Академия кувелов,
комната пациентов
Первым, что увидела Лания, когда наконец пришла в себя — дневной свет, льющийся из окна. В какой-то момент даже показалось, что он тянет к ней руку, отчаянно желая спасти от чего-то ужасного и страшного; хочет забрать с собой туда, где уже не придётся ни о чём волноваться и беспокоиться — в неведомый никому мир. Разум находился в состоянии полубреда. Однако в этот момент она могла мыслить более чем ясно. Руки и ноги подрагивали, щёку неприятно саднило, равно как и руки. Лания приподнялась и отрешённо посмотрела на небольшой порез, протянувшийся через запястье. Она постаралась вспомнить как тот мог появиться. Ответа не нашлось и тогда Нобилиа приняла сидячее положение. В разуме смутно проскальзывало, что совсем недавно к ней приходила Кэнсаль, но вспомнить ничего из этой встречи не смогла. Оглядевшись по сторонам, Лания определила, что находилась в медпункте. «Ничего не понимаю… Что же произошло?» — память обагрилась вспышками. Вот академка пришла на организованную студентами вечеринку вместе с Лаурой, налила себе выпивку и увидела липнущую к Малеру Калесу. Вспомнила, как странно почувствовала себя и ушла в лес, чтобы привести чувства в порядок… Точно мелькнувшая молния, в разум ворвался поцелуй. Ощущая, как запылало лицо, Нобилиа приложила ладонь к губам. На секунду она даже ощутила губы Малера на своих, жар в груди и нежные прикосновения. Смущение закрутило её в буйном вихре чувств. Следующее, что она помнила резкая боль, растёкшаяся по телу, особенно в голове и груди, а после — темнота. — Очнулась, наконец, — пробурчал Валтис и бодро поднялся с кресла. Ланию затрясло. Все приятные, пусть и не совсем понятные, воспоминания омрачились присутствием брата. Страх, хоть и не животный, как раньше, игриво пробежался по ступням, а после вцепился в плечи, хитро хохоча в ухо. — Что ты здесь делаешь? — Стиснув одеяло, Нобилиа прокляла себя за лёгкую дрожь. Она ощущала себя чумной мухой. Попыталась встать, чтобы уйти подальше от Валтиса, но ноги, как на зло не слушались. Чтобы не свалиться с кровати, она приняла прежнее положение и недоверчиво стрельнула глазами на академца. — Приглядываю за тобой, — сухо бросил Крадман и отчего-то замялся. Его неловкость ощущалась в каждом небрежном жесте: в том, как он упирал руку в бок или проводил по волосам. — Ну и слежу, чтобы этот твой Присфидум и близко не подходил. Щёки Лании загорелись в ту же секунду, но она постаралась отпустить голову ниже и скрыть раскрасневшуюся кожу за волосами. — Какая ирония, — горько усмехнулась Лания. — Раньше мне требовалась защита Малера от тебя… Когда успело стать наоборот? Как я вообще тут оказалась? Я хочу вернуться в свою комнату. — Исключено, — резко возразил брат, сверкнув тёмными глазами. В купе с гнедыми волосами они делали его похожим на чёрта, о которых доводилось слышать от Флатэса. — Не знаю, что там у вас случилось, но ты отрубилась. Мне пришлось тащить тебя сюда. Нахмурившись, Нобилиа вскинула голову. — Ты меня нёс? Чушь какая-то! Зачем тебе это вообще делать? — Потому что отец попросил присмотреть за тобой! — ответно прикрикнул брат и тут же себя одёрнул. — Я пришёл, чтобы найти тебя и поговорить. Надеялся, что в той обстановке ты будешь посговорчивее. Тишина в комнате повисла смурной тучей. Пока за распахнутым окном светило солнце и распевали птицы, в медпункте царила мрачная и напряжённая атмосфера. — Он был в бешенстве, — неожиданно прервал молчание Крадман непривычно тихим голосом. — Я перешёл черту, когда использовал на тебе э́длис до́лоск. Никогда не видел его таким злым. Он понял свою ошибку. Твой отец не хотел, чтобы всё вышло вот так. — Он неопределённо махнул рукой в сторону Лании. — Мне он тоже всё доходчиво вдолбил в голову. Простым «извини» не отделается ни один из нас, но тем не менее, я бы… хотел исправить хоть что-то. — Исправить? Думаешь это можно исправить? — яро воскликнула Лания, показывая на свою голову. — Ты только