***
На столе дымился, остывающий чайник. Андрей смотрел очередной фильм, поглощая лапшу с подливой из печени и грибов, в виде незатейливого соуса, который умела готовить только м Милана. Рецепт этот она никому не разглашала и такое блюдо Авдеев мог съесть только на собственной кухне, в спокойной и уютной обстановке. Что не могло не радовать. Милана сидела напротив мужа, наблюдая за ним. Вскоре его это начало здорово раздражать и, отложив в сторону ужин, с любопытством посмотрел на жену. — Что случилось? — Я задумалась и совсем забыла тебе сообщить, что сегодня приходили какие-то люди и очень просили тебе передать… — только сейчас Авдеев увидел в ее глазах то ли испуг, то ли какое-то другое чувство, которому он никак не мог подобрать точное описание. — Какие люди приходили? — Я их не знаю, никогда не видела их раньше, но после того, как они ушли, появилось чувство тревожности. Тревожность. Вот оно, точно описание выражения лица супруги. Она была встревожена приходом посторонних, неизвестных ей ранее людей, но почему? Что они ей сказали, угрожали ли, кем они представились и кто эти люди, вообще? У него было много вопросов, на которые не было ни одного ответа, но он надеялся их получить, задав, мучавшие его вопросы жене. — Кем представились? — Он вновь принялся за ужин, желудок ему напомнил о том, что наступило время для приема пищи и под ложечкой неприятно заныло. — Твоими коллегами по работе. — Милана начала перебирать полотенце, положив локти на стол и периодически заправляла за ухо прядь волос, которая то и дело выскакивала при любом движении головы. — Что они тебе говорили, они угрожали? — Он вновь раздражался от того, что Мила тянет и не рассказывает обстоятельно все, как происходила ситуация во всех подробностях и деталях. Но он прекрасно понимал, что перед ним не подследственный, которому все равно о том, что происходило после совершения им преступления: как бились в истерике, опознавшие погибшего родственника; как в ярости готовы были убить виновного в содеянном преступлении человека и как без эмоционально и казалось безучастно ко всему происходящему, выплеснув в первые недели после случившегося свои слезы, боль, обиду и другие чувства, подписывали протоколы, выписки, справки и другую рутинную и уже ненужную им документацию. Перед ним не подследственный, ухмыляющийся на все слова, которые доносятся в его адрес со стороны обвинения. Перед ним жена, которая очень напугана произошедшим, поэтому давить на нее Андрей посчитал лишним. Решил, что вопросы нужно задавать последовательно, в том порядке, в котором он выстроил их у себя в голове. — Они просили тебе намекнуть, чтобы ты прекратил поиски некого гражданина Ткаченко. Делом, которого ты сейчас занимаешься.***
— Валерий Александрович, — в кабинет к Седых ворвалась Одинцова и с порога начала произносить подготовленный заранее текст, но даже это не помогло, голос дрожал, во рту пересохло и жутко хотелось пить. Главврач ладонью остановил свою подчинённую, приобнял за плечи и усадил в кресло для посетителей. Только после этого Лариса заметила в кабинете посторонних. Мужчина и женщина средних лет, судя по безразличию ко всему происходящему, стоящему в их глазах — чиновники из министерства, которые и проводят служебное расследование по факту гибели пациента Ивана Никольского. — Лариса Андреевна, если ваша дочь виновата в гибели пациента, то это не значит, что вы можете так нагло врываться в кабинет к своему руководству и в пренебрежительном тоне показывать навыки адвокатской деятельности. — Произнесла женщина и углубилась в изучение каких-то материалов, лежащих в ее служебной папке. — Вы не переживайте, Лариса Андреевна, сейчас придет следователь, принесет результаты экспертизы, записи с камер видеонаблюдения, установленных в вашей VIP-палате, благодарите за это ваше предусмотрительное руководство. И узнаем, что на самом деле произошло. — Чиновник-мужчина выражал поддержку и действовал на Ларису мягко и успокаивающе. Дверь кабинета распахнулась, на пороге появился молодой человек, достаточно молодой для столь высоко занимаемой должности. Но видимо его качества заставили начальство выбрать из кандидатов на должность не возраст и опыт, а молодость, харизму и ум. — Здравствуйте, следственный комитет, лейтенант юстиции Захаров Денис Александрович — Он развернул ксиву и показал присутствующим, дабы удостоверить их в