***
Максим начал играть. По крупному, по мелочи. Начал садиться за покерные столы в столичных и провинциальных казино. Но в одно из самых закрытых, оттого что там собиралась элита общества, про которую нужно молчать и нельзя обмолвиться и даже парой слов, шагать не решался. Вот и сегодня, бросив машину где-то в районе ВДНХ, Макс вызвал такси и приехал домой, небрежно кинув таксисту купюры номиналом в сто евро. Таксист, явно не ожидавший таких чаевых от не столь трезвого клиента, быстренько помог молодому человеку выбраться из машины и умчался, разбрызгивая из-под колес твердый укатанный снег, в надежде вернуться на ту же стоянку и подцепить еще одного не менее состоятельного клиента. Лиза сонная и встревоженная открыла дверь, в одном шелковом халатике абрикосового цвета, она была какой-то лёгкой воздушной, словно хрустальная балерина, которая стояла на комоде в комнате его приемной матери. Тогда, в детстве, маленькому Максиму казалось, что она не стоит на одной ножке, обхваченной лентами пуанты, а парит высоко под потолком большой спальни Валентины Морозовой. — Ты не… — Макс икнул. Шатаясь в коридоре и пытаясь снять туфли оперевшись о стену рукой. — Лизон, я такой куш… — Он снова икнул, -… Сорвал! — И шторы! — Скрестив руки на груди, Лиза наблюдала за бессмысленными попытками снять туфли, не развязав шнурки. — Не, — молодой человек бодро помотал головой из стороны в сторону, — шорты…шро…што…шторы, я не срывал! — Ну да, а это что? — Девушка указала рукой на атласные полотна, лежащие на полу. — Сами упали! От… — Максим поводил рукой по воздуху, изображая момент падения штор. — От ветра. — Мг! — Лиза собралась было идти досыпать, но Макс, сумевший всё-таки снять ботинки, не развязывая шнурков, обнял ее и, пытаясь найти точку опоры, чуть ли не повис на ее плечах, выдыхая весь перегар на жену. — Морозов! — Крикнула Лиза. Неожиданно для самого себя он нашел ту самую точку опоры, опустил руки, более-менее встал на ноги и кажется даже чутка протрезвел. — Ммм. — Он вскинул голову, глядя на супругу затуманенным взглядом. — Иди спать! — Иду. Он поплелся за ней в спальню, немного спотыкаясь о невидимую преграду, на ходу скидывая пиджак, и уже расстегнул все пуговицы на рубашке и даже ремень, но… Дверь в спальню захлопнулась прямо перед его носом. Затем снова открылась, ему были предложены подушка и одеяло. — Ты же сказала иди спать! — Иди! Он попытался было войти в комнату, но был оттуда выставлен обратно. — На диван, Морозов. На диван. — Понял, не дурак.***
На цокольном этаже было холодно, но кисти Кирилла нещадно пекли. Веревка, которой они были связаны натерла запястья и, кожа горела. Во рту была тряпка, пропитанная машинным маслом и еще какими-то химикатами. Было тяжело дышать. Голова была тяжёлая, по виску медленно стекали капли, скорее всего крови, потому как они не быстро высыхали и становились липкими и до тошноты противными. Матрац, на котором сидел Ткаченко вонял старьем, мышами и ещё чем-то кислотным. В помещении было темно и только одна тусклая лампочка в дальнем углу, под лестницей была единственным источником света. Не успел Кирилл как следует осмотреться, дверь открылась и, гремя берцами, в нее вошёл мужчина в черном камуфляже, с автоматом на перевес. Пока он спускался по лестнице, приклад автомата бился обо что-то металлическое на бедре. Затем камуфлированный зачем-то оглянулся по сторонам и медленно подошёл к пленнику, аккуратно подняв его на ноги, повёл на выход из этого тусклого, сырого и пропитанного неприятными запахами подвала. Куда конкретно они шли Ткаченко не понимал. Сначала пытался запомнить сколько было поворотов и лестниц, а потом бросил эту затею. Перспектив сбежать от людей с автоматами в руках не предвиделось. Выйдя на улицу, камуфлированный передал мужчину другому, такому же человеку в камуфляже. На секунду глаза высоко человека, которому Кирилл был сдан, как пост, показались до боли знакомыми. Уж очень они мягко и задорно смотрели сквозь прорези балаклавы. Его усадили в машину. Он пытался разобрать дорогу за стеклом внедорожника, но один из вояк быстро обломал его идею, несколько раз шикнув на него, а для пущей убедительности передёрнул затвор. Ткаченко внутренне напрягся, пытаясь хоть как-то подсмотреть указатели, сквозь лобовое стекло. Поднатужившись, у него это получилось и он вместе с ликованием о такой маленькой победе, недоумевал почему его везут в Храброво. Он размышлял над этим, почему его не оставили здесь? Почему не убили? Когда его, связав, бросили в темный сырой цоколь, он был уверен, что это дело рук Вершинина. Почему они меня везут в аэропорт? Для чего? Машина со свистом тормозных колодок остановилась на парковке. Развязав пленнику руки и передав свой автомат другому вояке, тот самый высокий вышел из внедорожника, приглашая на выход и Кирилла. Мужчина колебался. Выйти? Что означает погибнуть или добраться до дома