И лодочку оттолкнуть.

      Оставалось лежать и созерцать, как всё проходит мимо.       Сильнее всего пострадала куртка, но она же в достаточной мере и спасла, не дав когтям вспороть грудную клетку - случайно, конечно, товарищ мишка пересрался больше, чем его нечаянная жертва, но испуг этот всё равно недёшево обошелся. Без сознания Пох пробыл недолго, за это время его перенесли в иглу и там уложили, а как очнулся - осмотрели, ощупали, заставили глубоко подышать и покашлять, и на основании собранного анамнеза вынесли плавающий вердикт: не то трещина в ребре, не то сильный ушиб его же. Шишку на голове Пох нащупал сам и ничего о ней не сказал, не сочтя проблему за проблему вообще. Было бы, что там в голове сотрясать - не то, чтобы он дрочил себя за происшествие, взяв всю ответственность, но какой-то косяк своего поведения, приведший к тому, к чему привёл, он ощущал.       Злиться на Хасана не получалось вовсе. Его благие намерения отдавались болью в груди при каждом вдохе, но проверить, не торчала бы половина Поха из медвежьей хлеборезки секунды через две после того, как никто не вмешался, возможности у них не было. К тому же, сам Хасан чувствовал себя ещё хуже. На выплеске адреналина он просуществовал недолго, и вскоре, внятно ещё сославшись на слабость, свалился там же, где стоял. Его тоже перетащили на лежак, и снежный дом обрёл новое назначение, плавно превратившись в избу-лечильню. - Я это не буду, - в десятый раз Поха скорёжило от перспективы хлебать что-то терпкое, травяное и, по заверениям общественности, очень лечебное, что ему, вдобавок к перечисленному, было не очень-то и нужно внутри организма. - Рёбра от ваших зелий не срастаются, не хочу, отвянь. - Да хорош. Это не так уж противно, - внаглую врал крошка Ти, вместе с кружкой и не думая отступать. - Давай, ложечку за Хайда. - За Хайда из принципа не буду, - Поха перекосило ещё сильнее, он даже рыкнул для острастки сквозь сжатые зубы, собираясь за свои права побороться. К сожалению, запас настойчивости у грёбаного лекаря-самовыдвиженца не иссякал, как и запас мразотных настоек со вкусом ёлки и палёных покрышек.       Про Хайда не хотелось даже слышать, также не хотелось его и видеть, и тут желание совпадало с возможностью. Он пропадал в своих изысканиях почти всё время, бегая по льдам, прыгая по льдам, ползая по льдам и всячески по-другому со льдами взаимодействуя. Как первопричина, неугомонный кочевник пророс в сознании из корня зла, хотя холодной головой Пох понимал, что стегает его совокупность дерьма, коего жизнь наложила ему на башку приличную слоновью кучу. Состояние его здоровья, конечно, могло быть и хуже, но ведь могло быть и лучше, и травма сильно сказывалась на настроении: жизнь встала на тупую болезненную паузу, укрепляя царение бесцелья и бесперспективняка. Формально цель, впрочем, осталась неизменной, но её достижение полностью вышло из-под ответственности Поха, и беспомощно наблюдать за тем, как все остальные не преуспевают в её достижении, было тошно. - Тогда за меня, - дрянной, настырный мальчишка не оставлял попыток скормить своё варево, используя, сам того не ведая, обезоруживающие аргументы. А может, и ведая, чёрт его разберёт. - Я буду тобой манипулировать, пока ты не сдашься, так что давай сэкономим время.       По какой-то причине, крошка Ти возился с ним сильнее, чем с Хасаном. Может, потому что Хасан постоянно находился в полузабытьи и вообще ничему не мог сопротивляться, но на чужом месте Пох давно бы плюнул, не хочешь - не жри, надо будет - сам позовёшь, а Ти устремлённо продолжал нарезать озабоченные круги, ругаясь на него разве что беззлобно и для приличия. За мамку он остался вообще-то не совсем добровольно. Как связному, ему в целом не шибко полагалось лезть вперёд, но в игрушечный госпиталь он в каком-то смысле вписался на тех же горизонтальных правах: у него обнаружилась жуткая аллергия на холод, которая то ли не проявляла себя раньше, то ли более лёгкие её проявления он тщательно скрывал. Так или иначе, снаружи он быстро начинал задыхаться, а обожженная морозом кожа краснела, покрывалась какой-то малоприятной на вид херью и заставляла его отчаянно чесаться до крови. Для чего бы природа крошку Ти ни задумывала, но путь в полярники ему точно был заказан. Еще бы кто заранее об этом знал.       