Значит, не показалось. Жаль. Лучше бы, конечно, последнее. Но нет…
Нинель выдохнула, усиленно постаралась успокоиться, сжав кулаки, но тут же непроизвольно ощутила, как начала сжиматься её челюсть и как непроизвольно начали скрипеть друг об друга стиснутые от злобы зубы. Пульс начал долбить как бешенный, окончательно превращая всегда боящуюся девушку в наглядную экранизацию агрессивного психа. Её дыхание участилось, а вымученная нервная улыбка стала напоминать со стороны бешеную ухмылку Джокера. Сознание девушки, словно бы в такой насмешке пыталось уберечь себя, отрицая происходящие вокруг факты. Это было настолько мерзко, что не должно было быть правдой. Фактически сбить человека и даже не выйти – просто смотреть. Наблюдать и кайфовать от своей вседозволенности. Чудовище. Такое же как Владимир, если не хуже. Холодное и максимально расчётливое. Захотелось – сбил, захотелось – пожалел. Спасибо, что хотя бы не прибил. Больше такой сволочи сказать и нечего. Наверное, не мучайся девушка столько дней напрасным ожиданием, вспышками стресса и нападками со стороны, её реакция была бы иной. Она бы повела себя иначе: привычно спокойно, выжидающе, максимально неимпульсивно и взвешенно. Как обычно настороженно просчитывая каждый шаг. Ведь, по сути, именно сейчас в возможно лучших условиях ей предоставлялся шанс договориться с Петром Сергеевичем. Он приехал за ней сам, явно хотел поговорить, но… В этот раз ангельское терпение Нинель окончательно сдало. Нервное истощение ключом продолжало бить ключом в голову, и заставило тело затрястись в приступах подступающей истерики вкупе с безумной улыбкой. Разговаривать с мужчиной, смотрящим на неё сейчас надменным взглядом, даже несмотря на последствия, девушка не собиралась. Презрительно и демонстративно фыркнув в сторону Петра Сергеевича, она впервые в жизни просто развернулась и без объяснений пошла в другую сторону, продолжая растягивать губы в ухмылке. Пускай, так обходить в два раза дольше. Пускай, в общагу такими темпами она придёт только к ночи. Пускай!Ля-ля-ля.
В голове Нинель почему-то начинала играть детская песенка, а в мыслях то и дело всплывали фразы, посылаемые одновременно гневом и здравым смыслом. Сама не зная почему, девушка начинала напоминать себе сумасшедшую, только вот почему-то это осознание больше не пугало.Ля-ля-ля-ля-ля.
Она – ЧЕЛОВЕК, и не обязана терпеть такое поведение. Что её ждёт дальше? Загребут с судимостью? Подкинут наркотики? Собьют на перекрёстке, если она сделает что-то не так? Что ещё её заставят вытерпеть ради прихоти местных мажоров и королей жизни, игнорируя не то, что нормы морали, а даже здравый смысл?
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
Я сошла с ума, от страха потеряла инстинкт самосохранения, но мне больше не страшно. Нинель шла и шла вперёд, не разбирая дороги и не оглядываясь: и пускай у неё жутко болела спина, гудели ноги и со стороны она, наверное, была похожа на хромую утку, всё это не имело значения, потому что в контролирующем всё сознании произошёл взрыв. То ли окончательно лопнуло терпение, то ли укоренившаяся за много лет система дала сбой. В любом случае Нинель чисто физически не могла сделать шаг назад, через боль продолжая идти вперёд, оставляя всё дальше причину своего раздражения. И впервые сожаления и страха не было, только смех и радость. Просто уйти, просто убрать источник раздражения. Как же просто и смешно. - Нели, - грубо раздался клич сзади, но девушка не обернулась. Знакомый голос в момент стал резонатором, мешая веселью в голове. Настолько сильно, что Нинель тут же почувствовала, что как никогда близка к максимально агрессивному выпаду в своей жизни. Лучше бы этому голосу было замолчать, но он продолжал. Ей было так хорошо, а он снова всё портил. Ля-ля-ля. – Бежать за вами не буду. Думаете, будет, другой шанс или вы справитесь сами? Не смешите… Повторение. Повторение фразы, которую она слышала, кажется, сотни раз сработало на поражение. Остановка, которую Нинель титаническими силами едва уцелевшего здравого смысла старалась воссоздать в мозге, окончательно разрушилась, упокоившись под руинами благих намерений. Границы спокойствия и внутренней стойкости разлетелись, как осколки стекла. «Ты думаешь, что ты сама справишься? Серьёзно, с жизнью в общежитии? Ты думаешь, ты без нашей помощи что-то сможешь? Какие у тебя перспективы в жизни филолог-недоучка? Кому нужна? У тебя ничего нет! Ты что считаешь, что справишься? Не смеши меня… Устроиться за счёт более сильного – вот твой единственный вариант. Ты же за этим ко мне пришла! Это твой максимум – молчи и делай, как я сказал, а то вылетишь отсюда быстро, как пробка. Не смеши меня, у тебя никогда и ничего не получится». - Ка-а-а-а-а-тись! – растяжно прокричала Нинель, неожиданно для самой себя оглушая прохожих на улице. Прокричала, а потом истерически засмеялась, заливаясь, как сумасшедшие в психушке. Пётр Сергеевич на инстинктах резко отшатнулся. Агрессия в сочетании с пробивающейся ноткой безумия, исходящая в тот момент от девушки, почему-то напомнила ему загнанное в угол