и… И всё, наверное?.. Честно, я так и не понял, что за химия между Японской приправой и Саранчой. То они выглядят как чистые напарники, то как давние друзья, то как ещё кто-то… Но вскоре я как-то забил на это. Делать мне нечего, кроме как думать над взаимоотношениями между двумя людьми, с которыми я почти не общаюсь… Я со злостью фыркнул и демонстративно отвернулся от Сары, показывая, что я не собираюсь никуда идти, и вновь погрузился в мысли, стараясь хоть немного отвлечься от ноющей боли и раздражающей особы спереди. Сара же продолжала со спокойной хладнокровностью ждать пока я сдамся и подчиняюсь её просьбе. Уж что-что, а терпению у неё можно было позавидовать. Предполагаю, она набралась его во время травли, в ожидании исполнения своих планов и просто в разговорах с непонимающими собеседниками. Мне ужасно не хотелось поддаваться, однако головные боли вновь постепенно возвращались, а Мартинина таблетка от кашля похоже заканчивала свой срок действия, и в груди вновь начинало давить, будто невидимое существо пыталось вытащить из лёгких весь воздух. Видимо всё-таки придётся перебороть слабость и заставить себя выйти. С одной стороны сущие пустяки — ну вышел, открыл портал, как можно скорее добрался до дома. Но с другой, так не охота показывать своё повиновение перед Сарой, особенно сейчас, во время болезни, когда пульсирует головная боль и хочется просто отдохнуть, так раздражает когда кто-то бубнит или просит что-то под ухо. Гнев и желание дерзнуть будто резко возрастает, так что ты даже не успеваешь прикусить язык и подумать над тем, что говоришь. Но «нужно соблюдать границы» — как говорил отец и частенько голос совести. Не обращая внимания на протестующе вопиющую боль в ногах, я поднялся и, приблизившись к Саре, как можно небрежнее выдернул злосчастный пульт из её руки. Постарался сделать как можно более безразличное лицо, что получилось, в отличии от всех других предыдущих эмоций, у меня довольно хорошо. Джимми частенько шутила на тему того, что у меня обычно «супер пофигистическое хмурое лицо». «А что ты ожидала от сына деревянной плоской скамейки?» — спрашивал я её. Как же я потом пожалел, что начал эту эстафету с шутками про скамейки… Раздвижные двери с шипением любезно пропустили меня, и я выпрыгнул на землю, чуть не навернувшись. Впереди было какое-то небольшое поле, которое как бы обозначало окраину цивилизованной части города. Вокруг не было ни души: либо все уже слиняли на работу, либо это была просто такая мощнейшая глушь, что тут никого не наблюдалось. Впрочем, это не так важно. Главное, что тут просто не было лишних глаз. Наверное. Пройдя чуть дальше, я с превозможной неохотой всё-таки нажал исцарапнную кнопку дрожащей рукой, и громовой портал открылся, тут же обдав меня холодом. Благо, он не издавал никаких громких привлекающих звуков, поэтому я неспеша забрался обратно в автобус и тот тут же тронулся, так что я едва успел схватиться за поручни. Со всей возможной злобой мой взгляд метнулся на водителя, и я тут же отвернулся обратно в сторону дверей. Эта дерзость со стороны Сары вдруг заставила меня вспомнить свой последний сон. Чёрт, зачем я опять вспомнил его. Только же смог забыть… Вещих снов не существует. Это просто сны, основанные на мыслях и страхах. Просто не нужно придавать этому особого значения… Мой нескончаемый поток мыслей, наконец, прервал ворвавшийся в уши грохот грома, когда автобус соприкоснулся с порталом. Подобно удару молнии, электричество безболезненно пронзило транспорт и его содержимое, и через мгновение я уже оказался в параллельном мире, хватаясь за поручни. Здесь, как и всегда, царила вечная тьма, поэтому мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к ней и разглядеть очертания неоновых фонарей вдалеке. Автобус тут же засигналил, предупреждая всех о своём прибытии. Первое правило поведения в Лиге — не стой прямо перед порталом, а отойди чуть в сторону или подальше от него, потому что в любое время кто-то может вернуться и задавить тебя. Не очень прикольно. На месте Васаби я бы сделал какой-то другой портал, отдельный, для машин, но кто меня будет слушать, верно? Как только транспорт припарковался неподалёку и перестал пыхтеть, я еле как спустился с него, шатаясь из стороны в сторону. Заметил, что к тому времени вокруг нас успела собраться небольшая толпа зевак, а вскоре и стремительно приближающегося ко мне отца, в