Oceanbound

— Феликс. Феликс, эй. Открой глаза. — Феликс. Эй, я держу тебя. Открой глаза. Кто-то потряс Феликса за плечо. Мальчик слишком устал, чтобы что-то делать. Он не хотел двигаться, он не мог пошевелиться, у него все болело и он так, так, так устал и так, так, так замерз. — Ну же, Феликс. Давай занесем тебя внутрь, буря утихает, а ты истекаешь кровью. Юноша узнал голос, но не мог понять, чей он. Этот кто-то обнял Феликса, и мальчик вздрогнул, так как его бок снова начал гореть. Его подняли с палубы, голоса и шумы вокруг него растворились в небытии. Ноги не доставали до земли, несколько секунд спустя юноша понял, что его куда-то несли. Куда? Он понятия не имел. Собрав оставшуюся силу в кулак, Феликс открыл глаза, и его встретили глаза, намного более грозные, чем море вокруг корабля. Чанбин. Чанбин куда-то нес его. Он был мокрым, как и Феликс, волосы прилипли ко лбу, вода капала на лицо. — Эй, ты проснулся. Мальчик мягко улыбнулся Феликсу, открывая дверь. Глухие шаги, сломавшаяся мачта теперь была не более, чем старым воспоминанием. Еще одна дверь, и нос Феликса наполнился запахом старой бумаги, дерева и чего-то необычного… запахом Чанбина. Парень опустил Феликса на что-то мягкое, прежде чем быстро отвернуться. Юноша открыл глаза шире. Они были не на кухне. Они находились в комнате, которая, как предположил Феликс, принадлежала Чанбину. Каюта сына капитана. И он сидел на матрасе. Нет, он сидел на кровати Чанбина. Сын капитана быстро вернулся и укутал дрожащее тело Феликса теплым одеялом. — Не засыпай пока, хорошо? — М-м. Слова не хотели выходить из его рта. Феликс хотел сказать «да, хорошо», но потерпел неудачу. Ему просто хотелось лечь на мягкий матрас кровати и заснуть, чтобы уйти от боли, страданий, холода и всего остального. Какой-то грохот, корабль снова накренился на левый борт, и Феликс начал наклоняться вместе с ним. Он больше не сопротивлялся движению, он слишком устал, ему было слишком больно. Чанбин встал перед ним на колени, убрал мокрые волосы юноши с лица и, помедлив секунду, нежно обхватил щеки ладонями. Феликс плакал? Он даже не осознавал этого. — Эй, все в порядке, ты в порядке, теперь ты в безопасности. Чанбин мягко смахнул слезу, скатившуюся по щеке Феликса. Его прикосновение было легче ветерка. Юноша пытался перестать дрожать, но не мог. Его пальцы рук и ног начали покалывать. Феликс судорожно вздохнул. Он плакал перед Чанбином. Как неловко. — Ты меня слышишь? Все закончилось, буря проходит, — сказал Чанбин. Феликс кивнул. Действительно ли все закончилось? Юноша искренне на это надеялся. Так и должно быть, буря длилась так долго. Чанбин отпустил щеки Феликса, и, возможно, на короткую секунду мальчик подался вперед, преследуя ушедшее прикосновение и пытаясь еще на миг прижаться к ладоням. Чанбин осторожно поднял руку Феликса, и юноша поморщился, когда боль в боку вспыхнула с новой силой. — Здесь рана, мне нужно ее осмотреть. Голос Чанбина был тихим и мягким, но не слишком тихим, чтобы Феликс его не услышал. — М-м, — пробормотал юноша. Он не хотел двигаться, но он сделал, как сказал ему Чанбин, позволив мальчику просто перемещать его так, как ему потребуется. — Мне нужно, чтобы ты снял рубашку. — Что? — Т-там рана. Мне нужно ее осмотреть. — Ох. Юноша почувствовал, как его щеки слегка покраснели и приобрели розовый оттенок. Почему? Чанбин просто собирался проверить бок, ничего страшного, он бы не смог этого сделать, если бы Феликс был в рубашке. Мальчик развязал бантик на шее и стряхнул одеяло с плеч. Рубашка была мокрой и прилипала к коже, когда он ее