fireflies.

Тэхён плохо помнит момент своего пробуждения, как долго что-то мычал, ворочался. Глаза слепило из-за слишком ярких цветов, которых, к слову, не спешили отключать для его удобства. Он хорошо слышал тишину вокруг себя, тихий дождь за окном, чье-то копошение совсем рядом, трепетные касания к руке. Ощущал, как тепло чужой руки обжигало его. Тэхён снова был здесь, в больнице, на больничной койке. Лежал в своей повседневной одежде, состоящей из пижамных штанов в черную клетку и белой рубашки, окутанный в легкое одеяло. Холод ощущался слишком жгучим. Особенно руки и щеки. Парень причмокивает, проходясь языком по нижней губе, хмурит брови, стараясь как можно аккуратнее открыть глаза, чтобы не ранить себя светом. Тяжелый выдох, пять минут на подготовку, и медленно открывает глаза, ощущая, как сильно давит на него белые потолки. — Тэхён? — Где-то между пробуждение пронизывается голос Чимина, обеспокоенно подходящий к нему ближе, рассматривая со всех сторон — Тэхён, милый. — С... Свет, — шепчет Тэхён еле слышно. — Что? — админ подходит ближе, наклоняясь над Тэхёном, как можно ниже. — Свет. Выключи. — парень заторможено кивает, бежит к выключателю, погружая комнату в приятную полутьму. На улице все еще остался свет, проходящий крупицами в комнату. Но он не мешает так сильно, наоборот, делает лучше. Тэхён больше не смотрит по сторонам, лишь один раз бросает взгляд в сторону сидящего на диване Чимина, снова прикрывая глаза, надеясь уйти в дрему. Но этого не происходит. Одна мысль за другой сметает сон. Сегодня же его рабочий день, ночная смена, а он даже не отдохнувший. Чимин что-то тихо, но слышно клацает на клавиатуре своего айфона, иногда чем-то усмехаясь, бросая взгляды в его сторону. Тэхён сну предаться не может, сердце его беспокойством наполнено. В памяти все еще отрывки прошлой ночи вгрызаются, безжалостно рвут каждую часть в душе. Ему хочется вернуться назад, в свой дом, если его таковым можно назвать. Хочется сказать матери много чего нужного, чтобы наконец поняла и приняла. Словами своими искалеченную душу продолжает разрушать, которые, аккуратно пластырями стараются залечить, стараются подарить необходимое, то, чего он ждал от ее одной. Пальцы сжимаются вокруг тонкой белой простыни, в которое окутали тело, в надежде спасти от холода, пронизывающего кости. Простыня от холода спасает физического, но для душевного нужна совсем иначе помощь. Другая. Его. Тэхён чувствует стекающую по щеке вниз слезу, наполненную печалью и радостью одновременно. Он больше не смотрит с бывалым сожалением в глаза брата в своей памяти, образ которого не покидает его никогда. Он знает, что Тэён ему счастья бы желал. Одного этого, хоть мать и не понимает. Окруженный больничными стенами, скрывая тело под тонкой простыней, вверяет душу свою воздуху, окутавшему палату в тот час, от проникшего внутрь холодного ветра. Слабости поддается принимая одну очевидную вещь. Он в Чонгука бесконечно, сильно. За всем потоком он вновь засыпает, ощущая небывалую тяжесть от головной боли. За окном дождь. Не помнятся дни, когда окутанные тьмой гущу туч покидали небосвод Калифорнии. Обиженные на них небеса, каждый день о своей злобе напоминают, отдаваясь громкими ударами молний, острие которых безжалостно вонзают земли где-то в отдаленных краях. Калифорния, по причине своих дождей и была проблемной. Не покидали их автокатастрофы, каждый день одна душа за другой покидали землю, без попытки спастись. Врачи делали все что угодно. «... Все что в их силах» чтобы не дать смерти тело поглотить. Но не всегда