***
Чертов придурок, этот сержант Шедуэлл! Не зря он не понравился Азирафелю с первого взгляда. «Хотя кто тут ещё придурок, — самокритично поправляет сам себя ангел. — Это ж надо было так по-идиотски развоплотиться. А такое было удобное и приятное тело!» Пытаясь отогнать мысль о том, что на это скажет Кроули, он занят пререканиями со смертной, в чье тело пришлось подсесть в качестве пассажира и чья болтовня не прерывается ни на секунду. До конца света остаются, быть может, считанные минуты, а он тратит время на споры из-за пустяков. Херувим ощущает это раньше, чем из-за поворота появляется, в дыму и пламени, раскаленный добела метеор Бентли. Любовь демона сияет для Азирафеля как прожектор, но теперь она затенена, как знаком Бетмена, чем-то таким, что ангел не умеет распознавать. Когда Кроули выбирается из машины, ангел срывается было ему навстречу, но чужое тело вовсе не собирается его слушаться, а поразмыслив секунду, ангел понимает, что оно и к лучшему. А вдруг тот его не узнает? Катастрофичности ситуации добавляет то, что добиться выдачи нового тела в нынешних условиях будет почти невозможно, а если он все же настоит — понравится ли он демону… другим? Бес вываливается из микрофилиала Ада, в который превратилась машина. Что делать дальше, он не знает, и не уверен, можно ли еще вообще сделать хоть что-то. Указания ангела привели его сюда, но теперь уже все рав… Азирафель? Кроули узнает любовника сразу, мгновенно, не успевает тот рта раскрыть. Заплетающейся походкой, не переходя на бег только потому, что боится упасть — так ослабели колени — демон подходит и не обнимает даже — повисает без сил от облегчения на шее хрупкой пожилой тетки с чрезмерным макияжем. Фактически, ему сейчас было все равно, даже если бы на ее месте был утконос. Его друг есть и он рядом. — Отойди от этой достойной женщины, чертов извращенец! — окрик сержанта немного приводит его в чувство. — Я развоплотился. — голос ангела звучит виновато. — Ох, Кроули, прости, я сильно сглупил. — Не страшно. — Демон смотрит в чужие, испуганные, безвкусно накрашенные глаза и видит в них ангела немыслимо четко. — Иди ко мне? Азирафель повинуется мгновенно, словно это приглашение — все, чего он ждал все последнее время. Демон растет, ширится, набирает мощь и объем, чтобы было куда вобрать ангела целиком. Благодати в херувиме так сокрушительно много, что Кроули на мгновение пугается, что развоплотится сам, и почувствовав слабину, беснующееся из-за близости чуждой, полярной энергии инферно выходит из-под контроля. — Не могу удержаться! — кричит ангел где-то внутри сознания демона, и крик его полон боли. Кроули слишком много пережил за этот, такой долгий, такой последний день, и просто адски устал. Он бросает все оставшиеся силы на обуздание своей природы и понимает, что не справляется, ещё секунда — и конфликт энергий просто взорвет их обоих к дьяволу. «Не самый банальный способ сыграть в ящик» — думает он перед тем, как… Что-то в глубине его, оккультная начинка, делающая сверхъестественное существо демоном также, как генетический код делает человека сапиенсом, замирает, будто прислушиваясь, или скорее, принюхиваясь. Оно узнало. Цунами расплавленной серы внезапно прекращает бушевать внутри и послушно подвигается, давая «гостю» место. Инферно урчит, как сытый тигр и впивает когти-протуберанцы в солнечные облака ангельской сути. Не зло и не разрушительно, просто оно не знает иного способа ласкаться. — Охренеть, вот это было действительно глубокое проникновение! — слышит бес изумлённый голос Азирафеля, прежде чем окончательно отключиться. Когда Кроули приходит в себя, ангел уже хозяйничает в его теле вовсю, проявляя при этом, не иначе как ещё с Небесной битвы дремавшие, командирские замашки. По крайней мере, сержанта он уже застроил так, что тот безропотно отдал картечницу и стоит теперь по стойке смирно, стараясь пореже моргать. — Что ты собрался делать? — бес с возрастающей тревогой наблюдает, как ангел поднимает оружие его руками и прицеливается его глазами. — Я положу этому конец, — с ожесточением отвечает ангел, наводя громовик на Антихриста. — Спятил совсем после развоплощения? Это же пацан совсем! Как Ворлок! — Если, чтобы спасти тебя и мир, мне придется пристрелить одного сопляка… Ангел опускает картечницу. — Ты прав. Все равно не могу. Прости.***