снимал. Чанбин не задал вопрос о глубоком шраме на плече Феликса. Вместо этого он наполовину обернул мальчика одеялом, тот все еще дрожал. Феликс был слишком уставшим, слишком замерзшим, слишком измученным, чтобы попытаться прикрыться, но ему было стыдно сидеть полуголым перед другим мальчиком. Почему ему вообще должно быть стыдно? И почему у Чанбина тоже краснели уши? Ах, конечно, здесь холодно, с Чанбина капала вода на ковер. Феликс снова позволил мальчику убрать руку в сторону, ему нужен был доступ к ране. Юноша услышал шипение Чанбина. — Все настолько плохо? — пробормотал Феликс. — Здесь старая рана, и она открылась. Мне нужно зашить ее, она выглядит глубокой. Феликс кивнул, он не был удивлен, но, черт возьми, как же было больно. И будет еще больнее. И он, вероятно, сильно истекал кровью, и теперь, когда он взглянул вниз, он увидел маленький след красных капель, идущий от двери к кровати, на которой он сидел, и лужу, которая образовывалась под ним. Теперь он мог чувствовать это тепло, стекающее по его коже на боку. Господи, ему нужно научиться быть более осторожным. — Прости, что испортил твои простыни, — пробормотал Феликс. Тяжёлый день, бессонная ночь, буря, стресс, тревога — всё наконец взяло верх над ним. Чанбин фыркнул, достав из одного из ящиков рядом с кроватью бутылку какого-то алкоголя и запасную тряпку. Феликс мысленно приготовился к боли, которая вот-вот поглотит его. — Ты ничего не портишь, это не твоя вина. — Я был тем, кто завязывал эти узлы. Феликс всхлипнул. Он причинил вред Чану, он причинил вред себе и, возможно, еще нескольким людям. — Хёнджин был с тобой, это может быть как его вина, так и твоя. К тому же веревки вокруг пушек уже были старые и изношенные, и это не твоя вина, что они в конце концов порвались. Чанбин прижал мокрую ткань к боку Феликса, юноша тут же вскрикнул и попытался отстраниться от боли. Чанбин свободной рукой схватил мальчика покрепче, не позволяя ему ускользнуть. Феликс закрыл глаза, слезы жгли веки, на секунду ему показалось, что он потерял сознание из-за охватившей его пылающей горячей боли. Чанбин быстро прочистил рану или, по крайней мере, попытался это сделать. — Все не так глубоко и плохо, как я думал. — Это хорошо, — зашипел Феликс сквозь стиснутые зубы. Он почувствовал, как горячая слеза скатилась по его щеке, он весь сосредоточился на боли. Наконец, после того, что Феликсу показалось вечностью, Чанбин бросил окровавленную ткань рядом с собой, отпустил руку юноши и схватил несколько бинтов. Он прижал к ране еще одну чистую ткань, а затем снова и снова обернул марлю вокруг туловища Феликса. Было больно, чертовски больно, и юноша даже не заметил, как схватил Чанбина за плечо и сжал его, чтобы убежать от агонии. Чанбин завязал небольшой бантик поверх повязки, прежде чем взять руку Феликса и отвести ее от своего плеча. — Ой, и-извини… — пробормотал юноша, румянец на его щеках стал ещё гуще. — Все в порядке. Чанбин получше натянул одеяло на Феликса. Мальчик дрожал, все еще не отогревшись. — Это просто старая рана, которая немного разошлась, не думаю, что ее придется зашивать, посмотрим завтра утром. Если утром кровь еще будет идти, мы зашьем. Боже, как Феликс ненавидел зашивать раны. Но ох, как мило было то, что Чанбин говорил “мы”. Чанбин наклонился, взял еще одну чистую ткань и накинул ее на колени Феликса. — Просто царапины, ничего страшного. Хотя у тебя останутся несколько жутких синяков. Феликс кивнул. Конечно, у него будет несколько жутких синяков. Он не мог вспомнить ни одного момента на корабле, когда у него не было какой-либо