Хрусталь из чувств

      Всхлипы из разных углов комнаты уже начинают давить на итак расшатанные нервы. Сколько вообще здесь собралось девушек? Маленькая комнатка в которой нас запер Реммао едва ли выдерживает такое количество людей. Я и сама не выдерживаю. Голова жутко болит, и мне приходится усердно массировать виски, дабы облегчить боль. Понимаю, что от меня мало что зависит, но каждый раз, когда взгляд встречается с опухшем от слёз лицом Дии, желаю что-то предпринять. Мы все пешки в этой глупой игре, в которую усердно пытаются играть местные вельможи. Все хотят угодить фараону, забывая о своей чести и достоинстве. Так некоторые главы семей не стесняются отдавать дочерей в лапы мерзавцем, прекрасно осознавая, куда они будут проданы и зачем. Нам с Дией повезло куда больше чем им. Нас никто не продавал, и тем более мы не ощутили вкус предательства. Сироты, не имеющие никого за своей спиной. Нас просто схватили тёмной ночью охотники, которые приехали в Гермополь, чтобы изловить, а затем уничтожить черномагов. Ещё вчера утром я переживала насчёт нашего дара, опасаясь быть пойманной, а уже сегодня сижу в комнате с такими же, как я. Только уже по другой причине. Ну не шутка ли? Мы шли с Дией выполнять очередной заказ. Местный жрец попросил проникнуть в сон его дочери, чтобы узнать, кто был причиной её плачевного состояния. Мы не дошли буквально несколько метров, как руку Дии схватил мерзкий охотник из столицы. Оказалось, у приезжих была не только цель истребить черномагов, но и набрать молоденьких симпатичных девиц в гарем охотников. Я была наслышана о том, что девочек с раннего возраста готовили отдать в подарок фараону. Их учили женскому ремеслу, танцам, ласки и прочим наукам. Издавна такая роль была почётной. Иногда, я тоже задумывалась об этом, когда в очередной вечер нам приходилось ночевать на улице без куска хлеба. Но сейчас, смиренно ожидая своего часа, я понимаю, что ни за что не соглашусь на роль наложницы для того, кто будет счастлив поймать такую, как я. Дверь со скрежетом отворилась, впуская внутрь дневной свет. Приходится закрыть рукой глаза, чтобы окончательно не ослепнуть. — Идёмте, — раздаётся властный голос Реммао, который со всей важностью оглядывает нас сверху вниз. — Приведёте себя в порядок. Приедет эпистат, чтобы отобрать лучших из лучших.       Хочется вскочить с места и вцепиться ногтями в лицо Реммао. Только есть ли в этом какой-то смысл? Он с детства обучал нас с Дией некромантии. С детства был нашим наставником, готовил нас к важным делам. А теперь так легко отдаёт на растерзания мужчинам, которые по долгу не видят женщин из-за своей охоты на черномагов. Вот так просто. Он даже не смотрит на нас, не замечает, будто мы букашки, которые недостойны ни единой секунды внимания от него. Будь ты проклят. Все покорно начинают вставать с пола, в слепой надежде направляют взгляды на мерзавца. Если он не пощадил тех, кого растил с детства, о чём вообще могут мечтать эти несчастные? Я тоже встаю с места, трезво размышляя, что злость и ненависть ничем не поможет в данной ситуации. Я аккуратно беру Дию за предплечье и стараюсь поднять на ноги. Подруга смотрит мне в лицо, её взгляд наполнен всепоглощающей пустотой. Мне жаль. Хочется обнять, клятвенно заверить, что у меня есть план по нашему спасению. Дия оживает, словно находит в моих глазах то, что было так необходимо, но затем так же быстро потухает, когда понимает, что я такая же опустошённая, как и она. Я хватаю подругу за руку, крепко сжимаю ладонь. Всё обойдётся, непременно мы придумаем, как выбраться из болота, что спешит затянуть нас в свои недра. В конце концов мы не обычные люди. Мы черномаги. На худой конец залезу в голову охотнику и разорву нити страсти и похоти. И Дию непременно заставлю проделать этот трюк. Как бы там ни было, но я не разделю ложе с тем, с кем не желаю сама. Мы доходим до купальни, и все замирают в тот час, когда понимают, что Реммао не собирается покидать нас. — Вымойтесь, как следует, — командует он.       