И лодочку оттолкнуть.

      По обратную сторону гор их ждала неожиданность.       Пох мало интересовался географией: не собираясь в обозримом будущем в путешествие, видел мало прикладного в ней смысла, ну вот он знал где север и где Север, где их вотчина, а где нейтральный лес и чужая заводь, и этого было достаточно. Хайд, конечно, иначе относился к вопросу, по мере передвижения они составляли карты, но для кочевников с научным уклоном это было более полезно, а потому объяснимо. Чейни перед походом тоже основательно засунул нос в эти карты, а Пох предпочёл прикинуть только варианты трудностей на рельефе при восхождении, не раздумывая о том, что их встретит с другой стороны - вот поэтому он щурился на ослепительную, болезненную белизну, только начиная разглядывать и осознавать, а Чейни рядом выдохнул: - Море, - кажется, он попробовал найти глазами Хайда, и Поху подумалось, что только что изжил себя предмет какого-то их спора. - Ну конечно.       Оно простиралось, как и положено морю, до горизонта, и из-за странного преломления света в первый момент казалось, что загибается к небу. Сто оттенков белого сливались в один, в глазах щипало невыносимо и Пох несколько раз зажмурился, сморгнув слезу. Видно, сюда и впадала их речка, по крайней мере, текла она в северном направлении, и, если подумать, удивляться было нечему, только оставалось надеяться, что искомое не таится на дне.       Спустились, как ни странно, без приключений. Сработали, похоже, гостинцы, либо же восхождение достаточно их покрестило, научило быть внимательнее, дало возможность разобраться в теории на практике, и еще они перестали спешить - парадоксально, но дела сами собой пошли быстрее. Пару раз кто-то прокатился на жопе, но это было приемлемо, и из главных минусов острым ледяным шипом торчал буквальный - температурный. - Холодно пиздец, - звучало то тут, то там, и поспорить было сложно. Холодно, хули, с непривычки дышалось больно, воздух казался густым и острым, как гель с частицами кремния, соблазн дышать через рот отпал быстро, после пары приступов надсадного кашля. Постепенно тяжело и как будто сердито засопели все носы вокруг, а Пох почему-то про себя припоминал Райтрауна и думал, что ему стоило пойти, авось отучился бы хлопать варежкой против ветра, который, казалось, всегда дул в лицо, как ни повернись.       Первый день они полностью потратили на обживание части местности, которую было решено прогнуть под себя, вытоптать, выровнять, разместиться и назвать поначалу громким словом "станция", но после нескольких упоминаний сдаться и понять, что термин не приживётся, и тогда называть стали по-простому - лагерь или стоянка. Из двух палаток поставили одну, а в качестве основного помещения отстроили здоровый иглу, на что ушло больше всего сил и времени. На всём его протяжении казалось, что оно того не стоит, но потом выяснилось, что стоило, толстые снежные стены хорошо сохраняли тепло, а вместе с ним - какие-то признаки жизни посреди пустоши промёрзшей и не очень-то живой. - Я там что-то видел, - к вопросу о признаках жизни сказал крошка Ти, показывая в абсолютно белое ничто подбородком и тут же прячась обратно под шарф. - Оно двигалось, так что, наверное, кого-то.       Трое из тех, кто его слышал, посмотрели одновременно в том направлении, но никто ничего, а тем более никого не увидел. - Показалось, - предположил Пох, на всякий случай выдавая желаемое за действительное. - Оно, похоже, ушло, - одновременно с ним сказал Чейни, что было чуть менее оптимистично, но тоже походило на правду. Какая-то морозоустойчивая дрянь здесь наверняка водилась, но, что бы там ни двигалось, пусть движется от лагеря подальше.       Ночью Пох полноценно отхватил от собственного мозга, не сумевшего решить, что для них с остальным телом важнее: вырубиться намертво и отдохнуть или остаться на стрёме в обстановке чужой и автоматически подозрительной, и в результате компромисса пострадали все причастные. Он долго вертелся то внутри спальника, то вместе с ним, едва проваливался в сон, как ему начинало казаться, что снаружи ходит кто-то, грузно переваливаясь с лапы на лапу, и скребётся в стены то слева, то справа, то вообще откуда-то сверху. Он кутался с головой, но становилось нечем дышать, зажмуривался сильнее, но в один момент это перестало помогать, и из-под закрытых век он увидел, как по входному туннелю внутрь что-то ползёт, и первый же порыв закричать застрял в горле, кричать Пох не мог, так же как и шевелиться. "Сонный паралич" - мгновенно угадал он, и картинка перед глазами, мигнув, погасла, сменяясь другой. Разливался тусклый свет из