---
Курсед врезается в угол тумбочки, когда влетает в прихожу отельного номера, шипя от внезапной боли. Оставляет рюкзак на коврике, смотря на своё отражение в зеркале ― волосы спутались, но расчесать их было нечем, глаза покрывала сеть мелкой красной паутинки, на нижней губе осталась небольшая ранка, запёкшаяся бурой точкой. Выглядит он крайне помято, прямо как пластиковый стакан на улице, но самому захотелось заехать в Лондон перед отлётом ― посмотреть на дворец, двухэтажные автобусы, будки, на комично серьёзных людей, посмеяться с которых одно удовольствие ― жаль язык у них одинаковый, много гадостей сказать не получиться. Но главная причина, по которой Курсед оказался в столице ― тёмные струйки волос на белоснежной спине, едва прикрытой отельным одеялом. — Спасибо за вечер, — бросает бегло, натягивая любимые брендовые кроссовки, купленные совсем недавно, чуть не теряя равновесие, вовремя хватаясь за край тумбы для обуви. — И за ночь тоже. Надеюсь, она была шикарна. Как жаль, что я ничего не помню, — последний раз оглядывает себя в зеркало, мелко хмурясь на синяки под глазами и россыпь темноватых пятен на шее, так неприлично выглядывающих из-под ворота футболки. — Вот сука, я же просил, — проводит по ним пальцами, пытаясь прикрыть недоразумение сбитыми волосами. — Или не просил... Сука! В следующий раз стоит пить на одну бутылку...на один стакан меньше! Да, определённо. Один стакан, — смотрит на часы на руке — конечно же Rolex, а как иначе — стрелка почти пересекла четверть циферблата. — Ах! Я опаздываю, — хватает рюкзак, забрасывая его на плечо. Щёлкает замком, прежде чем скрыться в тусклом коридоре отеля. — Прощай, малышка! Надеюсь, мы не встретимся вновь! — бросает всё ещё спящей девушке, хлопая дверью. Он выбегает из отеля, сталкиваясь с кем-то из посетителей на входе ― даже не ругается, вдыхая полной грудью запах наступившего утра. Чувствует себя словно герой из фильма, когда ловит такси, взмахивая рукой у дороги, занимая заднее сидение. Куда едете? ― В аэропорт. О, летите куда-то? ― Да. В Токио. В Токио? ― Вы не поверите, но да, в Токио. По работе или в путешествие? ― Навсегда, мужик. Навсегда. За окном мир только начинает приобретать свои краски, наливаясь цветами черепичных крыш, вывесок и автобусов. Курсед натягивает солнечные очки, чтобы скрыть последствия недосыпа, в наушниках играет какая-то песня из чужого плейлиста ― под «I wanna be your girlfriend» такси плавно выплывает из района, покидая спальные улочки. Парень даже не следит за дорогой, не залипает в телефон и не строчит никому сообщения ― он откидывается головой на сидение, сжимая в руке лямку рюкзака ― единственный багаж, который у него есть. Все мысли заняты одним ― скоро он будет далеко-далеко, и это предвкушение колет лёгкие, сердце, всё тело целиком. Япония ― мир о котором раньше он мог только мечтать. А сейчас эта тёмноволосая азиатка сама блаженно раскрыла свои объятия, в которые Курсед с большим удовольствием падает, надеясь забыться там навсегда. Ну, и работать конечно. Это тоже обязательно. Запустить огромную пиар-компанию по всему Парижу, заставить людей платить огромные деньги за проход на показ, пустить моделей по подиуму совершенно нагими и в конце выйти к залу с заявлением, что все они идиоты, только делающие вид, что разбираются в искусстве ― это было то, с чем Курсед вошёл в игру большой моды, и то, из-за чего его прозвали «дерзким, несносным американским мальчишкой» и «деревенской выскочкой». Были даже те, кто назвал его выходки «терактом в мире моды», но нашлись и те, кому такое буйство новой крови пришлось по душе ― они считали, что это встряхнёт всю засидевшуюся элиту и заставит её почувствовать давно утраченный дух конкуренции. Так, бренд «thousand.cursed.enemies» вышел за рамки массмаркетов и шоурумов, и вскоре его двери распахнулись на ровне с «Dior», «Chanel», «Balenciaga» и другими люксовыми соседями. Нельзя не сказать, что это не вскружило Курседу голову. А когда в свет увидела статья в «QQE» под редакторством самой Винтур, её и вовсе оторвало с корнем. После очередного скандала, который вышел куда громче всех предыдущих ― обвинения в половых связях с манекенщицами всё ещё украшали полосы многих газет ― глава модного дома решился на кардинальные перемены ― в журналы была отправлена новость, интернет заполонили слухи о том, что «thousand.cursed.enemies» навсегда закрывает свои двери в Париже. И открывает их в Японии. Прямо в Токио.---