и делал, что истязал меня все эти годы! Я даже не знала за что ты так поступал со мной, оставалось только терпеть и знаешь, что? Мне это всё уже осточертело! — истерично выкрикнув, она вцепилась в волосы и задрожала от слёз; они обожгли глаза, даже почудилось, что ветер подул на белки, отчего пришлось часто заморгать. Валтис понурил голову, на лице его сквозило неприятное чувство вины и досады, что постепенно загоняли академца в угол. Лания не понимала, за что столько страдала, почему отец пошёл на такой изощрённый метод воспитания и почему Валтис так просто согласился. Всё это в купе она считала противным — полное незнание и отупляющее непринятие, из-за чего она считала себя до невероятного глупой. Нобилиа всегда думала, что нельзя исправить то, что изначально оказалось сломано. Это тоже самое, что собрать разбитую чашку в кучу и ждать, что она склеится в первозданном виде. — Как будто я когда-то видел другую жизнь, — горько хмыкнул Валтис, опираясь спиной о стену. — Я не знаю, как можно по-другому, да и ты такая же. Отличие лишь в том, что ты себя жалеешь, а я себя ненавижу, как и эту сраную жизнь. Не тебе судить меня… Ты не жила там, где жил я, ты ничего не знаешь… — А ты хоть когда-то пытался мне что-то рассказать? Или поладить со мной? — Дрожа от подступающей истерики, Нобилиа подняла раскрасневшиеся глаза на мучителя. — Как я вообще могла хотя бы попытаться тебя понять, если получала только издевательства, Валтис! Ты и не пытался открыться! Скажи мне! У нас нельзя даже спросить о времени, когда ты ещё не вошёл в семью. Лания вздрогнула и затаила дыхание, когда Валтис побледнел, медленно сполз и осел на пол. Он выглядел так, будто уже давно умер. Прежде Лании никогда не приходилось наблюдать его таким разбитым, таким слабым. Он запрокинул голову и устремил глаза в потолок. Шмыгнул носом и постарался взять себя в руки. Выражение лица стало менее болезненным, но бледность никуда не делась. Нобилиа смотрела на него не спуская взгляда, смотрела и видела себя саму; когда она задыхалась, когда воля трещала, готовая вот-вот сломаться, а сама она сидела в кладовке и молилась, молилась, молилась. — Эта тема не поднимается не только ради меня, но и из-за Сэбконта. Наши отцы были хорошими друзьями со времён учёбы в академии, по крайней мере, так рассказывал сам Сэбконт. — Валтис вновь шмыгнул носом и провёл по нему пальцем, скидывая руки на колени. — Все знали Дэфата́ра Крадмана, как великодушного мужчину, справедливого товарища и замечательного семьянина. У моего… отца всегда было много друзей, этот ублюдок так хорошо манипулировал людьми: всегда выставлял напоказ лишь доблестные качества, боролся за простых людей. Но стоило ему оказаться вне поля видимости для чужих глаз, как он превращался в тирана и пьяницу, которым его знали только мы с мамой. Помимо всего, он так же искусно владел эдлис долоском, способностью, которая по несчастью досталась мне от рождения. Пожалуй, она и руки, всё что перепало от него, остальное от матери. Дэфатар, если и был в плохом расположении духа, то всегда отыгрывался на нас. Он истязал мой разум столько, сколько я себя помню, но маме всегда доставалось больше. Она закрывала меня и принимала на себя удары, как психические, так и физические. Наверное, именно поэтому она и сломалась первой. Когда мама уже была не в состоянии сделать хоть что-то, этот ублюдок занялся мной, но делал это исключительно во время «тренировок» моей способности. Всё бы… ничего…. — Вновь горько усмехнулся Валтис и принялся ковырять ноготь. Брат сглотнул ком в горле, выгнал воздух из лёгких и поморгал. Очевидно, говорить о прошлом ему было так же трудно, как вгонять в грудь ножи. Лания понимала зачем он взялся откровенничать: показывал, что тоже может быть слабым. — Всё бы ничего, если бы эти тренировки не длились двадцать четыре часа в сутки. Если у меня что-то не получалось — лупил плёткой для скота, но делал так, чтобы следы его «воспитания» можно