***
Лариса позвонила вся встревоженная, ее голос дрожал, руки не слушались, это Виктор понял потому, что телефон то и дело куда-то съезжал, женщину было периодически плохо слышно. Из вышесказанного Поляков понял только одно: Лиза в больнице и с ней, что-то случилось. Пробка оказалась совсем некстати, улица, на которую свернул Виктор Николаевич стояла скользкая, шумная и нервная от периодических гудков автомобилей. Дождавшись пока поток сдвинется с места, Поляков въехал в ближайший двор и на первом попавшемся месте припарковал машину. Спуститься в метро было неплохой идеей, там, в отличии от наземного транспорта, хотя бы не было пробок и хоть как-то было поживее. Он подошел к Ларисе и Максиму, но услышал только несколько фраз, которыми врач перебросилась с Морозовым. — Всё хорошо, можете забирать свою жену, — доктор дотронулась рукой до плеча Макса. Тот, будто его ударило током, дернулся и сморщился от боли. — Ребро болит? Вам бы на рентген, молодой человек. — Обойдусь, — нарочито грубо бросил он, — А как температура у нее? — 36,6°! Хоть сейчас в космос! — А как же гипотермия? — А это вы у ординатора спросите, а еще заодно уточните по какой причине за пять лет учебы в медицинском институте человек не научился пользоваться ртутным градусником. — Врач было собралась уходить, но медсестра поднесла выписку и отдала ее Максиму. — Подождите, но он же мерил температуру несколько раз, было 35,0°. Я сам видел. — Не унимался Морозов. — Ну, я понимаю ниткой в ушко иголки трудно попасть, многие с этой задачей не справляются, но не разглядеть на градуснике шакалу это уже перебор. В выписке указаны конечный диагноз, результаты анализов и рекомендации. — Женщина ушла, оставляя после себя какой-то знакомый из детства запах. Максим уселся на скамью, держа в руке выписку, быстро глянув в напечатанный текст, он перевел ошеломлённый взгляд сначала на Виктора, затем на Ларису, а потом и на, вышедшую из палаты, Лизу. — Тут, — он расплылся в дурацкой улыбке, как рыжий толстый котяра, схомячивший под шумок целую банку сметаны. — Ты не рад?! — Девушка опустила голову вниз. — Ты что? — Он подошёл к ней, придерживая ее нежное лицо в своих ладонях и поднимая его к себе. — Я… очень… Очень рад. Я… Самый счастливый человек на свете. Теперь нас на одного человечка будет больше.***
— Здравствуйте, у вас что-то случилось? — Мужчина в черном драповом пальто подошел к незнакомцу, стоящему на парапете моста через реку Преголь. — Я должник. — Уныло произнес незнакомец, еще сильнее вцепившись побелевшими пальцами в перила моста. — Я полагаю, что прыжком в воду вы свои проблемы не решите. Нужно действовать, что-то предпринимать. — Успокаивающим тоном заливался «прохожий», то и дело оглядываясь по сторонам и потирая, озябшие руки в кожаных перчатках. — И что мне предпринять? — Заплатить! — Резко рука «случайного прохожего» опустилась на плечо Ткаченко. Тот вздрогнул, но еще сильнее жал руки на перилах, боясь сорваться вниз в холодную мутную воду Преголи. — Так я плачу. А человек, у кот… котор… котрого, я за… замин… занимал, — Кирилл начал заикаться от волнения, а может и не от него вовсе, а от страха перед смертью. Дома, где он обдумывал план суицидной смерти, все казалось легко и просто: встань на парапет, посчитай некоторое время и прыгай, уходя на дно мутной холодной реки. А здесь, на холодном скользком мосту ничего не выходит, невидимая преграда стоит на пути и ноги, будто онемели и руки, будто из ваты. И тело вроде как не его. — Он не верит мне! — Прокричал Кирилл и чуть было не соскользнул вниз. — Тихо, спокойно. — «Прохожий» едва успел подхватить Ткаченко. — Наверное, вам следует перелезть обратно. Начинается сильный ветер, в случае чего я не смогу вам помочь. У меня вот портфель с важными государственными бумагами, не могу оставить. — Мужчина в черном драповом пальто потряс над головой кожаным портфелем. — А прыгать за вами нет ни малейшего желания. Да