***
Демон покидал Советский Союз с чувством удовлетворения от хорошо проделанной работы — не самое обычное для него чувство. Революция была его прелестным маленьким проектом, в качестве бонуса к которому шла Гражданская война и уж совсем презентом лично для беса — разрушение религиозной структуры общества, за компанию с церквями. Его невероятно раздражала манера православных священников брызгаться, чуть что, святой водой направо и налево. Но пора было сниматься с насиженного места и сменить поднадоевшую картинку. Кроули некоторое время размышлял, куда бы теперь ему податься, но дело решил случай. При очередной встрече со своим связным в Британском посольстве, в светской болтовне после обмена информацией промелькнуло, что 39-му Управлению (под непримечательным номером которого скрывалось одно из самых могущественных ведомств Британии — военно-морская разведка) позарез требуются проверенные и нещепетильные агенты для работы на Индостане. Колониальная Индия, раздираемая религиозными противоречиями и противостоянием населявших полуостров наций, тем не менее где-то ухитрилась наскрести резервов ещё и на национально-освободительное движение, и это ужасно раздражало метрополию. Погреться на солнышке после промозглых лет в Северной Пальмире было очень заманчиво. К тому же работа на разведывательное управление Кроули нравилась. Он чувствовал себя одновременно и в гуще событий и как бы за кадром, и это было именно то, что надо. Демон за эти несколько лет выяснил о человеческой природе так много, сколько в иных обстоятельствах не узнал бы и за тысячу, и люди не переставали поражать его. Был и ещё один аспект, который Кроули предпочитал не обдумывать. Шпионаж — несомненно грязное и греховное дело, не мог быть по определению чем-то праведным. Но в рамках этой деятельности открывалось множество возможностей поступать по своему усмотрению и делать что-то для души: раскрывать вредоносные заговоры и направлять полезные, прикрывать симпатичных ему смертных и ликвидировать неприятных и прочее в этом роде. Ничего светлого и благотворного, естественно, просто потакание своим эгоистичным желаниям. Не более. Что ж, Индостан — так Индостан. Начало Большой войны застаёт демона в Дели, но поначалу не вызывает беспокойства. Без колебаний записав это событие в свой актив — проверять никто не будет, вот что значит, когда на тебя работает репутация — Кроули продолжает следить за действиями очередного смертного благонамеренного идиота, которого его народ уже при жизни считает почти богом. Что ж, до бога тот может и не дотягивал, но нечто херувимье в нем определенно проскальзывало. Такой же твердолобый идеалист, одни проблемы с такими. Ситуация кардинально меняется после подавления в Британии прогерманских настроений и разгрома Пятой колонны, когда почти всех агентов отзывают на острова. И Кроули без труда убеждает себя, что это для него — причина, а не повод.***
А этот Эдуард VIII казался таким милым молодым человеком! И надо же, гитлеровец, как неприятно. Нацисты не понравились Азирафелю сразу — гнусная публика, к тому же декларируют заведомую чушь. Уж ангел-то точно знал, что превосходство какой-либо расы, учитывая что с сотворения человечества и шести тысяч лет не прошло — эволюционный нонсенс. И вот эта раздражающая вера в свою правоту, которой можно оправдать любой, даже самый чудовищный поступок… Кстати, это почему-то показалось ангелу смутно знакомым, где-то он такое видел уже. Пока мир пытался отдышаться после Первой мировой и набирал в грудь воздуха перед погружением во Вторую, криптография успела из искусства превратиться в науку. Шифры становились все изощрённее и даже ангел не всегда мог взять их с налёта, но дело пошло веселее, когда ему раздобыли новенькую, эбонитово поблескивавшую трёхроторную «Энигму». А также милого