Сломленный

После произошедшего вчера вечером Вайолет всю ночь не находила себе места. Она искренне пыталась отвлечься, хваталась за всё подряд: пыталась читать, смотреть фильмы и слушать музыку, чтобы заглушить настойчивый гул вопросов, что роились в её голове, словно рой неугомонных пчёл. Девушка даже достала из-под кровати пыльный мольберт, к которому не притрагивалась с тех самых пор, как переехала в Калифорнию. Но все её попытки отвлечься были тщетны. Что-то съедало её изнутри, заставляя все самые ужасные моменты того безумия, в котором она против своей воли приняла участие, прокручиваться в голове на перемотке, как заевшая киноплёнка. Блёклые и размытые фрагменты случившегося, словно её психика пыталась защитить свою хозяйку от нанесённого ей урона, с лихорадочной скоростью мелькали перед её мысленным взором, пытаясь сложиться в цельную картинку произошедшего. Вайолет даже не замечала, как, дрожа всем телом, со всей силы вжималась в металлическое основание кровати, до крови исцарапав онемевшие ладони ногтями, оставляя на их внутренней стороне отчётливые следы в виде полумесяцев. Ком паники и отчаянного страха набухал и пульсировал в её горле от невыплаканных слёз. Чувство беззащитности и никчемности, что она испытала, липко дышало в её затылок кровавым оскалом, перекрывая доступ кислорода в лёгкие. В конечном итоге Вайолет сдалась, решив взглянуть в лицо своему страху и мысленно пережить всё это ещё раз. Но сколько бы раз девушка ни пыталась сконцентрироваться и вспомнить мельчайшие детали, чтобы разобраться в произошедшем и перестать трястись как испуганный крольчонок, ответ на вопросы: кто это был и что им было нужно — так и оставался для неё загадкой. Единственное, что Хармон знала наверняка, так это то, что она стала невольной участницей произошедшего и в первоначальных планах у этих ребят абсолютно точно не было насилия над ней. Она просто неудачно подвернулась под руку тому озабоченному ублюдку. Это простое умозаключение девушка считала бесспорным, потому что когда она, вооружившись найденным в полумраке ломом, так и норовившим выпасть из трясущихся рук, опасливо оглядываясь по сторонам, вышла из подвала, то обнаружила именно то, что и ожидала, — в доме было пусто! Ни следа присутствия посторонних! Лишь её разодранная футболка и липкое ощущение на теле от похотливых, грубых прикосновений насильника давали понять, что всё это ей не приснилось в очередном слишком ярком и красочном кошмаре, что преследовал её на протяжении нескольких лет. Весь этот ужас действительно произошёл с ней. Вай до сих пор хотелось содрать с себя кожу, сколько бы раз она до красноты ни натирала тело самой жёсткой мочалкой, чтобы избавиться от этой грязи, от этого липкого чувства омерзительных прикосновений, несмотря на то что насильник ничего не успел ей сделать. Его остановили… Другой, видимо, более человечный, грабитель остановил её насильника. Даже пытался её успокоить, и это было очень странно… Вайолет не стала вызывать полицию, так же как и не стала рассказывать о произошедшем с ней ужасе вернувшимся с как оказалось несуществующего концерта родителям. Кто бы это ни был, они давно скрылись, а ей излишняя бессмысленная паника отца и матери, которая всё равно ни к чему хорошему для неё не приведёт, были совершенно не нужны. Девушка была уверена, стоит ей только заикнуться о нападении, отец, как и в прошлый раз, сразу же отправит её к очередному обделённому хоть какими-то интеллектуальными способностями недоумку-психотерапевту, который будет с важным видом бессмысленно бубнить себе под нос множество психиатрических терминов, значения которых ей известны лучше, чем ему самому. А после того, как все его попытки поставить ей диагноз рухнут в глубокую яму, скажет про банальную депрессию и начнёт пичкая её одурманивающими сознание таблетками. Этого Хармон не могла допустить. Только не снова… К тому же излишняя популярность из-за произошедшего ей тоже была ни к чему. Сплетни даже в таком большом городе как Лос-Анджелес распространяются с немыслимой скоростью. В любой школе есть изгой. В «Вестфилд Хае» этим самым изгоем была именно Вайолет Хармон. По крайней мере раньше так было, и она очень надеялась, чтобы так и оставалось дальше. Ведь это было закономерно. Она была новенькой, год назад перешедшей в эту школу, сплошь и рядом населённую избалованными, лицемерными выродками с папочкиными кредитными картами в карманах, и первые несколько месяцев в новой школе были для неё настоящим адом! Сейчас, год спустя, было намного проще, в большинстве своём, за редким исключением, её просто не замечали, словно она пустое место. Вайолет такое положение вещей вполне устраивало. Чем она незаметнее, тем меньше у неё по итогу проблем. Но всё равно после нескольких стычек с особо стервозными одноклассницами в первые несколько недель учёбы она максимально старалась не привлекать к себе излишнего внимания. На уроках сидела тихо, лишний раз не высовываясь, даже если знала ответ, на внеклассных занятиях, на которые против её воли ей приходилось ходить, тоже предпочитала хмуро отмалчиваться, буравя взглядом пушистые шапки облаков. Девушку жутко нервировало это добровольно-принудительное дерьмо вроде школьной газеты, драмкружка, волонтёрства и прочей чуши, но выбора у неё особо не было. Она была обязана участвовать в общественной жизни школы, если хотела поступить в приличный университет на бюджетной основе, чтобы не быть обязанной родителям. Хотя Вайолет признавала, что иногда это было даже интересно, по крайней мере во время обсуждения новой статьи она могла немного расслабиться и снять с себя колючую оборону, потому что люди, которые занимались школьной газетой, были достаточно адекватными и вполне… терпимыми? Да, наверное, именно так она бы охарактеризовала почти всех членов школьной газеты. Они были терпимыми! К тому же, несмотря на её внутренние амбиции и желания, Вай не была редактором газеты, она была кем-то вроде внештатного фотокорреспондента, и всё, что от неё требовалось, это находиться в тени и фотографировать. Это тоже было тем, что всегда нравилось Вайолет. Тихая и незаметная — именно её стиль! Безмолвная тень, щёлкающая по затвору фотоаппарата, которую