Терпи меня или уходи

Шастун проспал полдня. Пролежав на кровати пару часов, смотря в окно и куря сигарету, он всё-таки встал. Его возмущение было нескончаемым, когда он увидел красное пятно от крови на подушке, а салфетки, которыми он затыкал нос, валялись в разных углах кровати, полностью пропитанные кровью. Шаст не решился это убирать, во-первых, ему лень, а во-вторых, этого достаточно, чтобы ничего не делать. Поэтому спустившись с кровати, он пошёл умываться. «Ебать, скучно, надо пианино оттереть, а то я убежал.» — думает Антон. Шастун закинул по пути одежду в комнату и поплёлся на третий этаж. Тишина его начинала раздражать, потому что мысли в голове скапливались воедино и превращались в дерьмо. Добравшись до пианино, Шаст поднял клап и достал из кармана заранее взятые из туалета влажные салфетки. «Нихуя себе.» — думает Антон. Почти все клавиши были в засохшей крови, Шастун принялся их оттирать. Проблем ему достаточно, а они по первому зову к нему прилипают. От каждого нажатия салфеткой по клавишам исходил звук. Уши резало от этого, поэтому Шаст делал всё на скоростях. «Щас выблюю кишку, заебало это пианино.» — думает Антон. Оттерев последнюю каплю крови, Шастун со всей дури хлопнул крышкой и вылетел из библиотеки. Выкинув в ближайшую мусорку десяток использованных салфеток, Шаст расхаживал по этажам. «Блять, были силы и съебались силы, пойду спать нахуй.» — думает Антон. Дойдя до своей кровати, Шастун залез на неё и уснул. Дневное время придумали не для него. Ночное ему больше по душе, тогда просыпаются идеи, вдохновение и сам парень. Валялся на кровати Шаст очень долго, за окном стало темно, фонари включились, звёзды виднелись, луна светила. «Ой, ебать поспал. Хуйня снилась, но ладно. Как же красиво за окном.» — думает Антон. Шастун смотрел на лес, который так завораживал его внимание. Нащупав очечник, парень вынул очки и нацепил на нос. Переведя взгляд на настенные часы, он понял, что спал дохуя, ведь время: двенадцать. «Можно и порисовать.» — думает Антон. Спустившись с тёплой постели на холодный пол, Шастун пошаркал в каморку, так как все вещи для рисования лежат там. Спустившись на первый этаж, Антон дошёл до двери и, зайдя в помещение, нащупал фонарик, который, по сути, должен лежать на столе у входа. Наконец, взяв единственный источник света, Шаст включил его и, медленно махая из стороны в сторону, начал глазами искать холсты, кисточки и краски. «Блять, а они в пизду не могли их спрятать? Нет, ну а чего так не в Австралию их положили, а в самой дальний угол?» — думает Антон. Увидев то, что ему нужно, парень аккуратно прошёл к вещам, чтобы на его светлую голову случайным образом не попал паук. Подняв с пола холст, кисточки, переплетённые резинкой и упаковку с масляными красками, Шаст вышел из комнаты, кинул фонарик на стол и побежал на четвёртый этаж. «Почему сейчас ты заебись себя чувствуешь, энергия хлещет в тебе, а когда появляются люди, ты не то что пойти не можешь, ты встать с кровати не в силах?» — думает Антон. Откинув куда подальше эту мысль, Шастун забежал в комнату и положил всё это добро на стол. Включив настольную лампу, парень стряхнул с холста пыль и, стукнув себя по лбу, пошёл в санузел. «Ты, блять, сухой кисточкой рисовать будешь?» — думает Антон. Вторая ошибка была не взять стакан. Шасту надоело мотаться то вниз, то вверх, так что мыльница прекрасно сошла за стаканчик. «Не течёт — пить можно! Чем вам не стакан?» — думает Антон. Вернувшись в комнату, Шаст поставил мыльницу на стол и сам сел на стул. Глаз цеплялся за луну, парень восхищался ею. «Мы не видим вторую сторону луны, она всегда повёрнута к нам одной стороной, что же находится там? Она невероятно красива, слегка жёлтый цвет, но если не смотреть особо, то она белая.» — думает Антон. Смочив кисточку водой, Шастун затупил. «Да, мы да Винчи, чтобы рисовать с первой попытки. Карандаш в руки и рисуй!» — думает Антон. Отложив на неопределённое время кисточку, парень подхватил карандаш и принялся проводить линии. Шастун и рисование — несовместимые вещи. Антон на глаз нарисовал линии, где по идее должен быть лес. Когда дело дошло