По следам обречённых душ

Потребовалось немало времени, прежде чем он сумел подавить истеричный крик и подняться на ноги. Тело стало точно ватным, мозг перестал нормально работать. Он собирался на автомате. Не осознавая происходящего, он выхватил из шкафа сумку и стал забрасывать внутрь всё, что попадалось под руку. Немного погодя, он снова, попытался понять, что ему делать. Мысли снедали его живьём, прогрызаясь через всевозможные преграды. Он не переставая шептал себе слова утешения, подобно мантре и старался не сорваться. Заметить не успел, как слёзы покатились по щекам. Боль росла с такой силой, что в какой-то момент, показалось, начала ломать ему позвоночник. Сколько он просидел в таком состоянии сказать сложно. Опомнился только когда айкофэт завибрировал в ладони. На выскочившем окне высветилось имя старшего брата. Тупо глядя на экран, Игнэйр только с четвёртой попытки смог провести непослушным пальцем по кнопке и ответить. — Слава Светлой Деве, дозвонился! До тебя как до Труларта! Вытаскивай свою задницу, я у общежития. И пошевелись, пателанс привлекает слишком много внимания! — Ладно, — единственное слово, которое таки слетело с губ, прозвучало сухо и вышло с боем. Флатэс подхватил собранную сумку непонятно с чем и поплёлся вниз по ступенькам. Академец не переставал думать о том, что не был дома и не видел семью с поступления. На самом деле он предпочёл бы и не встречаться, ведь не переставал винить себя за то, что сделал с родной сестрой. Он не понимал, как семья может так терпимо относиться к нему. Он же разрушил будущее одного из самых близких людей. Превратил в пыль. Как после всего он может так просто заявиться домой? Бросив взгляд на митенки, он ненавистно посмотрел на скрытую изуродованную под ними кожу, точно и не было никакой ткани. Из-за того, что Игнэйр часами мог разглядывать ожоги, — не без отвращения, — сумел запомнить каждую завитушку, которую оставил ему огонь. Оперевшись о стену, он понял, что не сдержится. Перед выходом сорвался и побежал в туалет, где желудок в конечном итоге вывернулся наизнанку. Воздух заполнился кислым запахом желчи и переваренной еды. Живот ещё крутило, но выталкивать наружу было уже нечего. Вязкая слюна противно стекала по губам. На желудке всё ещё ощущалась тяжесть. Нажав на спусковой механизм в стене, он посидел ещё несколько минут, стараясь собраться. Как бы он не хотел, но перед братом и дома, не сможет выдавить из себя ничего. Там он не сможет притворяться, улыбаться или шутить. Там он будет безжизненной оболочкой, готовой рассыпаться от любого взгляда или слова. Выдохнув, Флатэс таки вышел и оказался на улице, где брат уже ждал его, облачённый в форму восьмого ордена. Она сидела на его в меру мускулистом теле, как влитая. Нитки, которыми вышивался герб, отливали серебром; за несколько лет он дослужился до лидера отряда. Яркая, довольно облегающая форма, подчеркивала все достоинства его фигуры — от широких плеч и крепкой спины до подтянутых мышц на ногах. Его не менее ядрёно-огненные, слегка закручивающиеся волосы спадали на лоб, а тёмно-голубые глаза мерцали в свете полуденного солнца. По родинке с каждой стороны под глазами, придавали его образу шарма, а меч, закреплённый за спиной — строгости. Старший Игнэйр стоял неподалёку от пателанса и поправлял защитные пластины, закрывающие руки выше локтя. — Ну и чего встал? Брата разве надо встречать с такой кислой рожей? Экскурсию можешь не устраивать, запрыгивай и поехали! — Махнул орденовец, увидевший застывшего на выходе брата. Пэ́стаб одарил его широкой озорной улыбкой и показал зайца, растопырив указательный и средний палец. Флатэс поспешил подойти, но головы не поднимал. — И чего это за взгляд провинившегося щенка? Посмотри лучше на меня, как тебе моя форма? — Класс, — равнодушно и тихо ответил младший Игнэйр. Пэстаб помотал головой, понимая, что говорить с братом без толку, весело