замечали лишь из-за яркой вспышки. С некоторыми из ребят, даже самыми популярными, кто вместе с ней работал над школьной газетой, Вайолет здоровалась или могла в случае отсутствия свободного столика в кафетерии подсесть к любому из них, и они никогда не были против, радушно принимая её в свою компанию, даже несмотря на то что каждый из них так же как и Хармон всегда держались от школьной суеты и провокаций особо шумных одноклассников особняком. Каждый раз, видя подобное доброе отношение к себе, Вайолет терялась, но уже через несколько минут её замкнутость и отчуждённость исчезали и она с готовностью вступала с ними в оживлённый диалог, удивляясь тому, как оказывается просто быть притворяться нормальной, когда рядом находятся люди, которые не пытаются задеть её и манипулировать её чувствами и мыслями. Иногда — откровенно говоря, чаще, чем ей этого хотелось бы, — кто-то из них даже звал её на проходящие практически каждые выходные вечеринки, но Вайолет всегда натянуто улыбалась и вежливо отказывалась, ссылаясь на занятость. Дружбой это назвать было сложно, но товарищами они определённо были. Сейчас же, с сожалением не обнаружив в кафетерии ни одного знакомого лица, Вай вышла на улицу, чтобы съесть свой до тошноты отвратительный ланч в привычном одиночестве, подальше от школьной суеты и снующих туда-сюда ушлых студентов, обсуждающих какую-то чушь, и удобно устроилась за одним из столиков во внутреннем дворе школы. Несмотря на всё произошедшее вчера вечером, что то и дело всплывало в её воспоминаниях, вызывая неприятный холодок по коже и неприятную пульсацию в затылке, сегодняшний день складывался как нельзя удачно. Тест по тригонометрии был написан, Вайолет была уверена, на высший балл, не зря же она учила все эти таблицы и формулы всю прошлую неделю, вгрызаясь в эти знания как кровожадный бульдог со стальной пастью. Впереди оставалась всего одна лекция, о которой из-за чудаковатости преподавателя она старалась не думать, чтобы не портить себе настроение, а дальше — полчаса в лёгкой, непринуждённой обстановке кабинета школьной редакции на обсуждение новых тем для статей, и она будет свободна. Лишь вечно палящее калифорнийское солнце жутко нервировало девушку, вынуждая недовольно хмуриться. Вайолет очень скучала по Западному побережью. По опадающим с высоких деревьев оранжево-жёлтым осенним листьям, бушующим грозам и пушистому снегу. По временам года, которыми жаркая и душная Калифорния, увы, не могла похвастаться. Но выбора ей особого не оставили, и вот она здесь! Живёт в городе, в котором не хочет жить. Живёт жизнью, которой никогда не хотела жить. Вайолет ненавидит всё это. Ненавидит всё, что её окружает. Ненавидит этот город, в котором всё слишком наигранно, вычурно и будто прилизано, где все словно живут по какому-то шаблону идеальной жизни с идеальными газонами и такими же до тошноты идеальными укладками. Ненавидит школу и тупых, зазнавшихся одноклассников. Ненавидит ненавидящих друг друга родителей, которые старательно делают вид, что у них всё хорошо и продолжают играть свои хорошо отрепетированные роли любящих отца и матери, хотя дураку понятно, что на единственную дочь им откровенно плевать. Они настолько поглощены своими проблемами, что даже не замечают её новые шрамы на запястьях, хотя она их особо и не прячет. Ненавидит мрачный, буржуазный особняк, в котором живёт. Ненавидит ненавидеть! Но ещё больше Вайолет ненавидит себя, потому что ничего не может сделать, чтобы жить так, как хочется ей. Потому что она сама не знает, чего на самом деле хочет! Она настолько запуталась в себе и том, кто она на самом деле, что новые порезы на её и так испещрённых шрамами запястьях появляются с немыслимой скоростью, никакие таблетки не помогают и никогда на самом деле не помогали, поэтому-то она и перестала их пить практически сразу, как ей их прописали год назад. А после произошедшего прошлой ночью шрамы появились и на внутренней стороне её бёдер. Впервые… Словно ей было мало боли от багровых синяков на руках и талии от мерзких лап насильника, разбитого подбородка и пореза не шее, который сейчас она прятала за высоким горлом платья-водолазки. Тяжело вздохнув, Вай аккуратно сняла с головы маленькую шляпку и, отложив её на стол, достала из сумки ланч-бокс. Но стоило ей раскрыть его, как краем глаза она заметила какое-то движение неподалёку от маленького фонтанчика, находящегося в центре школьного двора, и, оторвавшись от своего сэндвича с рикоттой и брокколи, от которого рвотный рефлекс появлялся в считанные секунды, прищурившись, чтобы лучше видеть, стала исподтишка наблюдать, как к незнакомому высокому парню подошла её одноклассница — Лия Джонс. Не совладав с раздражением, Хармон неприязненно дёрнула плечом и поморщилась. Эта вечно всем недовольная, высокомерная девица была рьяной активисткой школы за здоровый образ жизни, о чём не уставала вдалбливать всем одноклассникам, по слухам, которые Вай против воли слышала в женском туалете, непременно забывая об этом на всех вечеринках. Сначала Вайолет показалось, что Лия ведёт себя очень странно, она не размахивала руками и не кричала, как делала это всегда, когда замечала кого-то с сигаретой в руках, лишь стояла напротив парня, виновато опустив голову, словно опасалась его реакции. Но потом всё же гордо выпрямила спину и, несмело указав на зажатую между его пальцами сигарету, судя по его презрительно вскинутой брови и пренебрежительному взгляду, начала вдалбливать ту же ахинею, что год назад вешала на уши и ей: «Курение убивает. Бла-бла-бла… Школьный совет. На территории кампуса не курят!» — и прочая чушь, которую такие лицемерные выродки как Лия пропагандируют на каждом углу, изо всех сил пытаясь казаться защитниками природы и мира, хотя сами до упаду нюхают кокс и ещё невесть какую дрянь, забывая собственное имя. Год назад, когда Лия докопалась до неё, Вай ничего не оставалось, как потушить свою сигарету и, вяло пробормотав извинения, быстро удалиться, прежде чем эта психованная истеричка выполнит своё обещание скормить её ей. Впрочем, следующая их подобная встреча закончилась смачным плевком прямо в размалёванную физиономию Джонс, а после не менее эпичной дракой, которую