---
Мапп чувствует, что бледнеет в лице, когда кто-то из присутствующих в разговоре упоминает то, что Винтур уже почти на месте. Он никогда не видел её лично, и как назло ебучий Курсед опаздывает, сваливая на него всю ответственную работу. Неужели ему придётся самому приветствовать столь важного гостя? А что она подумает о самом Курседе, когда вместо хозяина вечера её будет встречать его ассистент? Нет, это конец с нулевой. Дальше можно даже не стараться, заголовок в духе «Зазнавшийся выскочка из Соединённых Штатов не смог покорить азиатский мир моды» уже украшает первую страницу нового выпуска «QQE». Мапп достаёт телефон из кармана брюк, выискивая в контактах нужный номер, долго слушая противные гудки, пока наконец трубку на том конце не соизволили поднять. — Только не говори, что ты опаздываешь, — говорит тихо, но раздражённо, поворачиваясь спиной к большому скоплению гостей, беседующих между собой и пьющих уже четвёртую разлитую бутылку шампанского — хорошо, что они запаслись им, иначе чем ещё развлекать всех этих разряжённых чудил Мапп в душе не ебал. — Тогда мне лучше сбросить вызов, — доносится расслабленный голос, и парень слышит, как хлопает входная дверь. — Ты что, ещё не выехал даже!? — Мур, не могу говорить, — Курсед, по всей видимости, выходит на улицу, прыгая в машину такси. — Не ругайся, скоро буду. Она там? — Ещё нет, — бегло оглядывает украшенное помещение и его гостей, цедя сквозь зубы, прежде чем сбросить вызов. — Молись, чтобы успеть раньше неё. Однако, около входа в здание быстро начинается какая-то возня — люди буквально прилипают к окнам, как бы невзначай занимая места в первых рядах, кто-то тихо перешёптывается, прикрывая ладонями рты и оглядываясь по сторонам, несколько охранников выходят наружу, протискиваясь сквозь нарядную толпу. В момент, когда зал, как единый организм, на секунду замирает, вслушиваясь в звуки на улице, Мапп понимает — она уже здесь. Когда помещение тонет в тишине, Винтур входит внутрь. Женщина в белом струящемся платье пересекает порог, и её тут же сносит волна из охающих человеческих тел. Парень делает очередной глоток шампанского, натягивая на лицо самую доброжелательную улыбку, на которую только способен в такой нервной ситуации, протяжно выдыхая и судорожно печатая сообщение Курседу, чтобы уже не торопился, а Торопился, срываясь на бег. Но тот шлёт уродские стикеры, уверяя, что всё будет в порядке. Мапп раздражённо блокирует телефон, допивая алкоголь до дна — придётся ему заменять хозяина вечера и знакомиться с железной леди в одиночку. Сказать по правде, это первый раз, когда парень видит Винтур так близко, и вживую она ещё более невероятная, чем о ней говорят. Не смотря на возраст, на её лице совсем не было линий морщин, глаза светились мелкой россыпью бриллиантовой крошки, а скулы буквально рвали воздух на части. Мапп сглотнул, поправляя галстук на шее, чуть ослабляя узел — даже не подходя близко он чувствовал этот лёгкий шлейф духов, безошибочно определяя ноты Chanel, в белом платье-рубашка со сдержанным принтом на всей длине. Во всей этой суматохе, Мапп совсем упускает из виду то, что приехала женщина далеко не одна, но к моменту, когда он всё же решается подойти и поприветствовать её, трое мужчин теряются в густой толпе. — Здравствуйте, мадам, — парень глубоко кивает головой, радуясь, что волосы, зафиксированные лаком, не спали на лицо. — Рад видеть Вас на этом вечере. Меня зовут Мапп, я являюсь главным ассистентом Курседа, по совместительству главного кутюрье «thousand.cursed.enemies», к сожалению господина Курседа ещё нет на месте, но он будет с минуты на минуту! — Не стоит, господин Мапп, — к удивлению парня, женщина не высказывает недовольства, лишь мягко улыбается, снимая бокал с пузырящимся шампанским с подноса мигом подлетевшего официанта. — Я уверена, неотложные обстоятельства вынудили господина Курседа отлучиться, — делает небольшой глоток, едва смакуя вкус алкоголя на губах — мелко кивает головой, как бы говоря «не о чем беспокоиться», но Мапп всё равно задерживает дыхание, лишь бы ничего не испортить. — В любом случае, прошу меня простить, но мне нужно поприветствовать приглашённых гостей до того, когда их внимание будет всецело украдено хозяином вечера. — Наслаждайтесь вечером, отборным алкоголем и приятной музыкой, — тараторит на выдохе, неловко запинаясь о воздух — такая неуверенность явно веселит холодную леди, что даже пропускает тихий смешок, прикрываясь ладонью. Мапп улыбается в ответ, сильнее прижимая к груди рабочую планшетку. — Если Вам что-нибудь понадобится, я всегда рядом. — Безусловно. Женщина уходит, плавно втекая в поток шумных гостей, позволяя парню выдохнуть. Мапп испускает длинное «фух», достаёт телефон и устремляется к выходу, строча сообщение за сообщением своему непутёвому начальству.---
