Сломленный

Считая удары бешено колотящегося сердца, так и норовившего выскочить из её груди, стараясь не производить ни звука, Вайолет медленно пятилась в сторону выхода из комнаты, в которую секунду назад вошла. Она отчаянно пыталась убедить себя, что это всё происходит не с ней! Это не она, привычно нацепив на себя фальшивую вежливую улыбку, которая, казалось, уже приклеилась к её лицу липкой бумажкой, отказалась идти на очередную вечеринку, что устраивали её одноклассники. Не она осталась одна в огромном, мрачном доме, который одним только своим видом способен заставить кровь стынуть в жилах. Не она, едва успев переступить порог кухни, намереваясь заварить себе кофе, мгновенно приросла к полу, когда увидела здоровенного мужика, в отвратительной, пугающей маске клоуна, по-хозяйски рыскающего в холодильнике. Это просто не могло происходить с ней! Она же Вайолет Хармон, это просто не может происходить с такой как она! Потому что вся эта ситуация начала напоминать девушке какой-то второсортный фильм ужасов, где, к её сожалению, именно она была в главной роли, и, увы, статистика всех просмотренных ей хоррор-фильмов показывала, что ничем хорошим для неё это не закончится. Потому что сегодня она, очевидно, станет жертвой! «А ведь этот вечер так хорошо начинался!» Родители уехали на какой-то внезапно выигранный в телефонной лотерее концерт, не забыв при этом для убедительности активно жестикулируя руками наигранно повозмущаться, что к их глубочайшему сожалению билета всего два. Ну и отлично, ей хватает их спектакля и дома! Все лекции и задачи перед предстоящим варварским тестом по тригонометрии были выучены наизусть и несколько раз разобраны от и до. Сегодня вечером Вайолет наконец-то была предоставлена сама себе и намеревалась углубиться в чтение чего-то кроме школьной литературы, список которой она прочитала ещё в первый месяц проведённого в одиночестве жаркого лета и который теперь вызывает у неё сонную кому практически с первых страниц. И вот чем всё обернулось… Сделав ещё несколько маленьких шажков назад, Вай резко остановилась и испуганно затаила дыхание, когда взломщик, раздражённо хмыкнув, резко захлопнул дверцу холодильника, не найдя там ничего съедобного. Будь девушка в другой ситуации, она бы даже усмехнулась его бредовым попыткам найти в их холодильнике нормальную еду. С тех пор как мать потеряла ребёнка, она помешалась на чакрах и здоровом питании и в добровольно-принудительной форме перевела на это питание всю семью, из-за чего теперь в их холодильнике с трудом можно было найти хоть что-то не то, что вкусное, но хотя бы съедобное. Куда ни посмотри, одна зелень. Несколько секунд, показавшихся Вайолет вечностью, ещё один маленький шаг, предательски громкий скрип паркета — и, к её несчастью, услышав за своей спиной какой-то шорох, взломщик резко повернул голову в сторону звука и замер, так же как и девушка. Секунда на осознание произошедшего — и, испуганно взвизгнув, Вай быстро развернулась и что есть силы рванула в сторону выхода из дома. Но, стоило ей только завернуть за угол, увидеть спасительную дверь, как её, грубо схватив за талию, резко приподняли над полом и без особых усилий, совершенно не обращая внимания на все её отчаянные попытки пнуть ублюдка и вырваться, потащили по коридору в сторону просторной гостиной. — Отпусти меня, ублюдок, — сквозь зубы рявкнула Вайолет, изо всех сил дёргая руками и ногами. Но все её попытки были тщетны, ноги бессмысленно болтались в воздухе, руки, которыми она вцепилась в его предплечья, пытаясь отодрать их от себя, дрожали и слушались через раз, а затылок лишь обожгло резкой болью, когда она попыталась ударить ублюдка головой — чёртова маска клоуна явно была из прочного пластика. «Дерьмо!» — Какая строптивая, — довольно хмыкнув, сипло прохрипел мужчина над самым её ухом и, поставив девушку на пол, всё ещё крепко прижимая к своему торсу, похотливо провёл рукой по её дрожащему телу, до боли сжав ладонь на груди. — Люблю, когда сопротивляются… — Убери от меня руки, — в отвращении скривившись, сквозь зубы прорычала Вайолет, набирая в лёгкие как можно больше воздуха, чтобы закричать. Она очень надеялась создать как можно больше шума, чтобы привлечь внимание соседей к происходящему в доме ужасу. Всё равно каких именно соседей, даже та странная парочка, с которыми постоянно общаются её родители, подойдут. Но стоило ей открыть рот и издать первый предшествующий громкому крику слабый звук, как девушка почувствовала холодный острый металл, плотно прижатый к её горлу, практически причиняющий боль, и тут же, задохнувшись воздухом, испуганно сомкнула губы, чувствуя, как спазм сковывает горло, а тело парализует. — Умная, — удовлетворённо заржал отморозок, продолжая медленно тащить девушку в сторону широкого