подлинности своей личности. — Я по поводу гибели вашего пациента, Никольского Ивана Анатольевича. Развернув какую-то бумагу, он призадумался, и свернув ее обратно обратился к главврачу. — Валерий Александрович, мне нужна обвиняемая. — Прямо сейчас? — уточнил Седых. — Да, как только сможет прибыть сюда. — Захаров вышел. Одинцова выдохнула в надежде, что Денис поможет. В тот вечер, когда из-за ссоры с Виктором она оказалась в доме Морозовых, Лизу попросили уехать домой с дежурства, чтобы не раздражать полицейских, чиновников из министерства здравоохранения, прибывших по первому зову отца погибшего, своим присутствием. А она промолчала о произошедшем, ничего не сказала, думая, что по ее вине погиб человек. Грызла себя изнутри, проклиная все на свете и законы, и бюрократию и все, что касается тех моментов в жизни, когда приходят вот такие чиновники и начинают въедаться в тебя, как назойливый комар и зудят, зудят. И о твоей вине, и о том, что ты один такой негодяй, и о том, что ты отступил от буквы закона, и о том что у тебя нет никаких моральных качеств. Лиза приехала быстро, очень быстро. Оказалось, что все это время она просидела в машине, около больницы, не сомкнув глаз. То ли Андрей, имея свои связи, то ли кто-то другой предупредил ее о приходе следователя и она не выдержала мучительного сидения дома. Захаров вернулся в кабинет Седых не один, рядом с ним стояли два человека в форме (то ли из полиции, то ли из следственного комитета), и два человека в гражданском. — Сержант, садитесь, будете писать. Взяв бланк, сержант развернул стул и оседлал его сверху, вытянув свои длинные ноги так, что случайно задел по ноге даму из министерства, но сержант не почувствовал этого, помешала грубая подошва берец. Та недовольно фыркнула и поморщилась, но почему-то промолчала. В кабинет зачем-то зашёл Ильнар Дасаев, недавно прибывший анестезиолог из военного госпиталя города Иркутска. То что произошло дальше шокировало и Лизу, и Ларису, и остальных присутствующих. — Пациенту была введена заведомо ложная, не соответствующая параметрам медицинских показателей, а также антропометрических данных, дозировка лекарственного средства, что впоследствии привело к остановки сердца. Как вы это можете прокомментировать, Елизавета Викторовна? — Я вводила препарат с учётом всех показателей, в том числе остаточного действия наркоза. От передозировки пациент точно не мог умереть. — Вас сейчас не спрашивают отчего он мог умереть, а от чего нет. Вас спрашивают… — Договорить даме из министерства здравоохранения не позволил Захаров: — Александра Георгиевна, вас сейчас вообще никто и ни о чем не спрашивает! — Но… — Попыталась было возразить Рыбакова. — Будете открывать рот только тогда, когда я вам разрешу это сделать. — Денис специально поставил ударение на слове «я», чтобы показать его значимость в этом кабинете. — А как тогда объясните заключение судебно-медицинской экспертизы? — Захаров повернулся к Лизе. На столе возник какой-то бланк с печатями, подписями. Девушка его уже не слушала, перед глазами всё начало плыть: и стол, и бланк, и Захаров. Ее бросило в жар. От поднявшегося давления заложило уши и последние слова, которые она произнесла в тот день, казалось были выкрикнуты со всей силы, что осталась в ее теле за последние сутки. — Я не знаю! На самом же деле эта фраза прозвучала очень тихо, что Рыбаковой пришлось напрячься, чтобы расслышать ее. Дальше всё было как в тумане. Захаров, на принесённом заранее ноутбуке, включил воспроизведение видео с камеры видеонаблюдения, установленной в VIP-палате. — На экране мы чётко видим, что в палату зашел мужчина врач: определить это не составляет никакого труда и по походке, характерной для мужчины, особенно если учесть, что у этого мужчины была травма, (полученная в ходе тактических учений. Прилет учебной гранаты, которая по неизвестным причинам оказалась боевой, по временному укрытию военно-полевого госпиталя), которая не позволяет сгибаться и разгибаться коленному составу левой ноги полностью, а соответственно на видео и не только, человек будет хромать. И по прическе, даже если наклеить липовые усы и надеть солнечные очки, да господин Дасаев? — Последнюю фразу Захаров чуть ли не прокричал в лицо анестезиологу, такую несправедливость Денис не любил. Он ее ненавидил. — Отпираться бесмысленно. Отпечатки пальцев на шприце и ампуле, от введенного препарата, которые