Адам поворачивается к ним и Кроули понимает, что тот прекрасно видит их, не внешнюю оболочку, а истинные сущности, причем так, будто для него вообще не существует в мироздании ничего неизвестного. С ужасом демон внезапно осознает глубинный смысл слов ангела: «Может сделать так, что нас никогда и не существовало». Этот мальчишка, то, чем он является, способен сделать такое с той же лёгкостью, что и Она. — Извините, а почему вас двое? — спрашивает Антихрист. — Ну, — начинает Азирафель, — это долгая… — Это неправильно, когда в одном существе двое. Я считаю, будет лучше, если вы опять станете двумя отдельными… Никаких спецэффектов, просто рядом уже стоит, во плоти, херувим. Кроули чувствует… потерю. Черт, а ведь он запросто мог бы привыкнуть к такому соседству! Инферно недовольно и голодно ворочается в нем. Похоже, оно только-только додумалось отрастить себе язык, чтобы попробовать заманчивого гостя на вкус.***
— Как ты это сделал? Трюк с остановкой времени? Все ваши так умеют? — Нет у меня теперь никаких «наших», ангел. — Действительно. И у меня. И наверное не было никогда. Только ты. — В точку. Они сидят на скамье у автобусной остановки и снова пьют прямо из бутылки, хотя спасение мира — вполне себе повод для бокалов и даже, вполне вероятно, для шампанского. Только вот для них двоих все далеко ещё не кончилось. — Это не совсем остановка времени. Просто навык. Создаётся небольшая встроенная вселенная, времянка, а время в ней может течь так, как тебе нужно. Полезная штука при монтаже Вселенной. Это то, чем я занимался… до. — Я помню. Страшно тебе завидовал тогда, такой чуши нагородил, а на самом деле просто обидно было, что сам так не умею. — Зато у тебя меч был крутой. — Это да. — Ангел рассеянно крутит в руках рукоять клинка. — Они ведь придут за нами. — Может, пора уходить? — Не думаю, что это поможет. Мы здорово их разозлили. Наши этого так не оставят. — Наши тоже. Странно, что Она не вмешалась. — Похоже, Ей действительно уже ни до чего нет дела. У нас теперь всем, как видно, заправляет Метатрон. — Не удивлен тогда, почему Рай в такой жопе. Мне он всегда казался редкостным говнюком. — Я помню его другим. И по обличью, и по сути. Тогда он тоже был… ну тем что ты сказал, но как-то… человечнее, что ли. — Глас Божий? Да ладно тебе! — Серьезно. Помню, возмущался на богоданную анатомию. Что это несправедливо, что у ангелов гениталии кукольные, что-то в этом роде. — Ну, тебе-то в этом плане жаловаться не на что. Если это и игрушка, то точно 21+ — Зависть — грех, демон мой. — А чего завидовать, я наоборот, считаю, что мне крупно повезло. С тобой. — А мне с тобой. Слушай, я тут вспомнил… — ангел роется в кармане в поисках клочка книжной страницы. — Если я правильно понимаю, это подсказка, но что именно нужно сделать? Есть идеи? — Это ж ты у нас специалист по шифрам. — Есть одна мысль, но непонятно, чем это нам поможет. Они садятся в автобус и Азирафель притягивает друга к себе на грудь, целует в рыжую макушку. — Я тебя разбужу, когда приедем. — Мне жаль твой магазин. Останешься пока у меня? — Останусь. А мне очень жаль Бентли. Отличная машина была. — Это да. Зато стартер пригодился. Кроули задремывает, на его долю за этот длинный день выпало слишком много всего. Мозг ангела напротив, преодолев плато усталой неповоротливости, разгоняется в дурманные высоты запредельного изнеможения. Ему кажется, что там, в вышине, довольно улыбается и хитро подмигивает ему душа Агнессы Псих.***