до круга, он за три секунды его начертил и, довольный своей работой, принялся детально рисовать. «Иногда ты самый настоящий дебил, вот нахуя ты ветки рисуешь? Придурок! Ты же их замажешь и не заметишь.» — думает Антон. Надавив на карандаш и проведя грифелем пять полосок, Шастун кинул его куда-то и взял кисточку. «Я не художник, могу всеми красками пользоваться, а не как они. Сначала надо синий и красный смешать — получим зелёный. Или жёлтый смешивать? Да похуй, им что землю дать, что мазут — любой цвет заделают.» — думает Антон. Палитру Шастун благополучно не взял, так что пришлось смешивать на белом столе. Измазавшись полностью в краске, Шаст нарисовал деревья. Его ахуеть как заебало то, что всё разного цвета. «Пятьдесят оттенков зелёного, пидор тот, кто не придумал краску, которая изучает предмет и подбирает точно такие же цвета. Ещё снег этот ублюдский. Но ладно, я с ним быстро справился, где-то темнее, где-то белее, вообще на раз-два. Ой, блять, ещё луна ебучая. Настал тот момент, когда я её разлюблю.» — думает Антон. Лес получился превосходный, в его создании парень потерял последние появившиеся нервные клетки. Ну и Дима потерял свою зубную щётку, так как она помогала проработать иголки у деревьев. — Да ёбаный рот, ебал я это небо, — возмущался Шаст, смешивая синие оттенки со всеми красками подряд. — Блять, я вижу небо чёрным, отъебитесь. Я художник — я так вижу. — парень быстро забрал свои мысли обратно про очень спокойных и терпеливых людей под названием «Художники». Шастун потёр нос, пачкая его ещё сильней. Теперь он наполовину зелёный и наполовину синий. Очки уже были давно заляпанные, также как и всё лицо, но лицо не доставляло неудобств, как лишение зрения. «Почему я не люблю рисовать? Да всё просто! Тут заебись, какой я нервный. Я, блять, готов разъебать эту ебаную кисточку, готов засунуть её прямо в лес и пойти нахуй. Пианино это ёбаное тоже. Может, вязать легче? Да кому я пизжу, тут всё заебись раздражает. Поспал бы я и всё ахуенно.» — думает Антон. В крови ярость накалялась, поэтому сон ушёл на последний план. Шастун, борясь сам с собой и небом, продолжил подбирать краски. — А, — заорал Антон, когда случайно задел нарисованную будущую луну. — И чего делать? Блять, где там белая краска нахуй, у кого-то нельзя её использовать, а мне поебать и всё можно. Шастун старательно зарисовывал голубую краску, что у него и получилось. Небо должно было быть в три слоя, как он хотел, первый слой — голубой, второй слой — синий, третий слой — тёмно-синий. — Моя родная луна, ты, блять, скоро уже уйдёшь, а я только дорисовал небо, — шипел парень. — Четыре часа утра с копейками, а я тут сижу, пишу картину, как говорится. Ещё эти звёзды ебучие. Шастун аккуратно понаставил три звезды в три пизды и принялся рисовать то, для чего он вообще сел писать картину. — Сейчас всё будет, — сказал сам себе Антон, чтобы хоть как-то поддержать. Как же он ошибся, когда говорил: «Сейчас всё будет.», прошёл час, а он только краску подобрал, ведь глаз алмаз ему говорил прямым текстом: «Пошёл нахуй, дальтоник, цвет не тот. Всё должно быть плавно, а не ярко.». Под нескончаемой руганью над красками и нецензурной лексикой, Антон закончил с этой картиной. — Вот теперь я ничего здесь не буду исправлять, всё прекрасно выглядит. Блики, луна, пизда, капелька нервов, огромный поезд мата, и всё сделано восхитительно, — пробовал себя утешить Шаст, так как он видел пару недочётов, но исправлять их — себе дороже. Оставив картину сушиться, Антон посмотрел на настенные часы, которые показывали семь часов утра, и встал со стула. «Спина затекла, шея затекла, жопа онемела, пойду-ка я прогуляюсь.» — думает Антон. Надев куртку и запихнув в карманы сигареты с зажигалкой, Шастун выдвинулся на свежий воздух, которого в принципе ему было достаточно сидя с открытым окно, но ему всё же надо пройтись. Спустившись на первый этаж и выйдя на мороз, Антон так вдохнул, что лёгкие от воздуха чуть не лопнули. «Ну не мог я курить, когда одна рука рисует, а другая рисует. Точнее пишет, я же иду на журналиста, как я так могу говорить.» — думает Антон. Шаст вынул из