Записки Сиракузы

— Вы никогда не сожалели о всех тех вещах, что так безрассудно делали в прошлом? — спросила Ясмин, стоя у широкого окна в пол и смотря прямо перед собой. Беспокойные пальцы машинально перебирали ткань широкого палантина, что прикрывал лицо девушки. Там, за тройным стеклопакетом, вне зоны ожидания, в десятке километров отсюда, все было как прежде. Все как у обычных людей. Солнце все так же совершало свой победный круг, освещая каждого, все так же просыпались на работу бедняки и богачи, так же нехотя поплыли по венам города первые автомобили. Как несправедливо, как обидно было видеть нерушимый быт чужих жизней, когда твоя собственная с каждым мгновением разваливалась все больше. Одно за другим падали счастливые воспоминания в темную холодную бездну прошедших дней. И оставалась лишь искренняя пустота. Здесь, в царстве печали и радости, среди печальных и радостных, стояли двое отрешенных. Аэропорты обличают истину и ею же манипулируют, но что же обличать, если внутри пустота? Не оставалось больше сил на переживания, не хватало запала на чувства и страхи. Лишь безэмоциональная, расчетливая сила, что не носила имени, заставляла двух людей держаться. Вокруг сновали толпы и кипела жизнь: счастливые, грустные, уставшие, воодушевленные — все смешивалось, переливалось, соединялось в единую симфонию, в триумфальный гимн бытия! И только кому-то особенному судьба предназначила услышать печальный реквием для того, чтобы научить ценить бравурные марши. Зейн задумался. — Сожаления… Что значит для вас это слово, Ясмин? Деструктивные мысли или побуждение к исправлению ошибок? — спустя минуту давящего молчания ответил мужчина, точно так же глядя вдаль. — Для меня это все про принятие факта ответственности, — произнесла девушка, касаясь холодного стекла ладонью. Зейн вздрогнул и медленно отвернулся от окна, что выходило на посадочную полосу. Ясмин небрежно посмотрела на него, совсем не ожидая такого красноречивого, такого глубокого взгляда в ответ. Дыхание невольно перехватило. — Я прямо сейчас беру на себя ответственность, — прозвучал тихий голос, явно акцентируя важность сказанного. — Берете, это неоспоримо. Но принимаете ли? Что вами движет? Раскаяние перед другими или желание очистить совесть? — не унималась Ясмин. Что он за человек? Что происходит за этой стальной и непоколебимой маской? Она должна добраться до правды, должна выяснить истинные мотивы Зейна! Но она не понимала или, скорее, боялась понять, почему это ей так необходимо. Мужчина глубоко вздохнул и уверенно шагнул ближе. Слегка склонив голову, с легкой ухмылкой ответил, заглядывая куда-то глубоко, прямо в душу: — Мной движет справедливость. И, в том числе, справедливость по отношению к себе. А что же движет вами? — Что вы имеете в виду? — опешила Ясмин. — Ваше желание сорвать свадьбу. Не удивляйтесь, это было очевидно. Так что же? Это было необузданное желание свободы или шанс пойти наперекор отцу? — не останавливаясь, продолжил спрашивать Зейн, теперь уже совсем не скрывая улыбки. — Это была справедливость, — прошептала девушка парируя. Зейн рассмеялся. Искренне, громко, открыто. Ясмин замерла. Она никогда не видела его таким… настоящим. И это шокировало. Мягкий, бархатный смех обволакивал и успокаивал, словно желая заслонить собою ото всех проблем, скрыть за непроницаемой пеленой, избавив от нужды сталкиваться с жестокой реальностью. Она невольно улыбнулась: тихо, аккуратно, одними глазами, будто боясь спугнуть этот необычный момент неожиданного единства. — И вот куда она нас с вами завела. Честность, правда… Нерушимые атрибуты этой самой справедливости, — ослабив галстук произнес мужчина. — Хотите, чтобы я была честна с вами? — прищурившись, заискивающе спросила девушка. Зейн снова улыбнулся каким-то своим мыслям и облокотился спиной на прочное оконное стекло. Подумав пару мгновений, он аккуратно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по свободному краю платка девушки, расправляя образовавшиеся заломы. Трепетно, аккуратно, стараясь не переступить границу дозволенного, он, повинуясь неведомому внутреннему порыву, расправил часть палантина, тем самым укрывая хрупкие плечи. Глубоко вздохнув, отстранился и сдержанно произнес: — Хочу, чтобы вы сперва научились быть честной с самой собой. — С чего вы взяли, что я в чем-то вру себе? — смущенно прошептала девушка. Даже через ткань платья она почувствовала то тепло, что исходило от руки мужчины. — Ясмин, как вы себя чувствуете? — тихим, низким, невозможно тягучим голосом спросил Зейн, подойдя еще немного ближе. Глубокий сандаловый аромат окружил девушку, свежими яркими нотами будоража восприятие. — Я… в порядке, — произнесла она, желая убежать, скрыться от этой поглощающей и неизвестной притягательности, что манила и нагоняла страх одновременно. Но она не смогла. Стояла и наблюдала, видела себя тонущую и бессильную в отражении его глаз. Это все пугало. — Видите? Мужчина отступил. Словно нырнув с головой в ледяную воду, Ясмин вздрогнула и спешно, не успевая обдумать, проговорила: — Как вы себя чувствуете, Зейн? Задержав дыхание, он медленно отвернулся от Ясмин и уставился невидящим взглядом куда-то сквозь корпуса аэропорта. Шли минуты, полные звенящей, оглушающей тишины. — Я не знаю, — раздался сдавленный, едва слышимый шепот.

