***
Азирафель решил, раз уж дело зашло так далеко, проинструктировать «гостя» и насчёт душа (в их с демоном ванну ангел бывшего босса пускать категорически не собирался), кухни (ничего не трогать, кроме стула, на который нужно сесть и стола, за которым поесть, открывать можно только холодильник, брать можно это и это, а вот это — симпатичный отвес Блек Ангуса на стейк к ужину — ни в коем случае нельзя, ещё не хватало, чтоб любознательный архангел его сырьем сожрал), и торгового зала (книги брать можно. Читать можешь? Не знаешь, не пробовал? Тогда пробуй. О, молодец, у тебя отлично получается. К бюро даже не приближаться, в кабинет к Кроули не заходить, покупателей не отвлекать, хотя нет — отвлекай, меньше шансов, что они что-то купят). Поначалу крайне недовольный: хотелось демона и отдохнуть, а не вот это вот все, в какой-то момент ангел даже увлекся: Гавриил понятливо кивал, улыбался, дружелюбно поддакивал и вообще вел себя… нормально. Не нормально для Верховного архангела, а… по-человечески. Как будто не был моральным уродом. Это, странным образом, подкупало. Как будто имеешь дело с серьезным и послушным ребенком (правда, в существовании таковых в природе Азирафель сильно сомневался).***
Выдав «Джиму» в компенсацию за отсутствие какао шоколадку и напомнив, что в спальню заходить тоже нельзя, ангел наконец возвращается к любовнику. И обнаруживает, что тот крепко спит, свернувшись тугим клубочком, в каком ни одному существу, кроме разве что змеи или кошки, не было бы удобно, на азирафелевой стороне кровати. Из-под одеяла выглядывает только рыжая кудрявая макушка. Можно было бы оставить демона досыпать и заняться, наконец, делом: сказанное Гавриилом действительно пугает. Но спящий демон выглядит таким родным, а его поза — одинокой и уязвимой, что Азирафель решает все же повременить час-другой с глобальными проблемами. Быстро раздевшись, он тоже забирается под одеяло, стараясь не выпускать из-под него тепло, в котором пригрелся любовник, обнимает худое, податливое со сна тело. Кроули, когда ему не снятся кошмары, спит очень тихо. Он пахнет уютно и вкусно, собой, грудная клетка легко вздымается в такт почти бесшумному дыханию и он, в кои-то веки, теплый, только ноги не успели ещё нагреться и ангел прижимает, согревая, к ним свои, горячие как печка. Бес что-то невнятно мурчит и слегка распускает плотный узел своего тела, вжимаясь в херувима спиной, но не просыпаясь. И в этом движении столько доверия и спокойствия, что Азирафель аж зубы стискивает, чтобы не застонать. У них же всё было хорошо, какого черта лысого так не могло продолжаться и дальше? А, к дьяволу! Он утыкается носом в сладко пахнущее веснушчатое плечо и осознает, что устал совсем не так сильно, как казалось раньше. Сонный и расслабленный, демон наводит на очень греховные мысли, впрочем, он их самим своим существованием вызывает. Обычно Азирафель без веского повода любовника не будил, уважая его право на небольшие человеческие слабости, но сейчас у него есть для этого очень твердые причины. Одна рука сама скользит в растрёпанное пламя волос, вторая неспешно спускается вниз по груди демона к животу, губы как магнитом притягиваются к жилистой гладкой спине: дым и дикий мед, вкус счастья, как он есть. Член, не получивший ранее разрядки, уже болезненно каменный и трение о шелковистую, покрытую рыжеватыми, тонкими как пух волосками, поясницу, ситуацию ничуть не облегчает. Кроули вздохнул и завозился, распрямляясь сильнее, доверчиво подставляя под ласку расслабленный, почти без рельефа, живот. Ох ты ж, Господь всеблагой, какой же он любимый! Рука ангела скользит к члену любовника, уже наполовину твердому, гладит ласково, не сжимая, но и не дразня, наслаждаясь ощущением твердеющей под пальцами плоти. — Ммм, ангел… Хочу, — сонно бормочет бес, все ещё сквозь дремоту, и прогибается, чтобы потереться задницей об ангельскую эрекцию, наглядно демонстрируя, чего именно. Азирафель вообще-то не собирался этого делать, рассчитывая просто слегка потискать