Им вовремя приходит в голову, что перед обменом телами было бы разумно сначала раздеться. — Это я так со стороны выгляжу? Кошмар какой, ты меня совсем раскормил! Кроули, для которого смотреть, как ангел уплетает вкусняшки — особый вид почти оргазмического удовольствия, только ухмыляется, оглаживая чуть выступающий живот своего нового обличья, провокационно щипает себя за округлое литое полужопие. — Обожаю это все! — говорит он, хищно облизываясь, что в исполнении обычно дышащего непорочным спокойствием рта херувима смотрится довольно жутко. — Эй, прекращай лапать мое тело, пока меня в нем нет! — ангел вскакивает с дивана, на который они предусмотрительно уселись перед обменом, и чуть не падает. И дело не в том, что у тела демона длиннее ноги и подвижнее суставы. Сместился центр тяжести, угол обзора, иная ориентация в пространстве напрочь закоротила вестибулярный аппарат. Руки, такое ощущение, удлинились чуть ли не вдвое, пальцы чувствуют по-другому, с модуляцией голоса, судя по всему, произошла какая-то поломка. Щёлкнуть пальцами тоже получается не сразу. — Резче! — советует демон. Он возмутительно быстро осваивает новый облик, уже спокойно передвигается, оглаживает себя, запоминая изменившиеся границы тела, хотя судя по некоторым признакам, не только для этого. Прогибает спину, на пробу поднимает поочередно ноги, щелкает суставами пальцев. — Я запрещаю тебе так вихлять моей задницей при ходьбе, порочное ты создание! Что про меня люди подумают? — Что ты наконец раздобыл маслёнку, чтобы смазать свои шарниры, мистер Железный Дровосек? — Кто? — Один малый из фильма, чем-то смахивает на тебя. — Даже знать не хочу! — детская литература никогда не входила в круг букинистических пристрастий херувима. — Нам нужно зеркало. Кроули щелкает пальцами, но у него тоже не выходит — они короче и мягче тех, каким он привык за шесть тысяч лет. Азирафель делает на пробу несколько осторожных шагов по комнате. — Ты безнадёжен, ангел! Даже на моих ногах ты умудряешься ходить так, будто они у тебя деревянные. — Скорее уж, стеклянные. У тебя все такое тонкое, что кажется, что я вот-вот что-нибудь сломаю. — Никогда ничего себе не ломал и тебе не советую. В этом теле я тебе и навалять могу, знаешь ли. — И сломать уже сам ещё что-нибудь? — Облом. А ты что, постоянно такой голодный? — Не знаю. Но думаю, это просто реакция тела на стресс. Инерция. Вряд ли ты постоянно настолько хочешь выпить. — Я бы на твоём месте не был так уверен. Кроули разбирается наконец, как правильно сложить пальцы для щелчка и в его руках появляется бутылка, затем в углу вырастает огромное, в полстены, зеркало. Ангел морщится, разглядывая этикетку. — Ты знаешь, сегодня я для разнообразия предпочел бы что-нибудь покрепче. Ром? — Тебя в какое тело ни запихни, все равно неисправим, сластёна. Ром — так ром. У демона все получается так естественно и плавно, будто он это тело всю жизнь носил. Азирафель же ухитряется чуть не пронести стакан мимо рта, напиток выплескивается на впалый, в рыжеватых завитках волос, живот. — Тебе нужно взять себя в руки, иначе завалим все дело. Ангел в этот момент испытывает благодарность за то, что друг не сказал «завалишь». Он чувствует себя кошмарно неуклюжим, разладившимся, а стоит сделать пару шагов, как его начинает мутить. Если он проколется… Кроули, тем временем, красуется у зеркала. Ощупывает бицепсы, поднимает руки в каком-то танцевальном пируэте, корчит совершенно немыслимые рожи, на которые мимика Азирафеля никогда в жизни не была способна. И наконец… — О, да, вот это я понимаю, орудие ангельского возмездия! — Ты ещё дрочить мне тут начни! — Азирафель не знает, злиться ему или смеяться. Демон, бесстыдно лапающий его тело как собственное — это самое странное, что он видел в жизни, а это, поверьте, о многом говорит. — А вот и начну! Это теперь мой член, могу делать с ним все, что хочу. Хотя нет, не все. — Бес театрально вздыхает. — Отсосать себе с твоей нулевой гибкостью, у меня точно не выйдет. — А с твоей у тебя что, выходит? — Ангел снова вспыхивает, но уже отнюдь не от злости. — Не было