своей со временем приобретённой более «человеческой форме», с чётко выраженными конечностями-крюками. Зачем? Времена меняются. В виде обычной скамейки перебегать из другого конца города на другой на маленьких железных ножках — не очень удобно, да и очень медленно. Поэтому пришлось применить такие меры, почти навсегда принимая вид «ходячей низкобюджетной деревянной статуи». Насколько помню из детства — Скамейщик и раньше принимал такую значительно более устрашающую форму, но меня это так пугало, что он, видимо, решил до какого-то времени оставаться совсем не подозрительной маленькой скамейкой. Ну, похоже, теперь в виде неё, я буду видеть отца только на каких-нибудь заданиях. Как только он приблизился ко мне и посмотрел своими вечно непроницаемыми глазами, мне тут же сделалось не по себе, и я невольно опустил глаза вниз, разглядывая прекрасную чёрную дорожку. — Джек? — наконец прохрипел отец, и я вздрогнул от его на редкость громкого голоса. — Где ты был? — Я… — начал было я, покрываяся мурашками от сверлящего меня взгляда Васаби, что стоял где-то вдалеке и внимательно наблюдал. — С ним ничего не произошло, — вдруг не вовремя вмешалась Сара, вылезая из автобуса и подходя ближе со своим обычным раздражительным и одновременно хладнокровным видом. — Вчера он где-то посеял пульт из-за дождика и поэтому переночевал у своей подружки… — медленно доложила она, не обращая на меня никакого внимания, будто меня здесь и не было. Я не смог и слова сказать. Почему ты не можешь просто промолчать, нахальная ты тварь? Пытаешься выставить меня идиотом? — … У Джимми, кажется так её зовут. Среди толпы пронёсся странный шёпот, а отец и Васаби как-то странно переглянулись. Я в непонимании поднял на них глаза, пытаясь понять содержание этого молчаливого совещания. — Ты уверена? — прогремел голос Васаби, когда тот обратился к Саре, странно смотря на неё. — Я своими глазами её видела, когда та «абсолютно не дружелюбно» прощалась с ним. Можешь быть уверен. Нагрянула тишина, будто все сообщники из Лиги надели наушники и теперь общались азбукой морзе, которую только я не слышал. Беспокойно огляделся по сторонам, будто ища поддержки, однако вокруг были лишь шепчущиеся между собой преступники, абсолютно непроницаемый отец и гадкая физиономия Сары. Что за дичь опять происходит? И как всегда я ничего не знаю, потому что не интересуюсь… Молодец, Джеки. Я хрипло прокашлялся, разрывая наряженную тишину и, возможно, вместе с тем свои лёгкие. Резко все взгляды вновь обратились на меня, будто испепеляя, и я тут же пожалел о своём действии. — Ты в порядке? — проскрипел отец, внимательно разглядывая мою мокрую и грязную одежду. — Под ливнем промок и заболел, — как можно скорее пробурчал я, чтобы Сара не успела вставить своё гадкое мнение. Вновь сотрясся в кашле и ознобе. — И… Затылком ещё немного ударился. И снова молчание. На этот раз полное, даже без шёпота. После гремящих шумных улиц это затишье теперь наоборот било по ушам и нервировало так, что хотелось поскорее куда-то уйти и не чувствовать этих пристальных взглядов. — Хм, — вдруг начал хрипло отец, — тогда тебе придётся съездить в больницу на осмотр. Будет не очень хорошо, если ты ещё больше разболеешься. Чего? Съездить? Опять?! От одной мысли о том, что мне снова придётся ехать в компании с Сарой я забыл, что она стояла рядом со мной. Эта боль, эта проклятая температура, этот кашель, эти кошмары, эта бессонница, эти взгляды, это место… — Что? — переспросил я с возмущением и раздражением. — Нет, я… Я не могу поехать в больницу с этой ш… С ней. Я сдохну ещё до того, как приеду туда… Это было всё, что я смог, запинаясь, пробурчать. На большее я и не смог решиться, не смотря на весь бурлящий гнев и желание обозвать Сару всеми возможными словами. Под натиском стольких взглядов и «воспитания» в Лиге я морально не мог высказаться и сказать что-то плохое. Сама идея того, чтобы вставить своё мнение при отце, заставляла меня сильно нервничать и сомневаться в формулировке речи, а про Васаби и речи не шло. Странно, что я вообще хоть что-то сказал, не раздумывая. Я опасливо взглянул на главу семьи, предвкушая что-то страшное. Однако больше всего меня пугало то, что он вообще почти не изменился в лице. Если его бесконечные чёрные глаза, похоже на чёрные дыры, и какое-то подобие рта на подгнивших досках и железных прутьях можно было назвать лицом, конечно. Я