«Со мной хотят говорить о личном, не потому что я проманипулировал, а просто потому что это я.»
— Ты боишься не говорить, а быть отвергнутым в суждениях. Один вопрос. Тот ли я человек, который может не понять тебя? Дазай вздохнул и прислонил голову к стенке. Что такое этот ваш Фёдор Достоевский? Чё за существо?«Я хочу хоть с одним человеком обо всём говорить, как с собой.»
— Давай так. Будто бы тебя здесь нет и я размышляю в слух, а ты просто случайно услышал. — Господи, давай. — Я… (я идиот, какой же я дебил) Я хочу заняться с тобой сексом. — Оу… — Тихо! Тихо-тихо-тихо. Осаму закрыл руками уши и начал настраиваться на пространство шкафа. Вот. Он совсем один и тут никого нет. — Я немного странно себя от этого чувствую, — продолжил Дазай — Это желание не такое. С ним что-то не так. Дело не в том, что ты парень или то, что ты, офигеть, Фёдор. Само чувство… Чёрт, я даже спокойно поговорить с тобой об этом не могу. Оно просто такое это самое я не знаю ну как м-мне… Феде не по себе стало. Если ему не показалось, то у Осаму голос дронул. В принципе состояние парня его пугало. На него не похоже, совсем не похоже. Если так подумать. У всех людей множество личностей внутри. Несколько для друзей, другая для общества и одна единственная, которую считают настоящей. Это мысль. Мысль тяжело раскопать. Обычно это всё то, что остаётся наедине с человеком. Для этого Дазаю и нужен был шкаф, чтобы остаться одному и пустить мысль о том, о чём он боится говорить. Сейчас вдруг Фёдор заметил, что Дазай-то человек. Самый обычный, просто хорошо притворяется кем-то. То есть, он и раньше это знал, но только сейчас дошло понимание — Дазай тоже боится и тоже бывает стесняется. И это так… нормально. — Знаешь, Саму, я так боюсь одиночества. Хотя я в нём всегда и жил. Меня окружали люди, да, но… Среди них всегда было одиноко. Это одиночество скорее о душе. Когда ты кричишь, а люди отворачиваются или смеются. Страшно это, потому что больно, когда у тебя есть множество мыслей, а тебе не с кем их разделить, — Федя замолчал, прислушиваясь, но Даз затих, будто умер — С тобой мне не одиноко. Наши мысли не всегда сходятся, но у нас не возникает ссор. Наоборот разные мысли сталкиваются и приходят к чему-то общему. И мне это нравится. Я благодарен, что могу поговорить с тобой и мне страшно, что это может прекратиться. А твой страх, от чего он? — Я думаю, это нечто похожее. Как ты и сказал, мне не хочется быть отвергнутым, ведь тогда моя жалкая жизнь, станет ещё хуже. — Вернёмся к разговору о сексе. Итак. Что за…? — всё же попробовал добраться до истины Фёдор. — Блин, — Осаму немного пожалел, что начал об этом — У тебя уже был секс с мужчинами? — Было. Дазай не был готов к этой информации, но зато теперь знает. Даже более решил зайти поглубже. — А… В какой позиции? — В обоих. — Так, — Осаму вздохнул и пошёл дальше — А с девушками? — Было. — В какой позиции?) — Не зли меня. С парнями, я так понимаю, у тебя не было, а с девушками ведь было? — поинтересовался Достоевский, раз уж выдалась возможность. — Да, — начал Дазай — Но… Секс для меня был, как развлечение что ли. Повод удовлетворить себя. И я никогда не делал это с кем-то, кто мне нравится. А ты? — Я тоже для удовлетворения чисто себя. К чему ты? — Когда мы дрочили друг другу, я почувствовал что-то. — Почувствовал??? — Тиха. Парни замолчали. Федя толкнул своей коленкой коленку Дазая. — Секс для меня способ удовольствия. То есть, я хочу чтобы мне было хорошо, — проговорил Осаму — Когда мы дрочили, я вдруг понял, что больше обращаю внимание не на себя, а на… Тебя. Мне хотелось чтобы хорошо было тебе. А зачем мне, чтобы тебе было хорошо. Пошёл ты в жопу. Но вот ты стонешь мне на ушко и мне от этого хорошо. Хорошо, что тебе хорошо. Что за фигня? — … — Потом я понял, что хочу больше. Я не хочу просто дрочить. Мне нужен полноценный секс с тобой и чтобы тебе было приятно. Я целый день думал об этом и почему мне это нужно. Всё сводится к одному единственному ответу, — Осаму замолчал, набирая ульту — Ну, вот ты мне кароче нравишься. — а??????????????????????????????? Это… Признание? — Нет. Не знаю. В общем, секс трахаться ебать ебать ебать У Достоевского заболела голова. Переизбыток чувств, а всего лишь шкаф. Замечательный аттракцион. Федя потянулся к рукам Осаму, чтобы нащупать ночник, но тот не дал ему его включить. Видимо ещё не готов поговорить с ним, а не самим собой. — Если это ещё не совсем понятно, то можно попробовать заняться этим самым сексом, чтобы преисполниться. — Неплохой план. — Да. Заходи ко мне в комнату через час. Попробуем. Федя тут же вылез из шкафа. Дазай дёрнулся и приоткрыл дверцу, выглядывая наружу и щурясь от света. — В смысле через час?! Я не готов! Но Достоевский уже ушёл.***
