***
В полуразрушенном доме в центре Манчестера, в комнате с полуобвалившимся потолком и без единого целого окна, спавший на пыльной постели агент британской военной разведки Энтони Дж. Кроули открывает глаза, и они сияют в ночи отражённым светом, как угли городских пепелищ. …Ранее… Ошибкой было бы думать, что Азирафель безропотно смирился с уходом друга. Проплакавшись, он взял в руки сначала себя, а затем одну из чудом сохранившихся при падении на пол бутылок, откупорил её, уселся в кресло за бюро и крепко задумался. Злополучная писулька лежала перед глазами, задавая фокус логическим построениям. И что-то в них прям крепко так не сходилось. Кроули был мрачен и подавлен уже почти целый год. Непростительным промахом со стороны Азирафеля было не начать бить тревогу раньше, но этого уже не изменить, а значит, размышлять об этом контрпродуктивно. Кроули пришел мириться, он был печален, но требователен и отзывчив даже в большей степени, чем обычно, но даже если бы это было не так — ангел все равно просто тонул в том море любви, которую излучал демон. Думать при этом, что его чувства изменились меньше чем за день, было абсурдно и недостойно умственных способностей херувима. Косвенно правильность вывода подтверждал и сам факт того, что бес не высказал все ангелу лично. В таком случае тот бы прекрасно считал его истинные чувства. Правда, Азирафель никогда не заговаривал с любовником об этом, не желая ставить его в безвыходное положение — врать любимому в лицо или признаваться против воли. Увы, херувиму не пришло в голову, что сам утеряв это чувство при падении, бывший ангел мог просто напрочь забыть о том, что Азирафель-то наделен им в полной мере. Кроули, каким его знал Азирафель, вполне мог написать такую записку, хотя подписи не было, а какой у любовника почерк, ангелу знать было неоткуда. Конечно мог, и именно такую, пропитанную пренебрежением, издёвкой и ядовитым цинизмом. Запросто. Мог. Кому угодно, кроме Азирафеля, в этом ангел был уверен. Какие выводы можно сделать из этого предположения? Первый — письмо писал не бес. Кому и зачем понадобилось это делать, ещё предстояло выяснить, но особенности орфографии говорили о том, что без вмешательства Ада в этой истории не обошлось. Второй — демона заставили написать это, чем-то пригрозив. Какая угроза смогла бы сработать на Кроули, чтобы он написал такое, Азирафель себе пока представить не мог, но вдруг это как-то связано с тем случаем, когда друг просил о подстраховке? С тех пор к вопросу о святой воде они не возвращались, что только укрепило ангела в мрачных подозрениях, зачем она вообще понадобилась. Запас, имевшийся в магазинчике, Азирафель первым же делом вылил от греха подальше. Третий, самый увы, реалистичный — демону зачем-то понадобилось, чтобы Азирафель не искал встречи с ним. Этот вариант, наиболее благоприятный с точки зрения безопасности Кроули, был, если начистоту, для ангела и самым… страшным? Нет, скорее самым обидным. Это значило бы, что демон всё ещё ему не доверяет. «Иди туда, где обидно», — пробормотал себе под нос Азирафель и скрепя сердце стал прорабатывать третий вариант. О задании, любой степени важности, сложности и опасности, демон бы предупредил, а возможно и попросил бы прикрыть. Не то. Бесу влетело от начальства за шашни с вражеским агентом? Маловероятно, что они после стольких лет вдруг спохватились и тем не менее… Только вот на то, чтобы представить Кроули запуганным до такой степени, ангельского воображения не хватало. Да он шестьдесят веков водил за нос всю Адскую канцелярию, а придумать правдоподобную отговорку про искус, добывание информации, да про что угодно! не составило бы труда даже самому Азирафелю. Вычёркиваем. Думай, ангел, думай! Промелькнула и пропала мыслишка, что ангел всё-таки где-то напортачил. Нет, здесь даже зацепиться не за что, у них не было серьезных размолвок уже более полувека. Демону нужно было, чтобы Азирафель обиделся в достаточной степени, чтобы его не искать. Если бы он имел претензии к ангелу, устроил бы так, чтобы тот помчался разыскивать и извиняться. А может, и устроил, просто перестарался? Азирафель наведался в Мейфэр, не откладывая до утра. Машина сиротливо стояла у обочины, но квартира была заперта. Ангела это, естественно, не остановило, но внутри жилье имело вид настолько покинутый, будто тут вообще много лет никто не жил. Глухо. С логикой у Азирафеля всегда было всё в порядке. Если демона не вынудили к бегству собственные коллеги или сам херувим, непонятно каким образом, вывод напрашивался один: Кроули сам натворил нечто такое, за что ему было стыдно. Настолько стыдно, что проще было прервать с ангелом все контакты, чем терпеть его осуждение. И учитывая сегодняшние новостные сводки, он кажется догадывался, что именно. Вытащив пачку газет из демонового почтового ящика, Азирафель погрузился в чтение. Через полчаса, узнав все, что нужно и, к сожалению — гораздо больше, чем хотелось бы, ангел уже сидел в «Грязном осле», планомерно накачиваясь спиртным в лучших