на мгновение заметил, как его «плечи» чуть передёрнуло, но в остальном он оставался точно таким же непроницаемым и нависающим. Не знаю, хотелось бы мне иметь такую же угрожающую ауру. С одной стороны, мне её по горло хватало в школе, но с другой, возможно Сара бы стала точно так же уважающе или хотя бы менее нахально относиться ко мне?.. Нет. Я не хочу этого. Я не хочу быть таким же, как отец. Я хочу, чтобы меня знали как Джека Скамейски, а не как сына Скамейщика. Я хочу продолжить путь отца, ведя за собой Лигу, и продолжить дорогу к тому, к чему он так стремился, но я никогда не буду делать это так, как он. Сколько бы злобы и ненависти не таилось в этом месте, я не стану таким же беспощадным убийцей, каким все меня представляют. Чего бы мне это не стоило. Вновь посыпался еле слышный шёпот, и я боком почувствовал, как Сара глубоко вздохнула и смотрела на меня так, будто десяток колючек роз впивались в меня. Но я не сводил глаз с отца. То ли внимательно выжидая его ответа, то ли просто от страха встретиться взглядом с Саранчи. — Я знаю, — наконец захрипел он, также пялясь на меня, — что тебе может быть неприятно находиться с кем-то из Лиги. Однако сейчас у нас нет других свободных претендентов, которые смогут повезти тебя. У меня нет желания, чтобы твоё самочувствие ухудшилось, поэтому отправляйся в больницу на обследование. Приёмы будут оплачены. Похоже делать нечего. Смысла больше препираться нет, только хуже будет. Я молча кивнул и поплёлся обратно к автобусу, с желанием разрыдаться от боли и несправедливости. Забравшись, я плюхнулся на первое попавшееся сиденье и запрокинул голову на верх спинки, мечтая, чтобы этот день поскорее закончился. Но проблема была в том, что он только начался. Я тяжело вздохнул и стал молча наблюдать, как Сара запрыгивала на сиденье водителя, бросила на меня презрительный взгляд и отвернулся, заводя двигатель. — Вернулся обратно в восьмой класс и стал перед всеми выпендриваться? Умно. Но, я смотрю, что перед папочкой было как-то страшновато прямолинейно оскорблять меня, не так ли? Да завались ты уже, Господи. Лучше бы ты с Васаби мутила и ему мозги съедала, а не мне, честное слово. Чё я тебе сделал? Между прочим на правду не обижаются. Чёрные, где-то освещённые неоновым светом стены, приветливо встретили меня. Спустя около пары часов, показавшиеся мне тысячелетием, я, наконец, вновь оказался дома. Осталось преодолеть эту бесконечную лестницу, добраться до своей комнаты и лечь в свою самую мягкую в мире кровать, которая так и тянула руки, чтобы обнять меня и не выпускать до следующего лета. Мечты-мечты… Не смотря на то, что счастье было так близко, радости как таковой не было. Вся эта беготня туда-сюда с пяти утра, эта Саранча, которая налетела на меня как ураган, эта лестница, эти лабиринты больницы, пропахшие лекарствами и детьми… И ладно, если бы это всё было в обычный день. Но нет, это в день, когда я сильно заболел, треснулся головой и в отстойном настроении. И всем абсолютно плевать на это, что, впрочем, не удивительно, но только сильнее раздражает. Наконец, на подгибающихся ногах и в полностью измученном состоянии, я пробрался через лестницу, добрался до двери и с нескольких попыток повернул ручку. Моя родная засранная комната… Не думал, что когда-нибудь буду так скучать по ней. Не закрывая за собой дверь, я молча проковылял к кровати и грохнулся на неё, чувствуя еле заметное облегчение в ногах. Ну слава Богу, это закончилось… Кажется в больнице я только ещё больше заболел и чуть не упал в обморок. Зная меня, я сто процентов подхватил там какую-нибудь заразу и завтра проснусь с бубонной чумой. Это как раз в моём репертуаре. Не успел я облегчённо вздохнуть, как из коридора послышались приближающиеся шаги, пока мой наставший покой не нарушили заходом в комнату. Но я даже не попытался узнать кто это, пока до меня вдруг не донёсся запах какой-то еды, и я всё-таки приоткрыл глаза. Рядом со мной, на тумбочке, стояла небольшая тарелка варёной картошки и мяса, а рядом с ней — стакан ещё тёплого чая. Неужели кто-то всё-таки принёс мне поесть? Я был готов увидеть там кого угодно, но только не Сару, которая была единственным свободным участником в Лиге на данный момент. Опять. — Это сказали передать, чтобы ты не умер от голода. — в тарелку небрежно, со звоном, упала вилка. — А это ты опять забыл, — с явным раздражением прошипела Сара, кидая