разнять смогли только шокированные происходящим преподаватели, за что теперь Вай была под особым надзором у зануды-директора, прочитавшего им с Лией настолько длинную и монотонную речь о насилии и смертности школьников, что Хармон с трудом смогла держать глаза открытыми, пока он что-то там бубнил себе под нос. Именно поэтому девушка с интересом стала смотреть очередное увеселительное шоу, в этот раз, к счастью, без её участия, мысленно сделав ставку на парня, этот раунд определённо выиграет он. Весь его вид: растрёпанная небрежность причёски, будто он встал с кровати и даже не удосужившись расчесать волосы, пошёл на занятия, надменный взгляд, с лёгким прищуром смотрящий на девушку свысока, и немного хищная ухмылка — говорили сами за себя. Этот парень не подчиняется правилам, он их создаёт! Так и оказалось… Внимательно выслушав её воодушевлённую речь, он, неприязненно оглядел Лию с головы до ног, медленно поднял руку с зажжённой сигаретой к своим губам и, демонстративно сделав последнюю глубокую затяжку, выдохнув дым прямо в лицо возмущённой девушки, потушил свою сигарету о её ланч. И прежде чем Джонс успела изойтись визгливым криком, который наверняка разнесётся по всей территории школы, изящно взмахнув рукой и склонив голову в шутовском поклоне, не проронив ни слова гордо удалился в сторону входа в один из корпусов. Вай, подавившись смехом, уткнулась носом в свой ланч-бокс, чтобы проходящие мимо озадаченно озирающиеся по сторонам студенты не заметили этого. Кто бы это ни был, она по достоинству оценила дерзкую выходку парнишки. Так дерзить Лии не смел никто. Никто до этой минуты! И это, чёрт возьми, было круто! Когда прозвенел звонок, возвещающий о начале занятий, Вай нехотя побрела в сторону аудитории, всем сердцем ненавидя тот цирк, который непременно устроит из интересной лекции по литературе их недалёкий преподаватель. Несмотря на то, что она была его любимицей, которую он всегда ставил в пример, несколько раз с её разрешения даже зачитывая несколько строк из её сочинений, Вайолет жутко бесило, что такой важный предмет школьный программы припадаёт такой закомплексованный, необразованный человек как мистер Кларк. Так она ещё и ходит на углублённый курс, что нервировало девушку ещё больше! Но делать было нечего, это выпускной год, а она и так пропустила львиную долю его лекций, не желая играть в игры и смотреть глупые фильмы, и если пропустит и сегодняшнее занятие, то непременно попадёт в неприятности. Этот придурок уже грозился позвонить родителям, а лишние проблемы ей не нужны — после систематических прогулов в первые несколько месяцев после переезда в Лос-Анджелес и драки в школьном кафетерии она до сих пор числилась в списке «правонарушителей». Зайдя в аудиторию, Вайолет иронично фыркнула и закатила глаза на дружеское замечание, что она опять ходила и думала одновременно, от их всеобщего любимца — Тристана Даффи, — когда он заметил её ссадину на подбородке. Ловко увернувшись от брошенного в сторону двери самолётика, девушка сразу же направилась в сторону самой дальней свободной парты возле окна, которую за прошлый чертовски долгий год она облюбовала, ведь со стороны доски, где вечно топтался преподаватель, её было практически не видно. Но стоило ей сесть на своё привычное место и достать из сумки карандаш и тетрадь, как следом за ней в кабинет пулей влетела разгневанная Лия, беспрерывно что-то говоря одной из своих безмозглых подружек. Вай не обратила бы внимания на её злобный клёкот, если бы расслабленно сидящий перед ней парень не выпрямился от её слов настолько резко, что, казалось, кто-то невидимый вставил в его позвоночник металлическую спицу. Донован Митчелл… Красивый высокий брюнет с острыми скулами и пронзительно-голубами глазами, в которых можно было утонуть как в самом глубоком океане. Он был одним из самых популярных парней школы, что казалось странным и в то же время было абсолютно логичным. Донован никогда не был футбольной звездой или лучшим учеником, редко вступал в школьные конфликты и на занятиях всегда старался особо не привлекать к себе внимания, лишь иногда его выдержка всё-таки давала сбой, и он отбрасывал одну из своих пошлых шуточек, которую мгновенно подхватывали все студенты, и она долгое время звучала по коридорам. Но, несмотря на его очевидную популярность, которая могла вскружить голову любому и в некоторых случаях даже его токсичность, Дон был приятным человеком, его остроты не ранили, а шутки очень смешили. Душа компании — так бы Вайолет его охарактеризовала. Он никогда не был задирой или отбитым ублюдком вроде его негласного соперника за популярность Денди Мотта, которые чаще всего являются королями школы. Наоборот, Донован был очень рассудительным и спокойным, и, вероятнее всего, именно поэтому пользовался таким авторитетом на пару со своим другом Тристаном Даффи, которого все считали несомненным заводилой, королём вечеринок и Казановой всей школы. Вот этот парень как раз был оторвой, но в то же время задирать кого-то, так же как и его друг, никогда не пытался, всегда отшучивался и забавно кривлялся, когда его пытались втянуть в какой-то конфликт. Но, несмотря на это, Вай с трудом могла вспомнить хотя бы одно занятие, где Тристан не вляпывался бы в неприятности, из которых раздражённо закатывающему глаза Митчеллу приходилось его вытаскивать. — Лия, что ты сейчас сказала? — свистнув, привлекая к себе внимания девушки, громко спросил Донован, кинув в друга лежащим перед ним ластиком, чтобы он оторвался от телефона и обратил внимание на происходящее в классе. — Кого ты видела? — О, Господи, да Тейта я видела, кого же ещё, — возмущённо взмахнув руками, буркнула Лия, театрально перекинув тёмные волосы с одного плеча на другое. — Только он может быть таким… Договорить Лия не успела. Стоило ей произнести неизвестное Вай имя, как Донован, быстро переглянувшись с сидящим справа от него Тристаном, настолько синхронно, что, казалось, они это репетировали, резко подскочил с места и выбежал из кабинета, едва не снеся вошедшего в класс преподавателя. Даффи манёвренностью друга, судя по всему, не обладал, из-за чего на всей скорости врезался в коренастого мужчину, практически сбив его с ног. Тихо выругавшись и торопливо собрав выпавшие из рук преподавателя бумаги, парень довольно грубо впечатал их в грудь покрасневшему от злости мужчины и, не удостоив его своим ответом, быстро выбежал следом за другом. Вай ошарашенно пялилась на дверь, пытаясь понять, что сейчас вообще произошло и кто, мать твою, такой этот Тейт, раз его имя так взбудоражило практически всех студентов? Потому что перешёптывания и его имя ни на секунду не прекращались, сколько раз мистер Кларк ни пытался привлечь их внимание к занятиям.