Акума очень быстро теряет Вилайна, который буквально растворяется в воздухе, как только получает свой фужер. Оставшись один, парень медленно идёт вдоль стены в сторону окна, обращая внимание на подготовленные декорации — кто-то же должен оценить работу мастеров по комнатному дизайну, всем остальным гостям, кажется, на это всё равно. В слабом рассеянном свете бликуют чёрные уголки рамок, где на глянцевых фотографиях блистали модели, одетые в одежду этого бренда: красный и чёрный, красно-чёрный, цветки лилий и глазки — и всё повторяется из раза в раз, из коллекции в коллекцию. Акума останавливается напротив одной из них, вглядываясь внимательнее — такой консерватизм пусть и выглядел скучно, но был похвален, как твид у Сhanel или барочный принт у Versace. Парень поджимает губы, ловя себя на мысли, что замер аккурат напротив фотографии с показа женского нижнего белья — делает глоток прохладного вина, двигаясь дальше. Он бы мог надеть такое. Ради интереса. Ради прикола. Акума пожимает руку очередному мужчине в костюме, обращая внимание за блестящие запонки, украшающие строгую белую рубашку ― чёрный оникс в оправе из розового золота. Таких вечеров на его памяти было много, но их роднит не только шампанское в длинных фужерах и строгие костюмы присутствующих — давящая атмосфера буквально липнет на тело сверху, как большое желе, в котором рано или поздно начинаешь задыхаться. Поэтому в холле всегда открыты окна — духота съедает воздух большими ложками, а душнилы с пластиковыми улыбками на лицах ей охотно помогают. Когда Акума видит свою мать, свободно плавающую во всем этом согнанном сброде с приглашениями во внутренних карманах, он искренне удивляется — как та вообще держится, здоровается со всеми и ведёт непродолжительные беседы. Она даже выглядит счастливой, но, скорее всего, так просто падает освещение. Парень делает ещё один глоток алкогольных пузырьков, присаживаясь на низкий пуфик у окна, незаметно ослабляя галстук — а сам он, видимо, не создан для такого. Вилайн тихо смеётся, окружённый компанией девушек, что охотно подыгрывают ему. Почему подыгрывают? — Акума уверен, что его шутки не смешнее комнаты с изогнутыми зеркалами — только умалишённый будет всерьёз смеяться с них. Но, бросая очередной взгляд в сторону друга, укол зависти всё же пронзает железную броню безразличия — ему бы тоже хотелось, совсем чуть-чуть, но так же непринуждённо болтаться в воздухе, заводя пресные разговоры и сухие знакомства, но что-то внутри действует как замок, сковывая тело цепями — то ли такое ненавистное воспитание, то ли эта ебучая фамилия в паспорте. Иногда Акуме кажется, что родители обрекли его на одинокую жизнь до конца своих дней — многие хотят дружить с Акумой, но с господином Винтуром хотят только иметь знакомство. И это бесит. Парень вздыхает, делая ещё один глоток почти выдохшегося шампанского ― пузырьки больше не ударяют в нос, а оставляют лишь оттенок сладости на языке. Парень слегка приподнимает бокал вверх, прикрывая один глаз ― сквозь мутное стекло виднеется женский силуэт в пыльно розовом платье. Девушка словно тонет в слабом алкоголе, безвольно оказываясь на дне фужера.---
Мур ловит его на входе, не скрывая своего раздражения, быстро объясняя что-то, во что Курсед даже не вслушивается. — А ты не изменяешь себе — мог хотя бы день проходить без этой траурной маски на лице, — улыбается, легко ударяя парня в плечо, и Мапп понимает, что тот уже навеселе. — Судя по всему, я пропустил официальное открытие? — забирает нетронутый фужер из чужих рук, тут же делая большой глоток пузырящегося шампанского. — Придётся догонять. Ему, в общем-то, всё равно — он улыбается, за один глоток осушая поданный другом фужер, тут же забывая имена всех людей, которых обязан поприветствовать, и тех, кого лучше обойти стороной. Курсед кивает, проходя в зал — глупый, глупый Мур не знает, что все собравшиеся здесь — всего лишь марионетки, готовые плясать от рук любого кукловода. Сейчас на его месте стоит эта благоговейная Винтур, но всё ещё можно изменить, верно? Холл оказывается до краёв заполнен какими-то людьми, большую часть из которых Курсед видит впервые. Он быстро отрывается от Мура, оставляя того где-то позади, забирая у официанта второй холодный фужер — щурит глаза, пытаясь во всей пёстрой массе сена найти эту тонкую иголку, но замечает нечто, тут же забирающее всё его внимание. — Мне кажется, или Вы изрядно напряжены? — говорит, внезапно оказываясь за спиной у растерянной девушки. Та оборачивается, смиряя взглядом подошедшего парня, и её взгляд тут же наполняется безразличием, которое та плохо скрывает за пластиковой вежливостью. — Можете расслабиться, и я, как организатор вечера, приму это за комплимент. — Рада знакомству, — чуть кивает головой, прикрывая глаза и Курседу кажется, он медленно, но влюбляется в эту тонкую белую шею и отливающие голубым металлом, стекающие вниз шёлковые нити волос. Ах, как же на свете много прекрасных женщин — и как многих он