цокнул языком и пошёл к пателансу. Мимо проходящие студентки раскрыли рты от удивления и кокетливо хихикали, поглядывая на служителя правопорядка. Орденовец лучезарно улыбнулся, подмигнул им, кивнув подбородком вверх, а после уселся за руль. Флатэс опустился на кресло рядом и поставил сумку в ноги. Перед ним раскинулась широкая загибающаяся панель с кучей кнопок, которая присоединялась к основному корпусу с экраном; там же располагалось рулевое управление. Пол под ногами завибрировал, когда Игнэйр старший завёл пателанс. Из небольших отверстий в нём начал подниматься золотисто-зелёный купол, завершающий фигуру круга средства передвижения. Платформа завибрировала и поднялась в воздух на несколько метров, а после Пэстаб развернул его и повёл с территории академии. Какое-то время ехали в молчании. Флатэс с растущим страхом наблюдал за сменяющимися пейзажами. Ему хотелось, чтобы всё закончилось, как можно скорее. — Слушай, братишка, мы, конечно, все понимаем, что ты подавлен после произошедшего, но не надо строить из себя мученика. Не надо от нас закрываться, понял? — Угу. — Проблема не решится, если ты будешь её избегать или игнорировать. Можешь хочешь поговорить? Ехать нам всё равно не меньше часа. Флатэс напрягся и стиснул кулаки. Злость била в голову волнами. — То, что я поджёг Экли по-твоему можно решить? — дрожащим голосом спросил он, следом затряслись и ладони. — Ты просто не понимаешь… я её убил! — Ты в своём уме вообще? — разозлился Пэстаб. — Убил? Язык прикуси, недоносок! Да, ты немного подпортил её замечательное личико и тело, но не убил, ясно! После всех реабилитаций она выглядит очень даже бодрячком и с ней всё в порядке. Убиваешь ты всех нас, тем что прячешься в академии! Уехал учиться и ни слуху, ни духу, — с обидой продолжил брат, в чьём голосе не было и намёка на реальную злость. Смысла продолжать разговор Флатэс не видел. Он поудобнее сполз в кресле и отвернулся от Пэстаба, наблюдая за мелькающими деревьями и прокручивал роковой день в памяти. В груди же неистово бушевали волнение, перекрутившееся горечью и нервными порывами, от которых пальцы барабанили по бедру.

Академия кувелов

Калеса неторопливо брела по дорожке к зданию академии и не переставая прогоняла в голове сцены прошедшей ночи. Она хорошо помнила, как их компания нашла в лесу Ланию, как все мчались в медпункт вслед за Валтисом, подхватившим сестру на руки, как пришла медитрия. Последующие события вызвали в Амкапир сильнейший гнев, который она смогла сдержать каким-то невероятным чудом. Медитрия осведомила всех, что Нобилиа в порядке, и что она просто выбилась из сил по какой-то причине; ей был прописан отдых. Переносить академку никто не стал, решили оставить в медпункте. А вот то, что вызывало невероятную злость — Присфидум первым вызвался остаться с ней и чуть не сцепился с Валтисом, который выступил против. Они таскали друг друга за футболки, пока их не растащили в разные стороны. Драка не завязалась только благодаря Флатэсу и Лауре, а вот нервы медитрии они так сильно пошатнули своим поведением, что она готова была выставить вон всех. По итогу рядом с Ланией не остались только Ингелео, Анисия и сама Амкапир. Им пришлось разбрестись по комнатам. С наступлением утра, Калеса не была нисколько рада тому, что настроение у погоды такое радостное, ведь сама студентка готова была рвать и метать от злости. Идти к какой-то девчонке, а тем более подруге Малера, ей не льстило. Всю дорогу она неустанно бормотала себе под нос возмущения и кривилась. Вспомнила встревоженный взгляд возлюбленного, наполненный чем-то настолько сильным, что не прочитать его было просто невозможно. Ревность внутри, подобно разъярённой собаке, неустанно рычала и драла глотку, что есть мочи. Преодолела, в конце концов, вход в академию, а после и путь до кабинета. Калеса осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Всё внутри