***

Бессмысленно уставившись в стену перед собой, Тейт нервно прокручивал кольцо в виде двух переплетённых змеек на большом пальце левой руки, изо всех сил стараясь игнорировать с каждой минутой всё нарастающее раздражение, возникшее из-за направленного на него заинтересованного, хищного взгляда секретарши школы — молоденькой и весьма сексуальной девушки, выпустившейся пару лет назад, — думая о том, как всё-таки странно, но в то же время забавно складывается его жизнь. Ещё вчера он не знал, где именно проснётся и что принесёт ему новый день, какое новое задание пришлёт ему — или в особо ужасных случаях им — его кукловод, а сейчас он сидит в кабинете администрации школы в ожидании неизбежного: возвращения в ад! Парень был уверен: мать своего не упустит и его обязательно восстановят в качестве студента старшей школы «Вестфилд Хай». В данной ситуации бесконечная череда её любовников была очень даже кстати, потому что директор школы ещё с младших классов был в её любовных сетях и, несмотря на его внушительный послужной список проступков, мистер Флеминг всегда с готовностью закрывал глаза на все его проделки, даже если они были достаточно вопиющими, чтобы его могли привлечь к ответственности. Но благодаря Констанс и её очарованию Тейт всегда отделывался лишь скучными исправительными работами, на которые по итогу всегда забивал. Данная ситуация и его внезапный побег из города прямо в начале прошлого учебного года определённо не будут исключением. Самому же Тейту было откровенно плевать на школу задолго до того, как весь его мир перевернулся с ног на голову, и, когда это было нужно, он бросил всё не задумываясь. Он всегда ненавидел школу, и это было даже иронично. Один из самых популярных парней школы и практически лучший студент всего курса, ненавидящий всё и всех, кто его окружает. Иногда Лэнгдону всерьёз казалось, что вся его чёртова жизнь была сплошной ироничной шуткой вселенной. В младших классах его мать была уверена, что сын вырастет социопатом и никогда не обзаведётся друзьями. Но жизнь оказалась интересной штукой со своеобразным, изощрённым чувством юмора, и в конечном итоге он стал настолько социально популярен, что эта самая популярность, за которой так отчаянно гоняться большинство его тупоголовых одноклассников, начала его душить. Но больше всего Тейта нервировало то, что он даже не хотел этого. Не хотел быть популярным! Не хотел, чтобы его в принципе замечали! Школа всегда, с самого детства казалась ему кошмарным сном, практически шоу ужасов, где почти у всех находящихся рядом с ним людей с одинаковыми пластмассовыми улыбочками, словно они были манекенами, не было ни мозгов, ни души, а ему приходилось притворяться, что ему всё это нравится. Что он такой же, как и они. Но так или иначе, как бы сильно в то время он ни старался вписаться в этот цирк, в глупом, по-детски наивном желании угодить матери и дождаться её похвалы, он, сам того не желая, всегда отличался от них. По непонятным в то время для него причинам, если в школе случалось что-то выходящее за рамки нормальности, все сразу же настороженно косились в его сторону, ожидая именно его реакции. Если кто-то обращался к нему, все с затаившимся дыханием внимали каждому его язвительному слову в ответ. Это невероятно бесило! Но, к его счастью, Тейт до сих пор не понимал, как так вышло и почему они вообще с ним общаются, ведь он ещё та язвительная заноза в заднице, рядом с ним всегда были они, его друзья, рядом с которыми он всегда чувствовал себя как под куполом, который словно сизой дымкой окутывал его спокойствием и защитой от всего того дерьма, что происходило в его жизни. Но самое ироничное здесь было то, что, вероятнее всего, именно из-за них четверых он внезапно для себя стал так популярен среди одноклассников. Его заслуги тут определённо не было, ведь он всегда был слишком странным, угрюмым, отстранённым и молчаливым! Его ответы — чистый яд. Его отношение к людям — дерьмо. Потому что люди — опухоль Земли. И, если бы не друзья, его вероятнее всего даже бы не замечали и он был бы изгоем или его бы ненавидели и гнобили. Одно из двух… Задумавшись о друзьях, Лэнгдон тихо хмыкнул и начал нервно покусывать губы. Тейт был на распутье. Возвращение домой, возвращение в школу ставило его в то самое положение, которого он отчаянно хотел бы избежать. Он не понимал, каким образом он будет сдерживать скопившуюся внутри него злобу и просачивающуюся даже через его холодный взгляд тьму, что так крепко поселилась внутри него за этот уничтоживший всё светлое внутри него год. Но одно Лэнгдон знал наверняка: рядом с ними ему нельзя выпускать своих демонов. Он не может позволить своей внутренней боли и злобе ранить практически единственных людей, искренне заботившихся и любивших его всю его сознательную жизнь. Нет, этого он определённо не может допустить! И ему не остаётся другого выбора, как надеяться на то, что рядом с ними он вновь сможет вздохнуть полной грудью. Если его не будут окружать те отвратительные люди, с которыми ему против его воли приходилось общаться, и та обстановка, в которой он ежесекундно ломал себя, возможно, ему и правда станет легче? Быть может, всё вернётся на круги своя и он станет тем же весёлым парнем, каким был до этого? «Наивный кретин!», — неприязненно дёрнув плечом и достав из кармана кнопочный телефон, мысленно отругал себя Лэнгдон, прерывая бурный поток непрошенных философских размышлений. Всё изменилось! Он больше не принадлежит себе и не должен тешить себя несбыточными мыслями о друзьях и их преданной дружбе. В его ситуации друзья — это слабость, а он не может позволить себе быть слабым. Вместо мыслей о том, как скрыть