ещё не успел рассмотреть вблизи. — Мистер Курсед. — Вы не поверите, — продолжает улыбаться, оголяя ряд верхних зубов. — Но я рад намного больше. — примыкает губами к краю фужера, делая неприлично большой глоток — сколько бы не проходило времени, а Veuve Clicquot всё ещё лучший выбор для таких вечеров. — Простите мне мою наглость, но почему же я ни разу не встречал Вас на просторах этого мира? — слегка приклоняется, совершенно бесстыдно рассматривая лицо напротив — такое отстранённое и ледяное, было в нём что-то загадочное, от чего нечто в животе переворачивалось несколько раз. — Но, если быть честным, любое ожидание стоит этой встречи. — Извините, но видимо, Вам придётся встать в очередь. — И кто же украл у меня такой бриллиант прямо из-под носа? — Рад встретить Вас снова, — совсем рядом раздаётся мужской голос и Курсед мысленно закатывает глаза, разочарованно цокая. — Надеюсь, Вы уже успели познакомиться с моей женой. — Не знал, что вы помолвлены, — ему даже не приходится смотреть на подошедшего, чтобы понять кто это — Шигитори он узнает по голосу даже если оглохнет, и оказывается прав — через мгновение рядом с девушкой оказывается высокий парень в строгом чёрном костюме с логотипом собственного дома в виде небольшой броши на лацкане пиджака. Только сейчас Курсед обратил внимание на тонкую линию металла на женском безымянном пальце. Улыбка так и приклеивается к лицу — и как он мог не заметить, такую ошибку Мур бы ему точно не простил. — Поздравляю и спешу откланяться, мне нужно поприветствовать всех гостей. Курсед пожимает Шигитори руку, замечая тонкие царапинки на пальцах, неумело заклеенные пластырем, чуть кланяется Лере и уходит, не сильно расстроившись. Она, конечно, женщина красивая, но не настолько, чтобы жертвовать собой и напрягаться. Тем более что впереди показалась ровная, натянутая спина — Курсед машинально расправляет плечи, прочищая лёгкие. Игра начнётся прямо сейчас.---
Вилайн делает вид, что они незнакомы, проходя мимо друга, держа под руку девушку в белом платье — та смеётся, прикрывая рот рукой, аккуратно сжимая пальцами в перчатке чужое предплечье. И Акума даже немного, но благодарен ему — сейчас, во всем этом гуле пустых разговоров, ему хотелось простого — тишины. А ещё никотина — сигареты одиноко лежали в сумке, оставленной на заднем сиденье машины, и эта мысль не давала ему покоя уже добрых десять минут. Пальцы то и дело нервно стучали по холодному стеклу, а кровь, лишённая табака, ползла так медленно, что можно было почувствовать её сквозь тонкие стенки вен. Официанты начинают выносить креплёные красные вина, и Акума допивает выдохшееся шампанское, оставляя фужер на столике рядом. Стыдно признаться, но это единственное, что парень знает о хозяине вечера — то, что он большой любитель вина. Ни марки, ни название виноградников он конечно не знает, как и предпочитаемый год и страну. Только то, что кутюрье пьёт вино — прочитал в краткой сводке, что лежала на столе сегодня утром. Остальное его не особо волновало, но сейчас, смотря на большую толпу собравшихся гостей, парень думает, что хотя бы ещё несколько строчек прочитать не помешало бы — множество людей проходят мимо него, здороваясь и пытаясь завести с ним диалог, а он даже понятия не имеет кто перед ним. Будет неловко, если один из этих мужчин с седыми залысинами на макушке и есть глава модного дома. Акума бы с удовольствием поиграл в приставку, полежал на кровати или полистал бы мангу, купленную вчера в книжном, но вместо этого он оказывается окружён всей этой богемой, начиная от модельеров, приглашённых специально для скорого показа, заканчивая предпринимателями, на чьи деньги это всё проводится. И все они, жужжа словно пчёлы, окружили его мать, в надежде получить хотя бы строчку в её журнале. Акума закатывает глаза, допивая шампанское последним глотком ― как жаль, что на неё это не действует. Чтобы растопить сердце этой ледяной леди нужен огнемёт, не меньше. И пока это удалось всего одному человеку ― Акума замечает, что, пожав руку японскому коллеге, отец направляется в его сторону, минуя кружок из тихо хохочущих дам с сумочками от Ральф Лорен. Когда-то давно они были у него в гостях, когда мать ещё только стала госпожой Винтур, но единственное, что маленький Акума запомнил из того дня ― оранжевый порше на парковке перед домом. Сейчас, вероятно, Ральф владеет уже не одним.---