Чейни, как и Хайд, большую часть времени кувыркался в снегах. Свою первоначальную задачу он презрел настолько, что закуситься с ним стало как два пальца об лёд. Во мнении, которое он откуда-то заимел, он укрепился прочно, врос в него обеими ногами и всей своей выбритой по осени и с тех пор медленно обрастающей тыквой, и готовность к неправоте держал нулевую. Аналогично твёрдо в своем углу зрения стоял Хайд, и клочки по закоулочкам летели в конце каждого их разговора, а иногда с этого разговор и начинался, понятно, чем продолжаясь в середине.       Последний такой диалог, из которого Пох понял хоть что-то, состоялся днём ранее, конкретнее - к вечеру, насколько вне контакта с миром снаружи можно было судить. Чейни ворвался злой и в белых хлопьях, сдёрнул с себя снежные очки из оленьей кости, споткнулся об дрова и не наорал на них явно на остатках самоконтроля, запасы которого таяли быстрее, чем снег за шиворотом. - Я ебал, - не обращаясь ни к кому конкретно, сообщил он на выдохе и принялся вытряхивать из себя дары метели, торгуясь с необходимостью сушить над огнём всю свою одежду. Пох переглянулся с крошкой Ти, молча сходясь с ним во мнении, что поёбанным Чейни выглядит скорее сам, но никто не нашел причины высказать это вслух. Дрочить палкой улей весело только один раз в жизни, затем веселье превращается в опыт. - Есть новости? - вместо этого мирно спросил Ти, и Чейни, дёрнувшись на голос, немедленно показал, что умеет смотреть матом. По законам бешеных взглядов, Ти должен был стушеваться, но он был не в правопорядочном настроении и пожал плечами. - О'кей, я не сильно хотел есть новости.       Хайд появился не сразу, но следом, такой же заснеженный и заведённый, только мрачнее, и наружу свой мрак извергать он не спешил. Было очевидно, что они с Чейни в очередной раз не сошлись, но попытались оставить это за порогом. Безуспешно, как показало буквально следующее мгновение. - Как хочешь, - Чейни обронил к чему-то начатому до, и явно не с оттенком реального согласия. - Значит, без тебя. - Круто. Ледоруб тебе в руки и флаг в жопу, развлекайся. - Народ пойдёт со мной. - Нет, - Хайд даже отрывисто едва успел возразить, Чейни перебил его моментально: - Да, - он сказал с нажимом, глядя на Хайда с сочувствием, лишенным всякой доброты, ненастоящим, направленным на себя. Он сожалел, но только о том, что ему вообще что-то приходится объяснять. - С ними всё уже согласовано. Можем оставить тебе ледоруб. - Вот ты какой человек, - тихо сказал Хайд, уставившись на него, не мигая. В гневе он понижал голос, и Чейни, конечно, понимал, что он взбешён, но вот беда - его это ни капли не трогало. - Охуенный просто. - Я не охуенный, - Чейни дёрнул плечами, специально игнорируя сарказм. - Я нормальный, и у меня цель в приоритете. У тебя тоже должна быть, но лучше же топтаться на месте. - Лучше перекопать море, потому что ты так чувствуешь, - Хайд ответил ему в тон, и Пох вдруг подумал, что при всех своих критических несогласиях иногда они сильно напоминают друг друга, и наверняка это кривое зеркало подспудно бесит обоих. А перекопать море... Какое, нахуй, перекопать море?.. - Я хотя бы чувствую, - Чейни почему-то конкретно с этим не спорил, видимо, максимум его доказательной базы Хайд не преуменьшал. - А ты уже неделю прочёсываешь во всех направлениях абсолютную пустоту, потому что считаешь, что мир даёт тебе подсказки. С хуя ли, скажи мне? Мир нам пожрать не всегда даёт, ему вообще, скорее всего, на нас насрать, а ты ждешь какого-то знака?       По подсчётам Поха, недели ещё не прошло, но в словах Чейни слышалось что-то по фактам. На что они оба ориентировались и чья чуйка была весомее, он не знал, но результатов полуслепых исследований мёртвого ледяного мира действительно до сих пор не было, а лимит у припасов - был, и раз уж не выгорала одна стратегия... Во второй смущало только, возвращаясь назад, перекопать море. Если Чейни ошалел до того, чтобы запланировать погружение, то Пох лучше умрёт от чего-нибудь другого. Например, проглотит ведро зелья крошки Ти.       Хайд промолчал, как показалось, уязвлённо. Во всяком случае, просто не спорить с долбоёбами он больше себе позволить не мог - тихой сапою Чейни сумел сдвинуть его с позиции беспрекословного лидерства, и Пох даже мог бы его за это зауважать, если бы ему не было, с одной стороны, так поебать, а с другой грызня за власть в принципе раздражала. Родное поселение вспоминалось почти с теплотой, и даже Вараба он был готов простить, особенно, если тот извинится, но даже если нет - как благодатно в остальном протекало их существование! Всего две драки за год, и то домашних каких-то, свойских, причем одна из них... Поха вдруг поразила внезапная догадка, и дырявая мутная история прояснилась и обрела целостность. Мог ли Чейни, завидя цель и не найдя моральных препятствий, нассать Варабу в уши? Не просто мог. Он так и сделал.       