Все продолжают стоять, а Дия продолжает ластиться ко мне, прижимаясь близко настолько, насколько это было возможно. Если бы была такая возможность раствориться или исчезнуть, уверенна, Дии не стало бы уже через минуту. Мои размышления прерывает пронзительный крик. Я мечусь из стороны в сторону, пытаясь найти источник шума. Сердце болезненно сжимается, когда я замечаю распластавшеюся на полу шестнадцатилетнюю девочку. Мы познакомились с ней утром, когда Реммао притащил бедняжку в клетку, так безжалостно захлопывая замок. Не зная, как успокоить дитя, я чувственно пообещала вытащить нас, но обманула. Жестоко солгала и поплатилась за это. Девочка вылила себе на голову кувшин с кипятком. Кожа моментально поменяла окраску в багровый цвет, и на некоторых участках стали появляться волдыри. От ужаса, я прислонила ладонь ко рту, а тело начало пробивать крупной дрожью. — Проклятье! — выругался Реммао.       В купальню бесцеремонно вошли слуги наставника, и словно девочка ничего не весила, закинули к себе на плечи, будто пёрышко. — Мы все погибнем, — прошептала Дия. — Окажемся в лапах Анубиса. — Тише-тише, — закрывая от всех, я обняла подругу, нежно проходясь ладонями по кудрявым волосам. — Мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем.        Несмотря на успокаивающие слова, я осознала, что лучше мы умрём, как черномаги, чем нас будут использовать в своих грязных целях охотники.       Нас привили в огромный зал, который сопровождался колоннами и аккуратным фонтаном в центре. Я знала это место. Реммао приводил нас сюда несколько раз, когда было необходимо укрыться от лишних глаз. Реммао был одним из главных жрецов в городе, но только мы знали кем не самом деле он являлся. Он был наставником таких, как мы. Близким человеком, который был в силах объяснить, что происходит с твоей душой, когда неокрепшие силы проявляли себя ещё в детстве. Он был своего рода отцом для сирот. Тем кто может помочь и объяснить твоё предназначение в жизни. От этого было ещё противнее, чем остальным. Для меня Реммао был всем миром, проводником в другую жизнь. Только он без доли сожаления сейчас отдаёт мою душу тому, кто убьёт меня при первой же возможности. Про приезжего из столицы эпистата давно ходили разного рода слухи. Кто-то был рад, что наконец приехали те, кто сможет избавить Гермополь от черномагов, а кто-то, такие, как я, в ужасе дрожали от страха, стараясь не пересекаться с охотниками. Реммао ещё в начале говорил о том, какая нечеловеческая чуйка у эпистата. Говорил, что он без сожалений расправляется с такими, как я, придумывая каждый раз новые более жестокие казни, чем прежде. А теперь наставник стоял с опущенной вниз головой и покорно ожидал эпистата. — Станьте в одну линию, — послышался грубый мужской голос. — Живо!       В комнату вошёл мужчина, без интереса осматривая каждую девушку. Его огромные руки грубо хватали девичье тело, осматривая их совершенства. У наложницы не должно было быть шрамов, даже ели видимого синяка, врождённого дефекта и родимого пятна, которое считалось непозволительным для женского тела. Охотник подошёл к девушке, которая стояла в самом конце, видимо надеясь, что останется незамеченной. Она была красива, даже я, что никогда не бралась оценивать других, заметила это. Тёмные, без единого яркого цвета, глаза смотрели в сторону, ища взглядом поддержку. Кудрявые, угольные волосы, что доходило до поясницы. На ней было минимум одежды, на нас на всех. На стройной фигуре было надето лишь платье из нитей, которое прикрывало женские соски металлическими кругами, и интимное место, которое было прикрыто шёлковой узкой тканью. Охотник от увиденного расплылся в довольной улыбке, а его рука потянулась к лицу девушки, почти что ласково касаясь её щеки. — Хороша, — весело проговорил мужчина, оборачиваясь и одаривая таких же, как он, охотников. — Господин, — осмелилась подать голос девушка, с мольбой осматривая охотника. — Прошу, отпустите… У меня остался маленький братик… Он не сможет выжить без меня, — на глазах девушки появились непрошеные слёзы, и мужчина увидя их сморщился от неприязни.       