долговязого молодого человека, представившегося как: «Просто Алан, мистер Фэлл», который объяснил принцип действия устройства (не то чтобы Азирафель все досконально понял), а потом стал захаживать к новому знакомцу поболтать и обсудить особенно заковыристые алгоритмы за чашечкой чаю или чего покрепче. Ангел поначалу увлечённо дискутировал о методах криптоанализа и перспективах машинной логики, но затем почувствовал кое-что знакомое и с грустью отказался от визитов нового приятеля, как можно тактичнее объяснив «дорогому мистеру Тьюрингу», что не готов «ответить на его чувства». Сцена вышла неловкой, но ангел вздохнул с облегчением. Только вожделения смертных ему по жизни и не хватало, стыд-то какой!***
В столицу Кроули благоразумно соваться не стал и снова обосновался в Манчестере. Немного потренировавшись, научился изображать американский акцент. «В любой стране будь немного, но не полностью, иностранцем», — вывел он для себя формулу успешности шпионской деятельности. И для пущего правдоподобия приобрел себе головной убор в стиле «Лихих двадцатых» — будь у демона душа, он полюбил бы кинематограф всей ею, а так просто с жадностью смотрел и пересматривал все гангстерские картины, идущие в не закрытых ещё кинотеатрах. Зима в Манчестере ещё никогда не была такой горячей. Город бомбили почти каждый день, пожары не успевали тушить, завалы — разбирать. Кроули всем сердцем ненавидел чёртовых фашистских ублюдков — выспаться по ночам практически не получалось. В Лондон его привело новое задание. В одном из подразделений контрразведки завёлся «крот». С горечью и смутным томлением буквально заставив себя обходить район Сохо по большой дуге, демон принялся за дело, и на Грету Кляйншмидт, «маленькую Розу» вышел довольно быстро. Роуз, она же Грета, была, следовало признать, хороша. Обаятельная, лицемерная и абсолютно безжалостная, настолько, что Кроули почувствовал некоторый укол зависти. Вот из кого бы получился отличный демон, не чета какому-нибудь Дагону. Задачей беса было только вычислить предателя, собрать доказательства и передать дело ребятам из контрразведки, но ему стало интересно, не наведёт ли его роковая красотка на какие-нибудь зацепки по одной загадочной нацистской шпионской группировке. Почему-то Кроули никак не удавалось вычислить её, будто их сверхъестественным образом кто-то прикрывал. Но Роуз была на виду и проследить за ней не составило труда, а увидев, куда она направляется, демон наконец все понял. Вряд ли эти субъекты (Врайль и Зануден, как мило) выбрали церковь для конспирации от демонического вмешательства, хотя как знать, в конце концов их фюрер был до смешного склонен к мистике, так почему они не могли бы? Демону оставалось лишь ждать, пока они покинут освящённую землю и он с комфортом устроился перед разбитым окном в здании напротив, убедившись, что обзор не загораживает ни его собственная Бентли, ни припаркованный неподалёку допотопный «форд». (Бес с ностальгической грустью вспомнил свою старую добрую «Модель Т» такой же конструкции). Приготовившись к долгому ожиданию, он сдвинул шляпу повыше, чтобы поля не ограничивали сверху обзор, щелчком сотворил себе удобное кресло и стакан бурбона. Которым и подавился, когда увидел, как вылезает из «форда» и заходит в храм, беспечно помахивая обвязанной бечёвкой стопкой книг, знакомая фигура.***
Подобное задание ангел выполнял впервые и был страшно взволнован. Он знал, что бояться ему нечего, и испытывал лишь приятно будоражащее ощущение предвкушения победы сил добра, причём в победе этой ангелу отведена была ключевая роль, так что Азирафель чувствовал себя, в некотором смысле, звездой шоу. Небольшой такой сценический триумф. Поэтому в момент, когда все пошло не по плану, херувим слегка растерялся.***
