По следам обречённых душ

Штаб сопротивления, река Светлой Девы В голове по-прежнему раздавались победные звучания труб, разлетались разноцветные лепестки цветов, искрились бутоны тюльпанов, из которых, точно водопады, бежали снопы искр. Эпкальму не верилось, что он действительно смог добыть свиток Кэтсий и вручить его Глорасу при капитанах и Гловиль. Разумеется, он знал, что по голове его не погладят, ведь все кроме Вэдпрума были глубоко возмущены своеволием и дерзостью, которые Аноильтенс вновь продемонстрировал. Однако и отрицать его заслуги не могли. Поэтому по итогу он не получил ни одобрения, ни порицания. Лишь после собрания, Глорас довольно потрепал сына по голове и сказал, что тот прекрасно справился и заслуживал всех похвал мира. А чтобы зарубить на корню любые недовольства, глава предложил провести сразу два слушания: о возвращении Эпкальма на должность и о ненадлежащем поведении капитана Эдманфера, с целью определения его дальнейшей роли в сопротивлении. Правда к этим «разборкам» на сей раз допускалась только верхушка, а потому остальным оставалось лишь ждать результатов. Мнение сопротивленцев касательно второго вопроса разнилось — одни хотели, чтобы капитана вышвырнули из штаба, другие надеялись на понижение его должности и дальнейшая служба в роли обычного подчинённого, третьи же молились на то, чтобы раздражающему капитану отсекли голову. Эпкальм сам не знал к какому лагерю себя отнести, а потому придерживался мнения первых и вторых. Помимо внутренних разборок, ему не давала покоя Ингет. Он раз за разом продолжал вспоминать её порыв и сладостный поцелуй, оставивший на губах лёгкий и волнительный привкус. Сам лидер не мог отрицать того, что когда-то она и правда была ему симпатична, во всяком случае до объявленной ему войны. Тем не менее, как и раньше, Эпкальм не искал для себя любовных отношений, но ничего не имел против дружеских связей, даже если его сердце после того дня временами ускорялось при виде девушки-язвы. Время близилось к полуночи. Свежий воздух охлаждал комнату и голову, последняя неустанно кипела от тысячи мыслей. В последнее время Эпкальм всё чаще думал о своём прошлом, о настоящем, о творящемся хаосе, о полученном свитке и дне, когда Ингет лишилась глаза. Он буравил потолок взглядом, раскинувшись на кровати. От раздумий отвлёк тихий стук в дверь. Аноильтенс обратил внимание на часы. Сосредоточился, прикрыл глаза и постарался ощутить того, кто скрывался по ту сторону двери. До его сознания донеслись лёгкие смущение и нервозность. Он поднялся с кровати с ухмылкой и пошёл открывать. — Кажется я тебе уже говорил не приходить ко мне по ночам, — с лёгкой насмешкой, заговорил Эпкальм. Лишь дверь успела приоткрыться, как Ингет с той стороны надавила и юркнула внутрь, тяжело выдохнув. — Я чуть душу не испустила, думала меня кто-нибудь заметит, — недовольно буркнула Хактес и прошла внутрь. Она опустилась в кресло рядом с кроватью и изучающе посмотрела на хозяина «апартаментов». — Чего хотела? — спокойно поинтересовался сопротивленец и улёгся на кровать. — Уснуть не получается, всё никак не выброшу из головы все эти слушания. Гостья коснулась своего пальца, точно хотела что-то покрутить, но поникла. Эпкальм бросил взгляд на её руки, но ничего особенного не приметил. Даже если что-то и было, то раньше он старательно игнорировал любые мелочи, поскольку с Ингет они только и делали, что ругались. — А лицо чего какое кислое? — приличия ради поинтересовался Аноильтенс. Ингет вздрогнула, а плечи её и вовсе осели, то ли от досады, то ли от печали, а может и всё вместе. — Я потеряла фамильное кольцо в лесу великанов, а это... ну... всё что у меня от родителей осталось. В последнее время не могу уснуть ещё и из-за этого. Эпкальм сочувствующе изогнул