Курсед какое-то время смотрит на неё издалека, подмечая, что для своих лет Винтур выглядит на все сто и даже не скажешь, что у неё уже есть дети: уложенные чёрные волосы едва касались плеч, смольным водопадом скрывая тонкую бледную шею, платье, идеально сидящее по фигуре, казалось воздушным, но при этом сдержанным, как медленно стекающий от жары зефир. Едва заметная ямочка на подбородке, глубоко посаженные глаза с острым веером чёрных ресниц, нос с горбинкой и почти мучная белизна кожи — всё это казалось знакомым, настолько, что Курсед невольно опустил брови, пытаясь вспомнить, где именно пересекался с этим человеком. Но ничего в дырявой памяти попросту не было — скорее всего во всём виноват тот журнал, который он листал на досуге, обновляя свои знания о семейке Винтур. Если бы ему встретилась такая женщина — не занудно серьёзная, мысленно всё ещё живущая в прошлом веке, а эффектная, способная притянуть к себе взгляд прямо с порога, что невозможно оторвать, сколько ни старайся, с такими же тёмными волосами и лёгкой тонкой улыбкой, что мадам Винтур дарила какому-то собеседнику, уже полысевшему, с шампанским в руке — то Курсед ни за что не пропустил бы её. Только если бы ей не было под сорок. Ни за что. Парень допивает алкоголь, быстро мотая головой и бегло приводя в порядок волосы. Ставит пустой фужер на столик, забирая с него полный бокал любимого полусладкого, поправляет рукава рубашки, проверяя сияющие камни запанков. Учтиво извиняется, когда проходит мимо группы людей, огибая их и направляясь прямо к цели — женщина, словно почувствовав на себе непрошенный взгляд, оборачивается в пол оборота, глазами цепляя фигуру хозяина вечера, говорит что-то мужчине рядом и тот спешит удалиться, забирая с собой второй наполненный фужер, тут же находя новую компанию. — Мадам, разрешите отвлечь вас на пару минут, — Курсед клонит голову, приветствуя женщину, что сдержанно кивает в ответ, протягивая руку в чёрной сетчатой митенке. Парень аккуратно берёт поданную ладонь, совсем невесомо касаясь её губами, чувствуя, как колется тёмный фатин в некрупную мушку. — Только если на пару, — мадам Винтур расплывается в улыбке, делая несколько шагов от столика с шампанским, увлекая Курседа в неспешную прогулку по заполненному людьми залу. Их тут же начинают обходить стороной, расползаясь группами по углам — хозяин вечера и мадонна мира журналистики, никому не хотелось бы попасть в это радиационное поле, что так и искрило скрытым напряжением. — Я много слышал о Вас, — говорит, улыбаясь так искусственно, как не выглядят пластиковые цветы в магазине сувениров — в его словах ни капли правды или интереса, исключительно рабочие формальности, которые он, по правде, в хуй не ставил, но сейчас, стоя бок о бок с женщиной, что даже не удостоила его прямым взглядом, Курсед старался быть вежливым ровно на столько, насколько умел. — Но не думал, что все это окажется ложью. В жизни вы ещё более роскошна, чем о вас говорят. — Ох, перестаньте, а то мой муж будет ревновать, — Винтур совершенно свободно чувствует себя в этом зале, в этой стране, в этом теле, дрогая плечами в такт своим словам, плавно качая головой. Но всё так же не смотрит прямо, успевая улыбаться проходящим мимо мужчинам и женщинам. — О, да ваш муж счастливчик, — Курсед обгоняет её на пол шага, буквально заставляя остановиться. — Могу ли я пожать ему руку? — Он вон там. Уводит взгляд в сторону легко поднятой руки, замечая мужчину в строгом костюме и замирает, теряя контроль над телом, которое буквально приклеилось к полу. Ноги и руки в момент наливаются горячим свинцом и держать бокал становится в сотню раз тяжелее — кажется, что ещё секунда и он разлетится в дребезги. И бокал, и Курсед вместе с ним. Парень прочищает горло, выгоняя застрявший там ком, и вновь натянуто улыбается — с другого конца зала, сквозь толпу приглашённых Муром людей, на него смотрели те самые зелёные глаза, что ещё вчера пьяно блестели под удары клубной музыки, а сегодня учтиво беседовали с мужем Винтур. — Разговаривает с нашим сыном. Мир окончательно и бесповоротно теряет краски, становясь серым, и тут же рушится, разбиваясь на осколки. Курсед пропускает тихий нервный смешок — по всей видимости, вчера он чуть не выебал сына Винтур. И сейчас этот парень приближался к ним, спокойно плавая в этом богемном аквариуме. — Рад встрече, господин, — Курсед жмёт руку Винтуру старшему, слегка приклоняя голову, лишь бы не смотреть на его сына, что стоял подле них, вертя бокал с бордово-красным вином на дне. — Наконец, мы познакомились с Вами лично. — Взаимно, — отвечает мужчина, бросая взгляд на жену, что довольно улыбалась, слегка щуря подведённые глаза. — Сказать по правде, я совсем ничего не понимаю во всем этом, — обводит рукой помещение, охватывая всех гостей разом. — Во всей этой высокой моде. Но это нравится моей жене, поэтому, я не мог не приехать. Курсед натурально давится воздухом, когда на этих словах парень напротив него закатывает глаза — на секунду весь свет гаснет, вместо ламп появляются разноцветные софиты и музыка бьёт по ушам. Да, это он. Один в один. — Ах, не обращайте внимания. Мой муж такой льстец, — Винтур тихо смеётся, прикрываясь ладонью, своим голосом руша выстроенные в голове декорации: на её сыне вместо свободной белой футболки и штанов — классический костюм песочного цвета, на котором ярко контрастируют уложенные тёмные волосы, что лишь слегка