травмы, которая давала знать о себе. «Неотъемлемая часть жизни пирата», — догадался мальчик. Чанбин поднялся на ноги, забрал бутылку и сложил бинты обратно в ящики. Феликс посмотрел на небольшую лужу крови на старых, когда-то белых простынях. Жалкий. Вот кем он был. Остальные пираты были там, работали на износ и отдавали все свои силы, несмотря на то, что шторм и разрывал их на куски, и вот Феликс. Плачет из-за небольшой царапины на боку, не может помочь друзьям и предает всю команду. Причинил вред своему квартирмейстеру, и теперь, вдобавок ко всему, сыну капитана пришлось прийти и спасти его, юноша ничего не мог сделать самостоятельно, не так ли? Жалкий. Феликс сглотнул. Он старался сдержать слезы, ему не хотелось плакать, ему не хотелось выглядеть слабым и жалким перед Чанбином. Если бы перед ним был Чонин, Феликс мог бы высказать все это, но Чанбин? Нет, нет и нет. Он не хотел, чтобы сын капитана думал, что он слабый. Но, тем не менее, еще одна слеза разочарования, печали и боли скатилась по щеке Феликса, и мальчик попытался стереть ее так быстро, чтобы Чанбин не заметил. Но он повернулся как раз вовремя, чтобы снова встретиться с взглядом с юношей, и прежде чем Феликс успел это осознать, мальчик уже стоял на коленях перед ним. Чанбин плотнее натянул одеяло на Феликса, прежде чем снова обхватить его щеки. — Эй, тсс, всё в порядке. О, но Феликс и так знал это, он был здесь, в комнате Чанбина, в безопасности от бури снаружи, в безопасности от всего. В отличие от остальных, и это было проблемой для юноши. Но он же хотел спрятаться от шторма, не так ли? Так почему же это стало проблемой сейчас? — Я знаю, — прошептал Феликс, просто чтобы его голос не дрогнул. — Я… я просто... Смогу ли я когда-нибудь приспособиться? Феликс не мог ничего поделать, ему нужно было избавиться от этого. — Что ты имеешь в виду? — тихо спросил Чанбин, его глаза были полны эмоций, которые Феликс не мог разобрать сквозь слезы. Он надеялся, что это не жалость. — Ты знаешь. Феликс опустил взгляд, ему не хотелось смотреть на Чанбина. Ему нужно как можно скорее закрыть свой рот. — Я просто... Я такой слабый. И это было похоже на прорыв плотины, слезы потекли ручьем, и Феликс закрыл глаза. Чанбин нахмурил брови, видимо, он не понял. — Что значит «слабый»? Феликс, ты совсем не слабый. Юноша прикусил губу, чувствуя, как Чанбин снова вытирает его слезы. — Я просто… Всхлип. — Все просто… Голос Феликса дрогнул. — Я просто не могу делать ничего, как все остальные, — наконец произнес он, заикаясь. — Феликс. Ты — не все остальные. Ты — это ты, и у тебя хорошо получается. Феликс открыл глаза. Взгляд Чанбина был напряженным, глубины океана кружились внутри его радужных оболочек. Тусклый свет комнаты только делал их еще более завораживающими. — Ты не должен делать все, как другие. Феликс, ты — это ты, и ты не слабый. — Но, но… — Никаких но. Ни один человек не может выдержать такие штормы, как сегодня, и не утомиться. И ты был здесь сколько? Чуть больше месяца? Те, кого ты считаешь «остальными», находятся здесь уже много лет, у них уже есть несколько сильных штормов за плечами, и они знают, как действовать. В самом начале они были такими же, как ты. Но никого из них не украли из богатых семей и не посадили на корабль, полный пиратов, как тебя, тебе пришлось всему учиться с нуля и делать это быстро. От тебя нельзя ожидать, что ты все поймешь, как нельзя ожидать этого даже от того, кто здесь год-два. Плавание под парусами — это то, чему можно научиться, только испытав это на собственном опыте. И, насколько я знаю, за тот месяц, что