Записки Сиракузы

— Вы?! Вы за этим стояли?! — разнесся по просторной комнате надтреснутый, громкий голос, пропитанный разочарованием и болью. Было раннее утро. Ласковое заспанное солнце медленно поднималось, окрашивая верхушки пальм и кустарников в сочный оранжевый цвет. Зазвучали первые ленивые трели птиц. Сефер просыпался. Размеренно и спокойно он стряхивал с себя пелену ночных грез и готовился к новому дню, полному радостей и печалей простых человеческих жизней. Тихий, кроткий, такой покорный — этот город словно снял с себя свой привычный спесивый кафтан с узором из спешки и буйства. Теперь же он походил на изнеженного младенца в постели из мягких пуховых облаков и теплого щекочущего ветра. Как чудесен Марокко в своем непостоянстве, в своем изменчивом настроении! Как многогранна его красота, как чувственна его утренняя нега и как безумна, как безрассудна его вечерняя страсть! Ах, это место… Так ярко и быстро оно сводит с ума своим безукоризненным изяществом. В одну из гостевых спален Зейна, больше похожую на просторный зал для приемов, проникли первые солнечные лучи, освещая собою дорогое убранство. В центре комнаты стояли двое. Напряженно, остро, мучительно долго они смотрели друг на друга, не понимая, что же будет дальше. Шумное дыхание в унисон, невысказанные мысли и подозрения, презрение и раскаяние завладели ими, не давая ни шанса на спасение. Два человека тонули в пучине неизвестности и смятения, не понимая, что поодиночке их ждет лишь стылая мгла проигрыша. — Отвечайте же мне! Отвечайте, вы, предатель! Это ваших рук дело?! И зачем вы притащили меня сюда?! — кричала Ясмин, не скрывая лица полного отвращения. Обычно такая сдержанная и рассудительная, сейчас она походила на сбитого с толку, потерянного ребенка, что лезет на стенку из-за мучительной пытки незнанием и сомнениями. — Не молчите, когда с вами разговаривают! Зейн, что стоял всего в паре шагов от девушки, глубоко выдохнул, устало проведя рукой по лицу. Все это давило на него, раздирало изнутри. Но что уж тут… Он получил эту роль, стал, как и хотел, главным героем своей жалкой эпопеи, и теперь ему остается только одно — играть дальше несмотря ни на что. Своими же руками он казнил себя и навечно запер в неостанавливающемся колесе Сансары. Какая комедийная трагичность, какая до боли знакомая ситуация! Бойтесь, люди, бойтесь бездумно желать власти и денег, ведь они — дешевая власть и грязные деньги — в равной степени желают завладеть вами в ответ. Спустя минуту напряженного молчания мужчина, педантично и излишне нервно оправив полы темно-коричневого пиджака, ответил: — Ясмин, я бы попросил. Давайте все спокойно обсудим, как взрослые люди, и… — Спокойно? Как взрослые люди? После того, что вы сделали? И с моим отцом… Это тоже вы?! — продолжила оскорбленно кричать девушка. Зейн не сдавался. Всеми силами он старался сохранить спокойствие, переждать эту эмоциональную бурю. Он чувствовал свою личную ответственность перед Ясмин и донельзя тяжело было осознавать, что это он — он, друг ее семьи, — был причиной этим страданиям. — Послушайте, это все гораздо сложнее, чем вы себе можете представить. — Какая же я дура! Как я не заметила того, что вас нигде не было! Командовали своими людьми там, где-то в тени, думая что имеете право распоряжаться человеческими судьбами?! Вы жестокий, отвратительный человек! А я так обрадовалась, увидев вас… — Я не намерен больше этого терпеть, сядьте же! — не выдержав, повысил голос Зейн, жестом указав на край широкой постели со скомканными светлыми покрывалами. — Да как вы смеете! Не намерены терпеть?! Молчите, замолчите сейчас же! Звонкий звук удара. Тяжело дыша, оцепеневшая и потрясенная Ясмин смотрела на свою дрожащую руку, слегка покрасневшую после удара. Она медленно подняла полный брезгливости взгляд на мужчину, что сейчас, нервно подрагивая, в шоке смотрел на нее в ответ. На его щеке красным пятном остался след хрупкой женской ладони. Что-то изменилось в выражении его лица. «Я… только что ударила кого-то? Я ударила… Зейна? Зейна?!» — пронеслось в ее голове. Секунды шокированной тишины, словно затишье перед бурей, стали единственной возможностью перевести