от них свою боль, не показать всю внутреннюю тьму, он, наоборот, должен оттолкнуть их от себя как можно дальше! Ранить их настолько сильно, в самое уязвимое место, что это оттолкнёт даже их. Оттолкнёт единственных, кто несомненно будет готов остаться, даже несмотря на то, какой сволочью он стал и как мерзко будет себя вести. Это единственное верное решение. Тейт не может рисковать ещё хоть кем-то. Поставить их на линию огня бок о бок с собой, сделать их мишенью только потому, что они будут рядом с ним, — этого он не может допустить. Он был не в силах защитить свою сестру. Он был не в силах защитить даже себя. Но друзей он несомненно сможет уберечь. Чем меньше у него людей, что будут рядом, тем больше вероятности того, что они будут жить! Он не затащит их за собой в преисподнюю. Он исчерпал лимит своих ошибок, и его самым большим подарком для друзей будет их жизнь. А с одиночеством он справится. Это будет тяжело и больно, но он давно научился блокировать свою боль. Испепелять и гасить внутри себя все эмоции. Становиться гранитной маской, безликой тенью себя прежнего. «Всё что угодно ради их безопасности…» Ведь теперь школа — не просто место, которое ему приходилось терпеть, теперь школа стала его заданием. И это казалось таким откровенным бредом, что Лэнгдон всерьёз стал думать, не начал ли он наконец-то сходить с ума после всего что видел, раз за разом перечитывая полученное сообщение с инструкциями о возвращении в школу и хорошем поведении. Пробраться в собственный дом для Тейта не составило особого труда с его-то приобретёнными за этот год навыками к взлому и грабежу. Вот только свой дом он с трудом узнал. Едва переступив порог, он практически врос ногами в пол, озадаченно оглядываясь, на минуту даже подумав, что перепутал и случайно забрался к соседям. За тот год, что его не было, обстановка в когда-то родном здании поменялась кардинально, и Тейт гадал, откуда едва сводящая концы с концами мать взяла столько денег на ремонт и новую, судя по её винтажному виду, нихера не дешёвую мебель? Ответ на все его мысленные вопросы не заставил себя ждать, явив себя в виде щуплого, худосочного мужчины с битой наперевес, в котором Лэнгдон без особого труда узнал одного из многочисленных любовников матери. Этот хилый задохлик жутко нервировал Тейта ещё в то время, когда у Констанс была с ним короткая интрижка несколько лет назад, и сейчас встретить его в собственном доме было как минимум странно. Особенно когда этот хлюпик с практически боевым воем, вызвавшим одновременно недоумение и язвительную усмешку, попытался напасть на него с битой, мгновенно, с размаху получая этой же битой по башке. Когда из спальни, неуклюже кутаясь в длинный шёлковый халат, выбежала испуганная, растрёпанная мать, на пальце которой сверкало просто до неприличия огромное обручальное кольцо, и пазл в голове Лэнгдона, наконец, сложился окончательно, он даже рассмеялся. Громко, с нотками истерики, с интересом склонив голову слегка набок, разглядывая неуклюже распластавшегося у его ног потерявшего сознание мужчину. Защитничек что надо, ничего не скажешь… Сразу видно — за ним как за каменной стеной. Констанс молодец, зря времени не теряла, охмурила внезапно разбогатевшего мужика стоило только проблемному, бунтующему сыну покинуть отчий дом. Но Тейт, не без злорадного удовлетворения, был уверен: возвращение пасынка для Ларри будет ещё той задачкой на выдержку. Так просто он это не оставит, и очень скоро Ларри Харви взвоет. Из раздумий Тейта вырвал громкий скрип двери и неожиданно встревоженный голос матери. — Тейт, дорогой, пройди, пожалуйста, в кабинет, — нервно поправив идеально уложенную причёску, ласково попросила женщина, с нескрываемым обожанием оглядев сына с головы до ног. С трудом сдержав себя, чтобы в отвращении не дёрнуть плечом от такого ласкового обращения в свой адрес, Тейт, не двинувшись с места, скептически вскинул бровь, безмолвно уставившись на мать, ожидая её объяснений. Так просто он не пошевелит даже пальцем ради этой омерзительной женщины. Констанс озадаченно покосилась на неотрывно следящую за ними секретаршу и, терпеливо вздохнув, прекрасно зная несносный характер сына и его практически ослиное упрямство, растянув губы в широкой, фальшивой улыбке, мягко произнесла: — У мистера Флеминга есть несколько… условий. Прежде чем ты приступишь к обучению. Презрительно хмыкнув, Тейт ловко поднялся со своего места, убирая телефон в карман, и, уже заходя в кабинет директора школы, услышал громкий топот и до боли в сердце знакомый басистый гул из двух голосов. Его губы против воли, сами собой растянулись в широкой улыбке, но она сразу же стёрлась с лица, стоило ему взглянуть на директора школы — Квентина Флеминга. Этот раздражающий, занудный старикашка с внушительной проплешиной на затылке, которую он безрезультатно пытался маскировать при помощи парика, несомненно, был не рад его возвращению. Это выдавал его настороженно-прищуренный взгляд, и нервно подрагивающая верхняя губа покрытая испариной. Директор школы определённо побаивался Лэнгдона, считая, что парень был абсолютно недисциплинирован и непредсказуем. В одну минуту он может безостановочно паясничать и кривляться, доводя его и практически весь преподавательский состав до нервного тика своими ядовитыми шуточками и остротами, а в другую что-то происходит, и — Квентин был уверен — может вырвать его хребет или выколоть глаза. По крайней мере именно это он говорил Тейту в последнюю их недолгую встречу перед его внезапным побегом, и, судя по внешним признакам, своего мнения за этот год он не поменял. Эта мысль очень позабавила Тейта. Потому что постановка фразы матери, когда она звала его в кабинет, ясно дала ему понять, что он уже восстановлен, и что бы ни бубнил сейчас зануда-директор, активно размахивая руками, к занятиям он приступит уже завтра. — Здравствуй, Тейт… — недовольно поджав тонкие морщинистые губы, поприветствовал парня директор, сверля подозрительным взглядом. Тейта так и подмывало резко дёрнуться в сторону мужчины и громко выкрикнуть: «Бу!» чтобы он нагадил в штаны или вовсе сиганул в окно, но юноша предусмотрительно сдерживал эти порывы. Его возвращение в стены школы уже было