ты здесь, ты прошел через ад, тебе пришлось отдать так много себя, потому что однажды мой отец решил разрушить чужую жизнь снова. Тебе пришлось пережить гораздо больше, чем кому-либо еще за такое короткое время. И я точно знаю, что ты плохо спал, ты имеешь полное право устать. Ты не слабый, Феликс, ты один из самых сильных, если не самый сильный человек, которого я когда-либо знал. Ты не слаб, ты просто согнулся так сильно, что, наконец, сломался. Феликс не знал, что сказать, поэтому просто кивнул и снова всхлипнул. Чанбин смахнул с его щеки еще одну одинокую слезу. Пальцы ног и рук покалывали, тепло медленно возвращалось в тело юноши. Феликс сглотнул комок, подступивший к горлу, и обернул вокруг себя одеяло. Он попытался отвести глаза, но Чанбин был слишком близко, его взгляд был слишком пристальным, чтобы мальчик мог отвернуться. — С-спасибо, — тихо пробормотал он. Было немного неловко, вот так срываться перед Чанбином, но он все равно был благодарен сыну капитана. В конце концов, Феликс ожидал, что он просто пожмет плечами и назовет его слабым, но он был рад, что парень этого не сделал. Чанбин не был жестоким, он всё равно бы этого не сделал. Хотя, возможно, он так и сказал бы, он всегда высказывал свое мнение и не лгал, по крайней мере, это то, что Феликс понял после нескольких недель их… дружбы. — Ты не слабый, запомни это, ладно? Юноша кивнул, Чанбин снова отпустил щеки. Снаружи что-то грохотало, Феликс слышал какие-то крики, но понятия не имел, о чем они говорят. — А теперь я хочу, чтобы ты поспал, завтра утром мы еще раз поговорим и проверим рану. — Но… где ты собираешься спать? — Я разберусь с этим. Чанбин слегка толкнул Феликса в плечо. Юноша слишком устал, чтобы сопротивляться, поэтому он уронил голову на подушки, поморщившись, когда рана дала о себе знать. Было немного страшно от того, как быстро усталость овладела им, когда он закрыл глаза. Но юноша успел услышать слова, которые донеслись до него откуда-то далеко-далеко. — Спокойной ночи, отдыхай. И ты совсем не слабый. *** Глухой шум. Откуда-то сквозь сонную дымку доносились приглушенным звуки. Чайки. Беззаботный смех. Глаза Феликса распахнулись, они медленно привыкали к свету вокруг него. Все еще сонный, он не хотел двигаться, поэтому вместо этого глубже зарылся лицом в мягкую подушку. Но что-то было не так: когда его подушка успела стать такой мягкой? Еще вчера утром было не так комфортно. Или, возможно, это было просто удивительно доброе утро, и его подушка каким-то образом за ночь стала мягче и начала очень приятно пахнуть. Как старые книги, лес, море… Это что-то напоминало Феликсу. Удивительно, что он впервые проснулся раньше Чонина и Джисона. Они не кричали ему на ухо, чтобы он просыпался, не тыкали его нос слишком сильно, чтобы ему было неприятно, или не стаскивали юношу с матраса. Возможно, это было действительно доброе утро, и они решили позволить Феликсу поспать. Да. Но все же, это немного странно. Юноша снова открыл глаза, все еще не привыкший к свету. Каюты экипажа никогда не были такими яркими, не так ли? Неужели вчерашний шторм снес верхнюю палубу или что-то в этом роде? Шторм. Феликс распахнул глаза и сел. Боль в боку снова вспыхнула, заставив его застонать. А потом ахнуть. Потому что его не было в каюте экипажа. Это была не его кровать и не его подушка. Какого черта?! Ах. Блять. Он был в каюте Чанбина. Все, что произошло прошлой ночью, вернулось ему в голову. Хаос, буря, падение вороньего гнезда, пушки, Феликс, наконец, сломался, и Чанбин унес его в свою комнату. Юноша снова почувствовал