удавалось, бывали и дни неудач, которые сопровождались громким плачем разбитого сердца человека родного, каждого умершего небеса оплакивали без остановки дождями. Омытые соленой водой дороги были скользкими, не всем была подвластна дорога. Каждый день человек умирал, души высоко вздымались обратно домой, возвращались, к тому, кто послал их для цели на земле, по истечении которой, они тихо покидали место, именуемое землей. Стены этой больницы за всю свою историю повстречали немало людей, похоронили столько же, сколько и спасли. Всегда хотелось, чтобы пациент был здоров, это их прямая обязанность. Это их цель работы. Выбирая медицину, человек выбирает чужую жизнь. Чонгук знал на что шел, когда выбирал это место. Его никто не заставлял. Но связав себя крепкими узлами с белым халатом и тонной бумаг, вместе со скальпелем в руках, понимает, как многое потерял. И как много приобрёл в стенах больницы в лице потерянного человека. На его столе все еще стопка бумаг, требующий внимания. Там нет бардака, это уже лучше. Плановых операций, расписанных на несколько месяцев вперед не много. Выходных на новогодние праздники мало. Рассчитывать на сострадания со стороны Сокджина было глупо, учитывая и количество его работы тоже. Именно за такое Чонгук и ненавидел Америку. Ему было лучше в границах Франции, к которой привык слишком сильно. Подписывая соглашение об обмене, он рассчитывал на еще один опыт в своей жизни. Но никак не прибавки бумажной волокиты. Зато успокоение в лице Тэхёна. Чонгук тяжело выдыхает, хмурится, стараясь сконцентрировать внимание на документе перед собой. Там анализы пациента, требующего всех его мыслей. В его руках жизнь и здоровье человека, но как глупо, думает он, когда мысль снова и снова возвращается куда-то в другую комнату. Точнее в палату, где лежит вчера привезенный Тэхён. У того не было особой причины, но перепугал всех знатно, если посмотреть как громки были рыдание пьяной матери, которую к ночи отправили обратно домой. По наставлениям Чонгука, Тэхён все еще был здесь, и судя по телефону, который все еще не уведомил об сообщении, спал. Оставив с ним Чимина, на смену которой пришел другой, Чонгук занялся тем, чем не успел заняться вчера. Вчера был дикий день. Сегодняшняя ночь сама была одним сплошным кошмаром. Перед глазами все еще чужая бледность и засохшие губы, прижатая к груди фотография. Чонгуку много раз приходилось говорить о смерти пациента. И впервые, увидев кого-то из своего на больничной каталке, он действительно боялся услышать такое. Ощутил всю ту боль, которая пронизывает сердце людей. Чонгук откидывает бумагу в сторону, поспешно вставая, потому что уже больше не может терпеть. Не может не волноваться, даже если рядом с Кимом будет кто угодно. Шагая по коридорам, те кажутся слишком бесконечными, когда поворот за поворотом оставляются где-то за спиной, а с палаты Кима включён свет, отдавая приятным теплом и комфортном для глаз. Доктор Чон слышит смех Чимина, и чьи-то разговоры. Голос, до боли похожий на голос его племянника. Открывая дверь, все становится на свои места. На лежащего на кровати Тэхёна, чьи плечи совсем немного дрожат от смеха падает проникающий с коридор свет. В палате не так светло, скорее, комфортно для глаз, что-то между полумраком. Рядом, с левой части на краю кровати сидит Чимин, проверяющий изредка капельницу, прежде чем вновь поднять глаза полные обожания на Юнги. Тот, как и делал всегда и везде, забрал к себе все внимание, что-то увлеченно рассказывая, смеша старших.