Душевные раны

      Николай, плавным полётом ботинок, ворвался в квартиру. Он светился от счастья как бенгальский огонёк, почти обжигая пальцы, но красиво завораживая. Сигма испуганно дёрнулся когда Гоголь чем-то хлопнул по столу. Дазай воспользовался моментом и передвинул ноутбук в свою сторону. — Коля, сними куртку. Мы же здесь едим, а ты с улицы сейчас натрясёшь, — пожаловался юноша, снимая наушники. — Мило, — выдал Осаму, оглядывая вкладки в браузере.       Сигма поднял руку, как бы говоря «сейчас вмажу». Японец невинно улыбнулся и вернул технику. На шум пришёл Федя, любопытно оглядывая друга. — Отлично! Все в сборе, — радостно проговорил Николай — Господа! Я купил… мангу. — Вау. — Невообразимо. — Здорово. — Да идите вы, — обиделся Коля и показал язык — Ну вы представьте, это манга с нами. Вам не интересно? — Конкретно в первом томе вас нет, там только я, — заметил Дазай. — В следующих-то есть. Давайте вместе почитаем!!! Со мной ещё такаааая история произошла пока домой шёл.       Гоголь красочно описывал глупую историю. Суть её даже не особо затрагивала, но парень слишком театральничал. Осаму даже послушал половину, потом опять увлёкся приставаниями к Сигме. Сигма, сразу же как вернули ноутбук, погрузился в свои дела и лишь отдалённо обращал внимание на клоуна.       Фёдор внимательно глядел на Гоголя, как неожиданно подошёл к нему и жестом остановил весь выливающийся поток слов. — Покажи руки, — спокойно проговорил Достоевский. — А…?       Коля, всё ещё разгорячённый, вопросительно посмотрел на друга, но руки вытянул, сам же и смотря на них. Только тогда он и понял, что его пальцы тряслись. Улыбка с лица медленно исчезла. Николай, больно сжимая до покраснений на подушечках, замер на месте и начал пугливо перебирать пальцы. Кисти так и тряслись. — Это что? Нарк… — юноша не закончил фразу, как его оборвали. — Сигма, нет, — выдал Фёдор слегка в повышенном тоне, не отводя взгляда от Гоголя, после спокойнее сказал ему — У меня у самого несколько книжек уже. Если ты мангу собирать начал, то стоит задуматься об книжном стеллаже. Может вместе посмотрим в интернете что-нибудь? — Наверное, — отдалённо ответил Коля.       Достоевский утащил театрала к нему в комнату. Сигма с Дазаем переглянулись и оба сошлись взглядами, что случилось что-то стрёмное. Таким же образом парни решили сделать вид, что ничего не произошло.

