fireflies.

Они врываются в квартиру, сразу после того, как цепочка, ограждающая от входа, отодвигается куда-то в сторону. Дверь им открыла молодая девушка, чьи глаза уже красные от слез, и полны мольбы о помощи. Она совсем молода, в одном белом бюстгальтере с юбкой в клеточку. Картина становится понятной, от чего именно отвлекли их, может, в самый важный момент. Тэхён больше на разглядывание не отвлекается, хватает покрепче медицинский чемоданчик, желая поскорее приступить, хоть и чувствует, как сильно дрожат его пальцы. — Шерри, — тянут за рукав халата назад, и он, потеряв бывший минутами ранее настрой, оборачивается на Чонгука. Чонгука, который оставив свою работу, поехал выполнять его. Который выглядит просто изумительно в этой форме, подчервкивающей его талию и сильные плечи. Тэхён снова теряется, стоит сквозь гущи тьмы мыслей, проникнуться сладкому голосу Доктора Чона. — Ты справишься, — говорит тот, и Киму достаточно, чтобы вновь собраться, взять волю в кулак и побежать в нужную комнату. Уже за спиной он слышит, как старший просит девушку дать стаканы: один с водой, другой пустой, чтобы разбавить лекарства, и просит одеться, хотя бы ради приличия. Та затоморженно кивает, видимо осознавая свое положение. Что было дальше, ему неизвестно. Перед ним юный парень лет двадцати, чья кожа уже вся бледная. Тэхён перекатывает его на бок, подложив под голову подушку. Он выполняет заученные еще в университете все действия, которые руки, ноги, все тело хорошо помнит, а он, будто в бреду, действует на инициативе. Такого страха, как в первый раз, особо нет, потому он и действует уверенно, и вкалывает лекарство в вену, приводя пациента в чувства. Слушает по-тихоньку приходящее в норму стук сердца, а самого тяжелый груз не отпускает. Ответсвенность за чужую жизнь. Отчетливо чувствует взгляд, направленный на его напряженную спину. В него верят, хочется думать. Даже знают, что он справится. И Тэхён справляется, правда справляется со всем, вытаскивая парня из паники, спасая его от плохого. Он записывает в планшет данные о пациента, видит, с какой осторожностью впервые, после приступа, касается его руки девушка, вновь начиная плакать. — До этого при вас у него не было приступов? — спрашивает Тэхён, когда они стоят уже у дверей, после данных указаний об обеспечении покоя для пострадавшего. — Я не знала, что у него так бывает. Он не говорил, — Тэхён кивает, хорошо понимает, почему люди часто такое скрывают. На прощание, они говорят девушке ни о чем не волноваться, и в случае чего сразу набрать номер. Они покидают стены этого здания, которое оставляет после себя какое-то странное послевкусие. Чонгук первым проходит в машину, следом за ним и Тэхён. Делают все то же самое, что и в первый раз, давая водителю разрешения двигаться в путь. За стеклом вновь сумерки. Не спящий город во всю мигает красками, светами фонарей и теплых ламп с домов. Сидящий перед стеклом, дающий полный доступ к картине, Тэхён, смотрит на это все, невольно затаивая дыхание. Ночью это место кажется не таким грустным, будто преобретает краски, которых днем, сквозь тонну дождевых капель, не увидишь. Рядом Чонгук, которого, по сути, и не должно было быть. Тэхёну не хочется думать, что было бы, если бы его не. Тот молчит, а позже, достает телефон и что-то долго в нем печатает, Ким не старается туда заглянуть. Дорога обратно кажется длиннее, чем тогда, видимо из-за скорости, или Ким так нервничает чтобы сбежать и находится так сильно рядом с Чонгуком. — Ты молодец, — говорит тот неожиданно, вместе с тем прячет телефон обратно в карман. От хриплого голоса у Тэхёна мурашки по коже, приятные, интригующие. Важно знать, что все действия были оценены, он сделал