касаются кончиками плеч. — Что ж, должна ли я оставить мужчин наедине? — Думаю, мне стоит украсть свою жену, раз уж у неё выдалась свободная минутка, — говорит Винтур старший и Курсед внутренне скрещивает пальцы, чтобы вместе с ними ушёл и их сынок, что совсем бесстыдно смирял его взглядом, чуть клоня голову в бок. — Хорошего вечера, — отвечает, не имея под фразой «хорошего вечера» ничего конкретного, проводя рукой по крашенным волосам, чтобы ненароком проверить горят ли щёки, которые так некстати начинает жечь. — Надеюсь, нам ещё удастся увидится. — Обязательно, — женщина чуть приподнимает голову, цепляясь ладонью за согнутую руку мужа. — И я надеюсь, Вы окажите нам такой же радушный приём. — Несомненно, — произносит удаляющимся спинам, которые тут же увлекают в другой разговор. Курсед поворачивает голову в сторону парня, что смотрел на него в ответ, явно ожидая, что же тот скажет. А сказать Курсед хотел много чего: от банального «охуеть», до тупого «а мы нигде не встречались ранее?». Прочищает горло, тихо выдыхая весь воздух через нос, и улыбается, чувствуя, что щека, по которой прилетело прошлой ночью, всё ещё болит. — Кажется, в прошлый раз мы поняли друг друга не правильно. — Думаешь? — парень в ответ улыбается ещё шире, вальяжно прокручивая алкоголь в бокале, делая один невесомый глоток, такой, что лишь слегка смачивает губы — Курсед замечает эти рубиновые капли, но не замечает, как быстро они снова переходят на ты. — А мне показалось, только ты понял меня не правильно. Я понял все досконально — ты хотел выебать меня, — делает паузу, оглядывая стоящего рядом Курседа с головы до ног, щуря глаза. — И у тебя это не получилось. Его лицо серьёзное, собранное, словно перед Курседом стоит не молодой парень, а великовозрастный старик, с зализанными по бокам волосами и галстуком почти под самой шеей. Одна рука убрана назад, вторая — держит фужер с розоватым шампанским. А глаза сияют, прямо как в аниме. И Курсед не может не затаить дыхание, ловя каждый блик в зелёных изгибах круглой радужки, уже не замечая ничего вокруг, кроме тёмной окантовки, что светлеет, пробираясь к зрачку. — У всех бывают плохие дни, — отвечает по инерции, пожимая плечами, но тут же осекается — он даже не узнал его имени, но если его мать узнает о вчерашнем — начнётся настоящий скандал, замять который будет в сотни и тысячи раз сложнее, чем прошлые сплетни про секс с манекенщицами. Тут даже Мур не поможет — а ведь он ещё об этом не знает. ― Не думал, что такие как ты ходят в такие клубы. ― Такие как я? ― парень гнёт одну бровь, скептически оглядывая Курседа в ответ. ― Шайка былой аристократии. Мур называет вас «англичанишками». ― Мой прадед был французом. ― А мой — рабочим шахты в стране мечтателей. Вот и познакомились. ― пытается перевести всё в шутку, даже протягивая руку для рукопожатия, но по чужому лицу понятно, что она не очень удачная, из-за чего ладонь приходится опустить. ― И все же, я хотел извиниться. Вышло не круто, сорян. — Ты тоже извини меня, — парень поправляет свободно облегающие запястье часы, в которых Курсед без ошибочно узнаёт Hublot. Хлопает модельера по плечу, невесомо, почти не задевая ткань накинутого пиджака и уходит, бросая из-за спины. — За то, что я не принимаю твои извинения, господин Курсед. Он уходит, явно давая понять. Что между ними — непреодолимая стена, выстроенная из кирпичей презрения, смазанных обоюдным пренебрежением. Но это ёбаное «господин Курсед», которым парень одаривает его напоследок, заставляет дрожать и ёкать то, что дрожать и ёкать не должно совсем. Курсед хмыкает, растягивая улыбку с одной стороны. — Чёртов англичанишка.---
— Как тебе вечер? ― глубокий мужской голос сотрясает тишину салона, как только машина отъезжает от заведения. Акума машинально смотрит на отца в небольшое зеркало, снова отвлекаясь на руку Вилайна, что щипала его под локоть. — Все прошло лучше, чем я ожидала. — У него есть шансы? — Никаких, — женщина пропускает тихий сдержанный смешок, прикрываясь рукой. Она делает пометки у себя в телефоне, тут же строча смски менеджеру, что остался присматривать за издательством в Англии. — Я встретила тех молодых дизайнеров из K&J, они всё такие же хорошие молодые люди, думаю, их коллекция в этом году нас поразит, — бросает взгляд в зеркало, осматривая парней на заднем сидении, что растеклись усталой лужей, толкая друг друга руками. — Мальчики, что насчёт вас? Как вам этот человек по имени Курсед? — Он? — Акума замирает, действительно задумываясь, слегка щуря глаза. Однако в голове всплывает отнюдь не образ с сегодняшнего званного ужина, а тот самый парень, что слегка растрёпанный, пропахший виски, вертел чёрной карточкой около его носа. — Я думаю, он чудак. — Мы все по своему чудаки, ― смеётся отец, поднимая уставшие глаза всё в то же зеркало. — Нет, он прям король среди чудаков.---