на мою кровать забытую в автобусе сумку. — И в грязной обуви на кровати не лежат. Идиот. Не прибавив больше ни слова, левая лапа Васаби с грохотом закрыла за собой дверь, и я услышал громкие быстро удаляющиеся шаги. Мой взгляд безразлично перескользнул с двери вновь на еду. Есть или не есть? Аппетита совсем не было, а подниматься нет вообще сил и настроя. Хотелось просто сжаться в комочек и дрожать от озноба, пытаясь согреться. Просто уснуть и отдохнуть, пересилив головную боль. Но с другой стороны, та лишившаяся аппетита и насытившаяся вчерашними пирогами чёрная дыра, сидящая где-то в желудке, робко и осторожно шептала: «Нужно поесть, чтобы у организма были силы. Иначе ты точно никогда не выздоровеешь». С этими мутными мыслями я пролежал около десяти минут на кровати, тупо уставившись в стену. Не пытался даже перевернуться на спину или в другое любое более удобное положение. Сам факт того, что я просто лежу на привычной твёрдой кровати уже устраивал. Мысли полностью затуманились, больше не имея какого-либо содержания, а дыхание лишь с хрипом вылетало наружу. Зачем пытаться поесть, когда можно просто лежать и ничего не делать? Зачем снимать обувь, когда можно просто валяться полутрупом на кровати? Была бы здесь Джимми, она бы точно отколотила меня за такие пессимистичные идеи и рано или поздно выпнула бы с кровати. И, возможно, была бы права. Какой бы голод или наоборот отсутствие аппетита не было, нужно иметь силу воли. Без этого никак, особенно когда ты «будущее Лиги и семьи». Нэх. По прохождению ещё нескольких минут, я всё-таки сгрёб со дна эту силу воли и на дрожащих и ноющих руках еле как сел на кровать, уставившись на тарелку пропитания и хрипло пыхтя. На краю оказалось несколько мною незамеченных таблеток, которые возможно облегчили бы мои страдания. С тяжёлым вздохом я уставился на еду и взял вилку в руку, нехотя оглядывая порцию. Не сказать бы, что после трапезы мне стало лучше. Скорее меня просто чуть не стошнило от сухой картошки и мяса, которые пришлось буквально заталкивать в себя. Но в итоге я смог проглотить всё, запить таблетки остывшим крепким чаем без сахара и упасть обратно на кровать, сбрасывая с ног кеды. Переоденусь потом. Грязная одежда раздражает, но не смертельно. А вот отсутствие отдыха как раз-таки смертельно для меня. Судя по настольным часам, уже наступил вечер. Слава всему святому, озноб, кажется, пропал, а вместе с ним и успокоилась головная боль. Ленивым взглядом я уже по десятом кругу обвёл однотонные стены, но в них ничего нового не появилось. Это такое странное чувство, когда ты вроде совсем недавно мечтал, чтобы все от тебя отстали и не мешали, а теперь думаешь о том, чтобы кто-нибудь зашёл и поговорил с тобой. Кто угодно. Ну, кроме Сары, конечно. Это, наверное, единственная женская личность здесь, к которой я не обращаюсь как «Мисс», что уж говорить. Да и трудно представить, чтобы эта нахалка хоть один раз заговорила со мной из добрых намерений, а не из-за того, что я опять случайно наступил ей на ногу или не проявил свою рассеянность и забывчивось во всех красках… Я вновь перевёл взгляд на часы. Кажется, Джимми уже давно должна быть дома. Может стоит ей позвонить и спросить как дела? Вроде как связь на этой неделе достаточно хорошая. Но стоит-ли сейчас? Вдруг кто-то из Лиги подслушает? Судя по тому, как присутствующие после моего приезда отреагировали на слова о «подружке», опасно звонить и разговаривать. Разве что можно переписываться, но я до сих пор не уверен в том, что моё личное пространство остаётся личным… Ясное дело, о ком подразумевали они под именем Джимми. Разве есть ещё какая-нибудь девушка в округе, которую называли бы таким именем? Пусть я и почти не знаю людей живущих в городе, очень сомневаюсь, что такая личность есть. И это ещё больше напрягает. Ранее в ещё более болезненном состоянии я не акцентировал на этих словах так много внимания и думал лишь о болезни. Но сейчас, когда воспоминания прояснились, меня вновь бросает в дрожь при мысли о будущем. Что-то не так. Определённо что-то не так. Только смог я подзабыть о возможной опасности, как оно само дало о себе знать. Эти странные взгляды, немые переговоры и подозрительное поведение… Знал бы я, что они значат. Возможно тогда было бы легче… Но я боюсь просто начать об этом разговор с отцом. Как я могу участвовать в переговорах, когда боюсь спросить даже