скрутило до того неприятно, что начало подташнивать. Кожа запылала от раскалившейся в одночасье злости, а пальцы невольно сомкнулись на ручке двери так сильно, что та жалобно пискнула. Она готова была увидеть что угодно, но не то, что предстало её глазам. К удивлению, из медпункта исчезли Флатэс, Лаура и Валтис — как это произошло, Амкапир даже не думала. Больше всего её раздражало то, как кучерявая голова Присфидума лежала на койке, а сам он мерно сопел, крепко сжимая ладонь подруги в своей. От этой картины голова начала кружиться, а горечь скапливаться комом в горле. Радовало только то, что оба спали. Калеса просто не вынесла бы их улыбок и взглядов друг на друга. Сжав руку в кулак и заскрежетав зубами, она таки вошла внутрь, ненавистно оглядывая раскинувшиеся по подушке волосы цвета летней рябины. Чего Калеса и правда не могла понять, так это чувств самого академца. К кому всё-таки он испытывал то, что заставляло сердце расцветать и биться чаще? К Калесе, Лании или сразу к обеим? Уж чего-чего, но Амкапир бы никогда и не подумала, что он настолько любвеобилен. От этой мысли затошнило ещё сильнее. Тело пробрало неприятное клокочущее чувство, разъедающее остатки здравомыслия и отравляющее мысли в сто крат сильнее, чем какая бы то ни была злость. Ресницы Малера задрожали, он начал понемногу двигаться, пока не открыл глаза. Потерев лицо, он первым делом повернул голову, увидел скреплённые с Нобилиа пальцы и крепче сжал, обхватив её ещё и второй ладонью. От этого действия грудь Калесы болезненно сдавило, она даже не сразу смогла снова вдохнуть. Явно уставшим взглядом тёмно-синих глаз, походящих на грозовое небо с ярыми вспышками молний, всё так же беспокойно разглядывал Ланию, что так и не очнулась. Не в силах больше сдерживать негодования, Амкапир, поджала губы, уверенно обогнула кровать и остановилась рядом с Присфидумом. Она знала, что он её заметил, но повернуться не удосужился; продолжил сверлить Ланию печальным взглядом. В какой-то момент недовольная Калеса даже увидела тень вины, но предпочла отмахнуться от анализа эмоционального состояния паршивца. Гневно выгнав воздух через ноздри, она, так и не дождавшись внимания, раздражённо ткнула его пальцем в предплечье. Академка взяла инициативу в свои руки и не дала Малеру открыть рот раньше неё: — В какие игры ты играешь? Нравится разрываться на два фронта или ты хочешь заполучить сразу обеих? Малер устало прислонил лоб к скреплённым рукам, не намереваясь выпускать ладонь Лании. — Нет никакой игры. Мне не до твоих истерик, ты уж извини. Давай поговорим позже. — Что значит «позже»! — разозлилась Калеса, и попыталась ухватить его за рукав футболки, однако он резко отшатнулся и высвободился, легонько ударив настырную академку по пальцам. — Ты не можешь поступать так со мной! — Ты вообще нормальная? — со сдавленной злобой спросил Присфидум и наконец обратил к ней голову. Отстранённость и холодность в глазах, заставили Калесу отпрянуть. — У меня нет времени разбираться с твоими детскими истериками, когда с моей подругой творится, Тёмный знает, что. Ты вообще можешь думать о ком-то кроме себя или переломишься? — Подруга? Ха! Да, ты даже не подходил к ней за последние недели! О какой дружбе ты тут сейчас пытаешься говорить, если сам же её и кинул? Не ожидала от тебя такого лицемерия. — С собой меня не ровняй. Если пришла чтобы ссориться, то уходи. Здесь не место и не время. А поговорим, как только я убежусь, что с Ланией всё в порядке. — Лания то, Лания это! А как же я? Ты, что решил оставить меня, только потому что твоя подружка не знает меры в алкоголе? — разразилась Калеса, яростно взмахнув руками. — Замолчи, — прошипел Малер, прикрыв глаза и опустив голову. — Хватит нести всякий бред. Тебе и правда, лучше уйти, — его голос прозвучал твёрже, но усталость дала-таки о себе знать. Его слова резали Амкапир без ножа, от чего глаза начало