достаточным наказанием для Квентина. — Ага, здрасьте, — бесцеремонно плюхнувшись на стоящий перед директорским столом широкий стул, растянув губы в ехидной улыбке, кивнул Тейт, лениво потянувшись, разминая затёкшую шею. И, оглядев мужчину внимательным взглядом, с усмешкой спросил: — Отличный парик, директор, новый?! Квентин от этого вопроса поперхнулся воздухом, переведя возмущённый взгляд за спину злорадно ухмыляющегося парня, где словно хозяйка, демонстрирующая непокорного, но очень красивого жеребца, стояла гордо выпрямившаяся Констанс. Ухмылка Тейта стала ещё шире, когда он услышал её тяжёлый вздох. «Это будет весёлый разговор…» — Ничего личного, мистер Флеминг, я просто спутал его с крысой в прошлый раз, — невинно вскинув руки вверх, продолжил издеваться Тейт, думая о том, что за эту выходку мать определённо прочитает ему внушительную нравоучительную лекцию о его поведении и дурном характере. Не забыв упомянуть, что он ему достался от ублюдка-отца, ведь она никогда не позволяла себе такого отвратительного поведения. Хорошо, что ему было откровенно похер на всё, что вылетает из её грязного рта. — Тейт, немедленно прекрати, — дёрнув сына за плечо, злобно зашипела женщина, когда заметила, как он открыл рот, чтобы продолжить паясничать и дерзить. Юноша раздражённо закатил глаза, но в этот раз спорить и препираться с матерью всё же не стал. У него ещё будет много времени, чтобы довести её до состояния, когда она в истерике начнёт вырывать на своей голове волосы, привычно крича о том, что он неблагодарный маленький сучёныш, это Тейт мог себе пообещать. А сейчас, судя по разрастающимся с каждой секундой всё больше и больше голосам за дверью, ему всё же стоит поторопиться и решить все вопросы с директором раньше, чем в кабинет ворвутся два нетерпеливых кретина, за что непременно получат дисциплинарное взыскание и отработку. — О чём вы хотели поговорить? — посмотрев на нервно кусающего губы директора, спросил Тейт, начав раскачиваться на стуле. Судя по выражению лица мужчины, словно секунду назад он проглотил лимон, Лэнгдон понимал, что звук скребущих, то и дело стучащих ножек о паркет его невероятно нервирует, но прекращать это он был не намерен. Око за око. Ведь скрипучий голос Флеминга был столь же неприятен, словно кто-то проводит по стеклу пенопластом, как и стук ножек о пол, но он же терпит. — Что ж, Тейт… — нервно кашлянув, прочищая пересохшее горло, начал Флеминг, взглянув на лежащее перед ним достаточно увесистое личное дело парня. — В связи с тем, что раньше твоя успеваемость была на должном уровне… — Отличник, Квентин, — с напором поправила мужчину Констанс, гордо положив ладони на плечи сына. Этим жестом пытаясь выказать своё непосредственное участие к заслугам парня и остановить его раскачивания. Тейт сразу же неприязненно дёрнул плечами, скидывая с себя руки матери. Его челюсть сжалась с такой силой, что он почувствовал, как на скулах заходили желваки. Ещё пару подобных прикосновений — и он сломает ей руки. Точно сломает! А лучше сразу шею… Одно ловкое, резкое движение кистью, и… — Высший бал практически по всем предметам, — сделав вид, будто руки с плеч сына она убрала, чтобы поправить причёску, нервно хихикнула женщина. — Капитан сборной по плаванию и… — Да-да, верно, — закивал мужчина, суетливо бегая глазами по личному делу Лэнгдона. — Но я не вижу ни одного внеклассного занятия, кроме кружка инженерии, которое Тейт бы посещал до того, как… — …как заболел, — быстро вставила Констанс, издав изящный мелодичный смешок, — её фирменный способ снизить градус конфликта. Тейт, услышав слова матери, не смог подавить язвительного фырканья. Так вот что она наплела про его внезапное исчезновение из города. «Забавно…» — Да, но в психушке я тоже хорошо учился, — с наигранно-восхищённой интонацией стал рассказывать парень, не собираясь подыгрывать матери в этом представлении. Пусть выкручивается самостоятельно, ведь это только её вина, что его жизнь весь год была похожа на ёбаный марафон на выживание. — Там были отличные… — Так что вы говорили, мистер Флеминг? — повысив голос, перебила сына Констанс. — Тейту необходимо записаться на какие-то внеклассные мероприятия? — Да, ему необходимо выбрать несколько дополнительных дисциплин и внеклассных мероприятий, помимо тех, что он уже проходил в прошлом году. Тейт уже хотел возмутиться, напомнив директору, что клубы по интересам на то и клубы по интересам и обязать их посещать он не может, но его предусмотрительно остановили руки матери, сжав его плечи ладонями. Настолько сильно, что он почувствовал, как её ногти болезненно впились в его кожу, наверняка оставив следы в виде полумесяцев. — Так-так-так, Тейт углублённо изучал инженерию, физику и математику. Проходил курс по геометрии, алгебре, тригонометрии, начальному анализу и статистики. Да-а-а, оценки очень неплохие… Заметив, как после этой фразы скривился морщинистый тонкий рот директора, Тейт с трудом подавил желание демонстративно закатить глаза и громко фыркнуть. Судя по всему, Флеминг был бы просто счастлив, если бы его успеваемость была на уровне Марианской впадины, но всё оказалось не так, как хотел директор. Учёба всегда давалась Лэнгдону легко, звёзд с неба он, конечно, не ловил, но и отстающим никогда не был. Его способность быстро анализировать и сопоставлять полученную информацию всегда выручают его в нужный момент. Он отличный наблюдатель, умеющий слушать и главное слышать всё, что ему необходимо. Из-за этого он быстро схватывал практически любую тему, особенно по тем предметам, которые были ему нужны, чтобы поступить в университет на факультет, о котором он грезил с самого детства, играя вместе с отцом в игрушечные самолётики. Но мечты о создании железных птиц он похоронил год назад, и, возможно, в этом году Квентин действительно увидит его падение в бездну. «Возможно…» — О-о-о… — перевернув страницу, удивлённо протянул директор, расширив глаза настолько сильно, что Тейт был уверен: ещё немного — и его глазные яблоки выпадут и покатятся по деревянному столу прямиком в его руки. — Это должно быть ошибка, но… — Дошли до записи с тестом на айкью, директор? — невинно улыбнувшись, провокационно спросил Тейт, но