надобности проверять. У моего любовника какая-то извращённая оральная фиксация, все время всё в рот тянет. — Эй, не наглей. И вообще, не отвлекай меня, мне нужно обжиться в этом теле. — А ты отвлекаешься? Заводит собственное тело? Так и знал, что ты — чертов Нарцисс. — Меня заводишь ты и твои грязные разговорчики! А в каком ты теле — мне без разницы. Ангел немного кривит душой. Ему нравится, как выглядит любовник, как он двигается, как реагирует. Нравится, что его тело так непохоже на его собственное. Так, стоп. Здесь и сейчас это — его тело. И нужно научиться обращаться с ним, а времени не так много. — У тебя так здорово получается. Научишь? — Попробую. Иди сюда. Кроули не без рисовки подходит и берет ангела за руку, помогает подняться. — Ты весь зажатый, как пружина. Расслабь вот здесь, — рука демона, рука ангела ложится Азирафелю на плечо, — и здесь, — вторая похлопывает по выступающей тазовой косточке. Ощупай себя, обозначь, где теперь проходят границы твоего тела и запоминай. Трогать себя под внимательным взглядом беса оказывается до ужаса неловко. Ангел вообще не припомнит другого случая, когда бы он так стеснялся. — Кроули, у меня ни черта не выходит, — наконец жалуется он. — Едва ты делаешь движение, меня тянет повторить его, просто удержаться не могу. — Тогда повторяй. Демон вытягивает поочередно руки, ходит, подпрыгивает, как балетная прима. Херувим пытается следовать своим рефлексам, но не получается ровным счётом ничего: он путает руки, ноги заплетаются и вообще он начинает чувствовать себя дураком на фоне беса, который и вправду в любом теле умопомрачительно хорош. — Не выходит, — наконец грустно констатирует тот. — Ты слишком много смотришь и слишком много думаешь. Закрой глаза. Азирафель послушно зажмуривается, но тогда он весь сосредотачивается на том чтобы не подглядывать. — Так не пойдет. Давай я тебе их лучше завяжу. Демон поднимает с аккуратной стопки азирафелевой одежды галстук-бабочку. — Можно, я… Он слегка запинается. Кроули никогда не имел особой тяги к самолюбованию; как и многие по-настоящему красивые люди, он считал такое положение вещей само собой разумеющимся и не видел в этом ничего особенного. Тем более, ему самому в себе многое не нравилось: чрезмерная сухощавость, не зависящая от того, сколько пирожных удалось увести у ангела из-под носа, змеиные, странные глаза, веснушки, которые проявлялись по всему телу, стоило только чуть сойти загару. Да и член, чего греха таить, он предпочел бы побольше. Пока демон не познакомился с Азирафелем поближе, его в этом плане все более чем устраивало, но проклятый херувим одним своим обнаженным видом мог вызвать острое чувство неполноценности. Но сейчас, глядя на своего ангела в своем же теле, он начинает понимать, почему тот иногда смотрит на него так, будто хочет съесть. Азирафель не просто прекрасный любовник — он обожает тело демона, поклоняется ему и воспевает, изучает, как манускрипт и расшифровывает, как код. И кажется, сейчас Кроули впервые видит, почему. Он завязывает ангелу глаза и сразу же берет за обе руки. — Я тебя не уроню, — говорит почему-то шепотом. — Просто почувствуй. Кроули двигает руками ангела по его же телу, без нажима, но достаточно ощутимо, чтобы почувствовать. Становится за спиной друга и трогает сам там, где ангелу доставать уже неудобно. Затем подхватывает и поднимает обе руки херувима вверх. — Не думай, просто двигайся. Не то, чтобы демон был так уж силен в танцах, а уж тем более в гавоте, но это и неважно, ведь ангел все равно его сейчас не видит. А Азирафель неожиданно, почувствовав себя увереннее в знакомой позе и на известном ему поле деятельности включается и сам начинает вести. Кроули запоздало соображает, что надо бы включить музыку, но ангел уже сам щелкает пальцами, всего на мгновение отняв руку от руки демона и затем безошибочно вновь находит ее. Они никогда раньше не танцевали вдвоем, даже когда демон носил женский облик. И Азирафель понимает, что