Я давно знала, что мужчины не переносят женских слёз. Об этом рассказывала женщина, которую мы встретили с Дией в одну из ночей. Её выгнал муж из дома, запретив общаться с детьми. В какой-то степени, она заменила нам мать, рассказывая о жизни всю правду. Она стала блудницей по воле судьбы. Мы никогда не осуждали женщину, понимающе кивали, когда она каждую ночь выходила на местные улицы в поисках заработка. Но вскоре, названная мать пропала. Мы так и не узнали, что с ней стряслось. Реммао, когда ещё был нашим наставником, говорил без колкостей о том, что случалось с блудницами. У мужчин, часто стералась грань между реальностью и фантазиями. Опьянённые властью, они могли сотворить всё что угодно с бедными женщинами. Девушка, что обращалась к охотнику, послушно ожидала его ответа, но он лишь пошло продолжал глазеть на неё. — Господин, — подала она голос снова. — В гарем к охотникам, — твёрдо произнёс он. — Нет! Нет! Пожалуйста, я прошу вас! — вопила бедная, но грубые мужские руки уже тащили её в толпу, которую уже успели отобрать для себя.       Так происходило со всеми, кого осматривал тот охотник. По всей видимости, он делил девушек на два гарема, и от этого становилось ещё хуже. Не знаю наверняка, где лучше быть наложницей. В гареме изголодавшихся мужчин, где не будут проявлять уважение к женщине, где ты будешь всего лишь рабыней. Или же, в гареме фараона. Там ты наверняка познаешь всю прелесть богатств и золота, но превратишься в птицу в клетке, пусть и драгоценной клетки. Никогда не желала себе такой участи, как и Дии. Мужчина подошёл к подруге, хватая ту за талию. Я хотела выйти вперёд, закрыть Дию от любопытных глаз, но мой порыв прервало появление эпистата. Я сразу поняла, что это именно тот, о ком говорил весь город.       Он весьма отличался от других охотников, хотя на них и были одинаковые фараоновские метки. В два метра высотой, он смотрел на всех присутствующих сверху вниз, обжигая своим ледяным взглядом. В его глазах, цвета пасмурного неба, была неприязнь ко всему живому, словно по умолчанию было понятно, что он лучше всех остальных. Его взгляд выражал абсолютное безразличие ко всему происходящему. В отличие от коллег, он не проходился жадными глазами по красавицам. Было ощущение, что мы были ему не интересны. Не ровня мы ему. Он был мускулистым, а его плечи едва ли могли втиснуться в узкий проход. Он напоминал неприступную гору Синай. Такая величественная и могущественная, как он сам. — Чего вы возитесь? — недовольно проговорил он, обращаясь к мужчине, который крепко держал Дию. Эпистат небрежно отодвинул охотника, заставляя отпустить подругу. — Отойди. Мужчина грубо схватил Дию за плечи, заставляя развернуться к нему спиной. Дия пискнула от неожиданности, но продолжала стоять на месте, плотно сжимая губы, чтобы он не слышал надрывистый плач. Эпистат крепкой рукой схватил кудрявые локоны отодвигая их в сторону и представляя себе на суд обнажённую спину подруги. Я знала, что Дия не имеет шрамов и родимых пятен. Знала, и поэтому старалась не встречаться с ней взглядом. Её возьмут в гарем без особых разбирательств. — К фараону, — сухо скомандовал эпистат, хватая Дию за предплечье и резко толкая в толпу остальных несчастных. — Теперь ты.       Мужчина подошёл ко мне, возвышаясь надо мной. Я из-за всех сил сдерживала себя, чтобы не взглянуть на него. Ведь стоило нам столкнуться друг с другом напрямую, всё полетит к Анубису. Начну кидать в его сторону всё, что думаю, и тогда шансы на моё уничтожение резко возрастут. — Открой рот, — скомандовал он, и я неосознанно, от страха, подняла глаза на него. — Чего высматриваешь? Оглохла?       