стыд, чувствуя, как нос и щеки покрываются румянцем. На этот раз он превзошел все ожидания, не так ли? Господи, Чан, наверное, был в ярости, не говоря уже о капитане. Чанбин помогал ему. Это также вернулось в сознание юноши, пронзив его, как молния. Почему? Почему он помог Феликсу и почему он привел его сюда, когда Сынмин был на кухне, помогая раненым членам экипажа? И почему внутренности Феликса вдруг затрепетали? Но, опять же, имело ли это значение? Возможно, Чанбин просто хотел быть вежливым, он видел, что у Феликса не осталось сил ни на что, и для него было безопаснее находиться здесь, чем на палубе, где усталые ноги могли подвести его в любую секунду, отправив в бурлящие воды. Ведь они не хотели его терять, на случай, если Чарльз Ли будет искать сына (правда, Феликс в этом очень сомневался). Но это не могло быть единственной причиной, верно? Чанбин теперь был его другом, друзья помогают друг другу в беде. Громкий стук раздался где-то над головой Феликса, он отвлек его внимание от мыслей к обстановке комнаты. Он лежал на кровати в маленькой нише, одеяло запуталось у его ног. Из угла, в котором он сейчас находился, он мог видеть большую часть комнаты. На стене рядом с Феликсом была пара окон, имитирующих те, что были в капитанской каюте. Тяжелые шторы были небрежно задернуты, позволяя свету просачиваться сквозь щели. Пылинки танцевали на свету, напоминая маленьких фей. Феликс предположил, что за окнами, а точнее, за дверьми с красными стеклами, находится балкон, прямо под капитанским балконом. Он его не видел, но Чонин сказал ему, что он там есть. Юноше хотелось это выяснить, но он не осмеливался встать с кровати, боялся боли и боялся, что Чанбин разозлится, если он начнет совать нос, куда не следует. Рядом с дверьми, на другой стороне комнаты, стоял письменный стол, на нем были разбросаны книги и бумаги. Феликс заметил, что на бумаги пролились черные чернила. Свечи, некоторые почти догоревшие, фонарь. Перед столом стоял табурет, простой деревянный табурет, на котором лежала стопка книг. У стены напротив Феликса, рядом со столом, стоял комод, а рядом огромная полка, заставленная множеством книг. Чанбину очень нравилось читать, не так ли? Мальчик также мог видеть несколько бутылок, свитков бумаги и скопление каких-то фиолетовых кристаллов. Удивительно, но юноша не мог предположить, что Чанбин владеет такими вещами. Возможно, они были ценными, и он мог бы заработать на них хорошие деньги, если бы ему когда-нибудь это потребовалось. Посреди комнаты, перед стеклянными дверьми, стоял диван, спиной к Феликсу, такой же, какой стоял в капитанской каюте, красный с золотым. Напротив дивана стояло кресло, а между ними — сундук, который, как предположил юноша, должен был служить столиком. Там также было несколько книг, свечи и фонарь. Стены были пусты, никаких картин или трофеев, что отличало от обстановки капитанской каюты. Однако цвета были те же самые: красный, золотой и коричневый. У Чанбина тоже была красная ковровая дорожка, но на ней не было никаких пятен, или, по крайней мере, Феликс ничего не мог видеть из своего угла. Какое облегчение. Юноша не мог видеть, что было на стене, ведущей к двери (или, по крайней мере, он предполагал, что дверь там была, поскольку не мог видеть ее из ниши). Может быть, еще книги? Рядом с кроватью стоял небольшая тумбочка с остатками бинтов и свечой. Феликс не видел платяной шкаф, поэтому предположил, что он был у стены, ведущей к двери, или комод служил для хранения одежды Чанбина. В целом комната была гораздо опрятнее, чем у Чана, и меньше по размеру, чем