дивана, сильнее прижав нож к её горлу, острым кончиком поцарапав почти до крови, когда она, осознав, что он собирается с ней сделать, издала тихий писк и снова начала вырываться. — Сейчас мы повеселимся, куколка. Тебе понравится. Всхлипнув от режущей боли, Вайолет усилием воли приказала себе молчать, каким-то отдалённым от происходящего кошмара уголком сознания думая о том, до чего же всё-таки прочный этот механизм самосохранения: он заставляет бороться до конца, даже если силы неравны и шансов на спасение нет. Она послушно молчала, но всё равно продолжала безуспешно брыкаться в грубых руках насильника. Скребла ногтями и старалась вырваться, движимая страхом и инстинктом самосохранения. Диван был уже в паре метров, чертовски острый нож приставлен к горлу, ей ни оставалось ничего, кроме как сдаться, но сдаваться она была не намерена! Она не станет жертвой насилия какого-то психа! Поэтому, сжав челюсть настолько сильно, что, казалось, ещё немного — и её зубы начнут крошиться как сахарная крошка, она со всей силы, на которую была способна, лягнула ублюдка по стопе, всхлипнув, когда он инстинктивно прижал нож к её горлу сильнее, оставляя глубокий порез, и резко отпустил её, болезненно схватившись за ногу. Этих секунд долгожданной свободы и замешательства насильника хватило девушке, чтобы дотянуться до стоящей на кофейном столике хрустальной вазы и со всего размаху обрушить её на голову ублюдка. Особого эффекта это не принесло, как Хармон наивно надеялась, маска защитила его и от этого удара, поэтому она рванула в сторону выхода. Но не успела сделать и двух шагов, когда осевший от удара на пол мужчина ловко схватил её за лодыжку, резко дёргая на себя. Не удержав равновесия, Вайолет рухнула на пол, ударившись подбородком о паркет настолько сильно, что зубы звонко клацнули, а в ушах повис оглушительно-громкий звон. Но она не обратила на эту внезапную боль никакого внимания, потому что почувствовала, как нападавший всем весом наваливается на неё сверху, переворачивая к себе лицом, а его грубые ручища уверенно скользят под её свободную футболку, до боли сжимая грудь и ягодицы. И тогда Вай стало действительно страшно! Происходило именно то, чего всю жизнь девушка боялась больше всего, ведь она охотнее выберет смерть, чем изнасилование. Слёзы плотной пеленой заволокли глаза, сердце забилось где-то в районе горла, дрожащие ладони вспотели, от шока она не могла произнести ни одного громкого звука, лишь скулила и всхлипывала, не прекращая тщетных попыток спихнуть с себя тушу насильника. Неожиданно раздался треск ткани. Её футболка… Звук, от которого поджилки завязались в тугой узел, а испуганный всхлип разодрал горло. И это стало последней каплей, удерживающей Вайолет на границе контроля своих эмоций, — из глаз полились горькие слёзы, а руки по-прежнему безуспешно отталкивали от себя его тушу. С каждой мучительной секундой, пока она пыталась отбиться, чувствуя, как грубые руки похотливо ощупывают её тело, переходя от лихорадочно вздымающейся груди к животу, уверенно скользя к промежности, надежда на спасение меркла как сизый сигаретный дым на ветру, как вдруг… — Какого. Хера. Ты. Творишь?! — словно через слой ваты услышала Вайолет ещё один голос. Голос, заставивший её забыть обо всём, что сейчас с ней происходило. Практически поперхнуться накатившейся истерикой. Тихий. Злой. Угрожающий! От этой пустой, почти мёртвой интонации, что против воли осела на её собственном нёбе, Вайолет почувствовала парализующий страх. Навалившийся на неё ублюдок резко отстранился, словно слова второго саданули и обожгли его хозяйским хлыстом. — Смотри, хорошенькая, — сипло, практически виновато прохрипел её насильник, немного приподняв сопротивлявшуюся девушку. Он провёл шершавой ладонью по лбу Вайолет, отбрасывая с её лица разметавшиеся, спутанные волосы, и, развернув его немного вбок, с силой сжал её окровавленный подбородок, когда она инстинктивно дёрнулась, и продемонстрировал её со всех сторон. Как какой-то трофей. — Не прикасайся ко мне, — сквозь истеричный всхлип прорычала девушка, не переставая остервенело дёргать головой. Всё происходящее было будто в зыбком тумане. Горло саднило, неистовая пульсация крови в ушах мешала мыслить, но её мозг отчаянно искал выход из сложившейся ситуации, пытался поставить происходящее на паузу и переварить этот ужас. Но выхода не было. Не было ни одного шанса. Их двое! Теперь ей точно не спастись! Её изнасилуют и убьют! А потом, возможно, изнасилуют ещё раз! «Нет-нет-нет, это сон! Дурацкий сон! Очередной кошмар. Сейчас я открою глаза и…» — Отпусти её! — послышалось то же тихое, угрожающее шипение, сквозь плотно сжатые зубы. — Почему? — по-детски обиженно спросил насильник, поворачивая голову в уродливой маске в сторону замершей в его