***

      Следующим днём Дазай пропал в заворотах города. Что искал — не понятно. Возможно ему самому хотелось потеряться, но как бы он не старался, ничего не выходило. Особенно план провалился, когда к нему подошла парочка девушек. Что им надо было Осаму не знал, так как и девушки ни слова на английском и Дазай со своим «здырыастывыуйте» совсем никак.       Положение спас внезапный звонок от Достоевского. Японец удивился и подумал, что дом наверное горит, ведь раньше Федя ему никогда не звонил. Осаму, слишком быстро согласившись прискакать к Фёдору, слинял от незнакомок. Уже дома он направился к комнате крысы и ненавязчиво постучал. Дверь лишь чуть-чуть приоткрылась, показывая половину лица русского. — Ты один? — …Да. — Первое правило бойцовского клуба? — странный вопрос от Феди. — ? — Осаму похлопал глазами и то ли спрашивая, то ли утверждая ответил — Никто не должен знать о бойцовском клубе. — Верно мыслишь, — загадочно говорил Фёдор — Точно таким же течением, правило накладывается на то, что ты увидишь. Никто не должен знать. — Ты ведь знаешь, что в итоге все знали про бойцовский клуб? — съязвил Дазай. — Не в этом суть… Входи.       Достоевский пропустил бинтованного внутрь и закрыл дверь, щёлкнув замком. Осаму не особо обратил на это внимание, скорее его заинтересовала палатка из простыней, верёвки, прищепок и гирлянды. — Ты делал такие в детстве? — спросил Федя. — Нет. Впервые вижу такое. — Это у японцев не распространено или просто ты не делал? — Наверное, просто я не делал.       Дазай почесал затылок. Как-то не до такого ему было в детстве. Да и зачем это нужно, он не понимал. — Полезли внутрь.       Парни удобно уместились. Хоть они и сидели на полу, подушки и несколько пушистых пледов создавали небольшую мягкость. Места было не так много, поэтому их коленки столкнулись. Когда же Фёдор потянул кусочек ткани, одна простынь скатилась и закрыла проход, оставляя их в темноте, что лишь гирлянда освещала лица. — У русских детей это распространено. У нас почти все такое делали в детстве. Вообще есть три варианта. Я сделал «шалаш», он из покрывал и скорее похож на палатку. Ещё есть «крепость», там преобладают подушки. Последний вариант все по разному называют. Для меня это муравейник. Делался он с помощью табуреток. — Табуреток? — любопытно качнул голову в бок Дазай. — Да. Это конструкция устойчивая, но пространство ограничивается высотой табуретки. — Аааа. С остальными нет ограничений? — Шалаш легче всего построить, но нужно знать нюансы тяжести определённых предметов и как они могут удержать что-либо. Ещё нужно иметь опору сверху. Крепость невозможна если в доме мало подушек или они слишком мягкие. Проще конечно разобрать диван и модифицировать его. — Зачем вы это делали? — Мы как-то не задумывались зачем. Это было просто весело. Хотя кого попало в свой шалаш не пускали. Было четыре варианта, чем можно заняться внутри. — Чем? — Дазаю было искренне интересно. — Рассказывать друг другу страшные истории, делиться секретами, спать и учиться целоваться с кем-то. — Чем из этого мы займёмся?! — с улыбкой произнёс Осаму и подался вперёд. — Точно не спать. — А остальное есть вероятность? — Как знать.       Парни тихо посмеялись. Пробила тишина, приняв форму неловких взглядов, нелепых вздохов и мелких скрюченных нервов.       Фёдор смотрел на Дазая и понимал, что хотел бы что-нибудь обсудить, но не находил что. Просто не знал как завязать диалог.       Достоевский точно решил попытаться понять, что стоит за этим «я считаю Дазая симпатичным», поставив в этом предложении не точку, а «и…». Не то чтобы «симпатичный» имело для него значение «красивая внешность», хоть и это было у японца. Скорее для него Осаму был тем, в чью душу хочется залезть. Большую часть, конечно, ему считалось, что это лишь небольшое увлечение из-за обиды, что читать как открытую книгу и манипулировать им, как другими людьми, у него не получается. От этого и желание быть во всём лучше.       Фёдор смотрел на Дазая и видел в нём себя. Особенно сейчас — в полутьме и размытом светом гирлянды, ему казалось, что перед ним зеркало.       о чём ты сейчас думаешь       признавайся       расскажи мне       всё, о чём только думаешь       или я сойду с ума       Он словно являлся им и точно так же был абсолютно другим. Это пугало и завораживало. Что-то в русском надломилось, и весь поток боязливо посыпался. — Как думаешь, — начал Фёдор — Ты существуешь? — Чего? — посмеялся Осаму — Не знаю, точно не живу.       Федя аккуратно прикоснулся к запястью Дазая. Ухватился пальцами, подушечками обводя бинты, словно проверял действительность отражения. Его грудная клетка поднималась от дыхания. Пульс ненавязчиво колебался. У кожи была температура. — Ты существуешь в мире или мир существует, благодаря твоей мысли? — спросил Фёдор, так же держа Осаму за запястье, будто бы отпустит и парень перед ним исчезнет. — Хм, — Дазай малость задумался и уверенно ответил — Я существую в мире. — Материалист. — А ты верно думаешь, что этот мир существует для тебя одного? — Нет. Я думаю пространство намного больше, чем мы можем понять. Это нечто непостижимое. Каждый человек, находящийся здесь, видит эту сложную структуру по своему и так же упрощает её на уровень человеческого разума, рисуя и окрашивая. — Ох. Ясно. Это как… — Осаму тихо наклонил голову и проговорил — Возможно все цвета мира имеют одну сингулярную структуру. Человеческий мозг распределил его на палитру разных цветов, но каждый из нас видит свой собственный цвет. И никто не имеет одинакового представления как выглядит, например, красный. Лишь одни только дальтоники более приближены к пониманию настоящего. Остальные же единым разумом сошлись на том, что трава зелёная. Хотя никто поистине не знает, что такое зелёный. — Именно. Всё существует благодаря нашей мысли. Мы можем поверить и придумать всё что угодно. Это скорее как… — Фёдор остановился на фразе, подбирая слова и медленно сползая от запястья Дазая к его ладони — В мире действительно нет определённого смысла и интереса, но люди придумывают его, чтобы успокоить себя и своё самолюбие. Чтобы в будущем достичь то, что мы не можем понять сейчас. — И как мы достигнем этой сложной структуры? — спросил бинтованный, который как будто бы даже не замечал, что собеседник гладил его ладонь и давно поглядывал на чужие губы. — Мы знаем и понимаем лишь то, что можем воссоздать у себя в голове. Я считаю, что с тем, как растёт наше IQ, как меняется человеческий фактор, так всё больше мы и постигаем, медленно создавая новые галлюцинации, которые и становятся частью нашей жизни. — Получается, что зло придумали тоже мы. Если этот мир создало моё воображение, за что я себя так ненавижу? — улыбнулся Дазай. — Ты себя не ненавидишь. Ты ненавидишь то, что с тобой сделали другие люди.       Парни замолчали, рассматривая искажённое отражение друг друга. Осаму вдруг обратил внимание, что Фёдор держал его за руку и через раз дышал. В называемом им шалаше происходила поистине сингулярная бесовщина. Показалось, что они и вправду говорили о каких-то тайных секретах, которые доверить кому попало нельзя.       И это так сближало.       Достоевский вдруг приблизился к лицу Дазая, так и не доходя до губ. Он бегал глазами по карим омутам и мелко дрожал от ощущения чужого дыхания на своём лице. — Почему ты приблизился? У меня ресница выпала? Хочешь убрать? — безэмоционально проговорил японец. — Тут так темно. Совсем тебя не вижу, — так же в отсутствии эмоций, но не сдерживая дыхания, сказал Фёдор - Ты здесь хоть? Может сам с собой разговариваю. — Ты случаем, — начал Осаму и, нервно улыбнувшись, продолжил — Не хочешь придумать что-то между нами, чтобы достичь непостижимое? — Не знаю, а ты? — Глава уже на пять страниц. Давай в следующий раз об этом.       Федя улыбнулся.