все правильно. Он справился, Тэхён молодец. — Думаешь? — поворачивает голову в его сторону. А там Чонгук, уже давно смотрящий в его глаза, в которых искрятся все звезды с неба этой ночи. — Знаю. И разве другого Тэхену нужно? Знать, что он справился с тем, которым и заниматься не хотел, но выполнил так, как должен был. Он спас человека. — Почему ты всё же поехал со мной? — почти шепчет Тэхён, перебирая пальцы со своих рук, нервно поджимая губы. — Я хочу переживать такие моменты вместе с тобой, чтобы ты знал, что важен кому-то, — глаза широко распахиваются, что он... Что? Что Тэхён кому-то важен? Что его старания не идут зря? Не остаются незамеченными? — .... что важен мне. Чонгук абсолютно спокоен, но Тэхён видит столько скрытых ранее в его глазах чувств, от которых у него самого горит что-то в груди. Снова расползающее пламя, которое охватывает в свой плен его невинное сердце. Оно не выдерживает такого Чонгука. Оно уже не может без него... — Разве... — Почему ты не можешь этого принять, Тэхён? — руки Чонгука ложатся поверх его замерших щек, слегка сжимая, но не позволяя Тэхену больше отводить взгляда. Чонгук смотрит так трепетно, будто ничего важнее Тэхёна для него нет. Черт, они ведь никто друг другу. — Я не могу по-другому, — за стеклом все также все искрится, все это отчетливо отражается в глазах, наполненных печалью. Что же тебя тревожит? — мне кажется, что ты это говоришь из жалости. Говоришь, чтобы не обижать, жалеешь меня с тех пор, как увидел тот случай в ординаторской. Мне сложно принять, то, что все это действительно может иметь для тебя хоть какое-то значение... — Шерри, — совсем тихо, но слышно для Тэхёна, шепчет тот. Передавая сквозь голос, наполненное в груди тепло. Шерри. Всего лишь пять букв, способных свести Тэхёна и его сердце с ума, пуская в полный пляс и вызывая огромный спектр эмоций. Ласковое шерри, что означает дорогое. Самое дорогое и ценное для сердца. Но так ли это? — Ты знаешь, что одним своим взглядом грустных глаз, способен свести мое сердце с ума? Тэхён не знает, но ему хотелось бы знать... Большие пальцы рук Чонгука мягко поглаживают нежную кожу щек младшего. Тэхену кажется, что от его прикосновений он ломается. Становится таким беспомощным, уязвимым, готовым подставляться под каждое касание его рук. Готов тонуть в этом море чувств. А Чонгук смотрит, так, будто... Будто нет ничего важнее для него Тэхёна, чьи глаза наполняются слезами, скрывающиеся в переливающейся свете, завязывающей с собой в темноту осенней ночи. — Меня безумно сильно тянет к тебе, мой Шерри. Его. — Твои глаза, твои руки, твои касания, взгляд твоих грустных очей. От кончиков пальцев ног, до каждого волоска твоих волос — ты красив. Неописуемо. Невероятно. По щеке Тэхёна скатывается слеза, сопровождающаяся с звуком цветущих в груди бутонов цветов. Чонгук следит за тем, как капля катится вниз, пропадая где-то на ткани формы. Он возвращает глаза вновь на Кима. — Чонгук... — старший улыбается. Тянет того за затылок к себе, прячет красные глаза где-то на своем плече, мягко касаясь каждой пряди. С Тэхеном именно так и надо, чтобы нежно, чтобы каждое касание было аккуратным, трепетным. И так искалеченная душа, разобьется, если Чонгук случайно заденет шрам, вырвет из уст не то слово. С Тэхёном все еще что-то не так, и Доктор Чон это хорошо понимает, чувствует, как дрожат чужие плечи, намокает ткань его формы, пока их чужих глаз льются слезы. С Тэхёном все еще что-то не так, и это останется глубокой тайной до тех пор, пока тот сам не подумает высказаться, доверится. Может, старший и ведет все к этому, чтобы Тэхён раскрылся. Зачем ему это? Он не знает. Но пока в его руках Тэхён медленно успокаивается, он