демона, пока он такой искушающий, и немного сбросить напряжение, подрочив ему и себе, но такое недвусмысленное приглашение заставляет немедленно пересмотреть планы. Выпутав руку из бесовых прядей, ангел шарит под подушкой, выуживает оттуда тюбик со смазкой. Вообще-то чтобы открыть его нужны две руки, но Азирафель срывает крышку зубами и она укатывается куда-то за пределы кровати. Отрываясь все же на пару секунд от наглаживания демонского члена, он льет, не жадничая, на руки чуть ли не полтюбика и теперь, не на сухую, можно приласкать и посильнее, да демон и сам уже влажный. Азирафель аккуратно и без настойчивости касается входа, смазывая и прося разрешения толкнуться внутрь, и бес сильнее раздвигает бедра, насколько это возможно, лёжа на боку, ёрзает, пытаясь поймать в себя ангельские пальцы. Ангел вполне допускает, что мог бы кончить, вообще к себе не прикасаясь, только от того, что ласкает Кроули и потрясающих ощущений, которые это доставляет. Но не хотелось бы. Демон такой разнеженный и податливый, что без помех принимает сразу два пальца, подаётся, насаживаясь сильнее, стонет так, что Азирафелю приходится больно прикусить губу, чтобы немного прийти в себя и продолжить раскрывать себе путь не слишком поспешно. — Азирафель, пожалуйста… Кроули редко зовёт любовника по имени в постели, обычно просто «ангел», да ещё и эпитетов добавляет, и отнюдь не ласковых. — Все, что захочешь, родной. Ангел убирает пальцы, пройдясь напоследок по простате и входит, плавно и медленно. Домой. Жар и трепет вокруг его члена заставляет зажмуриться, пока из глаз слезы не брызнули — так внутри любовника хорошо и любимо. «Ты ещё разрыдайся тут, дурак сентиментальный», — одёргивает себя Азирафель, замирает, стараясь дышать размеренно, чтобы хоть немного успокоиться. Но тут бес сам начинает ввинчиваться задом херувиму в пах, словно хочет вобрать его в себя всего целиком и весь самоконтроль летит к чертям. С жадным стоном ангел подсовывает руку демону под шею, обнимая крепче, и начинает двигать бедрами, входя размашисто, на всю длину, сильно и глубоко, и с каждым разом всё глубже. Демон стонет, уже почти кричит, он всегда чувствительный и шумный, и обычно это сводит Азирафеля с ума. Но сейчас они в доме не одни. Ладонь ангела накрывает рот беса, глуша крик, но это только порождает новые, ещё более отчаянные стоны, горячий язык лижет ее, демон мотает головой, пытаясь поймать губами пальцы, больно кусает подушечку большого пальца. — Тише, счастье мое… Кроули послушно утихает, только стонет в руку тихо, скуляще, тяжело дышит носом, плечи его подрагивают и херувим беспорядочно их целует, просто не может этого не делать. В голове рождаются и множатся бессвязные мысли: «Мой!», «Никогда!», «Никому не позволю!», «Люблю!», «Люблю!», «Люблю!». На этой мысли его настигает оргазм, внезапный и ослепительный, рука ангела на демонском члене движется так быстро, что смазка из геля уже взбилась в пену. Кроули глухо вскрикивает в руку Азирафеля, кончая, стискивает внутри себя так плотно, что тот тоже еле удерживается от крика, и обмякает, слабо, по инерции толкаясь ангелу в кулак. Ангелу кажется, что его сознание отделилось от тела, вышло за его пределы и он смотрит на себя, на них, как бы со стороны. Тело становится медленным и тяжёлым, как чугун, сил хватает лишь на то, чтобы сильнее прижаться и дышать демоном. В голове разворачивается, сверкая гранями, многомерный алмаз решения, принятого без размышлений, без колебаний, вообще без участия интеллекта, на одном инстинкте; принятого за ангела самой его сутью, средоточием божественной благодати. И все его ипостаси, все составные части его личности принимают его как данность. Впервые в жизни проваливаясь в глубокий, как беспамятство, сон, ангел ещё не может выразить это решение связными словами, но суть его сводится к тому, что за то, чтобы демон всегда мог спокойно спать в его руках, он уничтожит Ад и разрушит до основания Рай, а если в дело вмешается Она — что ж, он и Ей найдет, что противопоставить.