неизвестного источника, как от лампадки или догорающей свечи, сидящие против него две фигуры отбрасывали на стену длинные тени. Два смутно знакомых голоса приглушённо беседовали, и Пох застал их разговор на некотором расстоянии от начала. - Это звучит, как бред, - один из голосов звучал ровно, но из-под иллюзии спокойствия проступало раздражение. Тень на стене сделала круглый знак рукой, скорее суммируя, чем отмахиваясь. Пох злобно подумал о том, что никакой бред слушать не хочет, но беседа продолжилась. - Я скорее поверю в то, что по горам слоняются призраки, чем... - Это вообще неважно! - второй голос раздражался открыто и перебивал, его тень в профиль напоминала звериную морду, неприятно антропоморфную во всём остальном, и тревога внутри захлопала крыльями, клювом вцепилась в нервы, стало душно и страшно, но тут тень немного повернулась и наваждение ослабло. - И никак не связано, ё-моё. По-твоему, либо небо голубое, либо трава зелёная?       Восприимчивое сознание охотно провалилось в предложенную картину, и Пох оказался посреди издевательски сочной поляны под таким же чересчур ярким небом. Голоса продолжали разговаривать у него за спиной и он мог бы обернуться, но почему-то не хотел. - И где мы оказались? - по-прежнему Пох не мог произнести ни слова, но один из собеседников невольно озвучил за него, только говорил он при этом о своём, а уловить нить не получалось. - В чистилище? Отрабатываем карму, чистим притоки, впадаем в потоки? Тебе тут каждый скажет примерно одно и то же, все шли по домам, а попали в ад. - Это не похоже на ад. Это похоже на сон. - В таком случае, с добрым утром тебя. Мы реальнее некуда.       "Я бы поспорил" - подумал Пох, проводя рукой по мягкой траве и чувствуя покалывание в кончиках пальцев. Голоса вдруг сделались более гулкими и в обрывках фраз стало невозможно определить, кому какая принадлежала: -...вернуться домой, и... -... делает вид... -...впервые вижу! -...Антона, совершенно... - Какого Антона?.. - сам с собой проговорил Пох, но услышал себя громко и как будто со стороны, а голоса резко замолчали. Небо над поляной загустилось, потемнело и стало превращаться в полукруглый потолок, но его немедленно заслонил силуэт, всё ещё безликий, но, определенно, человеческий. - Спи, - строго сказал неизвестный, и Пох вдруг понял всё, и кто говорил, и о чём говорили, и кто ходил и страшно дышал снаружи, и как найти выход, и в чём смысл жизни, но рассказать об этом никому уже не мог, поскольку мертвецкий сон сморил его окончательно.       Никакой коллективной побудки с утра не произошло, и Пох уязвлённо осознал, что проснулся последним. Жизнь не сказать, что кипела, но потихоньку булькала: отсутствие большинства людей Хайда намекало на то, что они заняты чем-то снаружи, недалеко от своей лежанки крошка Ти настраивал радиоаппаратуру, а ближе к огню коленями на сложенном спальнике стоял Чейни, вороша разложенные перед собой всякие папирусы. В пальцах у него был зажат уголёк, но каждый раз, когда его рука зависала над листами, он в конце концов отдёргивал её и что-то снова перекладывал и переворачивал, никаких отметок не внося. - А где начальство? - всё-таки спросил Пох, поприслушивавшись и голосов снаружи не услышав. Крошка Ти повернул голову, а Чейни от своих дел не оторвался, но ответил: - Ушли в разведку. Не в ту сторону почти наверняка.       Пох выбрался из спальника и подошел ближе, зацепив по дороге чайник, чтобы поставить его на огонь. Есть почти не хотелось, даже наоборот, слегка подташнивало при мыслях о завтраке, но попадаться в эту ловушку было нельзя. Акклиматизация акклиматизацией, а впихнуть в себя хотя бы чай следовало. - А в какую надо было? - подвесив чайник над огнём, он склонился, испытав поверхностный интерес. Перед Чейни лежали, разумеется, карты, но кроме них - какие-то небрежно набросанные планы, не напоминавшие на первый взгляд ничего. - Не знаю, - признался Чейни и отложил в сторону уголёк. - Но пытаюсь понять. - О твоих теориях сообщать? - спросил крошка Ти, поднимая на них голову ещё раз. Чейни только отмахнулся, снова подхватив уголёк, и Ти пожал плечами. - Ну ладно.       Не очень-то убедительной казалась чуйка Чейни, державшаяся на непонятных абстракциях, но кружок юных радиолюбителей, начинающий страдать от безделья, понять было можно. В статусе маленьких хранительниц очага, которыми они остались ждать возвращения настоящих исследователей, было что-то унизительное, хоть и безопасное при этом. Соваться наружу не было как необходимости, так и сильного желания, но Пох, допив чай и немного молча послушав радиосигнальное пищание, почувствовал, что начинает сходить с ума. - Я ща, - буркнул он, нахлобучивая шапку, но никто не обратил на него внимания. Убедившись, что родная кожа торчит неприкрытой по минимально возможной площади, он нырнул в снежный коридор.       