понимает, что готов смиренно терпеть и ждать этого момента, пока чужая душа для него будет раскрыта. Готов подставлять свое плечо для чужих страданий, лишь бы взгляд когда-то потухших глаз, впервые увиденных им в Южной Корее, вновь загорелся. *** Ночь проходит, на удивлении, быстро. Тэхён не чувствует особой усталости, и сна не в одном глазу. В ушах все еще стоит чёртов звук серены, которая начинает свое действо каждые несколько часов. И все действия заново; форма, чемоданчик, машина. Где-то рядом успевающим следить за всем Чонгук, который во время перерыва отвлекается на чтение книги, оставленной американцем ранее. От того и след простыл. Идет четвертый час ночи, когда Тэхён чувствует, как сильно гудят его ноги. Сигнала не было, получается уже, два часа, и хотелось бы хоть немного, но расслабиться. Тишина в компании старшего проходит уютно. Тот не тревожит его после вызова, дает самому прийти в себя, чувствуя, как Тэхёну это необходимо. Особенно после последнего случая слезами. Телефон молчит, он отписался матери о смене, на что получил в ответ лишь то, что сообщение было просмотрено. Другого и не надо, Ким ведь сделал свое дело как сын. За окном нет дождя, что несомненно радует, навивает на мысль о солнечном дне. Он слушает размеренное дыхание Доктора Чона, который иногда отпивает глоток от уже успевшего остыть чая, принесенного для них обоих. Тэхён выпил все разом, горло сушило невероятно после поездок. Какое-то время они так и сидят, пока доктор Чон, взглянув неожиданно на часы на своих руках, встает, закрывая книгу и привлекая внимание Тэхёна действиями. — Идем, — непринужденно говорит тот, снимая верхнюю часть формы, оставляя на теле белую футболку. — Куда? — непонимает Ким, но послушно встает, хмуря брови, ощущая сильно давящую головную боль. Чонгук подходит к нему совсем близко, прикладывая руку ко лбу, проверя температуру. Чему-то внутри себя убеждается, и просит Тэхёна тоже снять форму, а на вопрос отвечает: — Тебе понравится. Тэхён в это верит, потому что ему уже нравится. Он вешает свой халат совсем рядом с чонгуковым, тоже оставаясь в футболке, пока чужие руки спешно накидывают на его плечи пальто. Не его, чужое. Он чувствует это по запаху, излюбленному «после дождя» аромат которого пропитан каждым краешком Чонгука. Тэхёну нравится, что его так легко берут за руку, закрывая за спиной дверь, и ведут куда-то на выход. А в главное отделении темно, выключен свет, нет людей, только тихо гудящая кофемашинка в углу, с горящим верхом. В этом заведении все уже давно дома, спят, или где-то на верху отрабатывают смены. Тэхёну нравится ощущать тепло рук Чонгука на своей. Как на фоне его, красиво выглядит та, без шрамов, ран, с выступающими венами. На улице за горизонтом встает солнце, темное небо окрашивается в оранжевые цвета, мягко касаясь лучами пролетающих облаков. С восторгом младший смотрит на красоту утра в Калифорнии, которую лицезрел ни раз, но каждый по-особенному прекрасен. И этот; с рукой, к которой не может касаться холод утреннего ветра, так как плотно скрыта между пальцами чужой руки, особенное. Аромат дождя плотно проникает в легкие, оседая легким дыханием в них, Тэхён ощущает, как живет. Чувствует, как горит кожа у рук. Как горит его сердце, будто сжимается в этой самой руке Чонгуке. Они долго куда-то идут. Ким не понимает, так как не успел исследовать это место. Но осмотревшись, замечает ту самую крышу, где... «... вместо своей, выбирает чужую» Улыбка сама лезет на лицо, Ким ей не сопротивляется, все еще радуется тому, что есть, тому, что может чувствовать себя счастливым, вспоминая день первой встречи, первый рабочий день. В это утро все особенное, и Чонгук, иногда смотрящий на