Курсед смотрит в экран телефона, сверяя сообщение и надпись на вывеске перед ним ― всё идеально сходится, настолько, что даже не верится. Парень удивлён, что девушка согласилась встретиться здесь: отдалённое от центра место, не ресторан и не кафе, а простая забегаловка, откуда густо пахло жжёным маслом и мясом, на двери висел листок без английского перевода, а внутри ― это видно сквозь мутные, обрызганные стёкла ― сидело несколько взрослых мужиков, коротко стриженных, поедающих палочками нечто, намешанное в глубоких тарелках, и маленькие японские старушки. Это совсем ему не подходило ― всего несколько минут назад он пил Veuve Clicquot в окружении ровных спин и расправленных плеч, в месте, где пахло ароматами Chanel и Dior, где велись тихие, но пустые разговоры ― а сейчас он стоял около обшарпанной двери, вокруг витал пар от еды, дым от жаренного мяса и стучали металлические палочки. Это совсем не подходит ему. Но подходит им ― место, где не будет посторонних глаз, где обитают люди, которые не могут знать его по громкому имени, а если и знают, то им совершенно нет до них никакого дела, словно парень и девушка, пришедшие в забегаловку чтобы перекусить, ― пустое место в длинной серой киноплёнке чужих воспоминаний. Улыбается сам себе, блокируя телефон ― с каких пор переспать с человеком стало так сложно? Храни Господь создателя чатов для знакомств ― даже за океаном, на ебучем острове этот ссаный Дайвинчик присылал ему анкеты, готовые присоединиться ночью к «бедному и одинокому мальчику, совсем одному в другой стране(((». Вдыхает ещё свежий воздух, пытаясь задержать его в лёгких, и открывает дверь, брезгливо толкая ту двумя пальцами. И на него не смотрит никто ― даже официант, немолодой парень с полотенцем на плече, продолжает громко говорить с кем-то из поваров, даже не оборачиваясь на тихую трель колокольчика над входом. Никакой реакции, словно Курседа и не существует вовсе ― теперь он сильнее убеждается в том, что не зря выбрал это место ― он сильно рискует, пусть и не признается в этом конечно. Пока Курсед идёт до нужного столика, морщится, чувствуя, как ноги липнут к немытому полу, пачкая подошву любимых кроссовок. Он минует несколько компаний, шумно обсуждающих что-то на японском, на таком, каким Курсед его ещё никогда не слышал ― это не был томный женский лепет, не был знакомый по аниме слог ― это был грубый, неотёсанный язык чужой, далёкой страны, совсем не похожей на цветущие вишни и бледнолицых гейш. Это была Япония, какой Курсед её никогда не видел, какой рисковал не увидеть никогда. Он подходит к нужному столику, незаметно для девушки оказываясь за её спиной. Не тратит время на приветствие и знакомство ― кому в самом деле не похуй как зовут его одноразовый стакан и как прошёл у него день. Лишь заглядывает в большие стеклянные глаза, полностью перекрытые чёрными линзами, что игриво стреляют вверх, с таким же интересом рассматривая незнакомца. Девушка оправдывает ожидания, пусть и не дотягивает до тех, кто остался в Европе ― всё же, ту брюнетку из Польши он явно будет помнить дольше. — Ты впервые в Токио? — спрашивает девушка, неумело перемешивая рис палочками. — Ага, решил начать исследовать мир, пока не поздно, — Курсед придвигает к себе свой заказ, невольно вдыхая запах свежих суш ― ради этого и стоит посетить Японию хотя бы раз в жизни. И ради азиаток. И Nissan Skyline. — А ты местная? — Не совсем, — улыбается, чуть приклоняя голову, чтобы скрыть за волосами свои горячеющие щёки. — Ну, по мне видно. Я приехала за мечтой, ну, знаешь, аниме, косплей, моделинг. Но все оказалось чуточку, ну, сложнее. — Чуточку? — кривит бровь, без стеснения оглядывая спутницу со стороны — обычная, чуть приталеная футболка, с тонкой рубашкой «коровий принт» сверху. С собой у неё не было ни сумки, ни клатча, только телефон, что лежал на столике рядом, и ключи, звенящие в маленьком боковом кармане клетчатой юбки. Некоторым людям лучше ходить голыми, чем вот так. — Ну, может немного больше. — И что делаешь теперь? — Работаю. Не хочу возвращаться к матери домой, — девушка наконец поднимает голову, смотря чуть снизу из-под нарощенного веера ресниц. Улыбается, тут же прикусывая губы и запуская руку в чёрные спадающие пряди волос. — Вот, сегодня гидом подрабатываю. — И сколько будет стоить оплата? — Курсед прекрасно видит эту игру, что начинает блестеть в глазах, скрытых линзами, и покорно поднимает «карты» со стола — что ж, если она хочет сыграть, они сыграют. Но за столько раз парень никогда не оставался в дураках — тот день в баре не в счёт. — Даже не знаю, — закусывает губу, оглядывая Курседа сверху вниз. — Сколько же с тебя можно взять... ― Больше, чем ты думаешь. Они выходят из заведения почти сразу, как филадельфия оказывается у парня в желудке. Официант отстранённо смотрит на парочку туристов, с небольшим призрением протягивая терминал для оплаты ― Курсед тянется было во внутрь пиджака, но замирает, театрально