невероятно печь. Кожа запылала сильнее прежнего, казалось, что она вот-вот воспламенится. — Прости, — неожиданно даже для самой себя выдавила она, прикусив губу. — Я не хотела… прости. Не гони меня, пожалуйста. Залетающий в помещение лёгкий ветер трепал прозрачные светлые занавески, переливающиеся на свету и осуждающе трепал Амкапир по плечам. В повисшей тишине слышалось дыхание, но понять чьё именно, посетительница не могла. То ли это она так громко дышала, то ли Малер, то ли это и вовсе игра воображения. Склонив голову, Калеса уставилась себе в ноги, продолжая стискивать губу зубами, чтобы та перестала дрожать. Мысли сумбурно носились в голове, причиняя только больше вреда скопившимся в них негативом. Когда от стресса академка уже чуть было не расплакалась, послышалась возня, из-за которой давление на психику несколько ослабло. Оба студента обратили взоры к кровати. Лания открыла глаза. От её пустого взгляда по коже Калесы пробежали мурашки. Нобилиа, точно утратившаяся душу, смотрела в никуда. Побледневшая кожа, как казалось, вот-вот начнёт просвечивать, и обладательница обратится в призрак. Нобилиа не шевелилась, не предпринимала попыток подняться, смиренно лежала, точно труп, чьи глаза неожиданно распахнулись. Она стала исследовать помещение взглядом с тем же пугающим выражением. Нашла Калесу, безынтересно посмотрела на неё с секунду, не задерживаясь на ней, склонила голову и тотчас увидела Малера, который чуть ли не подскочил с места, заметно оживившегося. В блёклом взгляде внезапно заиграла жизнь. — Лания! Ты очнулась! Как ты себя… — не успел академец закончить, как на лице Нобилиа вдруг плавно появился порез, протянувшийся вдоль по щеке. Он тотчас закровоточил, а Амкапир вздрогнула. Вскоре под алеющей отметиной появилась ещё одна, но поменьше и тоже стала насыщаться бурой влагой. — Что это? Малер, что с ней? Её щека! Присфидум, точно ужаленный током, отдёрнул руку, вскочил и сделал несколько шагов назад, выглядел он до нельзя шокированным. Он продолжал пятиться, пока не упёрся в Калесу. Его губы дрожали. Они начали шевелиться в беззвучном крике одного и того же слова, что считать оказалось не трудно: «Нет». Амкапир всерьёз заволновалась, наблюдая за его безумным видом, ощущала, как его тело содрогалось и заметила скользнувшую по шее каплю пота. Он выглядел непомерно усталым и истощённым в придачу. Малер продолжал отступать, от чего Калесе в конечном итоге пришлось отойти и завернуть к изножью кровати, чтобы он не оттоптал ей ноги. «Что это с ним такое? Испугался пореза? А с ней что?» — недоумевала академка, глядя то на Присфидума, то на очнувшуюся Нобилиа. — Медитрия! Мадам! — вдруг ошарашенно вскрикнул он, дрожащим голосом. Женщина незамедлительно появилась в проходе, пронеслась внутрь и подбежала к Лании, осторожно взяв её лицо в ладони. — На выход, вы оба! — скомандовала медитрия. — Постойте, но она… что с…с ней? — Я ничего не буду обсуждать с вами, мистер Присфидум, только с семьёй! Куда делся Валтис? — Н-но… Лания она… С ней всё будет в порядке? — Мистер Крадман! — воскликнула женщина, игнорируя Малера. — Валтис! Ну, что за мальчишка! Где его носит! К этому моменту Калеса окончательно перестала понимать действительность. Однако пришла в себя, только когда в палату, точно ураган, ворвался брат Лании. Он грубо протолкнулся мимо академцев, а чуть завидев состояние сестры, в ту же секунду бросился к Присфидуму. — Что ты сделал, ублюдок! — взревел он, вцепляясь тому в футболку. — Если это всё из-за то, что у тебя вот здесь! — Валтис гневно ткнул в грудь отщепенца, пока от всей его фигуры исходила угрожающая аура. — То я лично выпотрошу тебя и развешу кишки по всей академии! Проваливай отсюда и не смей приближаться к моей сестре! — Что вы мне тут устроили! Мистер Присфидум, покиньте кабинет вместе с мадам Амкапир немедленно! Наблюдая за реакцией обоих окадемцев, Калеса нахмурилась, пытаясь