него, тоже красивый. Особенный. Они останавливаются у поля, тут ничего нет, кроме раскинутых по углам кустов высохших цветов, травы с каплями блестящей росы. Лучи Солнца все еще не коснулись этого места, и небо отсюда не залито краской. Ощущение, что еще совсем темно, будто это отельная Вселенная, другой мир. Мир, где только он и Чонгук. Тот крепче хватает за руку, аккуратно спускаясь с ним по ступенькам, ведет ближе к кустам, вставая где-то сзади, дожидаясь, пока Тэхён переведет дыхание, поймет, что он должен тут что-то увидеть. А Ким и не понимает, все еще смотрит на небо, на все еще видимые звезды, которые сияют ярче всех. Мерцают, переливаясь между цветами, скрываясь где-то за облаками. Тут и Луну видно, не польностью, но видно. Будто светит в эту ночь для них, служит источником света. Тэхён дышит полной грудью, ощущая, как тяжесть дня пропадает где-то между выпущенным паром воздуха, исчезая и сгорая в атмосфере. — Шерри, — касается носом щеки, мягко проходясь по ней, кольцуя руки на талии, поверх пальто, все еще оставаясь на расстоянии. В груди адским пламенем горит каждая часть. Тэхён ощущает, как вновь сбивается ритм сердца. — Посмотри на это, — Тэхёну хочется спросить на что, потому что красота перед ним и так чарует уж слишком сильно. Его голову аккуратно отпускают вниз, прямиком к кустам, еще не потерявшим свою красоту, кустарник цветов, с оранжевыми, желтыми, синими цветами, с еще не засохшими каплями последнего дождя. Тэхён широко распахивает глаза, когда видит, на нем что-то похожее на насекомые, нижняя часть тела которых внезапно загорается темно-зеленым цветом. — Светлячки... — на выдохе проговаривает Тэхён, автоматически отпускаясь на корточки, и ближе подходя к цветам. Над ними, точно легкие бабочки, летают светляки, делающие цвета похожими на звездами. Эти существа, такие крошечные, такие яркие в темноте этого утра горят отдельно над каждым цветком. Вглядываясь в движение каждого насекомого, чьи тела буквально сияют, Тэхён улыбается. — Да, Тэхён, и сегодня они сияют для тебя. Для нас с тобой — где-то тихо за его спиной слышится голос Чонгука, который все еще слишком рядом, и все еще трепетно касается его. Тэхён не верит в происходящее, боясь сделать лишнее движение и лишится картины перед ним. Светлячки, мягко подрагивающими хвостами перебирают крохотными пальцами лепестки цветов. Младший плохо знает о них, но верит в то, что они и правда... В это холодное утро светят для них с Чонгуком. ... Когда-то давно, светлячки, чаще всего собирающиеся у берега японских рек, связывали тысячу судьб, сводили два одиноких сердца. Тэхёну хорошо известны легенды о них, о том, что светлячки горят только для особенных в определенный день. Разворачиваясь в сторону Чонгука, укладывая свои руки на чужие плечи, Тэхён, поджимая губы, смотрит мужчине в глаза, все еще тяжело дыша от вспышки эмоций в груди. — Шерри, — вновь шепчет тот, заползая каждым своим слово куда-то глубоко в сердце, окутывая каждая миллиметр оголенный души сладкими буквами. Напрочь засевшими там же. Где-то у него в груди, загораясь каждый раз, когда доктор шепчет слова. — je te ferais la promesse que je serai toujours là pour toi, mais je ne pense pas pouvoir la tenir, — пальцы чужих рук проходятся по щекам Тэхёна. Где-то за его спиной от подувшего ветра взлетают светляки, одна за другой потухая. — laisse-moi te sauver, — Тэхён ничего не понимает, но от грустного тона, в уголках глаз скапливается влага. Холодный воздух треплет его волосы, невольно напоминая о дне, когда остался совсем на краю, когда потерял себя, потерял то, что делало его счастливым. «laisse-moi te sauver» ... тихое звучание из уст старшего, он готов поклясться, что когда-то