и вы, как я погляжу, тоже такую перспективу не чествуете и не имеете великого желания, чтобы сотрудники МЧС вылавливали со дна ваш труп. Последнюю фразу «незнакомец» произнес как-то зловеще. Ткаченко нашел в себе силы и смелость вернуться на мост. Отряхиваясь от мокрого снега налипшего на куртку и брюки, он улыбнулся мужчине и подал руку в знак уважения. — Спасибо, жизнь спасли! — Как знать… — Многозначительно произнес «прохожий» и, резко дёрнув Кирилла за протянутую руку на себя, прижал его шею к своей груди. Перекрыв Ткаченко кислород, стараясь не привлекать особого внимания прохожих и проезжающих, мужчина прошипел в самое ухо Кирилла: — Изобразишь пьяного старого приятеля моих юношеских дней. Не вздумай дернуться, здесь снайпер. Приехал на маршрутке, уедешь на труповозке.***
Андрей снова задерживался до поздна. Последнюю неделю раньше десяти вечера дома он не появлялся. Милана устала от его работы, от страха из-за постоянных угроз (в последний месяц их было аж целых три). Все, что она ему говорила он пропускал мимо ушей, а что и удавалось ему услышать переворачивал информацию, как ему было удобно, а потом демонстративно кричал: «Ты сама так сказала!». Да сказала, но не так и не то, что ты услышал. Но самое обидное — Авдеев перестал интересоваться жизнью детей. Он как-то холодно и без особого энтузиазма отреагировал на новость о зачислении Паши в футбольную академию, о зачислении Алины в фигурное катание. И вот сейчас приготовив ужин, Милана смотрела телевизор в ожидании мужа. Сын переехал в школу-пансионат при академии футбольного клуба «Актан». Дочь, выучив уроки, отправилась на тренировку. А Андрея до сих пор не было. Неожиданный и нежданный звонок в дверь заставил Авдееву вздрогнуть. Дверной звонок был резкий и прогремел, как гром среди ясного неба. Милана притихла, сердце ушло куда-то в пятки и только спустя несколько минут ее отпустило. Андрей звонил узнать, почему жена не открывает дверь, он стоит уже полчаса и не может попасть в квартиру: ключи он забыл, а на дверной звонок никто не реагирует. Увидев лицо жены, открывшей ему дверь, молодой человек все понял. Снимая ботинки и скидывая куртку, он подбирал подходящие слова, чтобы не шокировать супругу еще больше, и чтобы хоть как-то попытаться этими словами ее успокоить. Вымыв руки, скинув офицерский галстук и сменив рубашку на футболку, Андрей сел за кухонный стол, наблюдая как жена старательно раскладывает по тарелкам, уже давно остывший и только что заботливо разогретый заново, ужин. — Меня переводят. Она не выразила никаких эмоций, у нее не осталось этих эмоций. Работа, дом, дети. Какие могут быть эмоции? Остается махнуть на это всё рукой. Но она жена и мама, поэтому не может. Она ответственный работник, поэтому не может. — Куда? — Будто очнувшись и смахнув с себя рукой невидимый сон, она присела напротив Андрея. — В Сочи. — Далековато. — Ну, так. — Когда? — Приказ уже готов. В феврале я должен быть там. — А мы? — Дело в том, что служебное жилье будет двухкомнатным. И мы все не уместимся. — Ты хочешь сказать… Андрей перебил её, он хотел сказать, что по пути домой принял для него и для семьи единственно правильное решение. — Я хочу сказать, что подал рапорт об отставке. С января я больше не работаю. Милана от неожиданности пролила сок мимо стакана и, вытирая усердно полотенцем поверхность стола, исторически начала смеяться. Потом вдруг успокоилась, поняв как нелепо она выглядит со стороны и, подойдя к мужу, прильнула к его плечу и разрыдалась. Он усердно пытался ее успокоить, но выходило не очень хорошо, на помощь пришла дочь, позвонив отцу и попросив забрать ее с тренировки. Счастливая Милана выразила желания ехать вместе с мужем. Уже выруливая со двора, Авдеев выдохнул. Как же здорово, когда близкие люди счастливы. Вот только после отставки чем заниматься? Хороший вопрос, знать бы еще на него ответ. Но через несколько дней и на этот вопрос Андрей нашел ответ.