животное. Её лицо неестественно покраснело, перекосило от злобы, губы и вовсе были похожи на зигзаги, какие бывают у людей при приступе инсульта, а глаза при этом сверкали, как два больших, ярко горящих фонаря. Крик не стихал. – Катись - вместе со своей помощью, слышал? Ты мне жизнь рушишь, на машине сбиваешь и считаешь, что я тебя пятки целовать должна? Давить будешь – спрыгну с крыши: и ничего ты мне больше не сделаешь, ясно? С мёртвых взятки гладки. – Нинель снова неестественно ухмыльнулась и, заметив подобие раздражения на лице Петра Сергеевича, засмеялась. Хочет? Пусть убьёт, но одна она на тот свет не уйдёт. - А я вот не захочу умирать: прибью вас, врагов у вас много на меня думать не станут. Буду чё-о-о-орной невестой, пойдёт мне чёрное платье? Нинель несла бред, кричала, истерически смеялась и почему-то не думала сдавать позиций: истерика активировалась, инстинкт самосохранения выключился, а на смену ему пришёл инстинкт разрушения. Тот самый, который требовал смести всё и уничтожить. Разрушить то, что мешает тебе жить и не даёт нормально дышать. Нинель не знала, почему всё это произошло, однако она, наконец, ощущала, как выпускает запертые негативные эмоции и совершенно не сдерживает в себе желание задушить стоящее перед ней самодовольное чудовище. Дай ей в этой кто-нибудь ситуации нож, она бы с удовольствием избавилась от источника боли. Петр Сергеевич это видел, чувствовал кожей, так как уже успел узнать людей чуть лучше, чем стоящая перед ним девушка. Он легко считывал эмоции злости, форменную классическую истерику и чувствовал огонь, о существовании которого раньше лишь косвенно подозревал, но уже и не надеялся увидеть его проявления. Мужчина смотрел в глаза своей жертве и нутром ощущал её желание впиться ему в шею ножом. В её карих глазах полыхало безумие, совершенно неприкрытое маской обычной доброжелательности, такой же лицемерной, как и её обычное поведение. Сейчас Нинель была абсолютно ненормальной, но впервые живой. Её взгляд не переставали фокусироваться на нём, лицо всё больше искажалось выпускаемыми вживую эмоциями. Со стороны, это напоминало трансформацию красавицы в чудовище и отдавало нереальной опасностью, но Петру Сергеевичу именно это и начинало нравиться. То, как она ходит по краю, то, как она выпускает своего настоящего зверя, которого в обычной жизни держит на цепи… Во всём этом было что-то манкое и максимально притягивающее. На уровне ощущений, ведь реальности же никакой угрозы Нинель не представляла. Петр Сергеевич мог свалить её одним ударом, но не хотел. Бурлящий же адреналин продолжал делать своё дело. Нинель сделала шаг, собиралась замахнуться, однако мужчина её опередил. Пётр Сергеевич максимально резко схватил её за локоть, сжал и волоком протащил к машине. Происходящее будоражило кровь, как и сопротивление, которое оказывала ему Нинель. Пройти двести метров до машины стало для них двоих настоящим испытанием на прочность. Настолько, что на сидение машины Петр Сергеевич девушку фактически бросил. Резко и быстро, и также чётким знаком показал водителю выйти, блокируя дверь. Контраст, разгоравшийся в машине в этот момент грозился закончиться пожаром. От Нинель исходил огонь, от Петра Сергеевича – холод, вместе же случался взрыв, будоражащий нервным коктейлем обоих. - Прибьёшь, значит? – прошипела Нинель, как дикая кошка, с вызовом глядя в глаза мужчине. Его глаза оставались непроницаемыми, словно лёд, только голова наклонилась вниз, усиливая эффект зрительного контакта. Но впервые ей не было страшно, а было плевать. – По-джентльменски. Петр Сергеевич прищурился. Конечно, он мог ударить, слегка охладить в ответ, но вместо этого мужчина лишь, повинуясь инстинктивной мысли, обхватил девушку за шею, больно сжав своими пальцами. Он пускал энергию касаниями, заполняя пространство льдом. - Будешь делать то, что я скажу и как, и не рыпайся. В любом другом случае его энергия бы задушила, но сейчас…. Её огонь гнева плавил ледяные цепи и не собирался утихать. Вызов в глазах, полыхающее безумие стали Петру Сергеевичу ответом. - А то что? - прорычала Нинель, чувствуя, как на неё накатывает припадок истерического смеха. – В психушку упечёшь? Давай хоть сейчас поедем! Петр Сергеевич усмехнулся, чувствуя, как гнев начинает подкатывать к нему самому. Её вызов бесил, как и поведение, но смотреть на него было безумно приятно. - Обязательно поедем, - шепнул он, едва удерживая маску хладнокровия. Мужчина мстительно прищурился и тут же, не давая себе задуматься дольше секунды, притянул её к себе. Злата тут же включилась в борьбу: кусала губы, отбивалась, но под напором устоять вариантом не было. Они кусали друг друга, жалили, шарили руками по телу. Да так, что постепенно это стало больше похоже было на животную похоть. Мужские руки не отпускали, а женские пальцы царапали спину через ткань пиджака. - Будешь спать и со мной, - серьёзно прошептал мужчина, усаживаясь истерично бьющуюся в похоти Нинель к себе на колени. - Хочу дважды уделать этого мелкого гадёныша. А ты, детка, мне в этом поможешь. Никуда не денешься….