пачки сигарету и поджёг кончик, сильно затягиваясь. Настолько сильно, что воздуху не пройти больше. Расхаживая вокруг здания, парень смотрел на свои испачкавшиеся от и до пальцы, а потом посмотрел на сигарету, где отпечаталась синяя и жёлтая краска. — Зелёный, — разглядывая получившийся цвет, прошептал Антон. Ноги гудели, так как парень сидел спокойно, никого не трогал, а потом резко пошёл. Сигареты валялись у каждой стены здания, когда Шастун сделал некий обряд, он вернулся к себе в комнату, закрутил крышки на красках, вытер стол, взял мыльницу и поплёлся в туалет. Дав щелбан выключателю, свет появился в тёмном помещении, и Антон подошёл к раковине. Включив кран, полилась холодная, пробирающая вплоть до костей вода. «Ой, какой я чумазый.» — думает Антон. Парня забавило отражение в зеркале. На его лице расплылась улыбка. Все части лица были в трёх цветах. Больше всего пострадал подбородок, нос и лоб. Губы же отделались синей краской в уголках, а глаза спасли очки, у которых линзы были в пятнах. Волосам тоже досталось, на затылке в особенности. Помыв мыльницу, Шастун и сам начал мыться, предварительно сбегав за одеждой и полотенцем. Струйки воды били кипятком по ледяному телу. Привыкнув, Шаст зачесал перепачканные русые волосы назад и наслаждался моментом, когда в голове бегают идиотские мысли. «Почему картины выпытывают всю мою энергию? Почему нельзя превратиться в камень и жить на пляже у моря?» — думает Антон. Глаза разглядывали плитку на стене, а потом закрылись. Шастун ничего не замечает, не понимает, о чём думает. Такое ощущение, что он может целый день простоять под горячей водой и не шевелиться. Лишь изредка поправлять шланг, который своим холодом вытягивает парня из мыслей. Когда ноги начали пошатываться из стороны в сторону, Антон пришёл в себя, чтобы не рисковать своим копчиком, он принялся мыться, а то если ещё раз задумается — упадёт. Шампунь пощипывал уставшие глаза и стекал пеной по телу вниз. Помывшись и переодевшись в рваную белую футболку, из которой виднеется впалый живот и немного выпирающих рёбер, Антон напялил жёлтые шорты и побежал в комнату. Там он сразу залез под одеяло и уснул. Кипяток — обессиливает и без того обессиленного человека. Под вечер Шастун соизволил проснуться, но вылазить из кровати даже не думал, только одна мысль его заставила это сделать: «Мне же книги принесли.» — думает Антон. Вытащив из шкафа с большим трудом пакет с книгами, парень присел на пол и начал перебирать своё богатство. «Гарри Поттер? Я не покупал такое. Что это за хуета такая? Я не мальчик, чтобы это читать.» — думает Антон. Громкое рычание прошлось эхом по комнате, Шастун ещё раз взглянул на несчастную книгу и взял её. «Ладно, почитаем.» — думает Антон. Шаст сам не знал, почему такие эмоции вызывает эта книга, обычно людям нравится такое, но его, безусловно, что-то не устраивало. Вытянувшись на всю кровать, Антон открыл первую страницу и незаинтересованными глазами водил по строкам. «Заняться всё же надо чем-то.» — думает Антон. Шастун читал до глубокой ночи. Ему и правда понравилось, но глаза в три часа ночи закрылись, и он уснул с книгой на лице. От неудачного поворота к стене книжка упала на пол с громким хлопком. — Блять, — вздрагивая, вскрикнул Шаст. Посмотрев, что упало, он махнул головой и дальше улёгся, так как зевки вылетали один за другим. Зарываясь в одеяло с головой, Антон пытался согреться от резкого холода, но мозг успел отключиться быстрее, и поэтому он уснул. Дни шли одинаково. Шастун дочитал книгу на второй день, потом бубнил себе под нос, что он думает о ней, и пропадал из жизни, погружаясь в мысли на пару ближайших часов. Потом он соизволил почитать свои книги. Там мысли были жёстче, потому что его что-то да не устраивало. Из комнаты он выходил, только чтобы сделать свои дела в санузле, и больше не выходил. Скурил он очень много сигарет, чему был недоволен, ведь придётся снова просить Диму купить ему пару пачек. В субботу начали приезжать ученики, но комната Антона никем не пополнялась, а сам парень не спешил с кем-то разговаривать. Он прекрасно приклеился к кровати, и делать ему