Его белёсые волосы несколькими прядками свисали со лба, от того он смотрелся ещё более устрашающим, нежели, когда был на расстоянии от меня. Он был со всех сторон противоречив. Такое могучее тело, наполненное жизнью и силой. И бледная, словно у мертвеца кожа. Взгляд лишённый жизни и всякой радости. В нём была чётко поставленная цель, и ничего более. Он не вытерпел моего неподчинения, одаривая ненавистным взглядом. Мужская рука обхватила меня за шею, подталкивая ближе к себе. Не думая о последствиях, я выставила ладони перед собой и упёрлась ими о твёрдую мужскую грудь. Кожа у эпистата была холодной, будто бы не было на улице той невыносимой жары. Словно погода не действовала на него, и у такого человека имелась собственная температура. Вторая мужская рука обхватила мой подбородок с болью сжимая его, заставляя открыть рот. Эпистат спешно взглянул, а затем, не смотря в мою сторону, оттолкнул в противоположную от Дии толпу. — В гарем охотников, — вынес вердикт эпистат. — Но господин, — решительно вмешался Реммао, делая шаг вперёд. — У Эвтиды замечательная кожа. Она не имеет никаких изъянов и увечий! Не думаю, что разумно отправлять такую красавицу на растерзания вашим охотникам.       Ах, ты мерзавец, Реммао! Вон что удумал! Хотел во что бы то ни стало подложить нас под самого фараона, преследуя свои собственные цели. От решения эпистата и злости наставника, я почувствовала радость, которая не посещала душу вот уже несколько дней. Я придумаю, как выбраться из этого болота, но вот Реммао пожалеет о том, что подумал, что в силах управлять нами. Эпистат недовольно посмотрел на Реммао, делая шаг в его сторону. — Я не ослышался? — взревел он. — Думаешь, что можешь оспаривать мои решения? — Реммао тут же запаниковал, опуская взгляд в пол. — Извините, Великий эпистат, — прошептал бывший наставник.

***

      Я шла уверенной походкой, каждый раз прокручивая в голове единственную цель. Читала молитвы и просила бога Шаи смилостивиться и принести удачу. Просила пропавшую из детства блудницу помочь сбежать от не желанной участи. Умоляла бога Ра принести победу в таком нелёгком сражении и оставить в живых ни в чём не виноватых девочек, что сидели сейчас в темницы и проливали незаслуженные слёзы. Я всегда знала, что моё милосердие обернётся против меня. Кажется, этот момент наступил. Иду, прокручиваю в голове путь, что обрисовала одна девушка, которая служила верой и правдой Реммао, и знала каждый уголок этого дома. Неспешно ступаю по коридору. Иду к нему. Сама не уверенна, что задуманное мной получится. Но услышав историю одной из рабынь, понимаю, что выбора нет. Где-то на затворках души глупо надеюсь, что эпистат прогонит, посмеётся надо мной, бросит в лицо колкую фразу, унизит. Заставит поверить в то, что я не имею никакого веса в наших судьбах, и моё слово ничего не значит. Но попробовать всё же стоит. Я черномаг. В моих жилах по определению течёт кровь наполненная мощью и силой, что не снилась обычному человеку. Подхожу к нужной двери и настойчиво стучу. Слышу приближающие шаги и мой настрой тут же улетучивается. Ещё несколько минут назад я была переполнена героизмом и желанием помочь хотя бы одной из нас, а сейчас хочу бежать без оглядки, не оборачиваясь. Хочу, чтобы охотник, дежуривший в эту ночь, решил пойти проверить важного человека для фараона, и наткнулся на меня. Желаю, чтобы схватил за руку и повёл обратно в тюрьму. Заставил с мучениями ожидать своего часа. Кровь застывает в жилах, когда дверь в комнату отворяется и у меня перед носом появляется подтянутая мужская грудь. Эпистат удивлённо рассматривает моё лицо. Отлично, я застала его врасплох. — Зачем явилась? — удивление сменяется раздражением, а на меня снова негативно воздействуют его пустые глаза. — Так и будешь стоять?       