***

И вот за спиной километры, вот скрылись где-то далеко знакомые города с родными улицами и площадями. Где-то там, за пустынями и морями, остались друзья и семья, остался привычный быт, остался и прежний ты. Поддельные паспорта, скрытые лица: это все — вынужденное трусливое бегство. Жалкое и необходимое. Смогут ли они вернуться с высоко поднятой головой или обстоятельства обрекли их на вечные скитания по Земле в поисках нового дома? Начиналась новая глава книги. — Это ваш первый полет? — спросил Зейн у сидящей слева Ясмин. Нервно постукивая пальцами по колену, второй рукой она крепко ухватилась за подлокотник, сдавливая его до побелевших костяшек. — Да. Как и первый выезд куда-либо за пределы Марокко. Жаль, что это все происходит из-за таких обстоятельств, — не поворачиваясь к собеседнику ответила девушка, стараясь не обращать внимания на едва ощутимую турбулентность. Зейн поджал губы и задумчиво глянул на потолок, рассматривая множество кнопочек, отвечающих за освещение и вентиляцию. — Мы не ответственны за те обстоятельства, в которые попали по воле случая или из-за стечения определенных событий, но мы можем быть ответственны за то, как к этому всему относиться. — Хотите, чтобы я убедила себя в том, что, несмотря ни на что, я рада этому бегству? Не вы ли рассуждали недавно о лжи самому себе? — Нет, речь не идет о лжи. Я говорю о том, что иногда для того, чтобы помочь себе пережить тяжелые, темные времена, стоит попытаться научиться видеть и свет. Я хотел бы… помочь вам в этом, — улыбнулся мужчина, наконец повернувшись к девушке. Та, максимально вжавшись в кресло, вертела в руках бутылку с водой, стараясь отвлечься от новоявленного страха высоты. — Я буду скучать по Сеферу и по тем, кто там остался… — произнесла девушка, резко отвернувшись к иллюминатору. Что-то предательски защипало в глазах, заполнило сердце навязчивой тревогой потери. Она не хотела, не могла позволить снова показать Зейну свою слабость. Тогда, стоя перед отцом, Ясмин поклялась себе быть сильной, пообещала научиться превозмогать все невзгоды не полагаясь на чужую помощь. Джек, Мустафа, Синди, Адиль… Где они сейчас? Чем заняты? О чем думают, переживают ли за нее? Жизнь столкнула их вместе, соединила друг с другом узором из причудливых случайных моментов и теперь, где-то там, куда не заглянет никто чужой, где сокрыто все самое дорогое, Ясмин хранит теплые воспоминания о людях, что за такой короткий срок стали для нее по-настоящему близки. Уготовано ли им еще раз встретиться? Смогут ли они преодолеть все те трудности, что выпали на этом пути? — Хорошо, что остались там немногие, — задумчиво произнес Зейн, потирая подбородок. Заметив удивление девушки, он тихо хмыкнул себе под нос и улыбнулся одними уголками губ. — Вас ждет приятный сюрприз в Париже. Ясмин растерялась: что он имел в виду? Неужели… Неужели они, все ее друзья, тоже уехали? Тоже сбежали из всей этой кошмарной политической грязи, что сейчас развернулась в стенах ее дома? Теплая, лучезарная улыбка возникла на ее лице и она с благодарностью посмотрела на Зейна. Все-таки раньше она сильно ошибалась: не такой уж он и ворчливый… Что-то внутри оборвалось: