Куда приводят мечты

Гастон лежал, не шевелясь, прислушиваясь к тихому ровному дыханию спящей Белль. Как только она заснет крепче, можно будет уходить. Рядом также спал Бруно, щенок. Вообще с этими домашними делами Гастон совершенно не успевал заниматься животными, Бруно гадил, где хотел и грыз, что хотел, а также повадился спать в их супружеской постели, а Нуар, конь, толстел без должных прогулок. Приструнить же щенка не давала Белль, которая была “против физических наказаний”, а Гастон, у которого по полдня уходило на приготовление пищи просто махнул на все рукой и просто кормил животных, обещая себе, что, как только Белль будет лучше, он приложит к их воспитанию свои мужские руки. Время шло, и мужчина осторожно поднялся с постели. Неслышно ступая, он вышел на крыльцо, натянул сапоги и закрыл за собой дверь. Гастон зашел в сарай, обмотался веревкой, взял мешок и зашагал по направлению к замку. Охотник вышел к замку сбоку, так, чтобы не встречаться с рыцарями, которые охраняли ворота. Никто и не думал как-то патрулировать территорию вокруг замка, потому что принцу опасаться деревенских было нечего. Его все любили. Поэтому это было просто – Гастон подошел к стене почти вплотную и, раскрутив веревку с кошкой, закинул железяку на край стены, зацепив ее там. Он подергал веревку – она была закреплена прочно, и залез по стене. Спустившись во двор, он прошел вдоль фонтанов, стараясь держаться не на пустом пространстве и, заметив открытое окно, кинул веревку с кошкой туда. Он опять поднялся по стене, уже по стене замка и спрыгнул внутрь комнаты. Уже на этом этапе стало неприятно от того, что он, Гастон, делал и собирался делать. Как он ни гнал эти мысли, но все равно ему было противно. Он никогда ничего не воровал, кроме, конечно, того случая с платьем для Белль, а особенно все это дорогое барахло. Он это совершенно не умел и не хотел делать и то, что его шантажом заставляли делало эти действия еще более противными. Стиснув зубы, Гастон запихнул пару подсвечников, не особо на них глядя, и вышел в коридор, направляясь на кухню. На кухне он был, тогда, когда приходил в гости в замок вместе с Белль. От воспоминаний тоже было неприятно и Гастон, помотав головой, быстро начал пихать серебряные вилки и ложки в мешок. Что себя терзать, если выбора все равно нет. Набив мешок столовыми приборами, Гастон опять вышел в коридор. Что еще можно взять? “Драгоценности” – говорила Жаннет, только где их искать? Они просто так не валяются по комнатам. Обойдутся. Гастон зашел в зал и постоял в нем, стараясь, чтобы глаза привыкли к темноте настолько, чтобы увидеть картины. Он увидел несколько небольших и засунул их в мешок. Наверное, хватит. В этих вилках столько серебра, что можно купить не один, а два дома. Гастон нерешительно постоял в зале, потому что, если он закончил с этим, ему надо переходить к другому заданию – провести ночь, прости Господи, с Жаннет. Боже… М-да, он, похоже допрыгался. Слишком часто он козырял тем, что женщины сходили из-за него с ума и вот одна из них, видимо, совсем поехала крышей. Его действительно пугало выражение глаз Жаннет и то, каким образом она пыталась затащить его себе в постель. Она рисковала своей свободой и все равно хотела это сделать несмотря на то, что он сломал ей ногу. И это вызывало страх, потому что сила этой больной страсти почти граничила с безумием. Гастон все пытался придумать, как ему этого избежать, но ничего не приходило в голову. Ловушка, шантаж, работали слишком хорошо. Если бы Белль была здорова, они бы вместе что-нибудь придумали. Но не было ни времени, ни возможности отказаться от этой гадости. Боже, только бы она была не заразная. Не хотелось бы тащить заразу в дом. Ну раз не шлюха, то, скорее всего не заразная, так? Боже… Он всегда сам, сам выбирал женщин. Только самых лучших. Никогда не напивался перед этим делом, не тратил свое прекрасное тело на что-то недостойное. А тут некрасивая, старше него и, прости Господи, кочелногая. Боже… И еще смеет его заставлять! Отвратительно! С тех пор, как он увидел Белль, ему стали не нужны другие женщины. А теперь у него есть Белль, он познал Белль, он принадлежал ей, а она принадлежала ему. И теперь ему нужно… Даже подумать об этом противно. Какая мерзость. С такими мыслями Гастон дошел до дома, где его ждали Поль и Жаннет. Он быстро постучал, не давая себе времени на остальные размышления, и чтобы не передумать. Дверь распахнулась и на пороге Гастон увидел Поля. - Принес? – спросил Поль, и Гастон молча сунул мешок ему в руки. Тот начал рыться в мешке. - Так, так, серебро, хорошо… А это что? – Поль достал одну из небольших картин. – Это же барахло, ничего не стоит, посмотри на мазки и цвета вот тут, это копия, причем максимум десятилетней давности. - Извини, я плохо разбираюсь в живописи, - огрызнулся Гастон. Что они хотят от него? Единственное, что он понимал в рисунках, так это то, насколько его портрет отображает его силу и красоту. Мазки еще какие-то, черт знает что… - Остришь? – нахмурился Поль, продолжая копаться в мешке. – Очень смешно тебе, да? Ты что, совсем дурак? Не знаешь – спроси, раз идешь на дело. Принес какую-то дешевку и думает, что мы поладим. Гастон