Чонгуку слишком хорошо смотреть на это. Будто это семья. Его семья. Закрыв за собой дверь, он обколачивается плечом о проход, дожидаясь пока на него обратят внимания. Юнги делает это первым, выкрикивая громкое: — Дядя Чон! — и Тэхён, увлеченно слушающий Мина разворачивается в сторону двери, смотря с затаенным дыханием на Чонгука, который, к слову, тоже особого внимания племяннику не уделяет. Слабо приобнимает за плечи, пожимая протянутую руку. — Мы Рады тебя видеть, я вот рассказывал Тэхёну, как мы с Чимином познакомились, но он почему-то только смеется с истории, как по мне, я достаточно сильно впечатлил Чимина... — и так далее, и тому подобное. Чонгук не особо успевает за потоком слов с чужих уст, лишь видит, как Чимин медленно встает, замечая, как возлюбленные не отрываясь, смотрят друг на друга, и тянется с Юнги на выход, оставляя тех наедине. Чонгук ему благодарен, и потому, когда оказывается окруженным приятной тишиной и запахом Тэхёна, щекочущий кончик носа, тянет руки к чужим рукам, мягко обхватывая их. У парня они замерзшие, бледные, но крепко хватается за его, а чуть позже и переплетаются между собой, пока они так удрученно смотрят друг на друга, будто боясь произнести что-либо вслух. Тэхёну кажется, что тишина разобьётся, если он хоть что-то скажет, атмосфера поменяется, если сделает лишнее. Но ничего не происходит, ни тогда, когда Чонгук садится рядом, проходясь своими пальцами по его. Пересчитывая и мягко поглаживая по нежной коже, передавая свою заботу, показывая как на самом деле сильно за него волновался. Сердце чуть ли не стучит в ушах, пока он смотрит, как неловки их касания и до чего они дошли. Еще недавно стояли на рассвете, любуясь светлячками, а сегодня Тэхён снова на больничкой койке, но рядом тот, кто хочет от этого спасти. — Каждый раз ты видишь меня только слабым, — шепчет Ким, поднимая глаза на Чонгука, который на секунду замирает от чужих слов, но не меняется в лице. Они встречаются взглядами, а касание на руке становится сильнее. Доктор не выглядит довольным от чужих слов, скорее больше сбитым с толку, и абсолютно непонимающим мысли Тэхёна. — Как ты можешь беспокоиться о таком, шерри? — Каждый раз, — продолжает тот, сильнее цепляясь за чужую руку, — каждый раз, что-то происходит со мной. С момента нашей встречи, и каждый раз ты видишь меня таким; беспомощным, слабым, разбитым. А ведь знаешь, Чонгук, я могу быть и другим... — ладонь доктора поднимается для касания Он медленно приближается к чужой коже, кончиками пальцев проводя по бледным осунувшимся щекам, замечая как те алеют от близости с ним. Чонгук по-доброму Тэхену улыбается, пока на улице медленно капает по крышам дождь, давая понять, что не видит никакую проблему. — Будь со мной слабым, — говорит старший, наклоняясь к чужому лицу, а глаза Тэхёна бегают по очертаниям его лица, пытаясь зацепиться за что-то одно. — Будь со мной настоящим, Шерри, — касается дыханием чужих уст, убирая пальцами волосы, спадающие на лицо, мешающие заглянуть полностью в чужие глаза, которые прямо сейчас блестят ярче всех звезд. — Я хочу полюбить всего тебя, в каком бы ты состоянии не был, понимаешь? — с перерывами, будто ребенку объясняет Чонгук, пока его пальцы все еще играются с чужими волосами. Их лица непозволительно близко друг к другу, сердце в груди от этого сходит с ума. — Если ты не будешь показывать мне себя слабым, то я не смогу узнать тебя полностью, и полюбить полностью так же не смогу. Если ты мне не будешь показываться таким, я влюблюсь в образ жизнерадостного Тэхёна, а я не только этого хочу. Чонгук хорошо видит собравшиеся в уголках глаз капли