руках девушки. Вайолет сглотнула, не веря в шанс, что её действительно отпустят. Это какая-то уловка? Такого просто не бывает… — Потому что я так хочу! Это было сказано таким властным, не терпящим неподчинения тоном, что Вай показалось, что из-за всего происходящего она сходит с ума, в этот раз окончательно и кажется безвозвратно, потому что она сама была готова подчиниться. Сделать так, как он хочет. Этот леденящий душу властный тон не оставлял ни одной мысли в голове. Он пугал и восхищал одновременно. Именно так звучит настоящая сила, Вайолет была уверена в этом. Сила, которой хотелось подчиниться. Но вместо этого, уловив момент, когда держащий её ублюдок, обречённо вздохнув, расслабился, а его рука стала медленно скользить по её лицу к шее, достигнув рта, она что есть силы вцепилась в его ладонь зубами, с злорадным удовлетворением услышав его болезненный, громкий вопль. — Эта сука меня укусила! — взвыв от боли, прорычал насильник, прижав ладонь к груди и инстинктивно отстраняясь. Увидев в этом крохотный шанс для своего побега, изловчившись, Вай со всей силы лягнула ублюдка ногой в живот, рукой сдирая с него маску. Перед ней согнувшись пополам от боли, сидел высокий, совершенно ошарашенный парень, не больше двадцати пяти лет, с коротко стриженым ёжиком тёмных волос и ярко-голубыми глазами, смотревшими на неё в абсолютном шоке и растерянности. Всё это девушка успела заметить за какие-то доли секунды, потом мгновенно подскочила с пола, развернулась и со всего маху врезалась носом в широкую грудь его сообщника. Вайолет захотелось разрыдаться на месте от своего бессилия и слабости. Второй отморозок немедля перехватил её поперёк талии и, закинув на плечо, словно она была мешком картошки, потащил куда-то в сторону коридора. Ну, конечно, этому ублюдку хочется изнасиловать её в более комфортабельных условиях. Аристократ, мать его… В Вайолет словно второе дыхание открылось, она что есть силы закричала, но и этот нападавший не позволил ей привлечь излишнего внимания к происходящему в доме. Тихо выругавшись, он резко опустил её на пол и, прижав к стене, чтобы она не вырывалась, закрыл её рот своей чертовски горячей ладонью, мягко, почти успокаивающе прошептав: — Т-ш-ш… Тихо-тихо… Всё хорошо! Успокойся! Паника и стук бешено колотящегося сердца заглушали всё происходящее: его тембр голоса или сказанные им слова, лишь едва уловимые нотки яблок и ментоловых сигарет, исходящие от его пальцев, вклинились в сознание ржавым гвоздём, но всё же Вай достаточно чётко смогла осознать смысл его слов и абсурдность всей ситуации. Взломщик, насильник и, возможно, даже убийца, убеждает свою жертву, что всё хорошо и просит её успокоиться. Нелепее и не придумаешь. Вайолет тяжело дышала и смотрела на ещё более уродливую маску клоуна, чем у его сообщника, не верящим в происходящее взглядом, чувствуя, как бешено колотится её сердце где-то на уровне горла, а судорожно вздымающаяся грудь соприкасается с телом ублюдка. Она бы не удивилась, если бы сейчас её свалил сердечный приступ. Так страшно, как сейчас, ей не было никогда. Вся её хвалёная храбрость и бесстрашие, которыми она всегда так гордилась, испарились, словно их никогда и не было. Очередная фальшивка, в которую она верила. — Тебя никто не обидит… Успокойся! Услышав этот бред, Вай не выдержала и, надрывно замычав, попыталась вырваться, со всей силы оттолкнувшись корпусом от стены в надежде повалить парня на пол и сбежать, пока к нему не присоединился второй. Это было бессмысленно — всё равно, что пытаться подвинуть с места каменную глыбу. Нападавший тут же грубо припечатал её обратно к стене и, на мгновение прислонившись твёрдой маской к её покрытому холодной испариной лбу, тихо, практически обречённо выдохнул: — Ты не оставляешь мне выбора. Вай не успела даже подумать о том, что он имеет ввиду, как её снова резко дёрнули на себя, в этот раз подхватив под колени, беря на руки, и понесли куда-то вглубь коридора. Но стоило ей осознать что происходит, как она почувствовала, как сильные, крепко держащие её руки неожиданно расслабились и она со всего маху полетела в темноту подвала.