было скрывать одеждой. Он искусно выбирал такие места и знал, как причинить невероятную боль. К пятилетию, сломался и я сам. Я очень смутно помню, что было в следующие года моей жизни. Но никогда не забуду, как он запирал дом изнутри, прятал ключи и начинал охоту. Мы с мамой прятались под полом, сидели там и дрожали, тихонько выплакивая ненависть и страх. Никогда не забуду, как отец вытаскивал маму за волосы и избивал, мучал остатки от её здравого рассудка, пока она не теряла сознание. Я всегда думал, почему мы не могли сбежать, а после понял, что нами овладевал ужас. Мы ничего не могли с этим поделать. Дрожащие руки, — внезапно выдал Валтис, вперив взгляд в свои. Его пальцы тряслись. — Отец ненавидел, когда наши с матерью руки дрожали, если мы куда-то выходили всей семьёй. Наверное, поэтому я зверел всякий раз, когда видел, как ты трясёшься от страха. Мне хотелось выбить эти воспоминания из своей памяти, от этого сам не заметил, как стал копией того ублюдка. — Он сжал кулаки, а глаза его начали медленно рдеть. — Тем не менее, для нас однажды выпал шанс.Сайд «Пёстрых камней»,
Дом семьи Крадманов
Страх болезненно пульсировал в висках, пока сердце как ошалелое разносило удары по телу. Затуманенный разум непрестанно завывал в ночной тиши, лишь звёзды были свидетелями чудовищных и всепоглощающих мук. Маленький мальчик лежал на кровати и наблюдал пустым взглядом на небо через окно. Изнутри оно практически всегда было заперто на замок, как и остальные окна в доме, лишь маленькая форточка пропускала в комнату свежий воздух. С каждой секундой он все сильнее сжимался в клубок, прижимал руки к груди и ощущал незримые нарывы, раздирающие его изнутри. Он знал, что молиться бесполезно — Светлая Дева либо не желала слышать его мольбы, либо её и вовсе не существовало, а значит, никто и представить себе не мог, что творилось в стенах этого дома. «Никто не придёт, никто не поможет, никому нет дела», — беспрестанно прокручивал в голове ужасающие мысли Валтис. Осторожно растирая ноющие от боли рёбра, мальчик скривился. Синяк под тонкой футболкой пылал всеми оттенками сизого и лилового, а по краям обращался в грязно-горчичный. Страх от неизбежного прихода тирана, не позволял успокоиться ни на мгновение. Крадман уже не понимал, кто или что он есть, ведь после «работы» над его сознанием остались лишь разорванные куски плоти, которым никогда не суждено зажить. Дрожь в руках не прекращалась. Валтис прислушивался к каждому звуку в доме и истерично дрожал, когда половицы, ведущие к его комнате надрывно скрипели. Воздух протискивался в лёгкие и обжигал их, ему казалось, что они в любой момент лопнут подобно шарикам. Валтис догадывался, что пара костей либо треснули, либо и вовсе сломались. Он гадал, после какого удара в этот раз отключится и проснётся ли, думал, как ему в рот снова впихнут тряпку, чтобы не смел кричать, думал о боли, после которой всё меньше хотелось жить. Закончится ли она когда-нибудь? Он не знал, как и не знал, сколько ещё должен терпеть все те зверства. Стерев с щёк слёзы, Валтис замер. Откуда брались слёзы, если, как ему казалось, он выплакивал каждую ночь до того, что жидкость переставала течь и глаза от того сильнее жгло. По ту сторону двери раздались шаги и противный визг досок. Сердце в груди, точно замерло. Он инстинктивно хотел подскочить и спрятаться, но любое движение отзывалось в теле острой болью. После неудачной попытки мальчик замер на месте, зажал свой рот рукой и проклинал громко бьющееся сердце, которое, как он думал, было слышно даже снаружи дома. Дверь медленно отворилась протяжно скрипнув. Страх обернулся в ужас и Валтис зажмурился, стараясь сдерживать рвущиеся из горла крики. «Он снова сделает мне больно. Почему он не оставит меня в покое, почему не сдохнет?» — мысленно завыл он. Лёгкие шаги стремительно приближались. Чьи-то руки нежно обхватили его щёки. Шершавые пальцы прошлись по щекам, стирая слёзы. — Тише, мальчик мой! Веди