родителя? Но мне нужно это сделать, рано или поздно. Хотя бы ради Джимми… Мои мысли вдруг прервал тихий скрип двери. Я тут же посмотрел в образовавшийся проём и заметил там пару тёмных глаз, неотрывно смотрящих на меня. По спине пробежал холодок, и я невольно чуть сжался. — Я зайду? — через несколько секунд прохрипел голос, продолжая смотреть меня. Я молча кивнул, заёрзав на кровати и укутываясь одеялом посильнее. Дверь полностью открылась, и отец прошёл в мою комнату, наконец, отворачиваясь от меня в сторону стола. Его тяжёлые шаги эхом пролетели по комнате, повторяясь в пространстве. — Как ты чувствуешь себя? — пройдя некоторое расстояние спросил он и молча уставился на мой стол, разглядывая небрежно раскиданные книги и тетрадки. Я зашевелился ещё больше, с волнением смотря за его действиями. Обычно отец никогда не заходит в мою комнату так глубоко. Он что-то ищет? Подозревает меня в чем-то? — Н-нормально… — запинаясь ответил я, вздрагивая от резкого беспокойства. — Я… Я буду дома где-то неделю, пока не поправлюсь… Сказали, что сильного сотрясения нет, поэтому нужно лишь отлежаться некоторое время в покое… — выдавил, наконец, я, торопливо вспоминая слова, сказанные мне в больнице. Последовал молчаливый кивок, и вновь наступила тяжёлая тишина. У отца была привычка делать большие пробелы в диалоге и подолгу не отвечать. Возможно он раздумывал над тем, что ответить. Не знаю, что творится в его разуме. Никогда не поймёшь ни по голосу, ни по взгляду, ни по действиям. Возможно он также как и я, часто находится в мире своих мыслей. Но какие это мысли? Только существу с телепатией дано узнать это… — Тебя что-то тревожит? — неожиданно спросил Скамейщик, медленно отодвигая гору тетрадей. — С чего ты решил? — набравшись решительности спросил я и стал рассматривать стену, чтобы случайно не столкнуться с ним взглядами. — Это заметно, — после очередной паузы последовал ответ. — Раньше ты разговаривал более уверенно и спокойно. Но сегодня ты явно чем-то обеспокоен. — на пол шлёпнулась тетрадь. — Просто… Сейчас конец учебного года и мы много контрольных работ пишем… Из-за этого у меня тревога и бессонница… — негромко пробурчал я и задумчиво уставился на упавшую тетрадь по химии. Доля правды в моих словах была. Но большая ли? Раньше я и правда говорил с отцом более открыто и не так нервничал по этому поводу. На то он мне и отец, чтобы излагать ему различные мысли. В детстве мне особенно нравилось его дёргать и забрасывать кучей вопросов, на которые обязательно нужно было дать ответ. Но год за годом после переезда в эту вселенную, мы начали отдаляться. Не знаю кто первый: я или он, но тем не менее между нами медленно, но уверенно, образовывалась стена. Мне не хотелось отвлекать его от обязанностей, не смотря на одиночество и страх, а у него было слишком много дел, чтобы уделять мне достаточно внимания. Порой при общении с ним мне кажется, что мы не семья, а просто коллеги, говорящие только по вопросам связанные с работой, из-за чего вскоре я научился говорить в более серьёзном тоне, а те комфортные разговоры на домашнюю тему полностью утратили себя. Видимо моя сегодняшняя запинающаяся речь сильно выделялась на фоне. — Это нормально, — через вновь нависшую тишину кивнул отец и неторопливо направился к моей кровати. Периферическим зрением я видел, как он пронзал меня своим взглядом, а затем с той же неторопливостью осторожно взял мою сумку за ремешок. — Когда на тебя возлагают много обязанностей это всегда нервирует. Но у вас скоро будут каникулы, не так ли? — Еге, — рассеяно кивнул я, беспокойно смотря на то, как Скамейщик открыл сумку и расстёгнул молнию маленького кармана внутри. Оттуда он молча вытащилмой паспорт и медленно скложил всё остальное обратно на кровать. — Я верну его тебе, — переворачивая страницы прохрипел отец, прежде чем я успеваю что-либо сказать. — Он нужен мне для заполнения некоторых бумаг. Не беспокойся, в них нет чего-то очень важного для тебя. — закрыв паспорт, он медленно развернулся и пошёл в сторону выхода неторопливыми шагами, видимо о чем-то задумавшись. Он было открыл дверь, но вдруг останавился и развернулся обратно ко мне, вновь будто затягивая своими глазами, похожими на чёрные дыры. Около десяти секунд нависаеттяжёлая тишина, и в конце я всё-таки поднимаю глаза на отца, пытаясь рассмотреть во взгляде его намерения. Но он остаётся всё тем неприступным