Эпистат выглядывает из-за двери, видимо в поисках охранника, а я уже представляю, как меня ведут под руки прочь от мужчины, который не перестаёт насмехаться надо мной. Я ужасно боюсь его, но ещё страшнее оказаться перед судом Осириса с чёрной, как его мантия, душой. Перед глазами проскальзывает образ девушки, что не может оставить маленького брата. Пользуюсь моментом, проскальзываю в комнату, когда эпистат выходит в коридор, чтобы позвать охранника, но не успевает. Сжимает кулаки и гневно смотрит в сторону комнаты. Я прохожу внутрь, отмечая в голове, как неплохо быть под боком у фараона. Огромная площадь во власти одного человека. Такую кровать, как у него я видела во снах чиновников, когда пробиралась в их головы. Каждая ваза, каждая безделушка кричит о статусе и возможности мужчины, что здесь живёт. Злость всё больше вытесняет мой разум. Надо бы извиниться, сказать, что поддалась мимолётному желанию помочь, но во время передумала. Вместо этого, гордо задираю подбородок и с вызовом смотрю на него. Моей смелости, он даже усмехается и в его глазах можно найти искорку любопытства. Ему интересно, что именно побудило меня на такой опрометчивый поступок. — Хотела попросить вас, — уверенно начинаю я, но задор угасает с каждой секундой, когда вижу насмехающееся лицо эпистата. — Я сказала что-то смешное? — переспрашиваю я. — Я похож на человека у которого ты что-то можешь попросить? — лицо улыбается, но тон голоса серьёзен. — Ты либо глупая, либо смелая… Но смелая ты, потому что глупая, — заключает он, но не торопится выпроводить меня прочь из комнаты.        Я пользуюсь молчанием мужчины и тараторю настолько быстро, насколько это возможно. — Наима — девушка, что вы определили в гарем охотников, — на слове гарем, замедляюсь, противно в слух произносить свою мерзкую судьбу. Эпистат молчит, внимательно слушает, суживает хищно глаза, готовясь напасть. — У неё маленький брат. Они круглые сироты. Если вы заберёте её, то мальчик умрёт от голода!       Я чрезмерно горда тем, что осмелилась произнести в слух свои мысли перед лицом смерти. — И что с того? — равнодушно произносит он, а моё сердце замирает в разочаровании. — Чего ты хочешь, непослушная? — Ну как же? — уже не так бойко спрашиваю я. — Он умрёт без сестры. Не выживет. Вы обрекаете мальчика на вечное одиночество и страдания!       Слёзы медленно стекают по лицу, скапливаясь в ямочке возле ключиц. Народ Гермополя ещё смеет обвинять в хворе черномагов, не подозревая кто на самом деле настоящее зло. Мужчина внимательно рассматривает моё лицо, словно считывает весь клубок мыслей в голове. — Эвтида? — спрашивает меня, и я утвердительно киваю. — Чего ты хочешь? — Отпустите Наиму к брату, — шёпотом прошу я, взглядом молю выполнить просьбу. — Просто так не могу, — эпистат проходит вглубь комнаты, усаживаясь на кресло из чёрного дерева. — Что ты можешь дать взамен, Эвтида? — произносит моё имя так, словно пробует его на вкус.       Знала, что не будет так просто. Знала, что я никто в мире фараонов и его служителей. Знала, что я всего лишь выскочка, которая зачем-то вершила чужие судьбы. Нервно смахиваю слёзы с лица. Трясущими руками тянусь к началу юбки и пытаюсь развязать узел на пояснице. Я и так заявилась к жестокому мужчине практически обнажённой, хуже уже не будет. Ведь, да? Как только руки расправляются с узлом, золотистая юбка падает к ногам, предоставляя на вид эпистату оголённые длинные ноги и женское лоно. Мужчина смотрит не отрываясь, похоже он этого и ждал, когда спрашивал чем я готова отплатить за свободную жизнь Наимы. Я уже расправилась с топом, который будто пёрышко упал рядом с тканью юбки. Я стою обнажённая перед эпистатом. Не шевелюсь, не моргаю, не дышу. Боюсь, как же я боюсь его. Но всё-таки произношу: — Заберите мою невинность.       