понять, что в этой ситуации не так. Внутри появилось навязчивое, ядрёное ощущение, что она видит картину не полностью, что пропущено слишком много деталей. Поведение Малера совершенно отличное от привычного, Нобилиа и её неживой вид, а также появившиеся на щеке порезы. Академка начала усиленно копаться в памяти, пытаясь припомнить что-то ещё. Вопиющих странностей, она хоть и не могла припомнить, в голове мелькали только обрывки странного поведения Лании и редких, но встревоженных взглядов Присфидума. Так и не пришедший в себя кучерявый академец, не переставал виновато поглядывать в сторону койки подруги и что-то беззвучно шептать. Взяв всё в свои руки, Калеса подхватила его за предплечье и вытащила из кабинета. «Что не складывается? Почему вся эта ситуация не кажется простой случайностью?» — раздумывала академка, остановившись чуть дальше по коридору. Спутник начал вести себя ещё страннее. Его взгляд пугал накатившим безумием. Напрягали и шевелящиеся губы. Малер то проводил руками по волосам, то по лицу, не переставая пялиться в пол. Он явно что-то нервно обдумывал, от того его нервозный и одновременно бешеный взгляд сильно напряг Калесу. У ней возникло чувство, что стоило поскорее уносить ноги и поскорее. — Ты что-то знаешь… — Калеса! — перебил он, обратив побледневшее лицо к Амкапир. От его выражения, ей стало ещё и боязно. — Пожалуйста, послушай! — Он вцепился в её предплечья, а глаза забегали по лицу собеседницы. — Прости, прошу, прости! Прости род! Пэ́грьотэ ситади́л ил о́тэситвэзо́тэ б’хаотэдрэи́л! Его слова всерьёз начали пугать, да и она совершенно ничего не понимала. Когда же Малер перешёл на язык кувелов, то она и вовсе замерла в недоумении. «Прости и освободи? Что он вообще за чушь несёт? Может у него с головой не всё в порядке из-за этой Нобилиа?» — Калеса скривилась от проскользнувшей мысли. За что он просил прощение и почему она должна его простить? Неужели всё из-за его симпатии сразу к обеим? От этой мысли Калеса опешила и на мгновение вновь застыла. Малер же, сдавил пальцы сильнее и внезапно подался к ней, стрельнув глазами на её губы. Внутри затрепетало, температура тела повысилась. Наравне с распаляющими чувствами, ощущение странности ситуации запылало новыми красками. «Извиняется за любовь к нам обеим, а потом лезет целоваться? Он, что совсем неадекватный?» — подумала она и с силой вывернулась, оттолкнув от себя пугающего отщепенца. — Да, что с тобой вообще не так? Может ты мне и симпатичен, но это не значит, что я позволю так обращаться с собой! Сначала ведешь себя как полоумный, потом несешь бред, а теперь ещё и целоваться лезешь после всего этого? Ты вообще в адеквате? Нет, можешь не отвечать, понятно же, что нет. Не приближайся ко мне, понял, псих сраный! — Нет, подожди… — Безумный взгляд Малера обратила в пугающе мрачный лес, в коем затаилось несчётное количество монстров, особенно когда в нём начали искриться страх с надеждой. — Прости, просто прости! Скажи, что прощаешь! Пэ́грьотэ ситади́л ил о́тэситвэзо́тэ б’хаотэдрэи́л! Окончательно запутавшись, Амкапир сорвалась с места и бросилась от Присфидума прочь, пока он продолжал кричать ей о прощении вдогонку. Успокаивало только то, что академец не бросился в погоню. Полностью сбитая с толку, она бежала, не помня себя. Остановилась только когда оказалась за пределами здания. Рваное дыхание резало слух, лёгкие горели, а сама она дрожала. Калеса принялась отпыхиваться, пока не осела на землю, растерянно вперив взгляд в траву. «Прощение? Простить и освободить? — в голове крутились одни и те же фразы, пока Калеса не вспомнила, как мать когда-то рассказывала о книге с легендами рода. — Что если его странное поведение, связано с чем-то совершенно другим? Не мог же он так сбрендить только от того, что испытывает чувства ко мне и этой девке. Стоит наведаться домой, вдруг что-то найдётся в качестве объяснения».