Демон выпрыгнул на улицу прямо через окно, ещё раньше, чем успел осознать, что он, собственно, делает. Ад раскалённый, ангел-то что тут делает?! Мысль, что Азирафель сотрудничает с этими сволочами, даже не пришла демону в голову, было ясно как день, что ангела каким-то образом обвели вокруг пальца. За «маленькой Розой» тянулся такой шлейф жмуров, что Адской канцелярии впору было выписывать ей премию и платить сверхурочные, а херувим простодушен в некоторых вещах, как тирольская пейзанка и… дальше демон додумать не успел, он уже распахнул дверь церкви и окунулся в боль.***
Появление Кроули было настолько неправдоподобным в этой ситуации, что Азирафель подумал бы, что спит и видит кошмар, если бы имел в этом хоть какой-то опыт. А так он просто настолько опешил, что даже забыл про нацистов за своей спиной. На секунду промелькнула мысль, что Кроули может быть заодно с этой бандой и погасла, оставив после себя тяжёлое чувство стыда. Это же его демон! Явился выручать свою «деву в беде», как всегда, идиот любимый. От нежности и сострадания у ангела всё внутри болезненно сжалось. Церкви уже давно были не те, что раньше, пятьсот лет назад Кроули скорее всего убило бы даже прикосновение к дверной ручке, но от понимания этого было только хуже. Демону неоткуда было знать, насколько все плохо сложится для него, он просто ринулся на помощь, рискуя своим бессмертным существованием. Осознание этого взорвалось в херувиме как фугасная бомба, в щепки разорвав все его так долго лелеемые сомнения и рефлексии. Но этот фарс нужно было срочно заканчивать, потому что ангел чувствовал боль беса так, будто сам стоял в адском пламени. Наполненный этой болью, он чуть не пропустил сказанную многозначительным тоном реплику и это отрезвило, как душ из святой воды. «Понадобится настоящее чудо, чтобы мы с моим другом смогли выжить». Херувиму должно было быть и так понятно, что Кроули не сможет воспользоваться чудом на освящённой земле сам, и он проклял себя за тугодумие. Щёлкая пальцами, он с горечью думал, что уже не знает, кто из них тут настоящий ангел.***
Дышать, стоя (вернее, подпрыгивая, чтобы ноги не приплавились к каменному полу) на святой земле, было как вдыхать огонь. Но хуже всего было чувство отрезанности от своей инфернальной сути и полной беспомощности. Он раньше никогда не задумывался, насколько зависимым был от своих способностей. Наверное похоже на действие блокиратора, невпопад подумал он, зажмуриваясь — снаряд уже летел прямо в них. Надежда была только на ангела и он, как всегда, не подвёл.***
— Оу, ангел, полегче! — О чем ты думал, идиот безмозглый, когда попёрся на святую землю? Ангел, будучи ниже Кроули на полголовы, все равно ухитряется гневно над ним нависать. Сидят они в демонской Бентли — старенький «форд» не пережил бомбардировку и от него осталась лишь куча запчастей вперемешку с кирпичной крошкой. Азирафель на это только головой сокрушённо покачал. Демон и так чувствует себя паршиво: ноги горят как проклятые, отдышаться никак не получается, а внезапная близость ангела заставляет сердце трепыхаться, как флажок под ураганом. Он тоже обозляется: — Не безмозглее идиота-ангела, который полез прямо в лапы к нацистам! Азирафель, черт бы тебя побрал, как ты вообще ухитрился в это вляпаться? — Вопросы тут буду задавать я! Кроули ещё никогда не видел ангела таким: лицо, обычно благожелательное и слегка удивлённое, сейчас сумрачно и будто бы вырезано из куска гранита, глаза сухо и грозно сверкают бликами от догорающей церкви, губы побелели. Он выглядит очень опасно и невыносимо, дьявольски красив именно таким, и Кроули знает, что никуда никогда не сможет больше убежать от него, убежать от себя. Но сейчас ему хочется спрятаться от ангела в собственной ярости, заслонить ею свои боль и отчаяние, пока они не стали Азирафелю очевидны. — А кто тебе сказал, что я собираюсь на них отвечать?! — Ты