молча стоял рядом, и Поль решил его не злить. - Ладно, на первый взгляд серебра хватит и золота на подсвечниках. Давай, поднимайся, - он кивнул на лестницу, которая вела на второй этаж дома. – Она тебя ждет. Гастон с отвращением посмотрел на Поля. - И тебе нормально, что твоя женщина… с другим мужчиной? - А ты не мужчина, Гастон, - пожал плечами Поль. – Ты глупое красивое животное, а ее мужчина это я. Если она хочет поразвлечься с тобой, я совсем не против. Гастон никогда не отличался спокойствием, а этот вонючий Поль уже два раза прошелся по его умственным способностям в течение пяти минут. Лишь огромной силой воли и мыслями о том, что сообщник может привести к Белль маршалов, охотник лишь скрипнул зубами и начал подниматься по лестнице. Но все его движения выдавали с трудом сдерживаемую злобу. Он распахнул дверь в комнату, а потом с громким стуком захлопнул ее за собой. Жаннет сидела на кровати и встала, а потом, ковыляя, подошла к нему. - Молчи, молчи, - проговорила она, дотрагиваясь до его губ своими костлявыми пальцами с сухой кожей. Как это мерзко. – Когда ты молчишь, и такой печальный или серьезный, как сейчас, ты так прекрасен. В твоих голубых глазах, кажется, есть какая-то загадка. А когда ты открываешь рот и что-то говоришь, все очарование пропадает, становится ясно, что ты просто дурачок. Ну вот, опять. Больная уродина. Но он может себя контролировать – так ведь? Гастон отступил на шаг, так, чтобы она его не касалась, расстегнул ремень и стянул рубаху через голову. Затем сбросил штаны и, наступив на пятки сапог, сбросил сапоги. Перешагнув через комок одежды на полу он, обнажённый, обернулся к Жаннет. - Давай, раздевайся. И побыстрее. Я не собираюсь торчать тут всю ночь. Она какое-то время молчала, хмурясь, будто что-то шло не по ее плану. Потом Жаннет подошла ближе и ткнула Гастона пальцем в грудь. - Ты халтуришь. Что это такое? Сбрасываешь портки, будто собрался по нужде. Это не то, что я хочу. Со своей женой ты также это делаешь? Сделай так, чтобы мне это понравилось. Гастон нахмурился: - Слушай, Жаннет, ты хочешь, чтобы тебя отымел настоящий мужчина – я могу это устроить. Но изображать из себя влюбленного школяра я не буду. Жаннет часто заморгала глазами, словно не расслышав его слова. - Что с тобой такое? Ты себя слышишь? Что значит “отымел”? “Побыстрее”? Опять пытаешься командовать? Гастон, не отвечая, прошел мимо нее и осторожно сел на кровать, надеясь, что простыни достаточно чистые и его прекрасная кожа не покроется какими-нибудь болячками. Он поднял глаза, рассматривая сгорбившуюся женщину. - Ой, да ладно тебе, Жаннет. Мы оба знаем, что никаким другим способом, кроме шантажа, ты бы не смогла заполучить в свою постель такого мужчину, как я. Так что будь довольна, на этот раз твоя взяла. Жаннет начала приближаться к постели, и Гастон скривился: - Боже, постарайся не хромать так сильно и не сутулиться! Ты похожа на гигантское насекомое. Я не могу изображать бешеную страсть к насекомым, хоть режь меня на части. Он правда старался не думать о ее внешности, и о том, что она заставляла его делать, но это было выше его сил. Женщина похромала к нему ближе, даже не пытаясь что-то поменять в своей походке. - Ты будешь делать то, что тебе сказали, понял? Или мне повторить, что может случиться, вытряхнут из твоей женушки все потроха и ты сам будешь в этом виноват! Не зли меня. Ты делаешь все на отвяжись, принес какое-то барахло и еще передо мной кочевряжишься! Хочешь мне испортить удовольствие, да? Чем я тебе не женщина? Чем я хуже твоей Белль? Или ты и от нее будешь нос воротить, когда она родит и растолстеет? Гастон не счел нужным отвечать – как можно вообще кого-то сравнивать с Белль? Истинная Красота – и была ее именем, как божественное существо, спустившееся на грешную землю. Она была самой лучшей. И он любил ее. Ее ничто не могло испортить – ни полнота, ни какие-либо изменения из-за времени или пережитый несчастий. Но уродам что-либо говорить о красоте – дело дохлое. Они или не понимали ее – считая, что можно намалевать лицо и считаться “красивой” или пытались доказать, что красота, истинная красота не так важна, что она где-то внутри. Ну внутри у таких дегенератов как Поль и Жаннет точно не было никакой красоты. Жаннет подошла ближе и еще раз повторила: - Так что же насчет Белль, дурачок? Чем я тебе не женщина? И она и я – женщины! – почему-то для нее было важно это доказать. Она опять назвала его “дураком”, и Гастон просто не смог это стерпеть: - Конечно и она и ты это женщины, - ответил он. – Так же, как и прекрасное жаркое или свиные помои – все это еда и вроде как можно есть. Он был доволен – ответил достаточно остроумно, чтобы Жаннет заткнулась. Он уже думал, что она, закончив болтовню, наконец, приступит к делу, и отпустит его, как вдруг Жаннет взбесилась и заверещала: - Убирайся! Пошел вон! Натягивай свои портки и проваливай! Жди утром маршалов, скотина! Гастон какое-то время помедлил, но она начала так вопить, что, скорее всего, перебудила всю округу. Он надел штаны и, схватив рубаку и ремень спустился по лестнице. Поль крутился рядом и Гастон с удовольствием съездил тому по шее – пропадать так с музыкой.