***

Быстро выбежав из дома, лихорадочно оглядываясь по сторонам, проверяя, нет ли на улице нежелательных свидетелей, Тейт на мгновение замешкался, ожидая, когда его догонит и присоединится к нему испуганно вскрикнувший недоумок Даллас. Как только парень увидел своего безмозглого компаньона, он грубо дёрнул его за ворот куртки и что есть силы побежал в сторону противоположной стороны улицы, с каждым шагом увеличивая скорость и размах своего бега всё больше и больше. Их не должны поймать! А испуганную, яростно вырывающуюся девчонку, которую мысленно он невольно сравнил с отважной амазонкой, он обезвредил явно ненадолго, если, конечно, она не свернула себе шею, когда, издав удивлённый писк, кубарем покатилась по лестнице. Даллас на ходу пытался что-то ему объяснить, беспрерывно бормоча нелепые оправдания, но Тейт его совершенно не слушал. Перед его мысленным взором настойчиво стоял образ той самой хрупкой девушки, что так яростно вырывалась, не собираясь мириться с происходящим. Её прекрасные янтарные глаза, в которых так отчётливо плескался запутанный коктейль из гнева и страха, словно приклеились к его внутренней стороне век и не исчезал, сколько бы раз он ни пытался проморгаться. Добежав до угла улицы, где они оставили машину, Тейт быстро юркнул в тёмный переулок между домами и, с облегчением стянув с себя ненавистную уродливую маску клоуна, брезгливо откинул её в сторону. Эта уродливая маска была какой-то насмешкой над ним, человеком, который с детства боялся клоунов, ожидая увидеть за их красными губами не ряд ровных зубов, а окровавленные клыки. Согнувшись пополам, уперев ладони в дрожащие колени, Тейт старательно глотал прохладный ночной воздух, пытаясь отдышаться. Лёгкие горели, практически плавились, того и гляди он их выплюнет. На мгновение он даже подумал, что ему пора завязывать с курением. С его-то опасным образом жизни, когда каждый день он не знает чего ожидать и в буквальном смысле находится на лезвии ножа, именно одышка может стать его фатальной ошибкой. Но парень быстро откинул эти ненужные сейчас размышления о своём здоровье на самый край сознания и стал анализировать произошедшее. Ситуация была откровенно дерьмовая! Тейт был уверен, знал с вероятностью в девяносто девять процентов: тот ублюдок, что руководит им как марионеткой, умело дёргая за верёвочки, будет очень недоволен, что они не смогли достать нужные ему документы. «А ведь это была такая лёгкая задача!» Легче, чем весь тот ужас, что он уже успел совершить за этот долгий и выматывающий, практически высасывающий всю его жизненную энергию и силы год. Легче, потому что он знает этот дом как свои пять пальцев, он, блять, жил в нём с самого детства. Но стоило ему без особого труда найти кабинет и открыть ящик стола, где наверняка и хранились все документы, которые за каким-то чёртом так необходимы его кукловоду, как Тейт услышал звуки какой-то борьбы, короткий, но от этого не менее звонкий женский вскрик — и всё пошло кувырком! Потому что проигнорировать этот испуганный визг он не смог. Это была инстинктивная реакция, практически рефлекс. Что-то что шло вразрез с его внутренними установками, которые он так долго в себе взращивал. Ему потребовалось меньше минуты, чтобы вбежать в гостиную и увидеть картину, от которой Тейт почувствовал, как горечь начала подниматься с глубин его желудка, подкатывая к горлу, не позволяя сглотнуть вязкую, густую слюну. Его до сих пор тошнило, и он был готов сейчас же продемонстрировать миру свой скудный ужин. Не то чтобы Тейта это особо заботило. «Нет-нет… Конечно же, нет!» Ему было просто мерзко! Да, определённо, это именно то слово, которым парень оправдывал свой необдуманный, глупый поступок. Принуждение к сексу — это мерзко! Кто вообще в здравом уме нормально относится к изнасилованию? Потому что списать свою реакцию и дальнейшие действия на защиту невинных и слабых было бы очень глупо. Он, чёрт возьми, не сказочный герой и не рыцарь, готовый кинуться на защиту слабых и убогих в ту же секунду, как с ними происходит несправедливость. Его реакция и внезапный гнев от увиденного определённо не были делом высоких моральных принципов. Тейт Лэнгдон никогда не был моралистом или ханжой, по крайней мере придерживался он только своих моральных принципов, чаще всего абсолютно несовместимых с желаниями остального озлобленного зверья, что его окружали в последний год. Просто секс по принуждению он считал клеймом слабости. Если ты не в состоянии уложить девчонку без насилия и принуждения, значит, ты и вовсе не должен размножаться. Значит, ты слаб! А с недавнего времени Тейт ненавидел любые признаки слабости в себе или окружающих. Слабым в этом тошнотворном, кошмарном мире не место. Выживает сильнейший! Именно поэтому, когда Тейт пулей влетел в гостиную и увидел, как грузная туша недоумка-Далласа придавливает собой миниатюрную русоволосую девушку, такую хрупкую, уязвимую и совершенно беспомощную, волна разрушительной ярость накрыла его с такой неистовой силой, что он удивился, как сохранил самообладание и не застрелил ублюдка на месте. Ведь он мог это сделать, в этом Лэнгдон был уверен. Тейт понятия не имел, кто она такая. Он впервые её видел, но позволить изнасиловать это хрупкое, невинное создание он просто не мог. Этот год очень озлобил и ожесточил его, но он никогда не был такой стопроцентной мразью как Даллас. Не был и хотя бы внутренне со скрипом в очерствевшем сердце признавал, что