прежде, чем Квентин успел ответить, с усмешкой фыркнул: — Нет, это не ошибка, я дважды проходил этот тест. Сто тридцать шесть! Я очень способный! Квентин озадачено перевёл взгляд сначала на злорадно ухмыляющегося парня, а после — на стоящую за его спиной гордо выпрямившуюся мать, понимающую, что сын специально провоцирует директора школы. И, судя по тому, как быстро шевелились его губы, при этом не издавая ни одного звука, а лицо и шея покрылись красными пятнами, мужчина был совершенно недоволен фактом того, что, мягко говоря, проблемный, бунтующий ученик обладал незаурядным уровнем интеллекта и, несмотря на его поведение и все выходки, действительно хорошо учился. Тейт с почти что брезгливым выражением лица наблюдал, как мужчина раздражённо тряхнул головой, отчего его парик чуть не слетел, и уткнулся носом обратно в его личное дело. И пока Флеминг оставлял свои сальные железы на документах, выискивая хоть что-то, за что можно зацепиться, и определённо вывести его из себя, в груди парня с каждой секундой возрастало одно единственное желание: покурить! Так всегда бывало, когда Лэнгдон слишком много думал или его что-то раздражало. Клубы ароматного дыма всегда успокаивали его, и сейчас ему это как никогда было необходимо, чтобы не сорваться и не придушить голыми руками попусту тратящего его время старикашку. — Ещё в том году Тейт проходил отбор на позицию квотербека в футбольную команду, и, судя по заметкам, тренер Кирхнер был очень заинтересован в нём, даже хотел сделать капитаном команды, но он отказался, думаю, ему стоит… — Исключено, спорт меня совершенно не интересует, — мгновенно перебив директора, встрял Тейт, уверенно качая головой. — Тогда зачем же ты… — Личные причины! Отбор в футбольную команду Тейт проходил лишь с целью позлить задиристого выскочку их потока — Денди Мотта, привыкшего получать всё желаемое на золотом блюдечке с голубой каёмочкой, с которым они враждовали с младших классов, и дать лучшему другу возможность занять место капитана после его отказа. Тейт же совершенно точно не собирался играть за сборную Вестфилдских Росомах. Футбол его никогда не интересовал. Слишком грязная и грубая игра. Он даже не особо вникал во все правила, каждый раз, когда Донован с пеной у рта распинался про какие-то там тактики и стратегии предстоящего матча или отборочных соревнований, слушая его вполуха. — В команду по плаванию ты тоже не намерен возвращаться? — Нет, теперь меня интересует другое, — качнул головой парень, с содроганием представляя, что начнут говорить одноклассники, какие версии предлагать и сплетни распускать по школе, если увидят его в одних плавках. Всё правое плечо и лопатка испещрены глубокими рваными шрамами. Левое плечо несколько раз подстрелено. В боку и на груди тоже несколько продольных зигзагообразных шрамов. Та ещё перспективка… Констанс сильнее надавила на плечи сына, намекая, чтобы он не спорил с директором. Желание переломать её пальцы вспыхнуло с новой силой, но вместо этого, прекрасно зная, что моральная боль причиняет больше страданий, чем физическая, Тейт безразлично поднял на неё холодный взгляд, начиная давно проигранный бой матери в этой бессмысленной, но чертовски увлекательной борьбе. Она никогда не могла переглядеть его, даже когда он был совсем мальчишкой, и это очень его забавляло, ведь она всё ещё пытается это сделать. Пытается надавить! Подчинить его своей власти. Но его обжигающий ледяной стужей взгляд угольно-чёрных, словно сама преисподняя, глаз, не шёл ни в какое сравнение с её светло-карими, тусклыми и давно потерявшими свой прежний блеск. Откровенно говоря, даже сейчас, сидя в кабинете директора школы Лэнгдона забавляло, как сильно Констанс всё ещё пытается подавить его внутреннюю стойкость и силу. Ведь она давным-давно потеряла не то что контроль над ним, но даже его уважение, не то что любовь или хотя бы симпатию. Раньше, когда Тейт был маленьким, он в ней души не чаял, он просто обожал свою мать, практически боготворил и был готов свернуть ради неё горы, подняться на сам Эверест, чтобы заслужить её одобрение и похвалу! Чтобы доказать, что он достоин её любви, что он хороший! Но потом он вырос, поумнел и, к величайшему неудобству помешанной на идеальности матушки, стал видеть её насквозь, что бы она ни пыталась от него скрыть. В один единственный момент, когда он находился в комнате сестры, которую он любил настолько сильно, что не смог бы описать эту всепоглощающую любовь словами, даже прочитав тысячи книг, его по-детски розовые очки не то что слетели с его тёмных глаз — они разбились на мелкие осколки, оставив на его сетчатки глубокие порезы, так же как в тот момент вдребезги разбилось то чёртово зеркало, которым она мучила его сестрёнку. Зеркало, которое он, в то время ещё нескладный, долговязый мальчишка к своей гордости, не раздумывая ни секунды, обрушил на голову пьяной матери, оставив её истекать кровью, пока сам пытался успокоить горестно всхлипывающую, замкнувшуюся в себе Аделаиду, убеждая сестру, что она вовсе не урод, не бракованная, что она его прекрасная, драгоценная красавица. «Как же я тебя ненавижу!» — Что ж, раз посещение спортивных секций не входит в твои планы, вот список всех кружков по интересам нашей школы, — профессионально сделав вид, что не замечает безмолвной борьбы матери и сына, кашлянув, привлекая их внимание к себе, произнёс мужчина и протянул юноше лист. Тейт мгновенно перевёл взгляд с чуть не плачущей матери, понимающей, как сильно он её ненавидит, и вырвал список с внеклассными занятиями из рук директора с такой силой, будто эта бумага была виновата во всех грехах человечества. Быстро пробежав глазами по написанному, парень с трудом подавил раздражённый стон. «Робототехника, хор, оркестр, курс фотошопа, рисование, лепка из глины, столярное дело, стрельба из лука, производство кино, драмкружок, инженерный дизайн, педагогический класс». «Блять!» — ненадолго остановив взгляд на пункте с инженерным дизайном, раздражённо втянув носом воздух, подумал Лэнгдон. Но и этот вариант его совершенно не устраивал. У него нет ни времени, ни желания заниматься всей этой чушью, что он сразу же и решил озвучить: — Это всё чушь, я не буду этим