слез, которые спешно убирает, не давая тем скатиться вниз. Он уверен, эти глаза успели выплакаться в свое время и последнее, чего ему хочется, так это видеть их из-за себя. — Ты хорошо меня услышал, шерри? — тот кивает, кивает много раз, прежде чем разбито улыбнуться и прикрыть глаза не в силах остановить поток накативших на него эмоций. Чонгук совсем тихо с него смеется, он наклоняется ближе к его лбу, оставляя там нежный поцелуй, прежде чем подняться с места, расправляя на пути халат, и разрывая контакт рук. — скорее выбирайся отсюда, у нас много не спасенных. *** В следующее время, когда Тэхёна "выписывают" все становится совсем по-другому. Чонгук замечает это на второй недели, когда тот уже увереннее заходит к нему в кабинет, ставит на стол чашки с горячим чаем и о чем-то неловко говорит, в чем Чон разбирается спустя длительные минута разглядывания чужого лица. Тэхён для не расцветает на глазах, говоря по другому, открывается. Его уносит работа, к которой он принимается с усердием, отправляясь отважно на смены, которых сократили до тех пор, пока тот не привыкнет. Тэхён никогда и не жаловался на свою работу, наоборот, он беспрекословно выполнял, задавая вопросы лишь в тех случаях, когда это, опять-таки, касалось работы. Тему недавней ситуации они так и не заводят; не к чему. Если бы Ким хотел, он давно бы сам все рассказал, верно? Чонгук думает так, пока наблюдает за ним. Видит, как тот все больше раскрывает перед ним совершенно иные качества, смелее касается его руки, поправляет воротник рубашки на Чонгуке, совсем неловко поджимая губы и в эту же секунду убегая. Между ними все больше откровений, которые проявляются поздними, тихими сменами, на которых они остаются вдвоем, иногда отправляясь на работу. В другое время, Чонгук крепче сжимает руку в своей ладони, поглаживая большим пальцем костяшки, пока Тэхён рассказывает что-то о пациентах, о старушке Софии, делится с ним конфетами. Чонгук знает имя Тэхёна, но не знает его историю. Конечно же, за всем хорошим скрывался труд и бессонные ночи. Навалившаяся на них работа предвещала скорейший отдых и отпуск, хотя бы на пару дней, чтобы просто передохнуть. Один за другим, пациенты сменялись перед, подставлялись под острие его ножа. И каждый с трепетом ожидал хорошего конца, что им Чонгук, конечно же, обеспечивал. Несмотря на загруженность, ему удавалось оставаться холодным в крайних ситуациях, собранным в момент риска, действовать по заученным движениям, безжалостно разрывая кожицу и спасая чужие жизни. Он не мог не сказать, что ему нравилось видеть и слышать облегченные выдохи с уст родных. Нравилось доносить до них счастливую новость. Нравилось возвращаться в свой кабинет, до ужаса уставшим, сонным, чтобы увидеть там лежащего на диване Тэхёна. И сейчас, Чонгук наблюдает за тем, как мелко дрожат ресницы и подрагивают плечи от звуков, которых стены, к сожалению, недостаточно убавляет. Тэхён спал закутавшись в темный плед, принесенный Чонгуком для него. Совсем недавно, когда чужое присутствие стало привычным. Тэхён стал чем-то неотъемлемым в его жизни. Они не спешили, никак нет. Не в том возрасте, чтобы не решать дела чувств разговором, действием. Между ними строилось доверие, крупицами зарождалось что-то большее, чем просто влюбленность. На часах двенадцать ночи, они тихо отбивают минуты. Чонгук поправляет плед с чужих плеч, замечая, как от его действий Тэхён тревожно открывает глаза. — Чонгук? — тот встает, все еще прикрывая глаза и потягиваясь. — Лежи, все хорошо, — тянет того обратно, но Ким, совершенно очаровательно