Эпистат не хотя встаёт с кресла и подходит ко мне. Я впервые настолько близко стою к мужчине. Приходится приподнять голову, чтобы посмотреть на его лицо. Но оно молчит, не выражает ничего, как будто перед ним стоял его подчинённый. Его глаза блуждают по оголённому телу, засматриваются на часто вздымающуюся грудь. — Думаешь, твоя невинность так дорого стоит? — произносит он, отрываясь от обнажённого участка кожи. Я сгораю от стыда. Мысленно бью себя по голове за резкий порыв помочь несчастной девушки. Будто бы несчастнее её нет никого. Отрезвляюсь, смотрю на мужчину, а щёки пылают ярком пунцом. Спешу прикрыть грудь руками, а затем поднимаю одежду с пола и разворачиваюсь к нему спиной. Пытаюсь поскорее натянуть на голое тело ткань, но моё запястье перехватывает грубая рука. — Я не говорил, что не согласен, — произносит спокойным тоном он.        Только вот кажется, что теперь я не готова пойти на такое по собственной воли. Какая же всё-таки дура! Смотрю в стену с широко распахнутыми глазами. Не знаю, смогу ли уйти без потерь. Аккуратно отодвигаюсь от эпистата, но вторая мужская рука обхватывает талию, прижимая спиной к торсу мужчины. — Испугалась, Эвтида? — шепчет он в шею, горячий воздух моментально опыляет кожу.       Я стою на месте, не решаясь пошевелиться, пока мужские пальцы неторопливо изучают изгибы тела. Закрываю глаза, старательно сглатываю ком, что образовался в горле. В душе творится настоящий хаус. Всё Боги Египта в один миг ополчились против меня. За что? За моё безрассудство. Шершавая ладонь прикасается до плоского живота, неторопливо поглаживает его. Где-то внизу, в месте о котором мне ничего не известно, распускается цветок. Ловлю себя на мысли, что новое чувство приятное, волнующее, трепетное. Не так я представляла в голове свой первый раз с мужчиной. Думала, что буду любить, грезить о нём. Буду готова отдать за него всё, что имею. Буду поскорее желать слиться воедино. Но вся моя жизнь, с самого начала никогда не шла мне на уступки. И мужчина, что томно дышит мне в шею, ласкает рукой живот, не торопясь спускается к самому важному, не является героем моих фантазий. Эпистат не торопиться коснуться меня там, его рука нарочно обходит важное женское место, дотрагиваясь до бёдер. — Развернись и посмотри на меня, — шепчет мужчина, но даже в интимной тишине проскальзывают нотки приказа, и я послушно выполняю его. — Посмотри, Эва.       И я смотрю. Осторожно рассматриваю лицо мужчины, которого не знаю. И узнать не хочу. Его взгляд расслабленно блуждает по моему телу, его руки, словно я самое дорогое, что есть в его душе, обследуют каждый участок. Он хочет меня, и он получит. Убеждаю себя, что делаю всё во благо. Что хотя бы одна несчастная душа спасётся, получит ещё один шанс на жизнь. Уговариваю себя, что при встрече с Анубисом будет чем крыть. Что Бог не посмеет укорить меня в чём-либо. Всё во благо. Конечно же. Приподнимаюсь на носочки, и оставляю рваный поцелуй на губах эпистата. Его веселит моя не опытность. — Неужели, и не целовалась ни с кем? — улыбается он, а затем пальцами приподнимает подбородок, тянется к губам, языком заставляет дать ему больше пространства для утех. Я послушно делаю всё, что он хочет. — Расслабься, — отрывается на насколько секунд, произнося шёпотом, а затем снова накрывает мои губы.       Его руки лежат на моём теле, пока он выпивает весь мой воздух. Его язык проходится по ровным зубам, а затем проскальзывает внутрь. Дух захватывает, когда мужчина углубляет поцелуй. Когда его руки смыкаются на теле, в желании раздавить. Лишний раз показать, что моя хрупкая жизнь по прежнему в его руках. Он надвигается на меня, не разрывая поцелуй. Я покорно следую в неизвестность, а затем падаю на мягкую кровать. Эпистат не ждёт ни минуты, следует за мной и матрас прогибается от его веса. Его ладонь скользит между моих ног, пока он внимательно изучает лицо. Стараюсь из-за всех сил скрыть страх, что рождается во мне моментально как только мужские пальцы дотрагиваются до лона. Не могу сдержать громкого вздоха. Он снова наклоняется к лицу, а несколько белёсых прядок касаются моей щеки. Он целует меня более напористо, словно его губы оружие против меня. Я стараюсь не