заниматься, — положив лист обратно на стол, уверенно заявил парень, демонстративно скрещивая руки на груди. — Мистер Лэнг… — Я не буду тратить на это своё время, я могу заняться волонтерством, если вам так необходимо, чтобы я участвовал в жизни школы, но драмкружок?! — многозначительно вскинул брови парень, разведя руками и склонив голову в шутовском поклоне. — Я, блять, на клоуна, что ли, похож? — Мистер Лэнгдон, следите за выражениями! — возмущённо воскликнул мужчина, стукнув ладонью по столу, призывая юношу к соблюдению субординации. Тейт на этот выпад лишь презрительно фыркнул, демонстративно отворачиваясь в сторону окна. Он всем своим видом показывал, что не будет принимать в этом участие. Быстрее ад замёрзнет и цепные псы, вырвавшись из его глубин, начнут метить территорию на улицах Лос-Анджелеса, чем он этим будет заниматься. К счастью, Констанс это сразу же поняла. — Мистер Флеминг, быть может, есть что-то ещё? Повисло долгое молчание. Судя по всему, тот факт, что Тейт не намерен посещать ничего, кроме инженерного кружка, в котором был одним из лучших, очень заботил директора, и, очевидно, он был не намерен сдаваться, желая превратить жизнь парня в школе в настоящий ад. С горящими котлами или же привычной ему ледяной стужей, это было не важно. — Констанс, это сложный случай, у Тейта отличные оценки, но это всё меркнет из-за его регулярных прогулов и даже замечаний, очень тонко граничащих с уголовными нарушениями! — Ближе к делу, Квентин! — наконец не выдержала женщина, всегда очень остро реагируя на подобные нелестные высказывания в сторону сына. Тейт довольно усмехнулся. «Наигранно-сдержанная маска матушки слетела, вот теперь начнётся действительно интересная беседа…» — Я его мать и прекрасно знаю, каким несносным Тейт бывает временами. Но ещё я знаю, что он был надеждой всего курса инженерии! Это ведь именно его изобретение, созданное на занятиях, вы выставили как собственность школы?! Квентин от этих слов лихорадочно забегал взглядом по всему кабинету, стараясь не встречаться с прожигающими его глазами Констанс, и Тейт мгновенно всполошился, выпрямляясь. «Моё изобретение?» — И это именно мой сын, заслужил тот патент, за который школа регулярно получает финансовые начисления и поддержку выпускникам от компании, купившей его разработку?! Тейт должен был отдать матери должное. Этой злобной дамочке палец в рот не клади, она его по локоть оттяпает! Он понятия не имел, о чём именно Констанс говорила, какое изобретение имеет в виду, ведь на ежегодный конкурс по инженерии он так и не поехал, потому что свалил из города раньше. Хотя до этого на занятиях и создал несколько незаурядных на его взгляд штуковин, изобретательность которых ограничивалась сугубо школьными конкурсами-талантов, потому что используемые материалы были на уровне песочницы и его творения нуждались в тщательной доработке, но юноша действительно оценил её рвение заткнуть директора. Железной хваткой он пошёл именно в Констанс — это отрицать было бессмысленно. — Ты права, Констанс… — нервно поправив широкий галстук, сбивчиво затараторил Флеминг. — Тейт подаёт большие надежды, но… — Но вы боитесь меня, не так ли? — встрял в их развесёленький спор Лэнгдон, провокационно вскидывая брови. Ему порядком надоел этот бессмысленный разговор, и чем скорее он выведет на эмоции директоры, тем быстрее этот цирк закончится и он будет свободен. Директор удивлённо посмотрел на ехидно ухмыляющегося парня, без стеснения смотревшего на него в упор прожигающем насквозь взглядом, и, прочистив пересохшее горло, нервно забарабанив пальцами по деревянной столешнице, понимая, что Констанс встала на сторону сына, в этот раз обращаясь именно к нему, произнёс: — Тейт, ты прекрасно справился с проверочными тестами, что мы тебе дали, мне очень понравилось твоё сочинение, у тебя настоящий талант к писательству, и я не отказываюсь принять тебя обратно в школу, но прошёл почти год. Если тебе хочется учиться с одноклассниками которых ты знаешь, тебе придётся наверстать упущенный год и… Тейт демонстративно закатил глаза и раздражённо цокнул языком: — Это не проблема… Флеминг на мгновение озадаченно нахмурился, не ожидая подобной реакции парня. Но, вспомнив, что в плане учёбы Лэнгдон никогда не был аутсайдером, сдавшись, с явным напором в голосе продолжил: — Ещё тебе нужно будет сдать экзамен по профориентации — это не тест твоих способностей, он определяет твою заинтересованность, твой багаж знаний, и, разумеется, тебе нужно выбрать что-то из внеклассных занятий. Без них я не могу допустить тебя до занятий. — Список, что вы мне дали, дерьмо собачье! Флеминг не успел возмутиться очередным несдержанным выпадом парня, когда в игру снова вступила Констанс. — Квентин, быть может, есть другие занятия? Как и сказал Тейт, он может заняться волонтёрством, подтягивать отстающих студентов, к примеру? Тейт мысленно скривился от одной лишь перспективы нянчиться с заведомо безнадёжными студентами, уровень интеллектуальных способностей которых находится на уровне прикроватной тумбочки, но на его взгляд даже эта моральная пытка была лучше, чем посещение чёртова драмкружка. Он вполне может вытерпеть несколько идиотов и в перспективе, если найти к ним индивидуальный подход, даже сможет разжевать им пару-тройку тем. Дона и Тристана же ему удавалось как-то подтягивать по учёбе, хотя эти два увальня всегда казались ему безнадёжными кретинами. Но следующие слова директора повергли парня в шок. — В школьную газету требуется редактор, — тяжело вздохнув, сдался директор школы, слегка кивнув умоляюще смотрящей на него Констанс. — На сколько я помню, помимо инженерии, Тейт неплохо разбирается в… — Вы серьёзно? — посмотрев на мужчину как на сумасшедшего, не сдержался Тейт. — Вы хоть представляете, что я выпущу за статью, если вы предоставите мне доступ к школьной газете? Вы бы ещё предложили мне написать прощальную речь для выпускников! — Он согласен, школьная газета именно то, что нужно, мой сын всегда хорошо умел выражать свои мысли при помощи печатного слова. Тейт озадаченно перевёл на мать взгляд, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит? Какое нахер «печатное слово»?! — Вот и договорились. «Пиздец!»