ломая брови. Девушка понимает всё без слов, выгребая из карманов на юбке горстку полых монеток ― ничего, он ещё вернёт ей процент, как хорошая бонуска в казино, а сейчас за интерес придётся заплатить ― Курсед что, зря все пол часа слушал её пустой скулёж о матери и бедности? Нет, у всего в этом мире есть цена, и даже «вежливость» давно покупается. Они заходят за угол здания, скрываясь от всех, даже мимолётных взглядов, полностью растворяясь в темноте опустившейся ночи. Девушка достаёт пачку сигарет, Курсед стреляет одну из них — маленький робкий огонёчек дрожит между ними, поджигая сразу обе никотиновые палочки. Воздух внутри в миг окрашивается серыми разводами, горький табак лижет корень языка, каплями стекая в горло. Курсед смотрит на неё — тень скрывает практически всё лицо, такое бледное, словно приклеенное поверх настоящего. Чуть вздёрнутый нос, подведённые тенями нижние веки, обкусанные губы, слегка опухшие после острой еды, глаза, перекрытые чёрными линзами и волосы, обрамляющие отрывистые линии скул — девушка выглядит как сувенир, продающийся в аэропорту, что покупают перед самым вылетом — несуразный, склеенный из разных частей, только пытающийся быть настоящим, но на деле им совсем не являющийся. Вероятно, она пыталась стать частью загадочной Японии, по кусочкам пришивая к себе эту страну — но, сколько не старайся, а камень, завёрнутый в конфетную обёртку, шоколадом не станет. Однако Курседа это не сильно и волновало — он бросает выкуренную сигарету в небольшую урну, продолжая глазеть на чужое тело, пока ещё скрытое лоскутками ткани — назвать это одеждой у него не поворачивался язык. Ещё один повод побыстрее избавиться от неё. — Не хочешь поехать ко мне? — Хочу. — Вот так просто? — Я тоже решила, что хочу исследовать мир, — девушка следом потушила сигарету о толстую подошву прорезиненных туфель и заново покорила его сердце. — Пока не стало поздно. Он видел многих женщин, большая часть из которых были модели. Но ни одна из них, из тех, кто блистал на сафитовых дорожках, кто красовался на глянце журналов, не имел и одну десятую того, что он видео перед собой — прямолинейную решительность, готовность взять всё в свои руки и довести любое дело до конца.---
— Он мутный тип, — раздаётся вместе с шуршанием, когда второе тело падает на кровать. Матрас заметно прогибается, заставляя каркас протяжно скрипнуть. — Курсед? — Акума машинально сдвигается в бок, освобождая место для друга, тут же блокируя телефон, откладывая его в сторону. — Ты даже знаешь его имя? — Вилайн удивлённо смотрит на парня, прежде чем покачать головой и раскинуться на чужой постели, опуская голову на подушку. — В любом случае, лучше не подходить к нему. Мало ли, чем он болеет, ― выдерживает паузу, вновь поднимая взгляд на профиль друга. ― Вдруг у него чума?---
— У Eisewein прекрасная выдержка, — крутит в руках бутылку, что покрылась мелкой испариной, рискуя выскользнуть из пальцев. Девушка на это только поджимает губы, качая головой — ничего в хорошем вине она не понимает, но Курсед не сердится, куда лучше, чтобы она хорошо знала своё дело, а алкоголь он с радостью возьмёт на себя. — «А у меня не очень», — добавляет мысленно, доставая бокал на тонкой стеклянной ножке — в квартире он всего один, но парень уверен — и видит немое согласие в чужих крашеных глазах — они как-нибудь с этим разберутся. Вино быстро смешивается с кровью, размягчая тело, по капле нагоняя туман в сознание — у девушки напротив тут же краснеют щеки, она всё чаще не может сдержать смеха, её взгляд смазывается, плохо фокусируясь на чужом лице — Курсед делает ещё несколько глотков прямо с горла, чувствуя как быстрые капли стекают из уголков губ вниз по шее, впитываясь в ворот надоевшей рубашки. Одежда напоминает ему о минувшем вечере, откуда он с таким наслаждением сбежал. И о том парне. Его совсем немного, но гложет чувство, не похожее на вину, но явно родственное с ней ― тот парень то и дело вспыхивает в памяти, совершенно разный, но везде одинаковый. И всё же, Курсед запомнил его имя ― Акума. Акума Винтур. И сколько бы не пытался забыть, как ненужный мусор на дне сознания, что-то не давало ему этого сделать ― Акума. Акума Винтур. Теперь это имя надолго застрянет у него в голове, осядет на устах и будет повторено немеренное количество раз ― Акума. Акума Винтур. Пусть он об этом пока и не догадывается. Курсед пьёт вино с нескрываемой жаждой, глоток за глотком, словно пытается вымыть все неугодные вечеру воспоминания. И у него это получается ― туман застилает их плотной занавесью, тело уже двигается само, без хозяина, а мозг и вовсе отказывается думать ― всё вокруг кажется нереальным, словно нарисованным, а высокий женский голос, то и дело пробивающийся сквозь пьянящий пузырь, отправляет его в мир, такой далёкий, но такой знакомый ― мир, что он видел только на экране. Мир сёнен аниме. В комнате становится жарко, несмотря