слышал это. Схожий тон, эмоции, пальцы на щеках. Тэхёна кажется, что все это — не реальность, потому что Чонгук не таков. Он слишком. Слишком. — Что ты говоришь мне? — шепчет, отдавая последние звуки осеннему утру, расцветающим лучам на облаках, среди которых где-то скрывается и солнце. Чонгук отрицательно качает головой, наклоняется к нему ближе, разворачивает его обратно к полю, и Тэхён видит совсем другую картину. Видит еще больше проснувшихся природных жителей, выходящих из домов деревьев птиц, взлетающих высоко неба. Краев его уха касается их крики, взмах крыльев. Светлячки все еще летают над кустарником цветов, медленно потухая с каждым нарастающим сиянием. — Здесь красиво, — говорит Чонгук, его руки все еще где-то на талии, — но ничто не сравнится с красотой твоих глаз, Шерри. *** Будь его воля, он бы перестал возвращаться в пустые стены их квартиры, покинул бы это место, которые буквально ничто. Скучал бы? Может. Тэхён не знает. После смены в теле ощущается разные чувства; хочется поскорее пойти спать, но без заветных слов прощаний, не тянет. В коридоре вновь слышен звук открывшейся двери. Тэхён весь напрагется, стараясь делать себе чай максимально спокойно и непринужденно. Где-то с гостиной на него тревожно смотрит картина, когда в комнату заходит уставшая женщина. Та, забыв снять шарф еще в коридоре, вешает его на спинку стула, скрипит им, отодвигая со стола и усаживаясь. Пальцы путаются в волосах, сорванный с ее губ тяжелый выдох отчетливо слышен. Тэхён разворачивается к ней, ставит кружку с дымящим чаем, замечая залегшие тени под веками и как сильно та вымотана. Они молчат какое-то время, пока она перемешивает сахар в чае, а Тэхён успевает расслабиться, так и не услышав ничего в свой адрес. — У тебя сегодня разве не дневная смена? — та в ответ молчит. Ложка в ее руке все еще не приятно бьется о края чашки, сахар в ней давно растаял. Тэхён видит ее задумчивое выражение лица, прежде чем ее злые глаза поднимаются на него. — Мам? — Скажи мне, Тэхён, — говорит та, оставляя наконец-то помешивание в покое, — почему ты не слушаешься меня? — младший весь напрягается, потому что, к сожалению, без нотаций сегодня тоже не обойтись. — Скажи мне, почему?! — чашка с ложкой летят в шкаф, обрызгивая кипятком стеклянные двери и кожу рук Тэхёна, на которую успевают попасть в момент полета. Тот вздрагивает от шума, видит, что большая часть кипятка пролита на нежную ладонь его матери. Подскочив со стула, он тянется к ней, к ее ранненой руке, в попытках схватить и скорее поднести к холодной воде. — Твоя рука... — та дергается, на грани истерики, как обычно у них бывает, бьет его руками по плечам, по груди, стараясь вырваться. Ким ведет ее к крану, подставляя под холодную воду кожу, слышит шипение с ее уст, видит бегущие по щекам вниз слезы, пропитанные болью. Ужасным осознанием, что вновь из-за себя теряет кого-то важного. Того, кто единственный с ней остается, несмотря на все, что происходит. — Разве я не говорила тебе держаться от Доктора Чона подальше? Тэхён распахивает глаза, ощущая нарастающую тревогу, учащенное сердцебиение в своей груди. Только не это. — Почему ты молчишь?! — вырывается из его хватки, и идет обратно, оставляя Тэхёна у умывальника. Она разъяренная бьет кулаком по столу, встав перед ним с расставленными руками. — Почему медсестра говорит мне, что мой сын отшивается с взрослым мужчиной в задней части больницы?! Чем вы там занимались?! — Мам, ты... — Да ты хоть знаешь, что мне ответил твой Чонгук, когда я сказала ему остать от тебя?! Он сказал мне, что будет на зло, на зло! — поднимает руки и вновь злостно ими распахивает в стороны, как можно больше выражая свою злость и недовольство. — Он