улыбаясь, встает, покачивая головой в знак отрицания. Он тянет руки к рукам Чонгука, переплетая пальцы и тянет к себе, усаживая рядом. Тэхён смотрит ему в глаза, поправляя свободной рукой пряди волос, убирая назад, чтобы не мешались глазам, замечая то, как Чонгук странно за ним наблюдает. — Что такое? — спрашивает он, опрокидывая голову к стене, дожидаясь пока мужчина скажет хоть что-то. — Что? — Почему ты так смотришь на меня? — Я просто не могу наглядеться, Шерри. — Чонгук, — стен касается чужой хриплый смех, прикрытый ладонью. Страший копирует чужую позу, совершенно глупой улыбкой наблюдает за тем, как Тэхён смущенно теряется перед ним, смотря куда угодно, но только не в глаза. За окном тихая ночь, окутавший их мрак обязательно скроет под своим покровом чувства, их тихое счастье, заключающее в этих самых трепетных касаниях, мягких поглаживаниях. Стены комнат не забудут, как невинны были их мысли, и скрытые от глаз чувства. Не забудут, как касаниями те признаются в любви. Плывущие по небу облака, мягко касаются звезд, провожая еще одну ночь, скрывая от людских глаз, от чужих всю их искренность. — Я могу? — спрашивает Тэхён, цепляясь кончиками пальцем за чужие пластыри, получая в ответ утвердительный кивок. В груди гулко стучит сердце, будто он прямо сейчас раскрывает для себя что-то слишком необычное чем просто тату. Раскрывает чужие секреты плотно скрытые простыми пластырями. Ким аккуратно танет ту, которая была на костяшках, представляя взорву английский буквы на мизинце, и на среднем пальце. Черные «JK» покрытые полосками синих лилий украшают чужую кожу, и не кажутся совсем ужасными. Тэхёну не надо особого ума, чтобы понять чьи инициалы на пальцах. И это немного забавляет. Спросить напрямую он не решается, продолжая с огромным предвкушением убирать пластыри с кожи, все больше давая себе доступ к чужим рисункам. У Чонгука на костях пясти, являясь продолжением цветов с букв, идут такие же тонкие линии с россыпью мелких лепестков. Момент настолько волнительный, что Тэхён невольно задерживает дыхание, слышит, как с тихим шумом пластыри убираются с кожи, уходя куда-то на стол. С каждым разом чернил становится все больше, и лишь по голому запястью, Тэхён понимает, что рисунками забит весь рукав и это выглядит чертовски... Чертовски прекрасно для такого человека, как Чонгук. Подушечками пальцев Тэхён аккуратно касается горячей кожи, вводя по рисункам аккуратные линии. Видит, как у того бегут мурашки, и незаметно ухмыляется, не замечая пронзительного взгляда на себе. Чонгук следит за каждым его движением, за тем, как не уверен тот в себе, но все еще с диким восторгом в глазах касается его. — Я могу кое о чем попросить тебя? — Тэхён почти шепчет слово, отрываясь от своего занятия, и невинно поглядывая на доктора. — О чем? — Как сильно глупо я буду звучать, если скажу поцеловать меня? В темноте алые нити связываются между собой, стоит им начать сокращать расстояние. Освобождённая от плена теней, поднимается к чужой щеке, мягко ее касаясь, убирая волосы за ухо. Тэхён перед ним и весь его. С безумно горящими глазами и не скрытыми чувствами. Глаза его говорили, и где-то между ними он читает о влюбленности, а может, даже о большем. Чонгук аккуратно двигается к нему ближе, рука Тэхёна отпускается ему на плечо. Казалось бы, это было слишком желанно, коснуться чужих уст, тела, ощутить под ладонями их тепло. Но они никуда не спешат. Звезды на небе успевают еще ярче зажечься, прежде чем они сокращают еще пару сантиметром между ними. Тучи с небо разгоняются, давая покровительнице Луне