вообще понимаешь, что был на волосок от гибели?! — Только не нужно мне тут выволочку устраивать! — Выволочку? Да я тебя сам сейчас придушу, чтоб уже не мучиться с тобой, остолопом! — О, не утруждайся! Простого «благодарю» будет достаточно за то, что я спасал твою никчёмную ангельскую шкуру! — Моей никчёмной шкуре, в отличие от твоей, ничего не угрожало! — Да они тебя пристрелить собирались! — Это смертные, Кроули! Ты серьёзно думаешь, что я не могу остановить пулю в стволе? Кроули и вправду начинает чувствовать себя идиотом. Его ярость испаряется как по щелчку пальцев, остаются только опустошение и усталость. Ангел прав, он выставил себя остолопом и теперь Азирафель презирает его за тупость и позёрство. — Ладно, я свалял дурака, ясно тебе?! — Ты просто не можешь пройти мимо, чтоб не спасти бедного беззащитного ангела, да? Ты таким меня считаешь? Нравится упиваться своим превосходством, а, Кроули? — Азирафель и не думает сбавлять обороты. Все годы, прожитые без беса, все ночи, проведенные в мыслях о нем, в попытках разобраться, найти выход, все слова, не высказанные и не услышанные, рушатся на него, как недавно — церковные стены и только щит ангельской ярости удерживает их, иначе ангела просто раздавит в блинчик. — Хорошо, я так больше делать не буду, — тихим и каким-то безжизненным голосом говорит бес. — Куда тебя подвезти? Он непроизвольно морщится и шипит, пытаясь выдавить сцепление обожжённой ступнёй. — Ох, ангелы господни, Кроули! — теперь идиотом чувствует себя херувим. Он же видел, как пританцовывал демон на обжигающих камнях! Стыд и сожаление прокалывают шар его возмущения раскалённой иглой и гнев сдувается, как баллон аэростата. — Насколько всё плохо? — Терпимо, — коротко бросает демон, смутившись. — Дай сюда, я посмотрю. — Я же сказал, терпимо, ангел! Прекращай кудахтать надо мной как наседка! Ангел снова начинает закипать. — Сейчас же давай сюда свои ноги или, Господом клянусь, я тебя обездвижу! — щелчок, и демон вскрикивает от неожиданности, падая на спину, потому что спинка его сиденья внезапно откинулась сама собой. Надо же, он даже не знал, что она на такое способна. — Лежи смирно, — предупреждает Азирафель, подтягивая ноги друга к себе на колени. Демон смиряется с неизбежным. Раньше херувим никогда не стал бы даже угрожать ему подобным образом. Но теперь это явно не совсем тот ангел, каким Кроули его знал. А может, совсем не тот. Поэтому он только раздражённо шипит, когда ангел чудом снимает с него туфли и носки. Всё не так плохо, как Азирафель боялся. Кое-где полопались волдыри и кожа на пальцах обгорела до мяса, но хотя бы ничего не обуглилось. Простого чуда, конечно, тут не хватит, это же не обычные ожоги, но он должен справиться. Азирафель сосредоточенно проводит руками в нескольких сантиметрах над ранами, ещё и ещё, чтобы восстановить повреждённые ткани. Он знает, что процесс не безболезненный, Кроули тихо ругается сквозь зубы, и ангел видит, как ноги в брючинах покрываются ознобными мурашками. Две стопы в его руках, как крылья раздавленного мотылька, трепещущего в предсмертной агонии. Бледные округлые пятки, трогательно длинные и тонкие пальцы, сейчас сведённые болезненной судорогой, хрупкие острые щиколотки. Обычные такие мужские ноги, стандартная комплектация. Ангел думает, что ничего красивее он давным-давно не видел. Наконец, раны полностью затягиваются, но Азирафель и не думает останавливаться. Словно в каком-то трансе, он продолжает гладить их, теперь уже касаясь, бережно разминает сначала один подъем стопы, затем второй, распрямляет по одному сведённые пальцы. — Горе мое, — шепчет он тихо, даже не отдавая себе отчёта, что говорит вслух, — Что же ты с собой наделал? Что же ты со мной делаешь? Единственное, чем сейчас может ответить демон — голодный требовательный стон. Всё