сказал мне, что влюбит тебя в себя мне на зло! Угрожай я ему, отталкивай вас, он сказал, что все равно добьется тебя. Мне на зло! Тэхён, неожиданно даже для себя усмехается, не знает, стоит ли ему делать поспешные выводы и думать о том, что все это было сделано на зло его матери. Знаете, как соперники на работе при достижении цели. Может, доктор Чон просто нашел слабое место своего главного врага, вот и играется с ним? Но Тэхён улыбается, совершенно глупо, стараясь не выдавать себя. — Тебе смешно? — кричит та вновь, а обжигающие слезы вновь бегут по ее щекам. — стоит ли мне напомнить, что случилось с твоим братом, Тэхён. Из-за кого он умер, кто в этом виноват? — улыбка в эту же секунду стирается. Он хорошо видит с этого угла картину из гостиной, видит на нем Тэёна. Любимого сына. — Я не виноват. — Виноват! Скажи ты мне раньше о его похождениях с тем мужчиной, не случилось бы не ничего, он бы не умер! Ты знал и молчал! Ты хочешь повторить его судьбу? — Заткнись! — кричит Ким, и чувствуешь как начинают дрожать руки, пока смотрит в глаза Тэёна. Ему кажется, что он видит этот мертвый блеклый свет в его глазах, когда он сам доставал его из окравленной воды. Будто Тэён все еще здесь где-то в ванной, и он тянет его из воды своими маленькими ручками. — Я не виноват! Мать тяжело выдыхает, стирает с щек слезы и уходит, хватает шарф со стула, тянет вокруг шеи, покидает квартиру, оставляя Тэхёна одного. Тэхён чувствует нарастающую панику, потому что перед глазами вновь та картина. Он снова совершенно один, как в тот самый день, когда нашел мертвого брата в холодной воде ванной. Когда слушал как кричала его мама, говоря, что Тэхён знал, но молчал. Но а кто он такой, чтобы выдавать их общие секреты с Тэеном? Тэхён чувствует, как по щекам вниз катится слеза. — Тэен, — шепчет он, идет по коридору, совершенно случайно наступая на разбитую керамику, ранит ноги не успевшим остыть кипятком, порез в тот же момент брызгает кровью, но Киму нет никакого дела. Он ступает раненными ступнями к тумбе, доставая оттуда фотографии в рамках, на которых изображение его счастливой семьи. Еще живого Тэёна. — Был бы ты жив, если бы я рассказал, м? — плачет, капли падают прямо на искрящее счастью лицо старшего брата. — Ты бы простил меня, если бы я все рассказал раньше, чем они узнали? Ложится на пол, рыдая навзрыд. Сердце разрывается от мелькающих перед глазами воспоминаний, где они были рядом, где были еще живы. Тэхён умер в тот же день вместе с Тэеном, которого нашел в холодной воде ванной с перерезанными венами, без попытки спасти. Тэхён погряз в собственном кошмаре, погряз во снах, где парень все еще приходит к нему и просит прийти пораньше с школы, просит его спасти. Тэхён плачет, так, будто в тот самый день, ощущая как сильно давят на него стены комнаты вокруг. Как он тонет в собственном доме, которого никогда больше таковым не считает. Стен этих комнат больше не касается его смех. Он был Тэхёну нужен. Он был нужен всем, нужнее его. Он рыдает, ощущая как сбилось его дыхание, как сильно ему дается восприятия реальности. Все вокруг плывет. Паническая атака его вновь накрывает с головой. Ноги парализовало. В его руках жалкий клачок бумаги, хранящий в себе куда больше чувств, памяти, воспоминаний. Доставая телефон из заднего кармана штанов, он думает, какая ирония, пока нажимает цифры вызова, и слушает идущие гудки, невольно вспоминая звук вызова сигнала в этот момент на смене. А Чонгук и правда влюбил в себя. Тэхён старается держать голос, когда называет адрес и причину вызова. Какая ирония, отучившись несколько лет жизни, не знает, как спасти себя в этот момент. Тэхён успевает вызвать себе скорую помощь, прежде чем отключиться.