они многое потеряли. Кроули оказался прав: не видя ничего, он смог, наконец, сконцентрироваться на том, что он делает и что чувствует. Но дело ещё и в том, что кружить демона в танце — восхитительно. А когда музыка меняется и тот выпускает руки ангела и начинает сам вести, сжимая партнера в объятьях, прикасаясь уверенно и жарко к спине, плечам, груди — ещё и невероятно возбуждающе. С Азирафелем творится что-то невероятное. Он всегда реагировал на любовника несколько избыточно, ему хотелось только при взгляде на него сгрести демона в охапку и любить его часами, а то и сутками напролет. Но сейчас ощущения совершенно другие. Раньше наслаждение всегда было локализованным: рот, ладони, член. Сейчас его тело — это сплошная эрогенная зона, как будто эрекция распространилась за пределы отведенной ему территории на всего ангела. Он прижимается к любовнику ближе и чувствует ответное возбуждение. Тянется за поцелуем и получает его, влажный и нежный, как десерт «Сердце ангела» с привкусом рома и талого снега — его собственный вкус, как ощущает его любовник. — У тебя всегда так? — спрашивает он, с трудом оторвавшись от любимого. — Ты имеешь в виду желание выпрыгнуть из штанов, стоит только меня коснуться? С тобой — да. А с другими я не пробовал. Демон говорит это так просто, словно это нечто само собой разумеющееся. Азирафель никогда не спрашивал, был ли Кроули с кем-то ещё, кроме него. До — вряд ли, но вот во время… две тысячи лет — немалый срок даже по меркам бессмертных существ, а смертные так и липли к бесу, хоть пламенным мечом отгоняй. И ангелу никогда не хотелось этого знать. Или хотелось, но он боялся, что ответ ему не понравится. Он ошибался. Ответ настолько ему понравился, что он подхватил беса и попытался приподнять его и снова закружить, но не рассчитал, что теперь любовник весит фунтов на 50 больше него самого и они чудом оба чуть не падают на пол. — Раз ты на ногах уже не стоишь, — комментирует Кроули, и ангелу не нужно видеть, чтобы знать, что его демон коварно ухмыляется, — я тебя, пожалуй, отнесу. — Что? Нет! Поставь меня сейчас же на землю, черт здоровый! Но бес уже подхватывает любовника под спину и колени, как жертву обморока и со словами: «Всегда мечтал на руках тебя носить» легко, даже мышц почти не напрягая, несёт добычу в спальню. Ангел решает не сопротивляться. «Всегда мечтал» от демона — для него самый весомый аргумент. — Можно это оставить? — спрашивает тот, прикасаясь к ленте галстука у виска. — Да. — У ангела нет необходимости видеть, чтобы знать, кто с ним, сейчас это даже лишнее. Он чувствует демона всем собой и это ново, волнующе и очень-очень горячо. Демон опускает свою желанную ношу на постель, смотрит и видит Азирафеля, проступающего сквозь собственные его черты, как негатив на проявляемом фото. Он знает это тело, свое тело, и знает этого ангела, своего ангела, и этот удвоенный опыт позволяет Кроули сегодня ласкать так, чтобы херувим потерялся и растаял в его руках. Небольшие темные бусины сосков, доверчиво открытое горло с острым рельефом кадыка, чувствительное местечко за ухом, вся без исключения спина, внутренняя сторона бедер, красивый, ладный член, пятнающий смазкой впадину живота. Демон накрывает его ртом, с восторгом чувствуя, что он помещается в нем весь и можно делать что угодно — сосать, ласкать языком поверх, пропускать в горло вообще без всяких ограничений, настолько идеальным и уместным тот ощущается во рту. Он такой потрясающий на вкус и на ощупь, что бес начинает понимать тягу любовника отсасывать ему при каждом удобном случае. Но ангел — все равно ангел. Он стойко держится там, где бес бы уже кончил пару раз, только держит, сжимая сильнее, чем обычно, волосы, сейчас более жесткие и короткие, чем те, к которым он привык, и закусывает костяшки тонких изящных пальцев. Он слегка тянет за волосы и демон нехотя отстраняется. — Все в порядке? — Это так… слишком много, я не знаю, как объяснить. Не представляю, как