сиять для них в эту ночь. Руки дрожат на чужих плечах, от предвкушения скручивается живот. Остается лишь пару миллиметров. Тэхён ощущает чужое дыхание на своей щеке. Смотрит в глаза, такие же полные желание, как и у него. Кажется, Чонгук даже слышит стук его сердца, так бешено забившее в груди. Сжимая в кулаках ткань халата, Ким тянется навстречу, желая всем своим нутром коснуться чужих губ. Стук дверь, возникший так неожиданно, пугает обоих, отчего они спешно отодвигаются в разные стороны. А Ким, зажав рот рукой, оставаясь сидеть на диване, тихо смеется, подрагивая плечами, подозревая о возможной злости Доктора Чона. Тот и правда, крепко сжав ручку дверей, резко открывают, встречая коллегу, которая что-то серьезно говорит, прежде чем скрыться из виду за поворотами. Чонгук цокает, закрывая дверь обратно, и разворачивается к Тэхёну, который поглядывает на него и смеется. Снова. Совершенно очаровательно смеется, прячет рукой свои губы, заломив брови. От вида его и злость смягчается. — Прекрати, — старший идет к своему рабочему месту, усаживаясь за стол, перебирая какие-то документы, в поисках нужного. Смех Тэхёна все еще еле слышен, отчего его губы сами растягиваются в улыбке. — Мне кажется, Доктор Чон, — встает тот, все также улыбаясь, подходит к его столу, ведет указательным пальцем по столу, и медленно доходит им до его руки, — или вы покраснели? Тэхён, как оказалось, был очень тактильным. Жадный, до его прикосновений и держания за руку. — Вам кажется, Доктор Ким, — так же, как и он, выдает тот, проверяя папку на наличие нужного, — это я от злости. — Из-за чего вы так сильно злые? — младший нависает над ним, опираясь одной рукой за спинку кресла. Чонгук разворачивается в его сторону, резко за бедро притягивает того к себе, отчего и улыбка с чужих губ пропадает, а Чонгук выглядит самодовольным. — Из-за того, что не смог поцеловать вас, Доктор Ким, — выдает тот, безрассудно похлопывая Кима по бокам, — я этим очень растроен. — Что нам мешает продолжить начатое? — То, что Доктор Сокджин ждет всех в зале Совета. Всех, кто сегодня на смене поэтому бегом на выход. Конечно, Тэхён слишком растроен, но не выдает себя. Неловко поджимает губы послушно ступая рядом старшим. Они медленно выдвигаются к двери, тихо прикрывая ту. Идут плечом к плечу, пока внимание Чонгука все еще на бумагах в его руках. Тот кажется чем-то слишком загруженным, сильнее уставшим, чем раньше. Но все вмиг теряется за маской собранности и готовности к любому исходу из этой ситуации. По пустякам Сокджин их в зале Совета не собирает. — Что-то случилось? — спрашивает его Ким, когда ему кажется, что тот уже способен ему отвечать. — Кажется, да, Сокджин бы не стал звать всех в такое время, чтобы просто поговорить. — Есть подозрения насчет чего? — Есть, — кивает Чонгук, снова хмурясь, — но мне хочется думать, что я делаю поспешные выводы. До зала Совета они идут недолго. В этом отделении гуляет холодный ветер, отчего Ким прячет руку в карман халата, поправляя висящий на груди бейджик с его именем. У зала достаточно собравшихся врачей, которым все еще не открывают дверь. Где-то между ними, Ким видит знакомые лица, правда имен не помнит. Рядом с ним держится Чонгук, и это главное. — Чонгук, — тихо зовет Тэхён, отрывая того от чтения документации, — ты не знаешь, куда могли отправить мою мать? — Она в другом отделении, Шерри, — закрывает папку, устало выдыхая. Совсем неожиданно, Чонгук тянет того за затылок к себе, прижимаясь носом к волосам, Какое-то время так тихо дыша, будто огораживает Кима от всего реального, прячет