у капитана. Честно, если не считать книг, все выглядело так, как и ожидал Феликс. Это было похоже на Чанбина, если он мог так сказать. Комната даже каким-то образом пахла им, Феликс чувствовал запах соленой воды, книг и дерева. Они излучали тепло и ощущение… дома. Феликс услышал снаружи какие-то крики и задался вопросом, который час. На улице было солнечно, и корабль больше не раскачивался из стороны в сторону, а лишь мирно скрипел. Прошлая ночь действительно была одной из самых ужасных ночей, которые Феликс когда-либо пережил в своей жизни. Даже его похищение не могло сравниться (но ограбление могло). Но юноша выжил, в основном благодаря своим друзьям и Чанбину. Кстати, где были остальные? Все ли остались в живых? Все ли из них в порядке? Знали ли они, что Феликс здесь, или нет?! Юношу охватила волна паники: что, если кто-то погиб?! Он попытался сбросить с себя одеяло и встать, но одно резкое движение заставило его вздрогнуть и застонать от боли. Затем он услышал шелест ткани, бормотание, что-то упало на пол, прежде чем голова Чанбина высунулась из-за спинки дивана. Он быстро вскочил. — Ты проснулся! Голос у него был грубый, немного хриплый после пробуждения. Волосы Чанбина были в беспорядке, черные локоны развевались во всех возможных направлениях. Феликс решил, что он, вероятно, выглядел так же, если не хуже. Потом он также понял, что был без рубашки, и щеки из светло-розовых превратились в малиновые. Чанбин, судя по всему, также понял, что Феликс был полуголый, и кончики его ушей засветились красным. Юноша попытался натянуть одеяло, чтобы прикрыться. — Ты давно проснулся? — пробормотал Чанбин, проведя рукой по волосам, пытаясь немного пригладить кудри. — Н-нет, я проснулся всего минуту назад. — Хорошо. Замечательно. Просто прекрасно. Эм. Чанбин сглотнул, а затем вспомнил, почему Феликс вообще был в его комнате. — Давай посмотрим на твою рану. — Ага. — Ага. Откуда взялось это внезапное напряжение? Или это потому, что Феликс осознавал, что на самом деле он был полуголым перед Чанбином? Но это не должно было быть странным? Так к чему же такая внезапная перемена? Чанбин подошел к Феликсу, взял из прикроватной тумбы бутылку алкоголя и еще одну чистую ткань. Он встал на колени перед мкльчиком, который попытался отодвинуться, чтобы дать Чанбину как можно больше доступа к себе, чтобы не ощущать такой неловкости. Ему это не удалось. — Ты всегда держишь это там? Феликс имел в виду бутылку. Чанбин слегка ухмыльнулся. — Только в экстренных случаях. В экстренных случаях! Ха! Забавно. Как часто у Чанбина возникали подобные экстренные случаи? Или это были «экстренные случаи с головой и сердцем», как говорила мать Феликса, когда он напивался. Юноша вздрогнул и затаил дыхание, когда Чанбин начал нежными пальцами и медленными движениями снимать повязку. Он не хотел причинять Феликсу еще больше боли. Мальчик схватился за край простыни, свисающей с другого плеча, готовясь к еще большим мучениям, но Чанбин был осторожен и не вызвал сильных болезненных ощущений. Феликс вздрогнул, когда Чанбин снял последние слои повязки, марля сдирала засохшую кровь с кожи и раны. — Ночью кровотечение прекратилось. — Слава Богу. Феликс зашипел сквозь зубы, когда Чанбин начал стирать засохшую кровь. Юноша надеялся, что рана не сильно замарала простыни Чанбина, кровь было очень сложно отмыть, этому Феликс уже научился за последние недели. Мальчик закусил губу, чтобы не вздрагивать и не шипеть при каждом прикосновении Чанбина. — Выглядит хорошо, не думаю, что нам придется ее зашивать. — Насколько хорошо может выглядеть