— Мне нравится этот дешёвый кофе, — говорит Вилайн, внимательно изучая представленное на стойке меню. — Намного больше, чем в зёрнах. Когда я пью его, я чувствую безнадёжность и черноту, что пожирает меня. Мои органы словно обливают кислотой, и я оказываюсь на грани жизни и смерти, — ведёт пальцем по заламинированному листу, останавливаясь на нужной строчке с плохо пропечатанными буквами. — Это то, что я чувствую, когда пью это американо. — А ещё пыль на зубах, — Акума складывает руки на груди, окидывая взглядом холл аэропорта, что был удивительно пуст в это время суток. Большие часы показывали почти восемь утра, а гремящих чемоданов и шумных туристов насчитывалось всего несколько небольших кучек. — И всё это меньше чем за евро! — Страна возможностей, — пожимает плечами. Его отец часто говорит именно так. — Для тех, кто умеет ими пользоваться. — И я определённо один из них, — Вилайн вскидывает руку, привлекая внимание женщины на другой стороне прилавка. — Извините, а можно одно американо? Холл аэропорта наполняется различными звуками: мимо начинают сновать люди, с чемоданами и без, дети, с радостными визгами бегущие в дютифри, сотрудники в строгих приталенных пиджаках с бейджиками вместо галстука. Все словно резко проснулись после долгой спячки, а может, это запах плохого кофе пробудил в них неиссякаемый запас энергии — Акума не знал, но от всех этих пляшущих перед глазами пятен веки наполнялись тяжёлым свинцом. Парень зевает, прикрывая рот рукой, смаргивая пресные слёзы — а ведь он хотел лечь раньше, но всё как обычно пошло не так. Пока Вилайн пристально наблюдает за тем, как ловкие руки женщины утрамбовывали его кофейную пыль, Акума достал телефон, без труда и практически машинально открывая нужную страничку — «пользователь был в сети шесть часов назад» — губы ломают лицо тонкой трещиной. И как теперь быть. — А ты всё мониторишь её Facebook? Не надоело? — Завались. — Нет, я серьёзно, — Вилайн невесомо ударяет пальцем по столешнице, невольно вдыхая запах кипящего молока, что доносился до них с небольшой кухни. — Она даже не добавила тебя в друзья в снепчате, одумайся, чувак. Такие разговоры Акуму раздражали не меньше, чем разговоры с родителями, поэтому он смахнул невидимую пыль с вязаной жилетки и, похлопав друга по плечу, поспешил удалиться. — Я пойду вперёд, догонишь. Вилайн ещё кричит что-то другу в спину, но тот не слушает, включая в наушниках любимый плейлист. Он точно ей напишет, просто не сейчас, сейчас ещё не время, нужно подождать ещё немного, а то рано, не хорошо будить человека в такое время. Да ― Акума блокирует телефон, убирая его в карман брюк ― он напишет ей днём. После обеда. Где-нибудь перед сном. Парень ещё какое-то время смотрит на удаляющуюся спину друга, цокая языком — влюблённый волк уже не хищник, и угораздило же его втюриться именно в эту девчонку! Ни для кого не было секретом, что ловить рядом с ней нечего — ни для кого, кроме пустоголового Акумы конечно же. Но сердцу, увы, не прикажешь, и Вилайн мог лишь посочувствовать незадачливому Ромео, что уже, вероятно, сел в семейный джет. — Латте на кокосовом, — внезапно раздаётся где-то с боку, от чего парень дёргается, обращая внимание на подошедшего нового покупателя. Тот звонко ударяет по столу, оставляя на нём зелёную купюру и несколько монет. Продавщица забирает их, безучастно смотря куда-то сквозь посетителя, сбрасывая мелочь в карманы рабочего фартука. Парню на вид лет двадцать, он высокий, но сутулые плечи срезают несколько сантиметров. Сбитая причёска, явно не видавшая расчёски очень и очень давно, от плюшевого худи сильно пахло духами, точнее их смесью, словно кто-то специально наносил на ткань аромат за ароматом. Ну, или парень ночует в клубах — Вилайн кивает сам себе — такое тоже вполне возможно, учитывая крупные лиловые засосы, украшающие тонкую шею. Лицо кривится само по себе — этот Парис намного удачливее его Ромео, однако изящества это ему не придаёт. Продавщица ставит на стойку стакан с американо, и Вилайн оглядывает парня в последний раз, пробуя разведённый прах зёрен на вкус — да, у этого человека вкус определённо точно такой же: скрипящий на зубах и немного пластиковый, но при этом стоит неимоверных денег для бесплатного отравления. «Вот же чудак», — думает про себя, забирая кофе с плохо натёртой стойки. Горячий пластик моментально обжигает пальцы и приходится переложить стакан в другую руку, цепляя его за самый край. — «Действительно, страна возможностей».