в безопасности своих объятий. — Не стоит беспокоиться, иногда так бывает. Тэхён верит его каждому слову, движется ближе, оставаясь вот так прижатым к теплому телу старшего, пока вокруг них снуют люди. Чем-то встревоженные, злые. Их подозрения закрепляются когда кабинет зала открывается, на пороге стоит неизвестный Тэхёну врач в очках. Тот зовет всех внутрь, сразу же скрываясь в помещении. И тут было холодно. Тэхён ощущал липкий холод на свой коже, неосознанно ближе прижимался к старшему, пытаясь найти безопасность, или же, наслаждаясь теплом, исходящим от его тела. Белые столы, стулья, стены. Вокруг один, некогда ненавистный цвет царапал глаза. В главе стола был Сокджин, который не выглядел так уж и дружелюбно, но тихо принимал все приветствия, ожидая, пока все займут свои места у стульев. — Что ж, — начал он, и некий стоящий шум в зале стих. Внимание всех сидящих мигом перешло на Сокджина, чьи брови с каждым разом сжимались и лицо становилось мрачнее от мыслей, от потока в его голове. — Полагаю, вы подозреваете из-за чего именно я вас позвал в столь поздний час, прервав ваши смены на работе. — Сокджин подходит к огромной электронной доске сзади себя, что-то настраивая на ней, сменяя из белого кадра на фотографии упаковок, лекарств, состава. — Из Южной Каролины были доставлены в нашу больницу лекарства и вакцина, жизненно важные именно для генерал-полковника, по совместительству, нашего пациента из корейской армии. — на экране появляется стеклянная пробирка с желтой жидкостью и примерные кадры того, как мужчина в белом халате шприцем тянет его оттуда, вкалывая в вену другому мужчине. Тэхён кривит лицо от картины, переводя взгляд вновь на Сокджина, который, на удивлении, мерцая молниями, смотрит в его сторону, оставаясь физически спокойным. Ким знает, что и до криков не далеко, но не понимает намеков в свою сторону. — Она пропала. — с губ каждого срывается нервный вдох, от чего Ким сжимает пальцы Чонгука, все еще крепко держащие его руку под столом. Тот напрягается всем телом, как и все в комнате, нарастающее напряжение ощущается хорошо. Тэхён взволнованно окидывает взглядом врачей, нервно перебирающих то свои руки, то документы. Лишь бы не встречаться взглядом со злым педиатром. — Как могла пропасть целая коробка вакцин, Доктор Ким, бесследно и без свидетелей? — Хороший вопрос, Доктор Алекс, я бы сказал, превосходный. — картинки на экране меняется, появляется запись с видеокамер из коридора. Тэхёну хорошо знакомы эти стены, старушки сидящие на диванчиках. Их видно не так хорошо, как дверь и кабинет, где хранятся лекарства. — Смотрите, — в зоне видимости появляется идущая в комнату медсестра, его помощница и коллега. За ее спиной закрывается дверь. Следующая запись из кабинета, где она какое-то время что-то смотрит в телефоне, качая ногой, а после встает, берёт в руки таблетки с полок и баночки мазью для массажа пациентов. Происходит резкая перемотка кадра, где она все так же лениво шаркая тапочками, выходит из кабинета. Не проходит и пяти секунд, как с правой части, завернув за угол, выходит Тэхён, который катит за спиной тележку. Они успевают о чем-то перекликаться с коллегой, прежде чем Тэхён скрывается в кабинете. А записи нет. Перед ними лишь шум на экране, и полное отсутствие картины, где Тэхён, как он помнит, долго перебирал новые поставленные лекарства по шкафам, введя документацию о каждом. Он действительно много времени провёл в кабинете с лекарствами, даже смену обслуживание пропустил, но благо, его заменили. Следующий кадр лишь спустя четыре часа, и