Снаружи сидел Хасан, положив на колени ружье, и жрал снег, кусая его от плотного комочка, как яблоко. На немой вопрос Поха он прихватил себя пятернёй за шею и захрипел, что наверняка переводилось, как боль в горле. Весь он, на самом деле, выглядел неважно, даже жалость какую-то вызывал со своими воспалённо-красными зенками, поблескивавшими мутно и нездорово. Похоже, снег, в широком понимании в том числе, на пользу ему не шёл. - Иди погрейся, - сказал ему Пох, кивнув туда, откуда только что вылез, и отобрал у него ружье прежде, чем Хасан успел схватиться за ствол. - Я послежу.       Не то чтобы события сильно сконцентрировались вокруг их пристанища, так что слежка выходила формальной. Первые минут десять Пох честно и сосредоточенно пялился в сверкающую белизну, потом пару раз с ружьем на плече обошел иглу по кругу. Взгляд невольно тянулся обратно к вершинам гор, подножья которых, казалось, располагались буквально метрах в пятиста, но это было очередной северной шуткой - смешного мало, конечно, как и во всех предыдущих. Пространство здесь по-прежнему вело себя странно, оценить расстояние было сложно, глубина отсутствовала почти как на плоском изображении, нарисованном как попало, без теней и перспективы. Люди Хайда должны были уже оценить прелести путешествия по картинке не слишком талантливого ребёнка со скудным набором красок, хотя, надо сказать, уныние однообразия удалось ему убедительно.       В конце концов Пох погрузился в свои мысли. Прошедшая ночь почти выветрилась из памяти, оставив, в основном, душное чувство необъяснимой тревоги, но что-то вертелось у самого краешка понимания, зудело и не давало полностью выкинуть всё это из головы. У него будто бы были все детали паззла, но пока он доставал из общей кучи одни, в ней же терял другие. Впрочем, был ли паззл? На четвёртом кругу по лагерю Пох начал смиряться с тем, что не видит общего плана по причине его отсутствия, а на пятом он вдруг упёрся во что-то, чего раньше там не стояло - огромное и, стало быть, подвижное - и все прежние мысли разом вышибло из головы.       Твари удалось подойти бесшумно. "Хорошо подежурил" - пронеслось у Поха в голове, и он завис почти неподвижно, только очень медленно, по миллиметру начал опускать ногу, чтобы крепче встать на две. Он старался, но снег всё равно предательски скрипнул, и огромное, грязно-белое чудовище встрепенулось, начиная разворачиваться. Изначальной его целью, похоже, был вовсе не Пох, преобладало желание сунуть морду в палатку, где никто не жил, но хранились верёвки, инструменты и некоторая часть припасов. Будучи нечаянно уличённым, удрапать через снежную пустыню оно не спешило, неторопливо переступало лапами и наверняка планировало оценить, не сойдет ли на замену припасам маленький скрипящий человечек, заманчиво мягкий и мясной на запах. - И-иди отсюда, - моментально севшим голосом проговорил Пох, когда с высоты небольшого, белого и мохнатого здания на него уставились два круглых глаза, и поспешил отвести взгляд, чтобы его не дай бог не сочли за хищника. Годы эволюции быстренько развели руками, извини мол, братан, и пинком сбросили его с вершины пищевой цепи под ноги... Да, это, определённо, был медведь. Монументальный такой и здоровый, как будто несколько полярных мишек поменьше смёрзлись по чудовищной случайности в одного.       "Вот ты и ходил тут ночью, братишка" - отстранённо подумал Пох, пока треугольная морда тянулась к нему, чтобы обнюхать, так же очень медленно начиная шагать назад. Перед глазами на мгновение встала ночная звериная тень на снежной стене, но внутри эта тварь оказаться не могла точно, спасибо размерам. Стрелять Пох не торопился: уложить такую ебалу с одного выстрела невозможно, а подраненный товарищ уже максимально не товарищ. Расстаться друзьями хотелось, как никогда.       Он отошел шага на два, не больше, как вдруг его оглушил хриплый вопль и вместе с ним - гулкий металлический бой, так громко и близко, что ему показалось, что на голову надели кастрюлю и принялись колотить по ней половником. "Ты совсем дурак" - успел подумать он, не довернувшись, но боковым зрением заметивший вылетевшего наружу Хасана, оравшего, собственно, и колотившего. Через мгновение медведь взревел и всего один разок взмахнул лапой, тяжелой и острокогтистой, отмахиваясь случайно и испуганно; на долю секунды Пох осознал, что летит прямо в выгнутый горизонт и настала тьма.