Прошло куда больше часа. Пора бы уже спать, но Федя всё никак не мог. Он ждал, приговаривая про себя «пусть решиться». Фёдору не терпелось. Ему так же было интересно заняться этим с кем-то, кто ему нравится. С Дазаем. Достоевский лежал на кровати и смотрел в окно. Валил снег, а в наушниках играла музыка. Уже почти задремал, как почувствовал чужое присутствие. Осаму лёг к Фёдору и обнял его со спины. Федя снял наушники и откинул их куда-то на пол. — Ты долго. — В шкафу было так хорошо, — прошептал кареглазый. Дазай уткнулся лбом в затылок парня, чувствуя запах шампуня. Приятно. Рукой он провёл до груди, где заметил, что сердце учащённо бьётся. Волнуется. — Фе-дя, — по слогам позвал Осаму. — М? — А секс это как это? Это чё? — У тебя же было с девушками, — улыбнулся Федя, сам не зная к чему. — У девушек вагины были, а у Феди нет вагины… Фёдор вдруг рассмеялся. — Ничего сложного в этом нет. Дазай неожиданно поцеловал Достоевского в шею, от чего он дёрнулся. Затем Осаму поднялся на локте и оставил поцелуй где-то в краешке губ. — Ты точно хочешь меня? — спросил кареглазый. — Да. Даже крестик снял. И вправду, на тумбочке лежал крестик. Дазай глянул сначала на него, потом недоумённо на парня. — Хаха, нет, я не тот тип людей, которые иконы переворачивают, когда занимаются непотребствами. Просто чтобы не мешался, — ответил на реакцию Фёдор — Что за вопрос вообще такой? Я по твоему зря себя растягивал? — Что? — Ты настолько ничего не знаешь? — удивился Федя, который от чего-то думал, что Дазай всё знает — У меня нет вагины, которая производит естественную смазку и легко растягивается. Мне нужно растянуть себя пальцами, с помощью специального лубриканта. Иначе нам будет больно. — Я пару фанфиков видел. Там слюна. — В фанфиках, которые пишут девочки с вагинами. Восемьдесят процентов из них даже не совершеннолетние. Дазай упал обратно на подушку, всё ещё не выпуская парня из объятий. В тишине и свете гирлянды, он аккуратно ненастойчиво полез под футболку Фёдора. Кончики пальцев едва касались кожи живота. Достоевский тихо посмеялся, кинув «щекотно», от чего Осаму на секунду улыбнулся. — Чувствительная кожа это отлично, *мой харощий. Далее Дазай подобрался к кромке домашних штанов Фёдора, но ещё не решаясь залезть под них. Федя прижался пятой точкой к Осаму, почувствовав чужой стояк. Это новость его обрадовала, как и то, что Дазай прижался в ответ. — Под подушкой смазка и презерватив, — сказал Достоевский и резко приподнялся стягивая штаны с футболкой — Используй больше. Не жалей. Дазай опешил, растерянно проморгался и заглянул под подушку. Там действительно была парочка презервативов и тюбик с белой жижей. Федя наконец был голым. Удобнее положил подушку и лёг на живот, голову так же устремив к окну, будто там что-то интересное. — Удачи тебе, — сказал Федя. — Спасибо. А как тебя ебать-то? ( — Разберёшься. Дазай стянул с себя штаны с нижним бельём, но белую мятую футболку снимать не стал. Не хотелось, хоть Федя и не смотрел на него. Раскатал презерватив по члену, открыл тюбик и надавил как можно больше на пальцы. Этими же пальцами он прикоснулся к аналу парня, думая «серьёзно? что происходит?». Два пальца вошли неплохо, внутри ещё было немного смазки. Осаму любопытно оценивал перспективы. Казалось, что Федя действительно хорошо подготовился, а значит и вправду не в первый раз делает это. Такая мысль немного смутила Дазая и расстроила, а может даже и хорошо, что один из них делал это и знает как это. В любом случае, пора. Осаму размазал немного смазки по члену и приставил его к входу, слегка потёрся. — Скажешь какую-нибудь пафосную фигню? — спросил он. — Мне молитву зачитать? — раздражённо проговорил Достоевский. — Да, начинай. — О, Господи, Иисусе Христе, дай ума этому дураку. — Я испугался, что ты сейчас реально начнёшь читать. — Давай уже. Дазай вошёл медленно, слегка с трудом. Туго, узко и слишком не похоже на вагину. Ощущения другие. Федя издал тихий полу-вздох. Сейчас-то Осаму и увидел саму картину. Фёдор лежал под ним абсолютно голый. Со своей бледной кожей, немного болезненной худобой, с парой родинок, прикрытыми глазами и чуть спадающими на плечи волосами. Картина красивая. Первые толчки были трудными, но самыми «вкусными». Дазай одной рукой сжал ягодицу парня, внимательно разглядывая как член скрывается в анале. До чего же приятно. После притянулся к спине Достоевского, целуя его в скулы и сцепляя руки в замок. Дазай не спешил, наслаждался и слушал Федино тихое сопение и едва заметные вздохи. — Всё хорошо? — поинтересовался Осаму, получив какое-то удовлетворительное угуканье. Парень вдруг стал увереннее, немного пожёстче. Фёдор повернул голову, встречаясь губами с чужими, уносясь в поцелуй, желая этот поцелуй и всего Дазая в целом. Они вдруг встретились глазами. Достоевский думал неловко будет, но не было. Ему стало спокойно, как обычно никогда не было. Раньше казалось, что секс это что-то грязное и противное. Сейчас не кажется. С Дазаем не противно. Так и Осаму подумал, что уже не знает, что лучше просто обниматься с Фёдором или трахать его. Впрочем, не важно. — Нравишься.