резко, мощно, неожиданно! Самолет тряхнуло так сильно, так бурно он метался из стороны в сторону, стараясь вернуть былое равновесие! Волнение и страх поселились внутри юной девушки, застилая собою все происходящее вокруг. Движение, Импульс, Испуг, Нежданная тревога! Свет отчаянно заморгал десятками лампочек, по салону с грохотом разлетелись незакрепленные вещи. Ясмин бессознательно и непроизвольно ухватилась за предплечье Зейна, стремясь найти в том необходимую ей сейчас поддержку. И плевать на приличия! Плевать на правила, устоявшиеся нормы! Ей было просто и по-человечески страшно. Она с силой сжимала руку мужчины, не замечая, как под тонкой хлопковой рубашкой напряглись мышцы. Жар от хрупкой девичьей ладони медленно расползался по телу так неправильно и так притягательно, что Зейн не сразу заметил, как турбулентность осталась позади и самолет уверенно несся дальше. Мужчина кашлянул. — Простите, я… — неловко пролепетала Ясмин, отдергивая руку, словно прикоснулась к раскаленному металлу. — Не извиняйтесь, — ответил Зейн, окидывая девушку взглядом. Что-то странное происходило с ним. Прошло десять невыносимо тревожных минут. Подсознательная паника и свежие воспоминания ощущения беспомощности мешали Ясмин расслабиться. Да и как это вообще возможно? Там, под ногами, десять тысяч метров свободного падения, а над головой зияющий и холодный космос со своей обширной пустотой. Мысли путались, переплетались в клубки переживаний и опасений. Страх давил на грудь, заполонил собой все пространство, выдавливая весь кислород, весь воздух, оставляя лишь удушающий вакуум. Ясмин было неспокойно: был ли это действительно страх высоты или просто все события предыдущих дней скопом навалились сверху — неясно. Но точно ясно стало одно — еще час полета она не выдержит. Беспокойные пальцы перебрались с подлокотника на колени, нервно перебирая оборки на ткани и истерически быстро то сминая, то разглаживая швы. Она честно пыталась, честно старалась отвлечься, заняться чем-то, но… Но? Но горячая широкая ладонь с заботой и трепетом уверенно накрыла ее собственную. Все вокруг словно потеряло смысл, все замерло. Все, кроме непонятного тепла и спокойствия, что заиграли где-то внутри. Сердце стучало так сильно, словно готовилось к побегу, не выдерживая этого прилива неведомых ранее ощущений. Мужчина начал медленно поглаживать большим пальцем ее запястье. Что же это такое! Что за щемящая нежность, что за трепет рос внутри! Все это было таким новым, таким странным, таким непривычным. Все это было больше, чем она. Ясмин расслабила кисть, позволяя Зейну увлечь ее в этот непонятный, странный водоворот из чувственной и ясной безмятежности. Что-то менялось в их жизнях, что-то своей грандиозной мощью толкало этих двоих вперед к обрыву, за которым скрывалось нечто новое и неисследованное. И лишь время теперь выступало мерилом для приближающегося падения.

***

Вывешенные ружья всегда стреляют в нужный момент, а ступившие на поле автоматически приравниваются к игрокам. Умеющий думать неполноценен без умеющего слышать, как умеющий слышать не проживет без умеющего читать между строк. Словно гром раздался в помещении властный голос: — Убери пистолет, мальчишка!