не собирался становиться. Когда первый шок прошёл и Тейт перевёл растерянный взгляд со стройных ног девушки чуть выше, на грубо разодранную свободную футболку с изображённой на ней эмблемой какой-то рок-группы, оголяющую её плоский живот, и прикрытую когда-то белым бюстгальтером грудь, на которых он с ужасом заметил несколько дорожек крови стекающих из достаточно глубокого пореза на её шее, его руки мгновенно затряслись, и он сжал челюсть так сильно, что почувствовал, как болезненно скрипнули зубы, а на скулах заходили желваки. Это была очень странная реакция с его стороны, ему должно было быть плевать! Должно, мать твою! Ну трахнет сейчас Даллас девку — и хер с ней, лишь бы шума много не издавали, пока он ищет документы. Именно такой должна была быть его реакция. Именно этому он научился за этот чертовски долгий год: быть жестоким и бескомпромиссным. Быть тварью без принципов и морали. Быть тем, кто способен смотреть на чужие мучения и боль, не испытывая при этом ровным счётом ни-че-го! Ни сожаления, ни желания помочь или защитить. Абсолютно ничего не чувствуя! Словно робот. До этой ситуации Тейту казалось, что он преуспел в этом. Долгое время он безразлично наблюдал за бесконтрольными действия психопаток Бьянки и Фионы, видел, как горят их безумные глаза, когда они причиняли кому-то боль, какое они получают наслаждение от вида перекошенных лиц своих жертв, и он больше не противился этому, как в первые дни их совместной работы. Не пытался остановить их, убеждая, что они могут получить всю необходимую им информацию без насилия и пыток. Не отворачивался и почти не морщился, когда его слова игнорировались, и ему приходилось слышать чужие всхлипы и отчаянные мольбы помочь. Он смотрел прямым взглядом на их жертв, видел их мучения и боль, впитывал их в себя, старательно взращивая внутри своей души эту бессмысленную жестокость и злость, ежесекундно уверяя себя, что так нужно! В той ситуации, в которую он попал, это было жизненно необходимо! Только так он вернёт сестру. Практически каждый день Тейт проходил через всё это и больше даже не чувствовал тошноты перед тем, как отправиться на очередное задание, которое наверняка выпотрошит его и так истерзанную душу наизнанку. Он просто шёл. Потому что это ещё одна ступенька, ещё одна задача, которая должна быть выполнена идеально, если он хочет вернуть самого дорогого человека, что есть в его жалкой жизни и стать свободным. Тейт давно перестал ощущать себя человеком в этой безумной игре. Бездушный механизм. Безвольная марионетка, которую дёргают за верёвочки. Одна из туповатых пешек, которая исправно вносит свою лепту, чтобы известная только его кукловоду партия состоялась. Поэтому он не ощущал волнения, не чувствовал страха. Он вообще ничего не чувствовал. Он подавил в себе все эмоции. Лишь опустошение и страх за жизнь сестры, прожигающие в нём дыру, с каждым днём становящуюся всё глубже и глубже, всё ещё разрывали его грудную клетку своими острыми, как лезвия, когтями. У него давно не было никаких человеческих эмоций. Была лишь цель! Всё, что когда-то любили в нём его близкие: доброта, сострадание и обострённое чувство справедливости — он старательно выжигал в себе весь этот год, с каждым мучительно прожитым днём чувствуя, как прямо в середине груди, там, где, как он всегда думал, у хороших людей должна находиться душа, у него росла глубокая чёрная дыра, которая с каждым днём увеличивалась в своих масштабах, покрывалась острой, непробиваемой коркой льда и втягивала, поглощала его в свои тёмные пучины. Кусочек за кусочком. Тщательно смакуя его прогнившую душу, плоть и такие же гнилые внутренности. Тейт добровольно пал во тьму, которая всегда его притягивала и манила к себе, но он всегда знал, когда нужно остановиться, поставить защитный барьер, чтобы не заиграться и не оступиться. Знал, но в сложившейся в его жизни ситуации, понимая, что только так он сможет всё исправить, смело, с разбега прыгнул в этот глубокий тёмный омут. Омут, постепенно, день за днём уничтоживший всё хорошее в нём. Это не было его выбором, это была жизненная необходимость, извращённое желание ублюдка, что руководит им. И по итогу он стал тем, кем боялся однажды стать, и по всем законам логики ему должно было быть плевать, что делал с этой хрупкой девушкой Даллас. Должно! Но ему, чёрт возьми, не было плевать. Эта леденящая душу картина впервые за долгое время всколыхнула в нём бурю противоречивых чувств и эмоций. Затронуло то самое светлое и солнечное, что, видимо, всё-таки ещё осталось в нём. Тот самый почти погибший, трепыхавшейся в предсмертных конвульсиях огонёк, что раньше полыхал в его душе обжигающими искрами, и всё происходящее замедлилось, словно старая киноплёнка, потому что это всё было неправильно! Этого не должно