себя тише! Он не должен нас услышать! Поднимайся, скорее, мы должны выбраться из этого ужаса! — шепот матери надломился. Валтис мгновенно распахнул глаза и ощутил не с чем не сравнимое ликование. Он уже успел почувствовать вкус свободы в мелькнувшей мечте, успел увидеть новую жизнь с мамой и услышал свой и её смех. Но на смену в тот же миг пришла тревога. Она подобно черни начала стягиваться в груди, хотела погасить лучи надежды, хотела снова его сломать и разрушить. — А если он нас поймает? — дрожащим голосом вымолвил Крадман. — Поэтому мы и должны поторопиться. — В чёрных глазах матери мелькало волнение и не менее дикий страх. Она полезла в карман потрёпанного платья и подцепила ключи от дома. — Он спит, мы должны успеть, слышишь? Мы должны успеть! Валтис кивнув, но отчётливо ощущал, что страхи их обоих витают рядом и пытаются сцепиться на шеях, подобно петлям. Мать подхватила сына на руки и покралась по коридору. Каждая кряхтящая ступенька, точно так и норовила их выдать. Сердце ускоряло бег с новым звуком пола. Женщина зажмурилась и сжала губы. С трудом преодолев лестницу, она прокралась в коридор мимо пьяного мужа, заснувшего прямо за столом с пустой бутылкой в руках. От одного вида его ладоней и тёмных волос, Валтис задрожал с новой силой, а в голове загудела сирена. Мать крепче сжала сына и скользнула в узкий проход ведущий к двери. Гнетущая атмосфера раскаляла и без того воспалённые нервы и играла мерзкую мелодию, подобно неумелому скрипачу. Когда женщина отпустила сына, тот почувствовал насколько слабы его ноги и боялся, что упадёт и тем самым выдаст их. Потому он опёрся о стену и диким взглядом наблюдал за проёмом, где в любой момент мог появиться отец. Блёклый свет падал на новенькие тёмные ковры, освещал семейные фотографии, где Крадманы притворялись счастливой семьёй. В том конце коридора виднелся край деревянного стола, который глава семьи бесчисленное количество раз опрокидывал. Он расположился на уже выцветшем ковре с завитушками, которые Валтис успел выучить наизусть, пока лежал на полу и пытался отвлечься от боли. Отец старался обновлять интерьер, когда кровь сына и жены впитывались настолько, что оттереть становилось невозможно, а потому большинство ваз, ковров и покрывал на мебели менялись с поразительной частотой. Мать разжала ладонь и выбрала нужный ключ трясущимися пальцами, бросила ободряющий взгляд сыну. Она тихонько попыталась вставить его в замок, но из-за дрожи промахивалась раз за разом. От напряжения, её лицо исказилось, губы задрожали, а в широко распахнутых глазах заблестела пелена слёз. Она еле сдерживала звуки, которые упрямо рвались из горла. Мурашки прокатились по позвоночнику, когда из гостиной послышалась возня. Ноги точно срослись с полом, Валтис замер, и неосознанно начал мысленно молиться сам не ведая кому. Мать вздрогнула, когда что-то с глухим ударом упало, а после ещё ожесточённее начала тыкать ключом в замок и, наконец попала. Всего на мгновение обрадовалась, но не успела провернуть и одного раза, как в стену с рядом её голой прилетела бутылка, разбившаяся на десятки осколков. Отчаяние окатило, подобно ледяной воде и отрезвило разум. — Ах ты паскуда! — взревел изрядно напившийся мужчина. Валтис и моргнуть не успел, как отец в мгновение ока подлетел к жене. Дэфатар ожесточённо вцепился в волосы супруги, а после, с пеленой ярости на глазах, со всей силы швырнул её об стену. Недолгую тишину рассёк звук хруста, который мальчик был готов поклясться, услышал десятикратно громче. Мама лежала на полу и сотрясалась всем телом в попытке подняться. Она скулила, хрипела и давилась слезами, пока с её губ слетали густые бардовые капли. Тело парализовало, и Валтис начал медленно сползать по стенке. Отец, точно разъярённый зверь, нашёл глазами сына и двинулся в его сторону, как мать протяжно закричала и бросилась к мужу, ухватив его за ногу. — Не смей его трогать! Не трогай нашего сына! — взмолилась она. Глаза на