ничего не хочется. — Антох, встречай! — забегая в комнату, крикнул Матвиенко, а Шастун продолжал смотреть сладкий сон. — Ты чего, все каникулы продрых? Серёжа встал на мысочки у кровати и потормошил Антона. Тот заелозил и открыл сонные недовольные глаза. — Серёг, иди нафиг, дай поспать, — пробурчал Шаст, потирая очи. — Какой спать? — возмущение плескалось из Матвиенко. — Пошли быстрее, там все приехали. Шастун, прищурившись, посмотрел на настенные часы и подметил, что сейчас третий час дня. «Ёбаный рот, хорошо я так подремал.» — думает Антон. Спустившись с кровати, Шастун поднял вещи и, выходя из комнаты, прохрипел: — Я в душ, приду в комнату девочек. Матвиенко кивнул и начал раскладывать вещи. «Сейчас усну.» — думает Антон. Добежав до душа, Шаст скинул с себя ненужную одежду и включил воду. Пошла холодная. Парень подпрыгнул и обматерил всё, что есть на белом свете. Добившись горячей воды, Антон намыливал волосы и потихоньку засыпал. «Не спать! Раз, два, три, намылил голову, поссал и пошёл.» — думает Антон. Мыться стало намного легче, когда пошла холодная вода. Не прошло и пяти минут, как Шастун выключил кран, оделся и побежал в свою комнату, чтобы закинуть вещи на кровать. — Блять, — громкий мат раздался по всему коридору, так как Шаст врезался в косяк двери коленом. Кинув вещи на пол, Антон побежал к девочкам в комнату. — Дождались! — взмолилась Алёна, когда увидела запыханного Антона в проёме двери. — Если бы не Серёжа, я бы ещё спал, — с недовольством фыркнул Шаст, присаживаясь к Фроловой на кровать. — Тебе лишь бы поспать. Мы тебе конфет привезли, — Невзначай сказала Кузнецова, кидая пакет с конфетами на голову Шастуна. По-другому она и не может, находясь на втором этаже кровати. — Спасибо, — замявшись и обдумывая, что будет с ними делать, поблагодарил Антон. — Как-то ты похудел, побледнел, губы синие, под глазами краснота, — нахмурившись, заметила Алёна и продолжила с интересом разглядывать друга. — Да я тут носился по этажам то наверх, то вниз, вечно забывал что-то. Я всегда бледный, но могу краской помыться, буду негром. Читал много, — во лжи главное — спокойствие и уверенность. Этим Шастун и пользовался, к тому же на последнее он ответил правдой, а значит, лгуном он себя не считает. — Как провёл время? — поинтересовался Дима, заходя в комнату с Серёжей. Шастун сначала подумал, надо ли думать, что сказать, а потом решил вовсе не думать. — Нормально, сначала ерундой страдал, потом книги читал, а последние два дня спал, — ответил Шаст, крутя на пальце кольцо. — Познавательно, — заключил Матвиенко, прыгая на кровать к Шастуну. — А вы как? — поддерживал разговор Антон, чтобы никто не успел его ни о чём спросить. — Мы встретились ночью, когда уже пробили куранты. Родители выпили и мы пошли гулять на Красную площадь… — воодушевлённо рассказывала Ира, витая в своих мыслях, а глаза её горели счастьем. Когда Антона посвятили во всё случившееся, девушки аккуратно разбирали вещи, что не скажешь о парнях, которые косо, криво, но зато быстро раскидали вещи и вернулись в комнату. — Где там Арс? — спросила Оксана, болтая ногой. — Через минут десять придёт, он там к кому-то пошёл в комнату, — ответила Алёна, не отлипая от телефона. «Блять, только выкинул из головы, Оксан, кто тебя за язык тянул?» — думает Антон. Пока каждый сохранял молчание и занимался своим делом, Шастун изучал марки конфет и раздумал настолько глубоко, что самому плохо становилось. — Антон, алло, — тормошил парня Дима, а Антон очухался и совсем недобрым взглядом посмотрел в карие глаза. — Хуем по лбу не дало? Чего надо? — колкость вылетела из уст, показывая всё своё возмущение. — Чего так взъелся? Мы до тебя минут пять пробовали достучаться, — оправдывался в тон Дима. — По двери постучи, может, замечу. — Это ты картину написал? — спросил Позов, ловя озадаченный взгляд. — На столе лежит. — А, — опомнился Антон. — Я. Делать нечего было. Шастун махнул рукой, будто эта картина ничего не значит. Но, видимо, это она только для него играла столь маловажную роль. — Какая картина? — спохватилась Ира, выглядывая со своей койки. — У нас в