Негодяй ровно настолько, чтобы мне понравиться

      Как же этот грёбаный архангел его бесит!       Кроули в раздражении бьёт кулаком в подушку, раз уж нельзя — в самодовольную благостную рожу, и забирается под одеяло. Без херувима в кровати стало холодно, тот ушел посвящать чертова ублюдка в тонкости пользования уборной, и это тоже бесит. Поначалу демон даже слегка развеселился, несмотря на то, что в паху от нереализованной в оргазм эрекции неприятно тянуло. Верховный архангел, готовый обоссаться, как щенок, которого не вывели вовремя на прогулку, вызывал самый искренний смех — злорадный. Вот только разделить веселье оказалось не с кем.       Азирафель безропотно ушел разбираться с никчемными проблемами этого придурка. Такой, мать его, терпеливый и понимающий! Нет, Кроули это и раньше всю дорогу знал. Терпение и понимание ангела иногда спасали, иногда выводили из себя, заставляя испытывать на прочность ангельскую выдержку, за тысячелетия чего только не было?!       А вот чего: раньше это все полностью принадлежало демону. Тысячелетия прошли, пока Кроули это понял и века — пока признал и поверил, но это всегда было так. А сейчас чертов херувим носится с ублюдком так, будто он тоже для него важен! Просто зло берет смотреть!       Невольно приходит на ум сравнение, как демон сам возился с маленьким Ворлоком. Но тот был крохотным и беспомощным, и к тому же это было для дела. А ещё подменный антихрист был всегда забавным и часто — милым. Даже тогда, когда кровожадно крошил в капусту компьютерных монстров и писал неприличные слова на табличках в парке. Особенно тогда.       Гавриил не был ни милым, ни забавным. Он был мерзким, как хастурова жаба и пугающим, как дружелюбие Вельзевул. А ещё он за один день смог забрать львиную долю внимания херувима, а проблем своим появлением принес столько, что тот уже с ног валится от изнеможения (что ответственность за часть этой усталости лежит на самом демоне, Кроули предпочел для ясности замять, договорившись со своей, весьма покладистой, совестью, что в качестве компенсации выяснил много полезного). В итоге осталось только закуклиться в одиночестве с головой в одеяло и жалеть себя. Ну и ангела, конечно, чего уж там.       По-хорошему, нужно было просто лечь спать, предоставив ангелу самому решать, будить ли любовника, чтобы продолжить начатое, или просто отдохнуть и собраться с мыслями самому. Тем более, бес и сам был измотан и если бы все не пошло по пизде из-за этого ублюдочного архангела, уже видел бы десятый сон у херувима под боком.       А тот, видать, прочно застрял, нянчась с «Джимом» как заботливая мамочка — с умственно-отсталым чадом. Может, пойти и предложить помощь? Ну уж нет, упрямо цепляется бес за уязвленное тем, что у ангела нашлось в сердце место для кого-то, кроме него самого, самолюбие. Не ревность — любую тварь земную, независимо от степени ее противности, демон почел бы более вероятным соперником, чем этого, чего греха таить, привлекательного, но деревянного по пояс с обоих концов, гада. Но ощущение, что на его территорию — в прекрасный уютный мир под названием «Азирафель» — вторгся чужак и теперь отжимает жизненное пространство — просто невыносимо.       «Ну и ладно, — думает демон с обидой, — подумаешь!», и врубает в теле на полную мощность выработку мелатонина, чтобы отрубиться побыстрее.