и мрачным, не двигаясь с места и продолжая испепелять глазами. — Будь осторожен. Я не имею права выбирать для тебя друзей, но будь внимателен по отношению к тому, что говоришь. Противостояние сторон остаётся противостоянием. Я не желаю, чтобы у нас были проблемы из-за твоей неаккуратности и доверчивости. Сейчас не самое лучшее время, чтобы дружить с детективами, поэтому смотри в оба и сообщай, если видишь что-то подозрительное. Я надеюсь, ты услышал меня. — Насчёт ваших намерений… — начал было я, но отец после своей реплики тут же развернулся и вышел из комнаты, будто специально не давая мне сказать. Дверь с щелчком закрылась, и в коридоре зазвучали почти неслышные отдаляющиеся шаги. Я вздохнулся и откинулся на подушку, будто у меня снова подскочила температура. Ну и что ты хочешь этим сказать? То, что я не могу общаться со своим единственным другом, который поддерживает и веселит меня? Зашибись. Можно подумать, я бы выжил тут, если бы Джимми не было… Не смотря на строгий наказ родителя, мне ужасно не хочется выполнять его по многим причинам. Джимми, наверное, оказалась единственным человеком, что согласился поддерживать и развлекать меня всю школьную жизнь, не смотря на моё постоянное ворчание и порой истерическое поведение. Кто бы мог подумать, что у девочки, закрытой в себе и будто немой весь первый класс, вдруг развяжется язык, и она станет чуть ли не самой болтливой персоной в классе, что всегда найдёт тему для разговора? Можно сказать, мы оба попали в детстве в тяжёлую жизненную ситуацию, но только после неё Джимми оклемалась и стала только позитивнее, а я… Впрочем, я думаю, самое худшее уже позади. Не смотря на непрекращающиемую бессонницу, кошмары и паранойю, дела обстоят куда лучше, чем несколько лет назад. Я вспомнил день, когда меня только привели сюда, посадили здесь, в этой комнате, и мне было очень страшно сидеть в тихом одиночестве. Но потом я услышал знакомое цоканье в коридоре, которое издавала мамина обувь на каблуках, когда та ходила в ней по дому. Со скоростью света я спрыгнул с кровати и плача побежал к двери, чтобы как можно скорее прыгнуть в объятия матери и успокоиться. Но когда дверь передо мной открылась, вместо мамы я увидел на пороге рыжеволосую женщину, которую потом я буду знал, как Сара Энн. И, не смотря на воспитание, я закатил там такую истерику, что чуть ли не вся Лига собралась возле моей комнаты, а отцу потом пришлось за меня отдуваться и утешать. В какой-то степени хорошо, что это случилось давно, а не когда я был уже постарше. Иначе, чем взрослее, тем ближе к сердцу я бы воспринял эту ситуацию и наверное разнёс бы там весь штаб. Хотя кто знает, может к тому времени я бы вырос более стойким и крепким мальчиком и смог бы спокойно перенести все эти происшествия… Проводя многие часы за мыслями и воспоминаниями, так я пролежал на кровати весь оставшийся вечер. Мне не хотелось ничего делать, кроме как лежать и философствовать над всем, что приходило в голову. Но ночью дела обстояли куда хуже. Температура поднялась, и мои мысли вновь заволокло туманом, в котором я думал только о жа́ре и о самой не мучительной смерти, чтобы облегчить мои страдания. Так часто бывает, во время болезни время замедляетс, я и ты просто лежишь бесконечную сотню часов в постели. Наконец, не выдержав, я отлип от кровати и пошёл в сторону выхода, качаясь как лодка во время шторма. На лестнице я как всегда споткнулся и чуть не размазал свою рожу по ступенькам, но рано или поздно добрался до столовой, отыскал там таблетки и вернулся обратно к себе, проведя остаток ночи в уже более комфортном состоянии, и вскоре сам не заметив провалился в сон. Утром я проснулся либо от очередного кошмара, либо от орущих сообщений, исходящих из моего телефона. Так или иначе, я проснулся с отбитым настроением и без энтузиазма нащупал телефон, уставившись в экран, на котором красовались пятьдесят пропущенных сообщений. В основном они состояли из ругательства Джимми на то, что она не попадает по клавиатуре. — « Скамейски вы сдохли? Моргните 2 раза если да » — « Моргаю. » — « Оаоаладрло ну наконецто я думала ты не ответишь Как чувствуешь себя? » — « Хреново. Вчера еле доехал до больницы. Ночью чуть не умер от температуры. » — « Ну ты капец :р Как ты мог так разболеться изза дождика? Башка у тебя там как? » — « Сказали сильного сотрясения нет, но лучше не вставать. И ещё громко слушать