***
Азирафель переживал, как воспримут в Небесной канцелярии то, что за юным Антихристом присматривает посланник Ада и приготовил кучу аргументов, почему это вполне естественно и что единственное, что они могут сделать — это нейтрализовать пагубное влияние Преисподней, приставив к малышу своего опекуна. Побывав на планерке у руководства, ангел начал переживать ещё сильнее. Он привык, что дела смертных начальство интересовали мало, а знаний по этому вопросу у них было и того меньше. Но чтобы сознательно допустить Апокалипсис ради Последней битвы, походя списав в сопутствующие потери среди гражданского населения шесть миллиардов человек? Он даже представить себе не мог, насколько все запущено в их конторе. Переживать? Да он просто в ужасе, если честно, потому что в глубине души уже понимает — того, что они делают, будет недостаточно. Азирафель привык считать Землю домом. Он плохо помнил свое существование до Эдема, кроме, разве что, Великой битвы (которую, как раз, с удовольствием забыл бы). И вовсе не потому, что сверхъестественная ангельская память начала подводить, просто в той жизни не было почти ничего, достойного запоминания. Все стоящие проекты: развертывание Вселенной, конструирование живой материи, разработка естественного интеллекта — находились в ведении конструкторских отделов, а он был всего лишь воином. Да, не из последних, и командиром, как он надеялся, неплохим (и возможно, именно поэтому до архангела так и не дослужился: невозможно быть одновременно и хорошим начальником и хорошим подчинённым; по крайней мере, не в Раю), но в том, что касалось действительно интересных вещей, ему доверяли разве что чертеж подержать. Никто никогда не интересовался у херувима, чем сам он хотел бы заняться, и хоть пламенным мечом он, без ложной скромности, владел прекрасно, до прибытия на Землю это было практически единственным, что он умел. Земля предоставила ангелу такую немыслимую роскошь, как выбор. И все ещё оставалась единственным местом во Вселенной, где ему было интересно. Но сейчас участь, ставшей вполне родной, планеты волновала его и вполовину не так сильно, как опасность, нависшая над Кроули. Он знал, что должен бы испытывать по этому поводу угрызения совести, всё-таки триллионы единиц высших форм жизни были важнее судьбы рядового демона. Но не для Азирафеля. И что со всем этим делать, если их план не сработает, ангел совершенно не понимал. Он достаточно поднаторел в последние годы в таких увлекательных науках, как демонология и кроуливедение, чтобы понимать — друг тоже испытывает нечто подобное и также будет стараться защитить сначала ангела, а потом уж все остальное, включая себя самого. Предотвратить это Азирафель не мог, а если б даже мог, не считал бы себя вправе. Значит, нужно было искать альтернативу. Некоторое время ангел всерьез рассматривал для себя перспективу падения. Большинство проблем это бы не решало, а некоторые — ещё и усугубляло, например повышало вероятность гибели почти до ста процентов. Но они, по крайней мере, были бы на одной стороне. Проблема состояла в том, что Азирафель не то, что физически не мог совершить что-то, за что в нынешние времена упадка нравов можно было бы действительно пасть, а не просто нарваться на изъятие тела с последующим досиживанием до конца света где-нибудь у Разиила на побегушках; он себе даже вообразить нечто настолько непотребное был не в силах. Сандальфона вон, за Содом и Гоморру ещё и повысили. Был, правда, один безотказный способ. Отречься от Нее, отринуть само Ее существование. Но… своего Создателя довольно легко возненавидеть, но почти невозможно игнорировать. И ангел просто ни на физическом, ни на молекулярном, ни на эфирном уровне не был к такому способен. Давно пора было обсудить все с любимым ещё раз, может вместе они найдут выход, который не видят, ища поодиночке, а Азирафель медлил, ожидая, что друг сам поднимет эту тему и мысленно кляня себя за трусость. Он боялся, не найдя выхода, окончательно впасть в отчаяние и утянуть туда за собой демона. Проще было надеяться, что план по воспитанию Ворлока сработает.***