с вырезанной сценой, где он выходит из кабинета, как всегда, и делал, оглядываясь по сторонам, в поисках пациентов. Липкие взгляды мигом оказываются в его стороне. Теперь напрягается и он, смотря за тем, как Чонгук кидает взгляды на впереди сидящих, и те, повиновавшись, отпускают взгляды куда-то в сторону. Доктор Чон аккуратно пожимает руку, а потом и вовсе отпускает. — Вы подозреваете в подобном преступлении Доктора Кима? Какие будут доказательства? Ведь ничего такого я, в представленных кадрах не заметил. Сокджин впивается взглядом в их сторону, пока дверь за их спинами неожиданно открывается, впуская внутрь Доктора Намджуна, и по-совместительству, бойфренда их педиатра. Тот встает по правую руку с Сокджином, мягко пожимая чужое плечо, и оглядывая всех сидящих в помещении. — Я полностью согласен с Доктором Чоном, — выдает тот, смотря на Сокджина, в чьих руках нервно щелкает ручка, — наличие на картине Тэхёна не значит, что он виноват в этом. Кадры вырезали из записи, вряд ли Доктор Ким нашел бы времени заниматься всем подобным, и какая ему польза от этой вакцины? — Перепродажа, и... — Сколько знаю, бедностью Тэхён не страдает, его мать вполне себе прилично зарабатывает, как и он, так в чем... — Намджун! — кричит тот, и доктора прячут смешки за рукой, делая максимально незаинтересованный вид. — Тэхён? — зовет того Чонгук, слегка дергая за плечо, — все в порядке? — младший заторможено кивает. — Как сильно подозрительно будет, если я сейчас уйду? — шепчет Ким, придвинувшись к нему как можно ближе, избегая лишних ушей. — Ничего не будет, они сами разберутся с этим. — Чонгук встает с места, поправляя халат, хватает со стола папку, и кинув ему — подожди пару минут, — идет к педиатру, что-то слишком эмоционально рассказывающему Намджуну. Тот, на удивлении всех, смотрит на мужчину с нескрываемой нежностью и любовью, хотя тема явно не для такого. — Мы уходим, — коротко и ясно, отчего весь зал замолкает, устремляя взгляд на старших врачей. — Куда вы собрались, Доктор Чон? — Ким возвращается к столу, опирается руками о спинку стула, сердито смотря на врача перед собой. — Домой. Мы не можем позволить тому, чтобы этот инцидент, без весомых доказательств, стал причиной для приступа Тэхёна. — Он кладет папку на стол, прямо перед злым Джином, который слишком тяжело дышит и на грани нервного срыва. — Как вы смеете? ! — Тэхён наш пациент. Бывший, но пациент, Доктор Ким, — уже громче выдает Чонгук, подходя к сидящему парню, и тянет того за руку к выходу — и вы, Доктор Сокджин, сначала врач, давший клятву, а потом уже все остальное. — Разве вы можете покинуть зал без завершения Совета? — Где-то с левой части доносится чужой, еле знакомый голос. — Все завтра. Дверь за их спинами закрывается. Чонгук отпускает чужую руку, делает глубокий вдох, также протяжно выдыхая, как может, быстрее уходит от зала. Ким мирно плетется за ним. — Шерри, — тот оказывается совсем рядом, напуганным, сбитым с толку, и такими круглыми глазами, отчего, злое сердце Чонгука тает от вида беспокойных глаз. — Ты ведь сегодня дома один? — Да, — кивает тот. Они доходят до гардеробной, берут свои вещи, и медленно надевают пальто. Чонгук стягивает со своей шеи шарф, крепко завязывая ту у Тэхёна, пока он все еще в трансе. — Тогда поехали ко мне? Думаю, Лео будет рад познакомиться с тобой. Лео? Тэхён думает об этом, пока они садятся в машину. Случай в больницы напрочь стирается из памяти, когда в голове встает вопрос... Он ведь никогда не спрашивал у Чонгука о детях. А за окном машины сменяются улицу и холод дует в лицо.