не музыку и долго в телефоне не сидеть. Так что я недолго переписываться буду. » — « :(((( Ну хоть иногда писать будешь????? » — « Буду. » — « Ураааа оалалпоаоа Тогда напиши мне вечером я щас маме с готовкой помогаю » — « Ок. » Отложив телефон в сторону я протёр глаза и вновь уставился на вечно тёмные стены, освящённые неоновыми фонарями, раздумывая чем заняться во время своего больничного. Чем лучше мне становилось, тем более разнообразными и лёгкими становились дни, если можно их так назвать. И, не смотря на мою сильную тоску по свежему воздуху и Мартине, я смог найти довольно много занятий, которыми смог себя развлечь во время своего заключения. Я завязывал узелки из одеяла, вытаскивал торчащие из подушки перья, выцарапывал рисунки на кровати с помощью вилки. Придумывал государства и свои вселенные, а когда в комнату приносили еду, то воплощал их в реальность, разделяя виды пропитания на тарелке на различные государства, между которыми происходило вечное противостояние. Было очень интересно продумывать для каждого свою стратегию до тех пор, пока в пылу сражения макарон и тушёнки я случайно не опрокинул тарелку на пол. Ну, зато было весело. До какого-то времени. Когда мне стало настолько хорошо, что было легко вставать с кровати и ходить по комнате, я занялся уроками и рисованием, которое ненавидел из-за своих ужасных каракуль, но оно часто помогало мне расслабиться. Может я и не такой любитель рисования как Джимми, но мне нравится проводить время за этим занятием, например рисовать завитушки или машины. Я часто хожу погулять вокруг зданий и посмотреть на автомобили или другой транспорт, чтобы потом зарисовать их на бумаге и потом повесить где-нибудь возле шкафа. Я уставился на огрызок бумаги, уже заполнившийся фигурами и завитками, нарисованными бездумно во время витания в своих мыслях. Что-то в них есть. На уголке бумаги осталось немного пустого пространства, и я стал думать, как будет лучше его заполнить. Притупленным карандашом я быстро начеркал там большого толстого кота, но потом, подумав, аккуратно вырисовал рядом с ним Джимми, криво зашртриховав ей волосы. Похоже, готово. Я поднялся со стула и было подошёл к стене, чтобы повесить на неё своё художество, но на половине пути остановился и заколебался. Стоит ли его вешать сюда? Немного подумав, я решительно направился обратно к столу и осмотрел его. Затем, сложив бумагу пополам, я положил её между страницами одного из учебников и захлопнул книгу, хмуро оглядываясь по сторонам. Надеюсь так будет лучше. Всё ещё неуверенно смотря на место своего тайника, я отошёл в сторону и сел на кровать, нервно щёлкая пальцами. Стоит ли это делать? Может это плохая идея? Нет-нет, точно не стоит… Но… Разве есть в этом что-то плохое?.. Колеблясь ещё несколько минут, я всё-таки быстро спрыгнул с кровати, подошёл к столу, распахнул учебник обратно и взяв тот листок, быстро написал на нём кривым почерком. Дописав, я взял его в руки и вновь перечитал свою писанину. — Твою скамейку, — прошептал я, хмурясь, — я же ручкой, а не карандашом написал… Но обратного пути нет. Со вздохом я засунул свой рисунок обратно в книгу, закрыл её и вновь впал в задумчивость, во время которой тысячу раз пожалел о своём решении.***
— Не бегать по коридору! — прокричала я сквозь непрекращаемый шум проносящемуся как молния школьнику, который после моего приказа от испуга грохнулся на пол. — Вот как это понимать?! — воскликнула я, обращаясь к своей подруге Хуаните Кусты, которой сегодня выпало дежурить по школе вместе со мной. — Почему все игнорируют правила безопасного поведения в школе? Бегают, прыгают, дерутся. Обезьяны, что ли, не могу понять! — Pero tú mismo haces lo mismo… — осторожно напомнила Хуанита, накручивая на палец локон своих кудрявых чёрных волос и бегая взглядом по ученикам. — Ну и что? Не постоянно же, в отличии от некоторых. — я шумно вздохнула и оценивающе осмотрела толпящиеся кучки людей. — Ну и где Джеки? Обещал сегодня не опоздать, а прийти пораньше. — Espero que no te haya mentido… — Он? Да ну, он не мог так сделать. Только если опять не обиделся из-за чего-то. А так я в жизни не поверю, чтобы он обманул меня, о чём бы не говорил и что бы не делал. Джеки — отличный друг, на которого можно положиться, поверь мне. — Sí, — кивнула Хуанита и уставилась в дальний конец коридора. — Especialmente considerando el hecho de que no existe