внутри Кроули обмирает и закручивается в узлы. Он не помнит, чтобы ангел касался его так, но если бы сейчас друг взялся отпиливать ему ногу ржавой пилой, для демона это ничего бы не изменило. Тело, изголодавшееся по прикосновениям Азирафеля, обмякает и напрягается одновременно, будто из него разом вытащили все кости, а вместо них залили расплавленный свинец. И слова, которые бормочет ангел будто в бреду, вспыхивают на подкорке, словно процарапанные освящённым гвоздём. Он просто не может, физически не способен сдержать стон, потому что руки ангела — они, они… Как прикосновение любви Всевышнего, только это ещё больше, острее и ярче. И больнее, потому что Кроули знает, что не достоин этого. Но Азирафель, судя по всему, так не думает, потому что наклоняется и целует, мягко и влажно, в место перехода стопы в лодыжку. Если бы Кроули не был уже возбуждён до последней грани, это случилось бы от одного вида ангела, прижимающегося губами к его коже, словно принимающего причастие. Он поднимает на демона сияющие, подернутые хрустальной плёнкой слез, глаза. — Ты позволишь мне? — голос Азирафеля тих, но каждое слово отдается в голове демона, как набат. Да, дьявол и все его отродья, конечно да! — Прошу тебя! — это всё, что может выговорить демон, и по счастливому стечению обстоятельств, как раз всё, что сейчас нужно.***
Никто, кроме Кроули, никогда не дарил ангелу подарков. И сейчас, здесь, происходящее — один из них. Азирафель нависает над демоном, но теперь не грозно, а успокаивающе, и мир за его спиной становится не таким невыносимым. Наверное, потому что Кроули сейчас смотрит на своего ангела так, будто вне его и вовсе нет никакого мира. Херувим расстёгивает одну за другой пуговицы его рубашки, затем ремень, и руки его не дрожат, но сам он весь вибрирует как опора высоковольтной линии. Возбуждение, глухое и яростное, будто вся недавняя злость перетекла в член, нарастает в нём, как цунами. Демон молча смотрит на него, жадно, отчаянно, страждуще, даже кажется не мигая, и золото его глаз, вытесненное к пределам радужки антрацитовой прорезью зрачка, кажется сейчас польётся через край. Он не шевелится, только дышит часто и поверхностно. — Я искал тебя, — говорит Азирафель, прерываясь на мгновение от выцеловывания ключиц любовника. — Я знаю, — выдыхает бес. — Ангел, я… — Я тебя нашел. И ангел впивается в рот демона поцелуем. Терпения и выдержки у них хватает ненадолго. — Прости, мой хороший, но если я сейчас возьму тебя, то просто разорву на части. — А я тебя разорву, если не возьмёшь, чертов святоша! — Тише, всё будет, я обещаю. У нас теперь есть время. И Кроули верит. Азирафель приспускает брюки, свои и любовника и трётся, вжимая свою эрекцию в его бедра, накрывая своим телом, прижимая и вознося. Демон в шаге от того, чтобы начать позорно хныкать, ему недостаточно, нужно ещё Азирафеля, внутри него, вокруг, везде, но оргазм всё равно приходит такой ослепительной силы, что перед глазами все плывёт и качается, а тело расплывается по сиденью, как желе на солнце. Рука словно бы сама по себе находит эрекцию ангела и ощущение тонкой нежной кожи под пальцами, пульсация и влажное тепло ангельской спермы на ладони настолько прекрасно, что это тоже ощущается почти как оргазменный экстаз. Два бессмертных существа в железной коробке полны друг другом и мир за пределами Бентли на время перестаёт для них существовать.***
— Ты ведь это несерьёзно, ангел? Что ты не хочешь, чтобы я тебя спасал? — Конечно серьёзно, друг мой! — вопреки возмущённому тону, глаза ангела смотрят с нежностью, а руки ласково обхватывают лицо демона, большие пальцы бережно разглаживают острые скулы. — Ну ладно, — у демона неудержимо вырывается какой-то неприлично хрюкающий смешок, так ему фантастически хорошо. — Не буду. И одно-единственное тихое слово в ответ: — Будь!