рана? Чанбин фыркнул и взял чистую марлю. — Лучше все же перевязать на всякий случай, если ты попытаешься сделать что-то глупое и снова потревожить рану. Легкая улыбка тронула уголки губ Феликса. — Я полагаю, к таким глупостям относятся занятия фехтованием? Было довольно приятно, как рука Чанбина время от времени касалась руки Феликса, когда он снова делал перевязку. В этом было какое-то ощущение комфорта. — К сожалению. Голос Чанбина, возможно, был немного грустным. — В общем, мне нужно держаться подальше от всего, что может потревожить рану? — Это было бы лучшим решением. Чанбин завязал бантик поверх повязки. — Спасибо за диагноз, доктор Со. Чанбин закатил глаза, но Феликс увидел легкую улыбку, играющую на его губах. — Не за что, молодой господин Ли. Не стесняйтесь возвращаться в любое время в случае появления каких-либо симптомов болезни. Чанбин снова положил запасы обратно в тумбу. Феликс был рад тому, что всего несколько недель назад он и Чанбин почти не разговаривали друг с другом, а теперь им было почти комфортно вдвоем. Почти, поскольку между ними все еще существовало какое-то напряжение, Феликс просто не мог точно определить, в чем именно оно заключалось. Чанбин поднялся на ноги и несколько секунд смотрел на юношу, слегка приподняв уголок губ. Феликс выгнул бровь, собираясь спросить, что не так, когда мальчик наклонился вперед и убрал пряди волос с лица Феликса за ухо. — Так-то лучше. Феликс покраснел, конечно, его волосы были в беспорядке, так было всегда. Наступила тишина, они снова некоторое время смотрели друг на друга. Юноша заметил, что Чанбин переместил свой взгляд… вниз, и снова понял, что да, он все еще стоял здесь полуголым. — Ох. Точно. Чанбин быстро развернулся и пошел за угол в ту часть комнаты, которую Феликс еще не видел. Он открыл дверь, ах, естественно, там был гардероб Чанбина, как и догадывался Феликс, но подождите… нет… Чанбин протянул юноше что-то, что, как он предположил, было белой рубашкой. — Нет, подожди, тебе не обязательно, я могу просто взять одну из трюма… — Просто возьми, мне это не нужно. Чанбин настаивал. — Нет, серьезно. Феликс поднял руки на уровень груди, защищаясь. — Я серьезно. У меня их около сотни, просто возьми. Феликс взглянул на рубашку, а затем на Чанбина. Конечно, у него были и другие рубашки, не только бледно-лиловая, но они все лежали в каюте экипажа, а мальчик был в комнате Чанбина, и ему не нравилась идея бегать голышом по палубе, когда все смотрят. Феликс взглянул на Чанбина, в его грозные глаза, скрывающие внутри себя маленькие океаны. Вздохнув, он взял рубашку. — Хорошо, хорошо, я верну, когда постираю лавандовую. Феликс предпочитал бледно-лиловую другим своим рубашкам, две были сделаны из какой-то колючей ткани, лавандовая была мягкой. Юноша сбросил с себя одеяло и быстро натянул рубашку. Пахло чистотой, пахло старой бумагой, книгами и красным деревом. Пахло Чанбином. Боже мой. Рубашка была слишком велика для Феликса и странно висела на его фигуре, но он не особо возражал. Юноша старательно завязал веревочки на небольшой бантик. Еще одна рубашка в стиле поэта, о да. Ткань была мягкой, совершенно не изношенной, поэтому Феликс предположил, что Чанбин не так уж часто носил эту рубашку. Он заправил подол в штаны и повернулся, чтобы взглянуть на Чанбина. Мальчик смотрел на него с каким-то мечтательным выражением лица. — Ох. Хм. Извини за беспорядок. Феликс заметил, что немного крови действительно просочилось сквозь повязку на простыни кровати Чанбина. Казалось, это отвлекло собеседника от полета в облаках. — Не обращай