amistad entre un hombre y una mujer. — Что-о-о? — воскликнула я и возмущённо посмотрела на свою подругу, переминаясь с ноги на ногу. — То есть наша давняя дружба с Джеком вообще ничего не говорит тебе? — Oh, lo siento… No quise ofenderte. — виновато прошептала она, удивлённо и испуганно поднимая на меня глаза. Я глубоко вздохнула, всё ещё в гневе смотря на подругу, но всё-таки молча кивнула, успокоившись и ободряюще улыбнувшись. — Ладно, и ты извини. Не знаю чё на меня нашло с самого утра… — Предотвращая повисшее неловкое молчание между нами, я переменила тему, оглядываясь по сторонам и вглядываясь в проходящих мимо людей. — Слушай, по-моему я вижу эту скамейку… Всмотревшись в толпу снующих туда-сюда людей, я заметила среди них знакомую фигуру со всклоченными рыже-желтыми волосами, которая явно искала кого-то или что-то, хмуро и непонимающе оглядываясь по сторонам. — Э-э-эй! Джеки! Мы здесь! — закричала я, взмахивая руками и подпрыгивая, стараясь привлечь к себе внимание. Наконец он заметил нас и большими шагами, протискиваясь среди учащихся, направился к нам, сунув руки в карманы и пялясь себе под ноги, дабы не наступить на кого-то. Вроде прошла всего неделя, а такое чувство, что я не видела этого балбеса целую вечность. — Здоро́ва! — весело поприветствовала я Скамейского, продолжая махать руками перед его хмурым лицом. — Я уже и забыла, как выглядит твоя скамейская морда. Как дела у тебя, а? — Hola… — застенчиво поздоровалась Хуанита, подходя чуть ближе ко мне и с опаской поглядывая на Джека. — А? А, да, hola hola, — сонно поздоровался друг и прижался плечом к стене, потирая лицо рукой. — Дела могли бы быть и получше. — Ой, кстати, — спохватилась я в нетерпении, прягая перед ним и крутясь в разные стороны, отпрыгивая от проходящих мимо людей, — пока ты там болел, я прикупила себе новые штаны. Во, смотри! — я кивнула на надетые на мне чёрные штаны с кучей карманов и ленточек, которые были довольно большие по размеру и извивались на ветру, но это только придавило им крутости. Джеки посмотрел на них и, ещё больше нахмурившись, оглядел критическим взглядом. — Ты будто наложила в них, — пробурчал Скамейски. — Чего? Да ты офигел?! Это самые молодёжные и модные штаны, которые только возможно найти! И вообще, знаешь, что? — возмутилась я и схватила Джека за край его белой рубашки. — Вот это что, Скамейски?! Что за белая рубашка?! У нас дресс-код: чёрный верх, чёрный низ. Какого дьявола на тебе белая одежда, м?! — То есть ты только сейчас заметила, что я весь этот год носил рубашку?.. — Oye, no peleemos… — вмешалась в наш разговор Хуанита, тем не менее не прекращая следить за коридором. — Мы ссоримся? — со смехом спросила я подругу, отцепляясь от Джека. — Не-е-е, это ещё не ссора. Это такая, дружеская дисскуссия. Мы только из добрых намерений и чтобы поржать. Да, Джеки? — Конечно. Так и есть, — с сарказмом ответил Скамейски, всё ещё недовольно смотря на меня. — Господи, как же я соскучилась по твоему вечному ворчанию. А то Хуанита не такой ворчун, как ты, дам? — она молча кивнула, смотря за какой-то тусовкой у дальней стены. — Ой, а помнишь какой ты был, когда мы ещё в первом классе были? — без упрёка в голосе спросила я Скамейского, неторопливо шагая вдоль стены рядом с ним. — Самым прелестным ребёнком на всём белом свете, — мрачно ответил Джеки, шагая вслед за мной. — А ещё очень смешнявый. Помнишь, у нас был концерт в старой школе, на который тебя как самого умного ученика позвали? «А сейчас Джек Скамейски из 1 «Ё» расскажет нам стихотворение про ёлочку!». И ты с выпученными глазами выходишь на сцену, где минуты две просто стоишь и со слезищами смотришь на зрителей, а потом, скукожавшись, начинаешь рассказывать вообще другой стих. — Да, Джек Скамейски чуть не упал в обморок, как смешно. Хи-хи-хи, — передразнил меня он. — Ой, да ладно тебе. Весело же в первом классе было, да? — Еге… — последовал задумчивый ответ, пока я продолжала засыпать Скамейского другими различными вопросами и воспоминаниями.***
Мартина со своим другом стали быстро отдаляться от меня, шушукаясь и разговаривая о чем-то. Они вообще помнят, что нужно дежурить?.. Видимо нет. Надеюсь Мартину не поймает её мама за гулянием. Иначе влетит не только ей… Но и мне, видимо. — закончила мысль я, удручённо смотря за тем, как миссис Монстр отругала эту несчастную парочку и теперь решительно направилась ко мне.