вы так опрометчиво выбросили в урну, в палате, совпали с вашими. Вы даже не удосужились надеть перчатки. Торопились? Или забыли? Дасаев тут же бросился к двери, но путь ему перегородил второй полицейский и на руках анестезиолога Ильнара Дасаева защёлкнулись наручники. Когда в кабинете кроме врачей и министерских чиновников никого не осталось. Рыбакова сложила все документы в стопку, стукнула ее пару раз по столу, дабы выровнять края и, многозначительно вздохнув, обратилась к Лизе: — Елизавета Викторовна, несмотря на новые факты, открывшиеся в этом деле, мы все равно вынуждены вас отстранить от работы на время проведения следственных мероприятий вплоть до вынесения судебного приговора. — Александра Георгиевна, я думаю это лишнее. Я лично могу поручиться за анестезиолога Морозову. Она не только имеет высшую квалификацию, но и работает с полной самоотдачей. — Откуда такая информация? — Из надёжных источников! — Сквозь зубы процедил Чесноков. — Константин Павлович, я понимаю ваше желание защитить невиновного человека, но в данной ситуации это не поможет. В коллективе из-за этого инцидента итак атмосфера не очень. Что будет если до суда вы оставите работать в отделении человека, которого сделали первым и чуть ли не главным подозреваемым, хоть на самом деле этот вариант оказался ложным. — И что? — И то! — Других аргументов у вас не нашлось, госпожа Рыбакова? Скудный словарный запас? — Причем здесь мой словарный запас? — Притом, что человеку, которому небезразлична жизнь и судьба другого человека всегда найдет, что сказать. — Константин Павлович, я к вашему сведению являюсь ответственным лицом за произошедшее здесь и заверяю вас в том, что без моего ведомо здесь даже муха не пролетит! Вам это ясно? — Ясно. — Всего доброго. А вы, Елизавета Викторовна, ждите допуска к работе. Если вообще его получите! — Александра Георгиевна вышла, оставив после себя шлейф приторных духов, от которых становилось дурно всем, куда бы не зашла эта высокомерная особа. — Извините, — Константин Павлович Чесноков развел руками и с горечью вздохнул, — сделал все, что смог. Вы держитесь, — он обратился к Морозовой, положив свою широкую теплую ладонь поверх ее и будто бы привел девушку в чувства, вызывая лёгкую, но такую выдавленную из недр ноющей души улыбку, — она еще будет приходить и досаждать вам, пытаясь указать на ваши ошибки, отвешивая оплеухи в виде дисциплинарного взыскания с занесением в личное дело и других изощрённых, будоражащих ее ум, «пакостей». — Константин Павлович, а с чего вы взяли, что эта дама будет здесь появляться неоднократно? — Седых вглянул на чиновника. — Ну, вы же сами слышали. Теперь всё, что здесь происходит мимо нее не проскочет. У нее даже мухи по билетам летают. Чесноков вышел, мягко прикрыв за собой дверь. Валерий Александрович сел в свое кресло и, выключив настольную лампу, глянул в окно. — Надо же, — удивился он, — первый снег.***
Декабрь подкрался незаметно, подтасовывая прогноз погоды и удивляя москвичей. Сначала дождь, потом снег, потом грязь из растаявших осадков, затем снова дождь, снег, мороз и гололед. Если бы не Володя, Мария наверняка бы заработала какой-нибудь перелом, поскользнувшись на гололедице. — Сменили бы обувь, Мария Владимировна. — Усмехнулся Соколов. — Красоты мало не бывает! — Гордо вскинув голову, Вершинина в очередной раз схватилась за куртку Владимира, дабы не упасть. — Пациентов в травмпунктах тоже! — Соколов пошутил, но наткнулся на взгляд женщины и понял, что язык следовало бы прикусить, но, к сожалению, было поздно. Он уже лишился своего законного места в постели, а перспективы спать на диване в гостиной были для него не столь приятными. Диван не раскладывался, спать приходилось боком: то упираясь лицом в спинку; то падая со спального места на жесткий ковер, задевая при этом ногой, спиной или другой частью тела журнальный столик. В подъезде, на удивление было темно. Кто-то выкрутил лампочку. Соколова это насторожило: во-первых, в подъезде есть камеры. Даже при большом желании, скрыться невозможно. Во-вторых, здесь сидит консъержка. Правда, на нее тоже расчитывать не приходиться. Ее зрение оставляет желать лучшего. Заглянув в почтоый ящик, Володя обнаружил в нем счета за коммунальные услуги, письмо на адрес клиники Марии, которое почему-то оказалось здесь и письмо, принадлежащее Максиму. От… От некой компании «Gold-Petroleum Products».