ты это выдерживаешь… Кроули тщательно следит за тем, чтобы ненароком разочарованно не вздохнуть. Что ж, он предполагал, что для ангела это может быть чересчур. Он сам чуть с ума не сошел, пока разбирался с гиперчувствительностью доставшегося ему тела. — … Но хочу узнать. Хочу почувствовать все. Хочу почувствовать, как ты меня трахнешь, узнать, что ты ощущаешь, когда я трахаю тебя. — Ох, ангел! — предложение любовника не из тех, от которых можно отказаться, и от самой просьбы прошибло таким возбуждением, что пришлось чувствительно прихватить себя за яйца, чтобы не кончить тут же. Вместе с тем на демона накатывает лёгкая паника. — Я понятия не имею, как ты ухитряешься так здорово обращаться с дубиной, которую отрастил между ног, но у меня-то твоего опыта нет! Я не хочу, чтобы тебе было больно или ещё как-то, кроме как хорошо. — Я скажу, если будет слишком. Или вообще отключу болевые. Пожалуйста, родной мой, я правда хочу. Кроули, в отличие от херувима, никогда не был стальным и с самоконтролем дела у него обстояли значительно хуже. Слов Азирафеля вполне хватает для того, чтобы уперевшись лбом в его бедро, уйти в оргазм, как серфингист в волну. Оно и к лучшему, меньше шансов сорваться и причинить любимому боль. Демон даёт себе минуту, чтобы отдышаться, а затем разводит, медленно, предвкушающе, небольшие, как раз по размеру ангеловых рук, полушария. Вход со вчера розоватый и чуть припухший: рассвет потенциально последнего дня застал их за яростным и безжалостным, словно в последний раз, совокуплением, что вполне могло бы, при менее благоприятных обстоятельствах, стать правдой. Кроули осторожно, мокро лаская, прикасается к отверстию языком, и тяжёлое, со всхлипами, загнанное дыхание любовника подгоняет его начать целовать и облизывать, проникая глубже, твёрже, острее… вот так. Творя на пальцах смазку, бес тем не менее медлит их использовать, завороженно ощущая втягивающую, засасывающую вглубь пульсацию под языком. Затем, словно опомнившись, он ныряет в приоткрытый вход сначала одним пальцем, потом, не почувствовав сопротивления, сразу двумя. Медленно и бесстыже облизывает яйца любовника, добавляя третий. Он уже снова возбужден так, словно кончал не пятнадцать минут, а пятнадцать лет тому назад. Подняв глаза на раскинувшееся перед ним знакомое и по-новому чудесное тело он видит, что слюна на губах Азирафеля окрасилась в розовый — тот прокусил себе пальцы до крови. Демон приподнимается, нависает над любовником, любуется тем, как страсть и желание преображают его собственные черты в ангельский лик, и мягко отводит сомкнутый кулак от лица Азирафеля. — Не сдерживай себя. Я знаю, что ты хочешь, я хочу слышать. — сцепив зубы, чтобы не сорваться самому, он входит в любимого, медленно и слитно, без толчков и пауз, на всю длину и начинает плавно двигаться, не давая мышцам времени судорожно сжаться и принести боль. — Покричи для меня. И ангел кричит. Этот звук, квинтэссенция чистого желания, делает с демоном нечто такое, что если бы ему сейчас сказали, что кончив сейчас, он умрет навсегда, это не сдержало бы его и даже не замедлило. Появление легионов ада или райских когорт не остановило бы его, скорее всего, Кроули бы их даже не заметил. Чувствуя приближение финала, он обхватывает член любовника так нежно и бережно, как только умеет, и двигает рукой в такт своим толчкам, на последних крохах терпения, стремясь сделать удовольствие одновременным. Кончая, он чувствует жадное сокращение мышц вокруг себя и горячую вязкую влагу на своих пальцах. Жаждущий, глубинный крик ангела все ещё звенит в его ушах, как Песнь песней. Отдышаться им удается только спустя ещё полчаса ленивых мягких поцелуев. — Я думаю, — ангел лежит поперек демонской груди, благо сейчас она широкая и мягкая, — после такой тренировки я смогу обвести вокруг пальца даже весь Темный совет скопом. — Запросто, — подтверждает бес. Тебе ведь давал уроки мастер с шеститысячелетним опытом. — Мы выкрутимся. — Да!