на открытое окно ― из него практически не поступает воздуха, а если он и проникает внутрь, то тут же растворяется, теряясь в накалившейся атмосфере. Они говорят о чём-то, но сами не понимают о чём ― отвечают друг другу лениво, тягуче, скорее по инерции, чем от большого желания ― язык с трудом отлипает от нёба, на дне бутылки остались жалкие капли, а сидеть в рубашке становится настолько неудобно, что Курсед расстёгивает несколько верхних пуговиц ― вино уже оставило на белоснежной ткани свои следы и по взгляду напротив, замеревшему в этот момент, парень понимает, улыбаясь и отставляя алкоголь на низкий столик у дивана, что девушка тоже не против проверить её на прочность. И рубашку, и собственное бельё, и диван в съёмной квартире. ― Стало как-то жарко, ― говорит, чуть тише, чем позволяет вечер. Продолжает расстёгивать пуговицы, немного неловко, от того, что пальцы не попадают с первого раза. Взглядом скользит по телу напротив, чьи изгибы совсем не скрывает одежда ― по бёдрам, обтянутым чёрным капроном, по груди, вздымающейся под футболкой, по оборкам юбки, едва доходящей до колен. Ловит себя на мысли, что хочет сжать ладонь, оставляя на коже неровные полосы, зубами оставить под ней бордовые залежи ― сувенир с сегодняшней ночи, в качестве напоминания о том, как ей повезло встретить его в этом ярком сумасшедшем городе. Она одна на миллион ― ей должно понравиться. ― И правда, ― отставляет бокал, придвигаясь ближе, перекидывая одну ногу через чужие колени. — Что насчёт того, чтобы помочь друг другу в исследовании? — Я только за. Девушка извивается на его бёдрах, держится за напряжённую шею ладонями, покрывая поцелуями всё, до чего может дотянуться. Размашисто облизывает ушную раковину, тихо постанывая прямо в висок ― Курсед сжимает её талию сквозь тонкую рубашку с чёрными пятнами, притягивая ближе, чувствуя, как чужие ягодицы давят на пульсирующий член. Девушка тоже чувствует это ― чуть съезжает вниз, чтобы так же медленно подтянуться наверх, утыкаясь губами в губы, улыбаясь в поцелуй. Длинные чёрные волосы оказываются везде ― цепляются за пальцы, лезут прямо в рот, и парень откидывает их, наматывая пряди на кулак. Девушка протяжно стонет на все его действия ― Курсед пропускает смешок, надавливая чужое плечо, заставляя опуститься коленями на ворсистый ковёр. За дверьми квартиры, под покровом тёмной ночи, не случилось ничего особенного ― ничего личного, просто мимолётный секс без каких-либо обязательств. Мир ― один большой рынок, где торгуют чувствами, и Курсед готов купить несколько, если взамен получит тающие минуты орального удовольствия, сжимая чужие волосы, без боязни навредить, и грубо толкаясь внутрь чужого горла, не заботясь об опухших губах ― не ему их целовать потом, далеко не ему. Кто как не Курсед понимает эту простую истину красоты ― её попросту не существует, это лишь оболочка, что всеми силами пытается сохранить то мерзкое, что есть в людях. Но часто оно вытекает наружу. Человек в принципе по природе своей похож на обычный апельсин, под кожурой которого кислая мякоть ― Курсед давит рукой на чужую голову, прижимая её ближе, не давая отстраниться даже для вдоха, заставляя слизывать эту порочную слякоть. Замедляется, шумно выдыхая через рот ― пот быстрыми каплями течёт по спине, шее, в комнате уже совсем нет воздуха, и это пьянит до невозможного, до боли сжимая оголодавший мозг в черепной коробке. Делает несколько финальных толчков, оттягивая девушку за волосы, кончая на раскрасневшееся лицо ― белые разводы смешиваются с пунцовыми щеками, попадают на губы, когда та улыбается, облизывая их. Собирает излишки пальцем, длинно проводя им по языку от самого корня ― Курсед прыскает от смеха, отпуская измятые пряди, и валится на диван, тяжело дыша. Глаза сами склеиваются между собой, наливаясь свинцом ― усталость валится на него с удвоенной силой, смешиваясь с выпитым алкоголем. На закрытых веках ― события минувшего вечера, в голове ― непонятный акцент, Курсед чувствует, что чужие ладони ползут вверх по его ногам, грудь касается лежачего члена в намёке на продолжение. Но парень надеется, что девушка сама покинет его квартиру, бросает что-то невнятное, хмуря брови, и засыпает ― голый, на сыром диване. Япония ― город храмов, цветущих сакур и порно.---
— А если он сам подойдёт? Вилайн моргает несколько раз, принимая сидячее положение. Уже довольно поздно, они оба достаточно устали и это легко читается по улыбкам, что окрашивают их бледные лицам. — Тогда врежь ему как следует, ― говорит, вставая с чужой кровати и падая на свою. Акума прыскает от смеха, закатывая глаза. «Если я сделаю так второй раз, боюсь, ему это может слишком понравиться», ― произносит про себя, кутаясь в одеяло. В стране восходящего солнца ночь наступает неожиданно резко, и Акума усыпает, пусть мысли о словах друга долго не отпускают его, заставляя улыбаться ― общая тайна, как ни как.