живым? Опомниться от мыслей, Ткаченко помог тычок под ребро и грубое мужское: — Ну, долго будут тебя ждать? Ветер дует, не май месяц! — Буркнул вояка, державший между коленей два автомата, и отвернулся к окну. Кирилл вылез из машины и посмотрел на высокого. Тот по прежнему стоял в балаклаве, но как только закрылась дверь автомобиля, он тут же снял маску. Ткаченко повело, он едва успел схватиться за машину. — Глеб? — Одними губами прошептал он. Глеб улыбнулся, широко так улыбнулся и сверкнул белыми зубами. — Кирилл, тебя ждут в Домодедово. — Он тронул старого друга за плечо и, развернувшись, пошел в сторону входа в аэропорт. Удивленный неожиданной встречей, Ткаченко поплелся за ним. — Как так вышло? — Делом о твоём загадочном исчезновении занимался следственный комитет, но на верху, — Глеб указал пальцем куда-то ввысь и достал из пачки сигарету, — на верху, конфронтация возникла. Федор Алексеевич, твой дальний родственник упорствовал в твоих поисках до последнего. Вот и удалось перехватить тебя у людей Вершинина. Если б не он, валялся б ты где-нибудь, в поле, с дыркой в голове. Ладно, я пошел. Билеты у тебя на руках, скоро регистрация, в Домодедово тебя ждёт приятный сюрприз. Бывай. — Степанов хлопнул Кирилла по плечу и отправился восвояси. Глеб Степанов его армейский друг. Они дружили с самого раннего детства, вместе ходили в детский сад, сидели за одной партой, служили в одной части, но после армии их дорожки разошлись. Они вместе ухаживали за одной девушкой, Олей. Она была очаровательная рыженькая девчонка, младше их всего лишь на год. На ее лице то и дело появлялись веснушки, особенно когда она смущалась. Она была тоненькая как веточка сирени, но такая боевая, веселая, задорная. Всегда знала, что делать и как решить ту или иную проблему. Кирилл и Глеб были по уши в нее влюблены до весны 1998 года, когда им обоим пришла повестка в армию. В те непростые для страны годы. Тогда юноши решили раз и навсегда определить, кому достанется милая девушка Оля Запруднова с веснушками, появляющимися от большого волнения. Сначала была идея спросить на прямую, но на вопрос Лёля (как её называли все ребята), покрутила у виска и шутливо потрепала обоих по густой шевелюре, мягко произнеся: «Дураки!» Следующим вариантом было: написать записку и указать время, одинаковое время, но разное место встречи. Вот куда придет, с тем и будет. Это устроило и Глеба и Кирилла, и они договорились так и поступить. Время обговорили заранее, а вот место было у каждого своё. Степанов пригласил девушку к 18.00 в кино, а Ткаченко в городскую библиотеку (два абонемента, которых валялись в ящике письменного стола, когда-то выданных в какой-то кассе на сдачу). Кина у Запрудновых дома не было, а вот библиотека была огромная. Количества книг не счесть. Кирилл понял, что ошибся с местом для свидания и был раздосадован, но поделать ничего не мог, денег на кино у него не было. В армию их провожали родители Ткаченко и Степанова, а к Глебу приехала еще и Оля, которой он сделал предложение руки и сердца прямо на перроне, на глазах у изумлённой публики, та обещала подумать. Два года промчались незаметно, вот на Курский вокзал прибыл поезд, вместо зелёных влюбленных юношей, на перрон вступили подтянутые строгие и официальные солдаты. Срочники. Их встречали родители, а вот Оли не было. Только спустя несколько минут оба поняли, что она здесь. Но от прежней жизнерадостной и веселой девчонки ничего не осталось. В инвалидном кресле сидела, измученная жизнью и судьбой девушка, но уже без блеска в глазах. Глеб, ошеломлённый происходящим, переводил взгляд с Оли на её родителей, потом на своих и снова на Олю. Упав перед ней на колени и прижав ее руки к своей щеке, он, запинаясь от волнения, спросил: — Ты подумала над моим предложением, ты готова дать ответ? Девушка опустила глаза, какое предложение, какой ответ. Разве он, Глеб, не понимает, не видит, что произошло. — А мне плевать! — Выкрикнул он, будто прочитав ее мысли. Она кротко улыбнулась, еще больше опустив свои печальные карие глаза. А Степанов был прав, им было плевать на мнение окружающих, они с Олей любили друг друга и поженились, ему было плевать на мнение врачей, что она никогда не будет ходить, а он сделал невозможное и спустя несколько лет, она сделала первые шаги. А потом у них появились дети. Сын Антон и дочь Яна. Но в 2018 их семейную идиллию, которую с трудом удалось выстроить из-за неурядиц, разрушил в пух и прах водитель КАМАЗа. В автомобильной катастрофе погибли жена и двое маленьких детей. Глеб всегда проклинал тот день, когда отправил их на такси. Не смог встретить с вокзала. Дела были. С тех пор он остался один. Воспоминание закончилось и Ткаченко услышал бесстрастный голос диктора: — Объявляется регистрация на рейс номер А137, следующий маршрутом Калининград.Храброво — Москва.Домодедово. Пассажиров просят пройти к 7 стойке регистрации. Повторяю…