внимания, это не самое худшее состояние, в котором я видел эту кровать. — Без подробностей, пожалуйста. На губах Чанбина появилась легкая ухмылка. Феликсу не хотелось думать, из-за чего кровать выглядела хуже, чем сейчас (хотя сейчас на ней было не так уж много крови). Юноша догадался, что шрамы Чанбина как-то связаны с этим. Скорее всего. — И спасибо тебе, Чанбин. Феликс заметил, что Чанбин собирался что-то сказать, и, зная его, это было бы что-то вроде «без проблем, ничего страшного, все в порядке». — Нет, я имею в виду правда, спасибо. За то, что не оставил меня одного. Я был растерян. Голос Феликса затих к концу. На ушах Чанбина появился красный румянец. — Все в порядке, держу пари, что ты сделал бы для меня то же самое. И Чанбин был прав, Феликс бы так и сделал. Это мог быть кто угодно на корабле, юноша постарался бы помочь изо всех сил. — И каждое мое слово, сказанное тебе вчера вечером, было искренним. Каждое из них. Так что не расстраивайся из-за того, что не смог продержаться до конца, — добавил Чанбин, немного неловко одергивая подол своей рубашки. Феликс сглотнул и кивнул. Он действительно не знал, что сказать. Он помнил, что сказал ему Чанбин, хотя и смутно. Он также мог вспомнить, что плакал, когда Чанбин разговаривал с ним. — Пойдём, я уверен, что остальные ищут нас, думаю, уже полдень. Чанбин кивнул в сторону угла, значит, дверь, вероятно, была там. Феликс кивнул, его желудок скрутило, они, вероятно, уже пропустили завтрак. Юноша свернул за угол и увидел шкаф, довольно большой, а рядом зеркало и дверь, ведущую в коридор. Феликс должен был просто проследовать за Чанбином, он уже был у двери, но зеркало привлекло внимание мальчика. Феликс был поражен своим отражением. Он был не похож на себя. Нисколько. Феликс не смотрелся в зеркало с тех пор, как его похитили, и человек, смотрящий на него в ответ, был для него почти неузнаваем. Его волосы стали немного длиннее и падали на глаза, и Феликсу пришлось убрать пряди. Маленькие веснушки, усеивающие его щеки и нос, стали более заметными, чем когда-либо, его кожа приобрела более глубокий золотистый оттенок, элита Лондона вздрогнула бы при его виде. Округлость его щек исчезла, черты лица стали гораздо острее и отчетливее. Под глазами были видны темные круги. Шрам на лбу, еще один на скуле, еще один на линии подбородка. Феликс не выглядел радостным, он не улыбался, он выглядел немного огорченным, немного испуганным, немного уставшим. Но все же немного довольным. Как будто он был именно там, где должен был быть. Нежность исчезла и из его глаз, и это пугало Феликса больше всего. Раньше они имели мягкий оттенок коричневого, теперь они были намного темнее. Юноша видел в них боль, тоску, опыт, зрелость. Счастье. Свободу. Чем-то его собственные глаза напоминали ему глаза Чана, у них был похожий оттенок, легкая грусть, и Феликс наконец понял. Он понял, что Чан видел слишком много для своего возраста. В конце концов, глаза были зеркалом души. — Ты в порядке? Чанбин стоял рядом с Феликсом и тоже смотрел в зеркало. — Ага, — прошептал Феликс. Был ли он в порядке? Юноша не был до конца уверен. Его глаза встретились с глазами Чанбина через зеркало, и каким-то образом тепло распространилось по нему, зажгло огонь внутри, щекоча кончики его пальцев. Да, с Феликсом все было в порядке. Мальчик снова взглянул на свое отражение и обнаружил, что улыбается. Не полностью, скорее небольшой изгиб уголка губ, взгляд нежный, граничащий с мягким. Он вновь стал больше похож на себя, немного мягче, немного свободнее, и почему? Сердце Феликса пропустило удар.