А мальчик рос, тем временем, сверхъестественно обычным ребенком. Когда ему исполнилось шесть, Ворлоку наняли двух преподавателей в дополнение к школьной программе и Азирафель смог, наконец, избавиться от навязшего на зубах, в прямом и переносном смысле, образа. Демон взял на себя историю и обществоведческие науки, ангел — математику и литературу. С биологией вышел прокол. — Зачем ребенку знать про динозавров? Это вообще был розыгрыш, их и в природе-то никогда не существовало! — ерепенился херувим. — Ну, все мальчишки обожают динозавров, — философски пожимал плечами демон. Последней книгой, написанной не о людях, которую Азирафель прочел, была «Жизнь животных» Брема, устаревшая ещё при жизни автора и мало чем способная увлечь шестилетку. Демон решил вопрос проще: раздобыл видеокассеты с фильмами о дикой природе Аттенборо и Даррелла, и закрыл тему. Ангел признал, хоть и со скрипом, что педагог из Кроули получился в разы лучше, чем из него самого. Только не похоже, чтобы это помогало.***
— Какой-то он слишком, чтоб его, нормальный, — задумчиво сказал бес. Они с ангелом наблюдали, как их десятилетний подопечный с азартом режется в Resident Evil II на своей Nintendo. — Ты уверен, что ребенку можно заниматься такими вещами? — Азирафель озабоченно смотрел на экран, где герой увлеченно отстреливал собак-зомби и прочую пиксельную нежить. — Ну, если этот опыт поможет ему справиться с Адским псом, то пусть играет хоть всю ночь. — С псом? Ты не говорил ни про какого пса! — Вот теперь говорю. Я сам узнал час назад, не кипятись. В день рождения парнишки Адский пёс найдет его и будет сопровождать, охраняя и раскрывая инфернальную суть будущего владыки мира. Что-то вроде того. — Нам нужно непременно там быть! — Согласен. Но вряд ли преподавателей приглашают на детские праздники. Разве что родители очень уж ненавидят свое чадо. — Я думаю, тут несложно будет что-нибудь придумать. — Я вообще рассчитываю, что общение с Пиратом отбило у пацана всякое желание заводить собаку. Демон вздохнул. Пёс уже почти год, как упокоился на кладбище домашних питомцев в Гайд-парке. Собачий век короток, а Пират был уже немолод, когда Кроули забрал его из приюта. Ангел знал, что друг горевал по этому отродью дьявола, хоть и не мог понять, почему — у него самого собаки особой симпатии не вызывали, а эта конкретная вообще выглядела, как помесь акулы с гильотиной, упакованная в грязно-бурую шерсть. — Я тут подумал… Шоу иллюзиониста — прекрасная идея для детского праздника, как считаешь? — Я считаю, ангел, что прошлого раза с меня было более чем достаточно! — А я так рассчитывал на тебя в фокусе с распиливанием… — АНГЕЛ!!! — Хорошо, никакого распиливания. Никаких внезапных появлений и точно никакого огнестрельного оружия. — Я не хочу в этом участвовать! — И прекрасно, займешься общим наблюдением. Мне, боюсь, будет не до того, тонкое искусство престидижитации требует сосредоточенности и самоконтроля. — Ты невыносим! — Я тоже тебя люблю!***
Кроули зябко ёжится, пока раздражённой, развинченной ещё более, чем обычно, походкой направляется к машине. Пиджак весь промок и безнадежно испорчен, но демон даже не пытается высушить его чудом. Азирафель семенит следом, на ходу вытряхивая из волос и цилиндра сливочный крем. За спинами у них раздается выстрел и демон, не оборачиваясь, раздражённо щелкает пальцами. — Срань господня, один все же пропустил. Подожди! Мне нужно… — ангел останавливается, и начинает судорожно хлопать по карманам. — В рукаве, — Кроули сам сует руку в потайной карман ангела и достает оттуда измятую голубиную тушку. — Вот что происходит, если долго фокусничать. Он вдыхает жизнь в голубя и тот, что-то благодарно курлыкнув, улетает. — Ангел? Ты в порядке? Глаза у Азирафеля круглые, вытаращенные и очень-очень потрясённые. — Как ты это сейчас сделал? — Как обычно, чудом. Животные — не люди, на них лимита нет. — Я даже не знал, что так можно! — Конечно можно, главное — перед начальством не спалиться. — Кроули ёжится от неприятных воспоминаний. — Тогда почему лечить не можешь? — Другой принцип. Ты бедолагу только придушил слегка, поэтому у него остался шанс. А вот если б ты ему шею свернул… ну ожить может и ожил бы, только здоровье уже не то. Не знаю, почему это осталось. Может, забыли, а может решили, что демонам все равно не придет в голову кого-нибудь воскрешать, мы же только о себе и думаем. — Ох, Кроули… — Азирафель, прекрати, на нас люди смотрят! Но ангел все равно целует друга в подбородок, прежде чем выпустить из объятий. — Ангел, сосредоточься! Адский пёс! — Верно. Звони своим, может напутали что.***
