***
Земля в этот период похожа на гибрид сталелитейного завода и пиротехнической фабрики: всюду кипит, пузырится и взрывается, обжигающие искры сыплются во все стороны, неимоверный шум и грохот, срывающиеся со стропил балки летят, увлекая за собой истошно кричащих людей в огненные водовороты. Пот, копоть и слезы. Берёзовые пяденицы давно сменили свой цвет, а в Лондоне растёт уже третье поколение детей, считающее, что снег — серый. Колониальные войны сменяют одна другую с перерывами на чай. Гражданские, освободительные, территориальные (какой удачный эвфемизм для слова «захватнический») и прочие неизбежные — обходятся без перерывов. Дня не проходит, чтобы человеки не выдали на гора очередную гениальную идею, как можно более эффективно портить жизнь своих ближних и вот уже переключились на дальних — от надрывающихся по квартирам телефонных звонков оглохнуть можно. И вот в этом вот вселенском бардаке застыли в своем счастье, как в янтаре, ангел и демон, а стремительный поток времени несётся мимо и сквозь них, ничего не задевая и не разрушая. Ангел любит театр, рестораны и антикварные магазины. Демон — мюзик-холлы, выставки достижений науки и дерби (в основном, за издевательства над лошадьми). Оба терпеть не могут футбол и обожают пикники. На одно рождество херувим, заметно волнуясь, дарит Кроули странной формы металлическую штуковину с нелепым белым бантом. Бес секунду смотрит непонимающе, а затем его глаза расширяются, а рот приоткрывается в изумлении: — Это то, о чем я думаю? — Увидишь! — ангел театральным жестом распахивает оконную портьеру и о, да, это именно то, о чем Кроули думает: стоящая под окном магазина новенькая «Модель Т» теперь его. На следующий Хеллоуин вместе со сладостями Азирафель получает от него Библию Гутенберга, в таком прекрасном состоянии, будто печатник самолично встал из могилы для выполнения заказа на нее (и возможно так и было). Ангел не сообщает другу, что у него уже есть экземпляр, он вообще на некоторое время теряет способность к связным предложениям, настолько восторг от подарка кружит голову. По привычке они продолжают притворяться самими собой: Кроули язвит и ёрничает, Азирафель ворчит и поучает, а на самом деле с каждым днём всё нагляднее иллюстрируют холистический принцип — как целое они гораздо больше, чем сумма частей, потому что пара всегда нечто большее, чем просто двое. Конечно, они не обозначают себя как пару. Они просто говорят друг другу: «Мой». Мой свет, мой грех, мой дорогой, мой сладкий, моя заноза в заднице. Мой ангел, мой демон. Моё счастье. Отзыв на такой пароль может быть только один. «Твой». Они не живут вместе, но всегда рядом — на расстоянии руки, дружеского оклика, телефонного звонка. Они не выпускают друг друга из виду и всегда имеют друг друга в виду. Ничего не выдумывая и не объясняя в своем статусе и классификации отношений, они просто… вместе. «И это пройдет» гравировать нужно не на кольцах, а на лбах слишком беспечных и самоуверенных ангелов.***
Азирафель не слепой, он замечает, что происходит что-то паршивое, практически сразу. Кроули, обычно рядом с ним снижающий уровень своей саркастичности до мягкой иронии, а циничности — до скептицизма, теперь горек и ядовит, как цикута. Он по-прежнему тает и плавится с ангелом и под ним, но в глазах снова проскальзывает темное, голодное отчаяние. Исчезает на дни, а то и недели, на вопросы Азирафеля бросая зло и устало: «Работа». О ней, по обоюдной безмолвной договоренности, они не говорят. С удовольствием обсуждают прошлые «проекты», каждый раз удивляясь, насколько же в общем схожа их деятельность; спорят, когда оказывается, что на одно событие у них разные точки зрения (так бывает значительно реже, чем можно было бы подумать), помогают и прикрывают друг друга, но никогда не говорят о ее сути. Теперь Азирафель жалеет, что так мало знает о деятельности Кроули. Он не понимает, как помочь и нужно ли вообще помогать, и вправе ли он делать это, ведь демон остаётся демоном и задача ангела, вообще-то, мешать ему? Неопределенность гнетёт. Ситуация совсем перестаёт быть штатной, когда ангел замечает в Мейфэр припаркованный демонов «Форд» после недельной отлучки Кроули, и обрадованный, спешит в магазин, планируя по дороге, где они могли бы провести вечер, но бес не звонит и не появляется ни в этот день, ни в несколько следующих. Ангел, уже сам не свой от беспокойства, решает лично наведаться к другу на квартиру и обнаруживает его там, пьяного в дым и судя по обстановке — уже не первый