отставать, в такт повторяю все движения и игры языком. Моя покорность нравится мужчине. Он довольно рычит, и в поощрении прикусывают нижнюю губу. Чувствую, как мужские пальцы добрались до женственности, проводя несколько раз вверх, а затем вниз. Чувствую, как возбуждаюсь, познаю новые чувства, как из меня выходят соки. Эпистат тоже довольно подмечает, насколько мокрыми стали его пальцы. Отстраняется, стоит на коленях, а его руки по шире раздвигают бёдра, чтобы видеть меня всю, без единого скрытого места. Он не отрывает взгляда от моего багрового лица, развязывает шенты, и на мой суд предстоит полностью обнажённым. Новый прилив стыда охватывает с ног до головы. Понимаю, насколько не готова к такому, но убежать или скрыться уже вряд ли получится. Он берёт в руки свою мужественность, и проходится по нему ладонью, что трогал меня несколько раз. От моих соков, мужской орган становится влажным. Он блестит на свету. Эпистат в последний раз осматривает моё тело, а затем ложится на меня сверху, обхватывая одной рукой моё бедро. Я зажмуриваюсь, вспоминаю рассказы Дии о её первом разе, и понимаю, что будет больно. Эпистат не для меня. Я не выдержу его, не смогу. Я словно овечка, которая попалась в лапы ко льву. — Расслабь тело, Эва, — приказывает мне мужчина, обхватывая второй рукой свой орган и направляя его к моему входу. Мне страшно. Страх буквально заполняет собой всё. — Расслабься, иначе и правда будет больно.       Пытаюсь, умоляю себя сделать так, как говорит он. На секунду получается, но как только мужская головка проникает в меня, снова тело оковывает спазм. Жмурюсь, не хочу смотреть в его глаза, видеть его надменный взгляд. На лбу скапливается холодный пот, когда мужчина ещё глубже толкается во мне. По всей комнате распространяется болезненный стон. Мне больно, мне за правду неприятно. Эпистат видит моё состояние. Он наклоняется к моему лицу, а его губы начинают скользить по щекам, губам, задерживаясь возле шеи. От нежных, аккуратных поцелуев моё тело по немногу начинает расслабляться, и мужчина входит в меня полностью. Он не торопится, не пытается забрать всё, что так легко отдаю. Наоборот, старается быть аккуратным, не причинять лишний боли. От каждого нового движения, по телу растекается новая порция боли. Но эпистат целует грудь, обводя языком аккуратные горошины, и терзания понемногу уходят из тела. Я стараюсь не пересекаться взглядами с мужчиной, стараюсь не касаться его тела. Крепко сжимаю льняную простынь, скомкивая её в небольшие бугорки. Мужчина наслаждается. Ему доставляет ещё большее удовольствие моя покорность, и он делает несколько быстрых движений, а затем выходит из меня, выливая семя в сторону на кровать. Он продолжает сидеть, опираясь на мощные икры. Эпистат тяжело дышит, но не смотрит на меня. Да и кто я такая, чтобы смотрел? Мне не нужно указывать на дверь, понимаю всё сама. Пытаюсь приподняться с кровати, но новый приступ боли окутывает моё тело. А чего я ждала? Он огромный, мощный, сильный мужчина. А кто я? Маленькая, хрупкая овечка. Стискиваю зубы и беру волю в кулак. Встаю с кровати, медленно передвигая ногами. Поднимаю вещи, стараясь нацепить их на дрожащее тело. Поворачиваюсь к мужчине. Его взгляд направлен на несколько кровавых пятен на простыне. Смотря на них, он о чём-то думает, не обращает внимания на меня. — Когда освободите Наиму? — прерываю его мысли. Спрашиваю то, что действительно интересует. — Никогда, — спокойно отвечает мужчина. — Её брат поедет с нами. Не переживай, он не останется один. Мальчик будет рядом с сестрой.       Сердце превращается в лёд с каждым его новым словом, а когда он заканчивает говорить, то оно тут же разбивается от осознания произошедшего. Он обманул. Солгал. Утаил правду. Взял то, что по праву никогда не принадлежало ему. Эпистат даже не смотрит в мою сторону. Он встаёт с кровати и одним движением стаскивает грязную простыню. Грязную от моей крови и его семени.