было происходить! Но это происходило… Когда Тейт, борясь с желанием застрелить недоумка и смыться, перевёл ошарашенный взгляд ещё выше, он с всепоглощающей ненавистью к Далласу заметил, как выражение красивого, ангельского личика изо всех сил вырывающейся девушки колеблется между отвращением и диким ужасом. Ей было чертовски страшно, она всхлипывала, скулила, но продолжала отчаянно бороться. На мгновение это даже восхитило Лэнгдона. Сильная духом, но беспомощная… Бесстрашная, но запуганная. Удивительный контраст… Вероятно, именно поэтому, когда девушка изловчилась и всё-таки вырвалась, впрочем, мгновенно попав в его руки, Тейт не стал оглушать её или наставлять пистолет, чтобы она замолчала. Вместо этого он попытался успокоить её и убедить, что с ней всё будет хорошо и он её не обидит. Такая глупость с его стороны… Он пытался убедить, что всё хорошо, девушку, в дом которой пробрались двое огромных по сравнению с ней отморозков в уродливых масках клоунов, от вида которых кровь стынет в жилах, один из которых ранил её и почти изнасиловал. Нелепее и не придумаешь. Но почему-то Лэнгдону очень хотелось, чтобы она поверила ему и успокоилась. В принципе он не особо удивился, когда это не прокатило. С первых секунд парень понял, что девчонка была боевой. С характером! Она будет бороться и сопротивляться до конца, даже если это бесполезно, даже если сделает себе только хуже. Но какой бы сильной духом она ни была, Тейт откинул эти глупые, совершенно неуместные восхищения и мысли в сторону, потому что её абсолютно точно не должно было быть в доме! Эта мысль была самой важной в данный момент. Резкий рывок в сторону, и он со всей силы припечатал тушу всё ещё беспрерывно хрипящего оправдания Далласа к стене, со злорадным удовлетворением услышав лающий стон боли, когда его затылок с глухим звуком ударился о кирпичную кладку. Несмотря на значительную разницу в их росте и весе, Даллас даже не пытался вырваться, испуганно смотря в глубину его тёмных, горящих глаз, источающих сейчас неподдельную ярость. А его ярости Даллас очень боялся. Ведь он видел, какие последствия могут быть, если вывести тихого и щуплого на первый взгляд Лэнгдона из себя. Знал, чем может закончиться внезапная вспышка его гнева, который словно менял атомы кислорода в его крови, сублимируясь в жестокие, практически неконтролируемые действия, от которых потом долгое время сначала лежишь без сознания, а после как уличный драный кот зализываешь нанесённые им повреждения. Он уже не раз нарывался. Даллас без особого труда мог оттолкнуть его и даже весьма успешно победить в драке, если в этот раз хорошо постарается и не будет бездумно размахивать ручищами как крыльями ветряной мельницы. Как ни крути, физическая сила была на его стороне, Тейт это прекрасно понимал, но к его счастью, он обладал одним весомым преимуществом. Ведь если он был марионеткой своего психованного кукловода, имеющего на него особый рычаг давления, то мало того, что Даллас его боялся, так ещё и уже он был его послушной куклой, которую он умело дёргал за моральные верёвочки. И сейчас ему нестерпимо хотелось не то что оборвать эти самые «верёвочки», а вырвать его хребет и скормить дворовым псам. — Какого, блять, хера это было?! — грубо встряхнув парня, сквозь зубы прорычал Тейт, со всего размаха припечатав его к стене ещё несколько раз. Этого было настолько недостаточно, что Лэнгдон чувствовал, как внутри груди зарождается рык. Хотелось впечатать лицо ублюдка в землю, стирая его в мясо, сминая в кровавый фарш. Бить до того момента, пока не оголится его безмозглый череп, а глазные яблоки не выскользнут из глазниц и не покатятся по земле к его ногам. — Да ладно тебе, Тейт, — испуганно сглотнув, сбивчиво забормотал Даллас, неловко вцепившись в со всей силы сжимающие его плечи руки Лэнгдона. — Я просто хотел развлечься… Знаешь же… Тейт с трудом сдержал раздражённый вздох, смотря на невинно моргающего парня, продолжающего что-то бессвязно бубнить себе под нос. Лэнгдон мог поклясться: каждый раз, когда он видел Далласа, тот становился ещё более тупым, хотя, казалось, край есть у всего. Но в одном он сейчас убедился наверняка: нет противника страшнее, чем союзник-долбоёб. И, к его сожалению, его союзник был именно таким. Каждый день он открывал для себя всё новые и новые глубины интеллектуальных впадин Далласа и был готов выть от бессилия и досады. — Почему она была в доме?! — прервал он поток бессвязных оправданий, задав наиболее важный в данный момент вопрос. Слушать про красивое личико и стройные ножки девушки Тейту совершенно не хотелось. Этот тупоголовый придурок практически дословно повторил и его мимолётные мысли, когда он только увидел её. — А я и не знал о её существовании, — хмыкнув и неловко почесав затылок, буркнул