***

      Азирафель решил, раз уж дело зашло так далеко, проинструктировать «гостя» и насчёт душа (в их с демоном ванну ангел бывшего босса пускать категорически не собирался), кухни (ничего не трогать, кроме стула, на который нужно сесть и стола, за которым поесть, открывать можно только холодильник, брать можно это и это, а вот это — симпатичный отвес Блек Ангуса на стейк к ужину — ни в коем случае нельзя, ещё не хватало, чтоб любознательный архангел его сырьем сожрал), и торгового зала (книги брать можно. Читать можешь? Не знаешь, не пробовал? Тогда пробуй. О, молодец, у тебя отлично получается. К бюро даже не приближаться, в кабинет к Кроули не заходить, покупателей не отвлекать, хотя нет — отвлекай, меньше шансов, что они что-то купят).       Поначалу крайне недовольный: хотелось демона и отдохнуть, а не вот это вот все, в какой-то момент ангел даже увлекся: Гавриил понятливо кивал, улыбался, дружелюбно поддакивал и вообще вел себя… нормально. Не нормально для Верховного архангела, а… по-человечески. Как будто не был моральным уродом. Это, странным образом, подкупало. Как будто имеешь дело с серьезным и послушным ребенком (правда, в существовании таковых в природе Азирафель сильно сомневался).