дыхание. Ненадолго. — Вы! Вы что-то сделали с отцом, с вашим же другом! Ненавижу! Ненавижу! — она кричала, не сдерживаясь, будто в одночасье лишилась рассудка, взбесилась, пытаясь дотянуться до этого предателя, чтобы задеть, показать, как ей больно! Белая пелена злости и негодования, скорби и отчаяния застилала глаза девушки. Она не понимала, что делала, не слышала, что говорит. И не заметила, как сократилась дистанция, как невозможно, неправильно близко они теперь стояли друг к другу. Напряжение, что росло между ними лишь подначивало ее, подливало масла в огонь. Нахмурившийся Зейн громко, сбивчиво дышал и, о Боже, кто знает, какие ведомые и неведомые силы помогали ему держать себя в руках. Эта дикарка! Непокорная, импульсивная, своенравная — она доводила его, провоцировала! Ее непосредственность и дерзость выводили из себя, заставляли испытывать такие яркие эмоции, о существовании которых раньше можно было даже не догадываться! Зейн, явно теряющий контроль над ситуацией, принял последнюю попытку усмирить девушку: — Уймитесь, Ясмин! Успокойтесь, у вас истерика! — едва сдерживаясь сказал он. Она не слышала, наверное, даже не хотела слышать. Стремясь в избытке чувств снова ударить человека, стоящего напротив, она не заметила, как вокруг ее тонких запястий сомкнулись теплые, властные мужские ладони, сдавливая, но не причиняя боли. Ясмин резко вздохнула. Что это? Что происходит? Они стояли так близко друг другу, что еще шаг, один маленький шаг, и их тела соприкоснуться. Повисла тишина, в которой, как ей показалось, она могла четко услышать оглушительно громкое биение их сердец. Обычно малоэмоциональный Зейн сейчас возвышался над ней, и его глаза, такие темные и глубокие, пронизывали ее насквозь, будто препарируя, да еще и так нагло! По спине прошлись мурашки. Под его испытующим взглядом становилось некомфортно. Прикосновение, такое странное, жгло кожу. Горячее дыхание мужчины смешивалось с ее собственным. Это все было так неправильно, так плохо! Но почему же внутри медленно разрасталось спокойствие? Что за неведомая сила тушила пожар в душе, невзирая на жалкие протесты со стороны? Зейн продолжил: — Послушай меня, ненормальная девчонка! Кадир знал! Ясмин вдруг ощутила, что из-под ног куда-то пропала опора и она стремительно падает вниз. В голове бешеным ритмом билось одно слово: «знал». Что-то тяжелое и леденящее опустилось на нее, остужая былой гнев. Стало пусто. Внутри вакуумом расползалась черная дыра из опустошенности и измотанности. Не осталось ничего. Девушка измучено взглянула на собеседника. — Ч-что? — Все было спланировано заранее. Он знал на что шел и что из этого выйдет. Вашу свадьбу именно поэтому старались ускорить, — устало ответил мужчина все еще крепко, но аккуратно, держа женские запястья. — Но как? Почему… Зачем это отцу? Зачем это вам? — Я не могу ответить на этот вопрос. Пока что. Доверьтесь своему отцу и доверьтесь мне. Вы все узнаете, когда это станет безопасно. Для всех нас. А пока что какое-то время вам придется провести под моим присмотром и в моем доме. Это решение было принято совместно с Кадиром. — Вот как? Довериться вам, что ж… Теперь это потребует определенных усилий. — Надеюсь, вы их приложите, Ясмин. — Я сделаю это только ради отца. Зейн хмыкнул и переместил одну руку на лопатки девушки, касаясь легкого шифонового платья и нежно подталкивая ее в сторону кровати. Придерживая под локоть, усадил у изголовья. Сам же встал напротив. — Иногда, дорогая Ясмин, если хочешь победить в игре, остается лишь следовать ее правилам. Знаете, что такое «Вилка Мортона»? Бывают ситуации, где приходится выбирать из двух одинаково неприятных вариантов. Вы можете сейчас обвинять меня, можете злиться, но подумайте вот о чем: что сейчас бы было, стой на моем месте кто-то другой? — Это значит, что вы не представляете опасности? — прошептала та, машинально поправляя растрепанные каштановые волосы. — Это значит, что я берегу то, что мне дорого. Отдыхайте. Завтра мы с вами кое-куда отправимся и, возможно, завеса тайн слегка приоткроется для вас. Хлопнула дверь. Эти двое еще долго думали о случившемся и о том, какие неожиданные чувства это все породило.