день. — Мне протрезвить тебя или составить компанию и тоже набраться, прежде чем ты объяснишь мне, что происходит? — ангел зол и полон решимости поговорить, что всегда является очень плохим сочетанием. Но демон только качает головой, потом принимает облик и сворачивается клубком в углу комнаты. Он крайне редко поступает так при Азирафеле и это всегда знак: «Мне нужно побыть одному». Ангел чудом прибирает творящийся вокруг бардак, в основном сублимируя невозможность устранить беспорядок в своей душе, и уходит, злясь на себя за то, что ему так хочется хлопнуть дверью. Кроули появляется на следующий день, с бутылкой, коробкой веллингтонских пирогов и тем особенно независимым выражением лица, которое возникает у демона тогда, когда он чувствует себя виноватым. Азирафель не делает новых попыток выяснить что случилось — вчерашнее превращение было вполне недвусмысленным намёком, что разговора не получится. Они проводят тихий вечер в магазинчике и бессонную ночь в объятиях друг друга, и под утро ангел, вопреки обыкновению, задрёмывает, а проснувшись — не обнаруживает беса рядом, и витающий вокруг назойливый серный душок вызывает подозрения, что ушёл он не по своей воле. Азирафель спускается в магазин и целый день взращивает в себе решимость сегодня вынудить Кроули обсудить происходящее, если нужно — с применением силы, потому что демон явно не собирается ничего добровольно объяснять, а ситуация очевидно вышла из-под контроля. Всё валится из рук. Газета, найденная на пороге и просмотренная только по диагонали, да и то лишь из-за аршинных панических заголовков, испаряется с хлопком — объявления войн случаются постоянно, было бы о чем беспокоиться. Книжный приходится закрыть для покупателей, потому что ангел боится сорваться на ни в чём (относительно) не повинных людей. У него начинают подрагивать сначала руки, потом губы, а под вечер он уже весь вибрирует, как разболтанный дизельный двигатель. Книги срываются с полок, освещение эпилептически мигает и херувим понимает, что ему необходимо срочно успокоиться, пока вибрации его состояния не разнесли в куски весь магазин, с ним самим за компанию. Паб находится всего лишь через дорогу. Вполне можно дойти до него, не теряя из виду книжный. На всякий случай Азирафель убирает с двери табличку «Закрыто», хотя Кроули она никогда и не останавливала. Есть некоторый шанс правда, что к нему забредет какой-нибудь припозднившийся покупатель, но ангела сейчас это волнует меньше всего. Совершив самую высокоскоростную в мире алкозакупку, он почти бегом пересекает улицу и вваливается в книжный, позвякивая бутылками. Пить херувим, естественно, не собирается, это на потом, когда они во всем разберутся и это нужно будет отметить, а пока он слегка отвлекся на выбор вина и виски, а ещё прихватил совсем капельку закусок, пакет с которыми сейчас чувствительно оттягивает руку. Демон до них все равно не большой охотник, а пара хрустящих луковых колец со сливочным соусом кого угодно заставит расслабиться. Чувствуя себя слегка повеселевшим, ангел несёт покупки на кухню.***
Записка от Кроули лежит прямо посередине кухонного стола, придавленная, чтобы не унесло сквозняком, солонкой. Азирафель даже не знал, что у него есть солонка. Он ещё даже не знает, что у него больше нет демона. Бес никогда не писал записок любовнику, мучительно стесняясь своей дисграфии — проклятия всех оккультных сущностей. Телефон он считал одним из величайших людских изобретений и поставил себе галочку на будущее: замолвить словечко за Бэлла, когда тот закончит свой земной путь и окажется, закономерно, Внизу. Бесцеремонно бросив покупки прямо на пол, ангел берет листок осторожно, как колбу с нитроглицерином и начинает читать. Сначала он не верит. Возможно он неправильно понял смысл, с трудом продираясь через кошмарный почерк Кроули и нагромождение орфографических ошибок. Но нет, вынужден признать Азирафель после третьего прочтения, смысл именно тот: демон отказывается продолжать общение в любой форме, потому что ангел уже достал своей непогрешимостью до тошноты, с ним скучно и пресно как в постели, так и вне неё, и Кроули этот фарс уже насточертел, поигрались и хватит. В конце он выражает надежду, что чёртов херувим найдет в себе в кои-то веки хоть каплю самоуважения и не станет за ним бегать, потому что он, Кроули, рассчитывает больше не встречать надоедливого святошу до конца мира. Всех благ. Буквы, и так нечитабельные, совсем расплываются от влаги и ангел только тогда осознаёт, что плачет.