демонических традициях. Скорбь и гнев росли, разветвляясь и переплетаясь, в нем, ища выход, но их теснили и не давали развернуться во всю ширь другие чувства. Сочувствие. Страх за. Вина из-за. Боль. Боль была сильнее всего. Азирафелю хотелось бы думать, и каким бы утешением была такая мысль, что у Кроули все это получилось случайно, просто в силу его демонической природы, которая подспудно влияла на окружающий мир, как локальная магнитная буря. Но это не заставило бы его уйти. «Оно само» в устах демона звучало в таких случаях и оправданием, и отрицанием, и в некотором смысле, похвальбой. Но по всему выходило, что это была та самая «работа», из-за которой демон все последние время вел себя, как… демон. Значит, его лучший друг втравил всю планету в этот кромешный пиздец нарочно. Осознавать это было мучительно, но ангел не собирался прятаться от этой боли за бесполезными иллюзиями. «Зачем, Кроули, бестолковый ты бес, зачем? Что ты наделал, демон мой, горе мое оккультное, любимый?» Ангел встряхивается и трезвеет. Раздумывает, не отрегулировать ли гормональный фон принудительно, чтобы не мешал адекватно действовать, но отказывается от этой мысли — большинство его текущих эмоций несводимы к биохимическому взаимодействию. Как и всё, что как-то касалось демона. Которого, и это самое главное сейчас, срочно нужно найти. Кроули одновременно уязвим и опасен, в первую очередь для себя самого. В прошлый раз он устроил нашествие мавров, а в этот — и так уже всемирная война началась и думать, что раз так, хуже уже не будет — крайний и ничем не оправданный наивный оптимизм. В магазине есть несколько карт Лондона и прилегающих сельских районов, хотя Азирафель обошелся бы и без них. Ангел никогда не делал этого раньше, но знает принцип. Иногда важно не то, на что ты смотришь, важно как. Он концентрируется на Кроули — сгустке инфернальной энергии с характерной червоточинкой, сияющей золотистым светом, такой чуждой, такой родной энергии — и принимает облик. Эфирные крыла раскрываются над Лондоном, проявляя двухмерное изображение карты в то, что люди в своем неведении называют объективной реальностью. Тысячи немигающих глаз сканируют ауры человеков, их взгляд проникает в души, оставляя в них после себя отзвук божественной благодати. Херувим знает, что за такое массовое воздействие на смертных может сильно достаться от начальства, но конкретно в этот момент ему глубоко плевать на последствия. Лик его сейчас орлиный, он лучше всего приспособлен для того, чтобы видеть. Ангел ищет, ищет, ищет… И не находит. Он опоздал. Кроули в Лондоне больше нет, а на всю планету у херувима благодати не хватит. С львиным яростным рыком Азирафель продолжает шириться, занимая столько пространства, сколько может, ещё и ещё, и чуть-чуть больше… Человеческое тело падает на четвереньки перед картой, дрожа от изнеможения. Пытаться встать сейчас будет очевидно плохой идеей, и ангел просто переворачивается на спину и лежит, глядя сквозь потолок в незримые Небеса. Неприятно это признавать, но ему необходима помощь.***
Сидя на крыше Мидленд-отеля в молчаливой компании бутылки виски, Кроули бережно охраняет появившуюся внутри пустоту. Ни мыслей, ни эмоций, все выжжено в нем, а пепел выметен сырым манчестерском ветром. Нужно просто сосредоточиться на своем следующем шаге, а дальше — ещё на одном, и ещё, и дальше — пока он не уйдет достаточно далеко от себя, навечно растворённого теперь в лондонском смоге. Быть пустым не сложно и почти не больно. Демону знакома концепция голода, в конце концов он сопровождал человечество всю его историю, а с Соболем они даже пару раз напились при встрече. Но сам Кроули голода никогда не испытывал и не знает, каково это, когда тело смиряется с длительным отсутствием пищи и отодвигает ее нехватку на задний фон существования. Поэтому ему не с чем сравнить свое теперешнее состояние. Умирающий от истощения, который даже не понимает, что на грани. На террасе струнный квартет играет что-то заунывно-классическое. Щелчок пальцами — и альтист, меняясь в лице, отбрасывает инструмент и сбегает со сцены характерным семенящим шагом. Его высокомерная рожа с самого начала раздражала демона, и вообще он предпочитает джаз. Демон неосознанно растягивает рот в пакостной ухмылке. Занятно, что пустота внутри сохранила способность веселиться. Надо будет прове… Это настигает демона, как ударная волна от далёкого, но мощного взрыва. Воздух выбивает из лёгких, в ушах звенит на одной ноте, кожа на лице, будто кипятком, ошпарена благодатью, темные очки дематериализовались, хорошо хоть не вместе с одеждой. С мясом сорвав шлюзы с его лелеемой пустоты, его переполняет бурлящее эхо эфирного шторма. «И это только отголосок», — понимает он пораженно, с ужасом и восторгом наблюдая, как в двухстах милях от него на немыслимую высоту возносятся, раскрываясь на лету, гигантские арки ангельских крыльев. По всему Манчестеру люди в страхе просыпаются от жуткого, гулкого как адский гонг, исполненного боли и тоски вопля. — Азирафель!