Даллас, испуганно покосившись в сторону дороги, когда услышал звуки проезжающей мимо машины. Тейт и бровью не повёл. Если бы это были копы, то наверняка они увидели бы красно-синие вспышки полицейских мигалок, услышали бы звуки сирен и их бы уже скрутили. Поэтому, ещё раз с наслаждением припечатав голову парня к стене, он лишь слегка склонил голову набок, прожигая его выразительным взглядом, без слов требуя внятных ответов. — Вчера утром, когда я был в доме под видом электрика, я видел только мужчину и женщину, — болезненно поморщившись, быстро выпалил Даллас, начав неловко оседать на землю. «Чёрт возьми, какой же ты уёбок!» — почувствовав, как челюсти скрипнули от злости, мысленно сокрушался Тейт, дёрнув парня на себя, чтобы он не рухнул к его ногам. Лэнгдон изначально осознавал, как глупо было доверять такую важную задачу как разведка и слежка за домом этому не наделённому особыми интеллектуальными способностями животному. Но и выбора у него особого не было! Отправлять на разведку Фиону или Бьянку было очень опасно. Эти две поехавшие психопатки, возводящие пытки и убийства в культ, преклоняющиеся только им понятной религии, в которую Тейт не хотел даже вникать, совершенно не владели своими эмоциями и в прямом смысле были опасны для социума. Парень не удивился бы, если бы, послав одну из них на разведку в конечном итоге он обнаружил бы несколько трупов в доме и их миссия была бы изначально провалена, даже несмотря на её лёгкость. Но в этот раз сам пойти он тоже не мог! Только не в Лос-Анджелесе. Не в этом районе. И уж точно не на этой улице. Его могли узнать! Тейт устало прикрыл глаза и медленно выдохнул, борясь с раздражением. Горло саднило от невысказанных грубых слов, словно кто-то насыпал в него стекольную крошку. Виски начали пульсировать от быстро мечущихся в голове, как в тесной клетке, мыслей. — Уёбывай отсюда, — силой воли разжав пальцы, тихо процедил Лэнгдон, отходя от напарника. Он чувствовал, что ещё одна секунда в обществе этого придурка, и его нервы сгорят как фитиль от свечи, и тогда он точно не сможет себя контролировать. Приступы неконтролируемой ярости и агрессии, что за последний год стали его вечными спутниками, не доведут его до добра, и он наверняка пристрелит Далласа, а он ещё не закончил свою миссию, чтобы попасться в руки копов из-за этого уёбка и его тупости. Он должен держать себя в руках и быть максимально хладнокровен. Он не может так просто проиграть! Не тогда, когда на кону стоит самое ценное, что есть в его жизни. — Куда? — Мне насрать, главное подальше от меня, — раздражённо пнув лежащий под ногами камень, рявкнул Тейт, начав нервно измерять шагами тёмный переулок, обдумывая свои дальнейшие действия. — Завтра твоя мерзкая рожа будет красоваться на всех фонарных столбах. Тебе нужно залечь на дно. — А как же наше дело? Услышав эти слова, сказанные таким преданным, отчаянным тоном, Тейт нервно расхохотался, и, тряхнув головой, привычным движением убрал вечно мешающуюся непослушную светлую чёлку с глаз. Наше дело… Такой абсурд, что это всегда вызывало у него язвительный смех. Где бы ни нашёл Далласа их чокнутый кукловод, такого отбитого психа, верящего, что он делает благое дело, нужно было ещё поискать. «Робин Гуд херов…» — Я разберусь с этим и выйду с тобой на связь, как только буду знать дальнейшие действия, — достав из кармана ключи от машины, строго проинструктировал Тейт, кинув их в сторону нервно переминающегося на месте парня. — За девчонок тоже не беспокойся, я сообщу им. А теперь проваливай и лишний раз не высовывайся. Даллас закивал на манер китайского болванчика и, опасливо подойдя к угрюмо нахмурившемуся юноше ближе, дружески похлопал его по плечу. Зубы Тейта скрипнули от этих прикосновений. Ему хотелось вырвать его руки и засунуть куда поглубже, лишь бы он его не трогал. — Бывай, брат. На связи! Проследив взглядом за быстро удаляющейся немного неуклюжей фигурой, Тейт брезгливо скривился и, достав из кармана пачку сигарет и кнопочный телефон, настолько древний, что он был уверен, при помощи него общались ещё неандертальцы, обречённо выдохнув, набрал сообщение: «В доме оказались жильцы, документы достать не получилось». Вот и всё… Теперь ему остаётся только ждать. Звук разорванной плёнки, сжатая между пальцами сигарета с тонкой бордовой полосочкой на фильтре, чирканье зажигалки и первая глубокая затяжка терпким дымом, оседающим на кончике языка сладковатой-кислинкой — от которой Лэнгдону сразу же захотелось прополоскать рот, — заполнила его лёгкие, окутывая сознание. «Лучше бы купил такие же ментоловые, какие были до этого!» — выпустив изо рта аккуратные колечки сизого дыма, поморщившись, подумал Тейт, с отвращением посмотрев на пачку сигарет в своей руке. — «Вишнёвые… Фу!» Возможно, это была дурацкая