исказившемся лице отца сверкнули и мать протяжно взвыла, начала корчиться на полу, пока из плотно сжатых глаз сочились слёзы. Она корчилась в агонии не меньше пары минут, пока старший Крадман не навис над ней, чуть пошатнувшись. Валтис заметил что-то блестящее в руке отца, а после мужчина схватил мать за горло и в бешенстве прорычал ей в лицо: — Малема! Да, я тебя прямо сейчас выпотрошу! Паршивая крада! Уйти от меня решила? Я покажу тебе, что бывает за такую дерзость, неблагодарная дешёвка. — Отпусти меня, не трогай! Я больше не хочу оставаться в этом доме, только не с тобой! — залилась рыданиями мать, в попытке ухватиться за плечи мужа. Тот омерзительно скривился и яростно ударил жену, а после запустил её прямиком в сына. Она пролетела по ковру, тяжело дыша. Валтис бросился к родительнице, когда с ужасом заметил, как из её живота сочилась вязкая, почти что чёрная, жидкость с резким металлическим запахом. Она стремительно сбегала по пальцам, пока женщина упорно прижимала руку к животу. Глаза Дэфатара налились кровью, вены вздулись на лице, он бешено дышал отчего слюна срывалась с его губ. Мать успела лишь оттолкнуть Валтиса от себя, когда отец снова бросился к ней. В этот раз Валтис отчётливо рассмотрел сжатый кухонный нож в руках тирана и обомлел от ужаса, в ушах зазвенело. — Уйти хочешь, неблагодарная кенц! Мальчик потерялся во времени, казалось оно замедлилось. Он слышал, как мать истошно кричала, видел, как Дэфатар снова и снова наносил удары по её телу, слышал рёв. Опомнился, лишь когда мама замолчала, она начала задыхаться от крови, которая бурлила где-то в горле. Брызги летели во все стороны и оседали на коже, одежде, стенах, точно коридор заполонили капли ржавчины. Только после минуты мучений, её уже безжизненное тело повалилось на пол. Из ран по ковру начала расползаться бурая лужа. Она росла с такой скоростью, что казалось может в любой момент обратиться в озеро и затопить дом. Валтиса поразила новая волна осознания и страха, он понимал, что дальше настанет его время, он умрёт следом. Голова начала разрываться, но опомнился он лишь когда отец рухнул на колени, а сам мальчик понял, что непрерывно смотрел в его глаза, с ненавистью, болью и отвращением. Лишь после он понял, как громко и надрывно кричал, да так, что голосовые связки обожгло огнём. Дэфатар продолжал сжимать в руках окровавленные нож, по которому скользили бардовые капли, заливающие пальцы. Мужчина внезапно зашёлся дрожью и повалился. С его губ сорвался болезненный вскрик. Крадман совсем не понимал, что творилось с извечным тираном, почему он вёл себя подобным образом и орал, точно свинья, которую заживо потрошили. Пока не понял. До Валтиса дошло, что он неосознанно использовал способность, что именно это спасло его от участи матери. Мальчик слёзно зарычал и стал давить ещё сильнее на разум отца, стал калечить, резать, рвать — повторял всё то, что делал глава семьи с ним самим. В какой-то момент силы из тела ушли, но он продолжал расправу. В конец обезумевший отец выпучил глаза, сосуды в глазах полопались, а изо рта потекла слюна и он отчаянно вцепился в волосы. — Нет, что я наделал! — взвыл он, когда Валтис чуть не отключился от перенапряжения; мальчик повалился на пол. Дэфатар подполз к жене и схватил её на руки, начал трясти, будто она могла прийти в себя, баюкал и заливался горькими рыданиями. Словно это не он убил её парой минут ранее. — Не оставляй меня, слышишь! Не оставляй! Крадман старший бросил взгляд на свои ладони и, точно сошёл с ума. Его безумный взгляд упал на сына. Отца трясло так, что казалось сотрясался и весь дом. — П-прости, Валтис, я… я пойду за ней, верну обратно! Слышишь? Я всё исправлю! Я-я… не могу без неё… — истерично прошептал он, а после резко вогнал в горло заляпанный бурой жижей нож. Перепуганному мальчику оставалось только ошарашенно наблюдать за тем, как отец захлёбывался в собственной крови, а после замертво повалился, глухо ударившись о ковёр.