комнате, пойдёмте, покажу, — позвал всех Дима, направляясь к двери. — Давайте Арса подождём, он с минуту на минуту должен прийти, если верить Алёне, — попросила Фролова, все кивнули и расселись. От упоминания этого имени Шаст вздрогнул и занервничал. Не любит он, когда кто-то смотрит на то, что парень сам сделал. Сидели они недолго, Попов вовремя вошёл в комнату. — Всем привет, — поздоровался Арсений, не сразу понимая, почему все поднялись и направились к двери. — Привет, Арс, — поздоровались в один голос все, кроме Антона, тот решил промолчать. — Пошли в комнату к Антону, он картину написал, — выталкивая из комнаты, торопливо говорила от нетерпения Оксана. — Я думал, что он только язвить умеет, — голубые глаза уставились в зелёные, и в них что-то было такое, что Антону безумно нравилось. — Я думал, что у тебя мозгов нет, и в принципе, я не меняю своё предположение, а только подтверждаю, — ответил Шаст, идя в ногу с Поповым и слыша громкое фырчанье. — Я в этом уже давно утвердился, как только тебя встретил, — подметил Арсений, оголяя ряд белых зубов и довольно улыбаясь. — Под ноги смотри, а то упадёшь и нос сломаешь, — поделился своей добротой Антон. — Обязательно. Они зашли в комнату, Шаст остановился у двери, а ребята подошли к столу и разглядывали картину. «И что они в ней нашли?» — думает Антон. Автор картины был не в восторге от неё, а даже наоборот, его раздражало своё же творение. Шастун смотрел на спину Попова. Подходить он всё равно не хочет, лишняя злость ему не нужна, а смотреть за кем-то намного интересней. — Это очень красиво, — восхищалась Фролова, рассматривая каждый мазок краски. Ей не верилось, что такое возможно, картина выполнена под тёплым светом, нет резкости красок, идеальный контраст цветовой гаммы, всё друг с другом сочетается, а не как в детском садике, лишь бы поярче. — Да, это правда потрясающе, — согласилась Алёна. Антон выслушал похвалы девушек и двух парней, уже хотел всех пинком под зад выгнать из комнаты, как Арсений кашлянул в кулак. — Прекрасно рисуешь, но есть пару недочётов. «А чего я ожидал от этого дурака?» — думает Антон. — Вот давай ты напишешь картину, я посмотрю и мы поговорим, а пока ты не нарисовал, прошу выйти из комнаты. Сам я знаю, что есть недочёты, но знаешь, когда тебя раздражает смешивать краску, когда тебя бесит сама картина, когда твоё спокойствие застряло у кого-то в заднице, тяжело продолжить рисовать, — вспыхнул Шастун, глаза пылали злостью, он готов прямо сейчас приложить пару раз к стене голову Попова. — Я просто сказал, — непонимающе ответил Арсений. У парня застряла шутка про каблук в горле, готова вылететь из его уст, но собравшись, он, скалясь, сдержанно ответил: — Прошу выйти, или эта картина окажется на улице. — Шаст, если тебе она не нужна, можно нам взять? — застенчиво попросила Ира. Получив кивок, она засияла и схватив картину, побежала в комнату, чтобы повесить на самом видном месте. Они вернулись в комнату девочек и разговаривали до ужина, а потом пошли в столовую, чтобы наполнить желудок до полна и завалить на кровать. — Антох, ты чего не ешь? — спросила обеспокоено Ира, уплетая макароны. — Конфет наелся, — звучит неправдоподобно, но слова уже выскочили, поэтому Антону оставалось лишь держать серьёзное лицо. — Ты же с нами всё время был, а конфеты на кровати у Оксаны лежат, — Кузнецова сопоставляла все факты и вопросительно смотрела на Шаста. «Проёб.» — думает Антон. — Вы думаете, что я спал все две недели подряд и не выходил поесть? — усмехаясь горькой правде, спрашивал Шастун. — Я в двенадцать утра на пару минут в столовую заскочил, набрал еды и побежал в комнату, а там так объелся, что даже воды не могу выпить. «Хоть бы поверили.» — думает Антон. — Ладно, — недоверчиво ответила Ира. — Ой, я совсем забыл, — Шастун подскочил с лавочки и, даже не объясняясь, побежал в комнату. «Лягу спать — никто не тронет. В детстве работало, значит, и сейчас сработает.» — думает Антон. Парень сделал, как и задумал, но уснуть было проблематично. Когда Позов зашёл в комнату, Шастун всё прекрасно слышал, но делал вид, что спит. Уснул он только после старательных попыток.