привычка: каждый раз покупать сигареты разных марок, крепости и вкусов. Ему давно стоило остановиться на одной и медленно уничтожать себя без подобных неприятных сюрпризов. Выбрать наиболее сносные, что не будут драть глотку крепостью, а вкусовые рецепторы, как в этот раз, — слегка кисловатой сладостью с терпкими нотками. Но почему-то Тейту всегда казалось это глупым, всё равно, что каждый день завтракать одной только яичницей-глазуньей или одними и теми же хлопьями, когда вариантов приготовления яиц и грёбаных хлопьев было такое множество, что голова шла кругом. В принципе вариантов завтраков было столько, что можно полжизни их пробовать! Лэнгдон всегда был тем, кто не принимал подобные правила. В мире столько всего, что можно попробовать. Выйти за чёртовы ограничения, которые навязало всем идеальное общество и вписало их в нормальный мир. «Нормальный…» Что ж, Тейт Лэнгдон никогда не вписывался в это слово. Не вписывался и не хотел. Он с детства был белой вороной и, чёрт возьми, гордился этим! В жопу ограничения! К чёрту запреты и правила! И каждый раз разные сигареты были его личным жалким протестом против всего, что ему долгие годы так старательно навязывали. Протестом против рамок, в которые большинство с удовольствием вписались, изображая из себя и своих жизней подобие отполированного до блеска идеала, не оставляя себе и шанса выбраться из той фальши, в которой они на самом деле живут. Нет, его такая идеальная фальшивая жизнь определённо не привлекает. Эта наигранная, но такая очевидная фальшь настолько же злила его, насколько и смешила. Человеческие пороки, так тщательно скрываемые под масками благочестия и добродетели. Браки, построенные на лжи, где мужчины изменяют своим жёнам, которым они клялись быть верными до конца их дней, и жёны, считающие своих мужей кончеными дебилами, но всё равно улыбающиеся им потому, что это было удобно и выгодно. Это всё было… слишком! Слишком лицемерно… Слишком гадко! Мир прогнил, а люди вместе с ним! Нет, не так… Прогнили именно люди! Пачкая собой и своим жалким существованием прекрасную планету. Омерзительные животные, погрязшие в своей лицемерной лжи. Это ограниченное, эгоистичное зверьё было ужасным, от них хотелось спрятаться, убежать. Но, несмотря на гниющих изнутри людей, заполняющих улицы дерьмом и блевотиной, внутри Тейта ещё теплилась крошечная надежда на то, что рано или поздно они одумаются и смогут выбраться из зловонной трясины, в которой варятся сами и в которую превращают всё вокруг себя. Ведь на самом деле в мире ещё оставалось столько всего прекрасного и неизведанного. Тейт мечтал вырваться от этого всего… Мечтал побывать во всех ключевых местах земного шара, увидеть их своими глазами. Посчитать сколько шагов в Китайской стене, плюнуть с самой высокой точки статуи свободы или даже попытаться отколоть кусочек от могучей египетской пирамиды. Он отчаянно хотел свободы… Иронично, ведь именно её у него никогда и не было. Пара минут ожидания, во время которых Тейт мечтал о несбыточном и проклял всё, что только было возможно проклясть, так и не выкуренная до конца неприязненно откинутая в сторону сигарета — и он, наконец, получил ответ, от которого его брови сами собой шокировано поползли вверх. «В таком случае тебе пришло время вернуться домой. Дальнейшие инструкции будут позже». «Чего, блять?» — ошарашенно пялясь на экран телефона, подумал Лэнгдон, чувствуя, как внутри него смешивается коктейль из абсолютно противоречивых чувств и эмоций. Но, прежде чем он успел всё проанализировать и понять, чего в нём больше: радости, что скоро он увидит друзей или страха, что в этот раз он всё-таки окончательно провалился и теперь самого дорогого человека в его жалкой жизни, ради которого он послушно делал всё, что ему говорят, он уже никогда не увидит — и следом пришло ещё одно сообщение, окончательно поставившее парня в тупик. — «Веди себя хорошо». Растерянно прислонившись спиной к стене, затылком уперевшись в неровную кирпичную кладку, Тейт невидящим взглядом уставился перед собой, пытаясь осознать, что, чёрт возьми, вообще происходит? В его голове было столько вопросов, на которые у него не было ответов, что он почувствовал, как руки привычно затряслись и болезненно заныли виски. Для каких целей кукловоду нужно, чтобы он вернулся домой? Какого хера он вообще послал его в дом, что находится по соседству от его собственного? Нахера ему эти сраные документы? Что будет с дурью, что сейчас находится в машине, на которой уехал Даллас? И самый главный вопрос, что не давал ему покоя уже почти год, пчелиным роем жужжащий и жалящий его сознание: когда это всё закончится?! Когда он выполнит тот лимит, что установил этот ублюдок, и он, наконец, отпустит их? Тейт смертельно устал быть игрушкой в чужих руках…