Той же ночью Хасану стало хуже. Пох уже успел провалиться в сон, тяжеловатый, но не крепкий, и сквозь него услышал бормотание и стоны. Простестуя против пробуждения внутри, он по привычке завозился, пытаясь зарыться в спальник и резкая боль в груди разбудила его окончательно. Продрав глаза и пошарив взглядом он увидел, что у лежака Хасана кто-то сидит на корточках. - Крошка Ти? - шепотом предположил он и тень, вроде бы приложила палец к губам, не оборачиваясь, но Пох в этот момент был уже уверен, что не ошибся. Задача заботиться о сирых и хворых прирастала к нему, как язык к металлу на морозе - фигурально выражаясь, качели, которые он лизнул, продолжали мотать его туда-сюда, от постели одного чахоточного к постели другого, но он, кажется, был не против. Бог судья и он же в помощь.       Кряхтя и притормаживая от боли, Пох слез с лежанки, чтобы подтащиться ближе. Намерение придушить бедолагу, чтобы не мучился и не мешал спать другим, он по дороге по большей части растерял, а когда склонился над ним, понял, что с отлётом из тела бессмертная душа Хасана с минуты на минуту справится сама. Он мелко подрагивал, вздыхая часто и поверхностно, его лицо торчало из темноты, как бескровная меловая маска. Крошка Ти коснулся его лба ладонью и сразу же её убрал. - Он весь горит, - Ти прошептал и обернулся совершенно растерянно. - Пох, он умрёт. - Скорее всего, - ложь не удавалась и никого бы не утешила. Хасан, словно услышав и смирившись, пропустил вздох, другой. Лицо крошки Ти начало каменеть и взрослеть от горя разом лет на десять, но Хасан всхлипнул и застонал снова, и он отмер, метнулся, схватился за чайник и оторвал его от земли слишком легко. - Воды нет, - он прошипел и только бросил взгляд в сторону выхода, и Пох решительно выпрямился - слишком решительно, под ребро немедленно шарахнула молния, он исказился лицом, но не осел обратно. - Я принесу. Дай, - он отобрал у крошки Ти чайник и повесил за ручку на руку. Очередной горячечный стон вышел на новую громкость и оборвался. - Не ходи по темноте, - почти отчётливо сказал Хасан неприятно глубоким голосом. Он бредил, но умудрился попасть в контекст. - И никого не слушайся. - Ага. Не буду, - пообещал Пох и полез в кишку коридора, последовав второму совету с места. Во всех этих передвижениях он видел больше имитации бурной деятельности, чем целесообразности, но крошку Ти он в общих чертах понимал. По крайней мере, потом не будет повода подгрызать себя изнутри за то, что сделал не всё возможное.       В наказание за торопливую неосмотрительность, ночная стужа кинулась, схватила и сдавила, на миг Поху показалось, что жидкий мороз заполнил лёгкие на вдохе, и на выдохе они треснут и вспорют ему грудь. Он машинально потянулся намотать на лицо шарф, но наматывать было нечего - ходить по темноте он вывалился в чём был. Он почти ощутил, как лопаются в глазах сосуды, и, слепо их вытаращив вдаль, увидел, как от горизонта и почти до самого лагеря алеет мир. На секунду Пох решил, что допрыгался до какой-то особо ебучей цветовой слепоты и отчаянно заморгал, не согласный жить так дальше. Зрение нехотя сфокусировалось, но красный фильтр не пропал. - Чё за дичь, - пробормотал он, недоверчиво провожая багряные отсветы от рассеянных границ до самого яркого очага. Со стороны моря, прямо из-подо льда оно и горело, как будто тысячи рыб-удильщиков или ещё каких глубоководных светящихся тварей поднялись к поверхности и начали охоту. Пох моргнул ещё несколько раз, подозревая, что начинает отключаться на морозе и подводная дискотека видится ему перед... Смертью, да. Самое время вспомнить, что он сюда не любоваться и раздумывать вылез, к тому же, собачий холод к созерцанию как-то не располагал.       Быстро натолкав полный чайник снега, он полез обратно, и ещё только наполовину выбравшись из коридора понял, что ничего хорошего сейчас не будет. - Он не дышит, - бесцветно сказал Ти, не пытаясь взять чайник, и Пох, больше не протягивая, поставил рядом. Поставил, помедлил и обхватил крошку Ти за плечи. Тот не попытался отстраниться, но и прижиматься не стал. Он вообще экономил движения, очевидно боясь сорваться. Хасан перед ним лежал такой же бледный, но больше не стонал. - Он нашел свой выход, - негромко сказал Пох и вдруг испытал слабую, иррациональную зависть. Сколько дней им ещё предстояло медленно замерзать, голодать и хоронить друг друга прежде, чем они, обречённые идиоты, вновь встретятся с другой стороны? Не было ответа.