***
Вторые сутки подряд демон пьёт, не утруждаясь переливанием виски в стакан, прямо из горла, беспрерывно, пока тело не начинает отключаться. Трезвеет, начинает думать, искать какой-то выход, не находит и напивается снова в адском замкнутом цикле. К вечеру второго дня он приходит к выводу, что проиграл. План у Кроули есть, он вполне рабочий и даже не слишком сложный. Проблема в том, что беса он категорически не устраивает. Потому что, применит Кроули этот план или нет, ангела он все равно теряет, вопрос только: для себя или вообще. И демон снова накачивается спиртным, переходя на новый круг. В таком вот непотребном виде его и находит Азирафель. Кроули не может сейчас говорить с любовником. Что бы он ни попытался сказать, это будет признанием. Поэтому он лишь качает головой, и херувим понимает всё правильно. В облике планировать значительно проще: обостряются демонические инстинкты, притупляются эмоции, разум не тратит ресурсы на контроль над человеческим телом. К утру Кроули готов действовать, но медлит, подсознательно желая оттянуть неизбежное. Только сейчас, отвлёкшись от раздумий, он замечает, что в комнате стало чисто. Ангел… Демон вспоминает, какими больными и встревоженными глазами смотрел на него вчера вечером Азирафель и, решившись, выходит из квартиры. Навсегда. Прежде чем отбыть в Сараево, он делает только одну остановку — перед своим «Фордом». Суёт в бардачок «Модели Т» документы на ее владение, выписанные на имя А.З. Фэлла, ласково треплет автомобильчик по кожаному сиденью и растворяется в утреннем тумане.***
Подготовить все к решающему моменту оказывается даже проще и быстрее, чем он думал. Хотя это не удивительно, учитывая, что большая часть подготовки состоит в том, чтобы отменить почти все свои предыдущие планы. Времени у демона остаётся слишком много. Или слишком мало, это как посмотреть. Ангел, наверное очень злится на своего непутёвого беса, или с ума сходит от беспокойства, или и то, и другое вместе. Разве демон не имеет права хотя бы попрощаться? Вообще-то нет, но… Он обещал себе не делать этого и опять нарушает обещание, теперь уже, судя по всему, в последний раз. Ноги сами несут его к книжному магазинчику, с остановками по пути у лавки с пирогами и винотеки, тело лучше знает, куда ему сейчас нужно, разум оцепенел в какой-то летаргии. Он тихо входит в магазин, стараясь держать лицо: херувим бывает иногда неуместно проницательным. Молча сгружает коробку и пакет с бутылками на столик у двери. Азирафель, конечно заметил его присутствие, но продолжает что-то сосредоточенно писать за своим бюро, лишь чуть-чуть сдвигаясь в кресле вправо, чтобы освободить немного места, и Кроули на ум приходит странное сравнение: так орнитолог сидит не шевелясь, усыпляя бдительность редкой и пугливой птицы, чтобы рассмотреть ее получше, когда та подлетит. Он садится на подлокотник кресла, как обычно, и утыкается носом, неудобно изогнув шею, в родную вихрастую макушку, но сразу же распрямляется, потому что ангел так остро пахнет счастьем, что к горлу, мешая дышать, подступает комок. Они говорят о каких-то незначительных мелочах, необычно мало, и так же мало пьют. Азирафель явно чувствует, что что-то не так, и Кроули молится всем святым, с которыми когда-либо пил и всем проклятым, которых когда-либо спроваживал в Ад, чтобы ангел решил, что такое поведение — результат того, что демон испытывает вину за вчерашнее, и в кои-то веки его молитвы, кажется, услышаны. Наконец Азирафель, пользуясь очередной паузой в разговоре, делает то, на что демон не осмеливается весь вечер — придвигается и притягивает для поцелуя. Демону кажется, что его заживо освежевали и ангел ласкает оголенные нервы, наслаждение невыносимее боли. Всё, чем является Кроули, всё, чем он мог бы стать, устремлено к Азирафелю как стрелка компаса. Демон закрывает глаза, но видит херувима, сияющего на внутренней стороне его век, ещё чётче, чем с открытыми. Они оба не слишком изобретательны по части секса, потому что никогда не нуждались в разжигании между собой желания — оно и так полыхает, как лесной пожар, уже столетия. Всё, что Кроули мог сказать без слов, поцелуями, прикосновениями, обладанием и принятием, он и так повторял день за днём все эти годы. У него нет в запасе чего-то нового, какого-то особого лексикона, изощрённого приёма, чтобы показать свою любовь к ангелу в большей степени, чем обычно. И как же он сейчас об этом жалеет! Как дотронуться, как обнять, какие звуки издавать и какие меты на любимом оставить, чтобы попросить без слов: увидь меня таким, какой я есть? Прими меня — мной, а не тем, кем я хочу казаться для тебя или таким, каким ты хочешь меня видеть? Люби меня, это всё, в чём я нуждаюсь сейчас, в чём я нуждаюсь всегда? Кроули не справляется. Тело немо, оно не может, не умеет транслировать его отчаянный внутренний крик. С иронией думает он о том, что его попытки — просто бессмысленные потуги собрать слово «вечность» из четырех совсем неподходящих букв. Долгие века жизни так и не научили его разбираться в себе. Даже сейчас: он ведь думал, что хотел бы от ангела боли, внешней и желанной, чтобы заглушить внутреннюю и ненавистную. Но Азирафель даёт ему не то, что демон хочет, а то, что тому действительно нужно: не напор, но нежность. Сегодня Кроули и так переполнен болью, ещё капля — и потечёт через край, уничтожая все на своем пути, как кипящая магма. И ангел притупляет бурление, утишает готовый взорваться вулкан. А позже, уже изласкав своего демона, взяв его, и изласкав снова, ангел откидывается в постели и мягко притягивает любовника на себя, впервые за много лет, и впервые же это не ощущается, как жертва или подачка. Херувим приглашает в себя, как в исповедальню — открыто и ненавязчиво, и Кроули принимает приглашение. Демон думал, что ненавидеть себя больше, чем есть, уже просто невозможно, но понимание того, что он собирается сделать, открывает ему новые горизонты. Ближе к утру он почти естественным жестом потягивается и предлагает по бокальчику перед сном. Своим, потому что ангел не спит никогда. Жгучее презрение к себе клокочет внутри, пока он чудом превращает вино в бокале Азирафеля в снотворное, потому что воздействие на себя ангел почувствовал бы и успел нейтрализовать. Остаток ночи Кроули проводит, вглядываясь в спящего ангела, доверчиво прильнувшего к его боку и мучительно сожалея о каждой минуте своей вечной жизни, которую провел не рядом с ним. У них могло быть так много времени! Но сейчас поздно сожалеть, да и его всё равно бы не хватило, всего времени мира было бы мало, чтобы вместить Азирафеля до конца. Демон ждёт рассвета, чтобы уйти незаметно — он не имеет сил на притворство. Демон боится рассвета, как будто вместо солнечного света комнату затопит святая вода. Демон уже хочет рассвета, потому что казнь иногда бывает желанной после пыток. Рассвет приходит. И демона, прямо из кровати, нагого и на грани рыданий, выдёргивает к себе в кабинет Вельзевул.