— Аррррргггх! Хастур!!! Это провал. Зато можно не беспокоиться о Последней битве — демон до нее все равно не доживёт. Или доживёт, если не повезет особенно сильно. Наверное, не стоило настолько подробно описывать в своих отчётах методы Испанской инквизиции. В Аду вполне способны заставить его тысячу раз пожалеть о своем бессмертии. Кроули ведёт машину не в сторону Лондона. Вместо этого Бентли легко, как по ровному, въезжает на вершину холма. Вид с него, когда начнет светать, должен получиться отличным, его ангел такое любит. Им обоим просто необходима передышка. — Ты уверен, что нет способа его разыскать? Псу же как-то удалось? — Пёс — это другое. Он изначально настроен на хозяина. А от нас он замаскируется, сам того не зная, так хорошо, что мы не поймём, что это Антихрист, даже если переедем его на автостраде среди пустыни. — Не говори так. Ты и ежа не способен переехать и мы оба это знаем. — Можешь не трудиться напоминать мне, что я хреновый демон. Скоро начальство спохватится и отлично сделает это за тебя. — Ох, прости. Что же нам делать? — Прямо сейчас? Выпить и понаблюдать за рассветом. Дьявол его знает, когда ещё сможем снова выбраться на пикник. — Тут очень красиво. Ты был здесь раньше? — Нет, по дороге заметил указатель. Решил, что тебе здесь может понравиться. — Мне понравится любое «здесь», если оно включает в себя нас вдвоем. — Ты сентиментальный болван, ангел. — Так и есть. Азирафель творит широкий двухместный шезлонг и плед. — Не смотри так, я не виноват, что тебе не сообщили, что шотландка снова вошла в тренд. — Ангел закутывает пледом друга — тот явно с трудом подавляет дрожь, хотя ночь удивительно теплая. В руках у Кроули появляется бутылка и два бокала, потом он передёргивает плечами и бокалы пропадают. Праздновать им нечего, а заливать горе сподручнее прямо из горла. — Может, попробуем пустить по его следу смертных? От них он может быть хуже защищён. — Кого, ангел? Наймем частного детектива? Обратимся в полицию? Завербуем Джеймса Бонда? — Да вот хоть твоих ведьмоловов, к примеру. — Наших ведьмоловов. — Я так и сказал. Ну, или подумал. — Да брось, что они смогут такого, чего не сможем мы? — Для начала, они хотя бы способны его заметить. И потом, у них есть опыт, ведьм же они как-то находят. — Ладно, уговорил. В любом случае мы ничего не теряем. Херувим притягивает демона к себе поближе, зарывается носом в стильный беспорядок огненных прядей на голове любовника. Ему нужно набраться смелости, чтобы спросить. Он заранее знает реакцию, но сделать это необходимо, и другого времени у них может не быть. — Друг мой, ты можешь сделать для меня одну вещь? — Все, что угодно, мой ангел. Ангел знает, что это правда, и тем сложнее даются следующие слова. — Ты мог бы сотворить для меня адский огонь? Демон вскакивает так резко, что вино выплескивается из бутылки в его руке. Плед падает с плеч на траву. — Ты совсем рехнулся? Тебе даже смотреть на него небезопасно! — Мне тоже нужна… подстраховка. — Не могу представить, чтобы ты использовал его против своих. Не дури мне голову, ангел! Что ты задумал? Ангел сейчас как раз прекрасно себе представляет, как спалил бы к чертям собачьим эту блядскую контору с их узколобостью, жестокостью и снобизмом. Радости бы он от этого не испытал, а вот удовлетворение — вполне. Но обманывать Кроули он не станет. — Я надеюсь, что до этого не дойдет, но… Я думаю, у нас есть шансы уйти и от Небес, и от Преисподней, в конце концов, на хрена мы им сдались. Но когда… то есть, если нас найдет Она… Она ведь в самом деле всемогуща. Не просто может сделать, чтобы мы забыли или возненавидели друг друга, такое Ей раз плюнуть. Но Ей хватит сил и мстительности сделать так, что всего этого… что нас вообще никогда не существовало. Родной мой, пожалуйста! Я не хочу… не хочу так. Слезы ангела — самое печальное, что Кроули видел в своей долгой жизни, но сейчас глаза Азирафеля сухи, как пустыня Третьего Пояса. И демон понимает, что отговаривать бесполезно — херувим все уже для себя решил. — Хорошо, — с трудом проталкивает он ответ сквозь комок в горле. — Если до этого дойдет, я… да. — Обещаешь? — Ох, блядский дьявол! Азирафель, я… — Обещаешь? — Да! Солгать ангелу сейчас было бы легко и приятно, как никогда, но демон понимает: то, что он сказал — правда. И обещание придется сдержать. — Спасибо. Иди ко мне, ты дрожишь уже весь.***
Рассвет тихо и неумолимо разгорается над обречённым миром. И он действительно очень красив.