***

      Выдав «Джиму» в компенсацию за отсутствие какао шоколадку и напомнив, что в спальню заходить тоже нельзя, ангел наконец возвращается к любовнику. И обнаруживает, что тот крепко спит, свернувшись тугим клубочком, в каком ни одному существу, кроме разве что змеи или кошки, не было бы удобно, на азирафелевой стороне кровати. Из-под одеяла выглядывает только рыжая кудрявая макушка.       Можно было бы оставить демона досыпать и заняться, наконец, делом: сказанное Гавриилом действительно пугает. Но спящий демон выглядит таким родным, а его поза — одинокой и уязвимой, что Азирафель решает все же повременить час-другой с глобальными проблемами. Быстро раздевшись, он тоже забирается под одеяло, стараясь не выпускать из-под него тепло, в котором пригрелся любовник, обнимает худое, податливое со сна тело.       Кроули, когда ему не снятся кошмары, спит очень тихо. Он пахнет уютно и вкусно, собой, грудная клетка легко вздымается в такт почти бесшумному дыханию и он, в кои-то веки, теплый, только ноги не успели ещё нагреться и ангел прижимает, согревая, к ним свои, горячие как печка. Бес что-то невнятно мурчит и слегка распускает плотный узел своего тела, вжимаясь в херувима спиной, но не просыпаясь. И в этом движении столько доверия и спокойствия, что Азирафель аж зубы стискивает, чтобы не застонать. У них же всё было хорошо, какого черта лысого так не могло продолжаться и дальше? А, к дьяволу!       Он утыкается носом в сладко пахнущее веснушчатое плечо и осознает, что устал совсем не так сильно, как казалось раньше. Сонный и расслабленный, демон наводит на очень греховные мысли, впрочем, он их самим своим существованием вызывает.       Обычно Азирафель без веского повода любовника не будил, уважая его право на небольшие человеческие слабости, но сейчас у него есть для этого очень твердые причины. Одна рука сама скользит в растрёпанное пламя волос, вторая неспешно спускается вниз по груди демона к животу, губы как магнитом притягиваются к жилистой гладкой спине: дым и дикий мед, вкус счастья, как он есть. Член, не получивший ранее разрядки, уже болезненно каменный и трение о шелковистую, покрытую рыжеватыми, тонкими как пух волосками, поясницу, ситуацию ничуть не облегчает.       Кроули вздохнул и завозился, распрямляясь сильнее, доверчиво подставляя под ласку расслабленный, почти без рельефа, живот. Ох ты ж, Господь всеблагой, какой же он любимый! Рука ангела скользит к члену любовника, уже наполовину твердому, гладит ласково, не сжимая, но и не дразня, наслаждаясь ощущением твердеющей под пальцами плоти.       — Ммм, ангел… Хочу, — сонно бормочет бес, все ещё сквозь дремоту, и прогибается, чтобы потереться задницей об ангельскую эрекцию, наглядно демонстрируя, чего именно.       Азирафель вообще-то не собирался этого делать, рассчитывая просто слегка потискать демона, пока он такой искушающий, и немного сбросить напряжение, подрочив ему и себе, но такое недвусмысленное приглашение заставляет немедленно пересмотреть планы. Выпутав руку из бесовых прядей, ангел шарит под подушкой, выуживает оттуда тюбик со смазкой. Вообще-то чтобы открыть его нужны две руки, но Азирафель срывает крышку зубами и она укатывается куда-то за пределы кровати. Отрываясь все же на пару секунд от наглаживания демонского члена, он льет, не жадничая, на руки чуть ли не полтюбика и теперь, не на сухую, можно приласкать и посильнее, да демон и сам уже влажный. Азирафель аккуратно и без настойчивости касается входа, смазывая и прося разрешения толкнуться внутрь, и бес сильнее раздвигает бедра, насколько это возможно, лёжа на боку, ёрзает, пытаясь поймать в себя ангельские пальцы.       Ангел вполне допускает, что мог бы кончить, вообще к себе не прикасаясь, только от того, что ласкает Кроули и потрясающих ощущений, которые это доставляет. Но не хотелось бы. Демон такой разнеженный и податливый, что без помех принимает сразу два пальца, подаётся, насаживаясь сильнее, стонет так, что Азирафелю приходится больно прикусить губу, чтобы немного прийти в себя и продолжить раскрывать себе путь не слишком поспешно.       — Азирафель, пожалуйста…       Кроули редко зовёт любовника по имени в постели, обычно просто «ангел», да ещё и эпитетов добавляет, и отнюдь не ласковых.       — Все, что захочешь, родной.       Ангел убирает пальцы, пройдясь напоследок по простате и входит, плавно и медленно. Домой.       Жар и трепет вокруг его члена заставляет зажмуриться, пока из глаз слезы не брызнули — так внутри любовника хорошо и любимо. «Ты ещё разрыдайся тут, дурак сентиментальный», — одёргивает себя Азирафель, замирает, стараясь дышать размеренно, чтобы хоть немного успокоиться. Но тут бес сам начинает ввинчиваться задом херувиму в пах, словно хочет вобрать его в себя всего целиком и весь самоконтроль летит к чертям.       С жадным стоном ангел подсовывает руку демону под шею, обнимая крепче, и начинает двигать бедрами, входя размашисто, на всю длину, сильно и глубоко, и с каждым разом всё глубже. Демон стонет, уже почти кричит, он всегда чувствительный и шумный, и обычно это сводит Азирафеля с ума. Но сейчас они в доме не одни.       Ладонь ангела накрывает рот беса, глуша крик, но это только порождает новые, ещё более отчаянные стоны, горячий язык лижет ее, демон мотает головой, пытаясь поймать губами пальцы, больно кусает подушечку большого пальца.       — Тише, счастье мое… Кроули послушно утихает, только стонет в руку тихо, скуляще, тяжело дышит носом, плечи его подрагивают и херувим беспорядочно их целует, просто не может этого не делать. В голове рождаются и множатся бессвязные мысли: «Мой!», «Никогда!», «Никому не позволю!», «Люблю!», «Люблю!», «Люблю!». На этой мысли его настигает оргазм, внезапный и ослепительный, рука ангела на демонском члене движется так быстро, что смазка из геля уже взбилась в пену. Кроули глухо вскрикивает в руку Азирафеля, кончая, стискивает внутри себя так плотно, что тот тоже еле удерживается от крика, и обмякает, слабо, по инерции толкаясь ангелу в кулак.       Ангелу кажется, что его сознание отделилось от тела, вышло за его пределы и он смотрит на себя, на них, как бы со стороны. Тело становится медленным и тяжёлым, как чугун, сил хватает лишь на то, чтобы сильнее прижаться и дышать демоном. В голове разворачивается, сверкая гранями, многомерный алмаз решения, принятого без размышлений, без колебаний, вообще без участия интеллекта, на одном инстинкте; принятого за ангела самой его сутью, средоточием божественной благодати. И все его ипостаси, все составные части его личности принимают его как данность.       Впервые в жизни проваливаясь в глубокий, как беспамятство, сон, ангел ещё не может выразить это решение связными словами, но суть его сводится к тому, что за то, чтобы демон всегда мог спокойно спать в его руках, он уничтожит Ад и разрушит до основания Рай, а если в дело вмешается Она — что ж, он и Ей найдет, что противопоставить.