губы, ощущая, как тело сводит от напряжённой неловкости. Что сказать он не знал, не понимал, как себя вести и нужно ли поднять тему того поцелуя? Идея казалась совсем неправильной, хотя сердце требовало внести ясность. — Что ж, мне жаль... это очень печально. Не хочу казаться негостеприимным, хотя я тебя не звал, и ты не гость, но что ты тут забыла? Не можешь заснуть и пришла, чтобы я тебя спать уложил или что? Ингет неуклюже заёрзала на месте, и вся раскраснелась. Она сосредоточила взгляд на витающем шарике люкспиля и принялась его гипнотизировать. — Хочу внести ясность, Эпкальм. Может я тебя тогда и поцеловала, но это не значит, что теперь буду бегать за тобой, как Липедесса и дуть тебе в зад. Это был просто порыв, так что прекрати уже зазнаваться! — То есть ты не считаешь меня... ну скажем пэглэфа́смиах? — подразнил её лидер. — Ещё чего! — воскликнула Хактес и тут же прикрыла себе рот. — Я же говорила, что хочу просто найти с тобой общий язык! — О, и ты его нашла, в прямом смысле этого слова. Способ ты, конечно, выбрала очень интересный. Но не думаешь, что нормальные люди так не дружат? Ингет раскраснелась сильнее прежнего и начала закипать от злости, что смешалась со смущением. — Хватит уже к словам придираться! — замолчала. — И вообще, я пришла только чтобы сказать, что ребята просили тебя прийти завтра на тренировочную поляну! — Хорошо, — когда Хактес направилась к двери, Эпкальм бросил вдогонку: — Рад что ты налаживаешь связи. Светлых снов, голубка! — Тоже мне... голубок. Светлых снов, — буркнула она и хотела уже дёрнуть ручку, чтобы выйти, но остановилась. — Слушай... я пришла не совсем за этим. Можно я посплю здесь, в кресле? Аноильтенс изумился и замер, не поверив ушам. Он хорошо видел чувства Ингет, видел розовые с жёлтым пары вокруг неё, но понимал, что сама она либо не хочет принимать их, либо боится. Но также сопротивленец понимал, почему она просит о подобном — не хочет оставаться в одиночестве. Качнув ей головой, Эпкальм стянул покрывало и бросил Ингет одну из подушек. — Ладно, но, чтобы утром тебя здесь не было, а то если кто зайдёт, могут неправильно понять твою дружбу. На мгновение показалось, что Хактес злобно скорчится, но она лишь нахмурилась от смущения. Ночная гостья забралась в кресло, свернулась калачиком и благодарно пождала губы. — Светлых снова, — еле слышно пожелала Ингет, после чего Эпкальм погасил свет. *** Едва утренние лучи солнца скользнули в комнату, как в дверь кто-то ворвался с криками. Перепуганный Эпкальм спросонья не сразу сообразил, что происходит. Машинально начал нащупывать припрятанный под подушкой кинжал, но вовремя разглядел толпящихся озорников. Вильт, Памаль и Женя наперебой что-то кричали одновременно и пытались втиснуться в проём разом. Аноильтенс смутно соображал и не до конца понимал происходящего. Однако первым делом он напряжённо стрельнул глазами в сторону кресел, где до того спала Ингет. Сопротивленка обещание сдержала, потому как спальное место пустовало. Аноильтенс слегка расслабился, после чего заспанно посмотрел на товарищей, что продолжали громко и радостно горланить. Удавалось выцепить лишь обрывки слов. — По одному! — хрипло крикнул Эпкальм, потирая глаза. Ребята переглянулись между собой, замолчали на пару секунд, а после снова затараторили все вместе. Голова от напора и криков готова была лопнуть, а сам сопротивленец захотел взвыть, подобно волку. — Да, отойдите вы! — троицу кто-то протолкнул вперёд, после чего в комнате появились Сэлд, Липедесса, Тагус и Ингет. Глаза у взволнованных ребят горели. — Не можете разговаривать нормально, так лучше помолчите! — важно цыкнул на крикунов Рафспит, после чего выступил вперёд, точно гордый гонец. — С утра я проходил мимо комнаты совещаний и услышал оттуда оживлённые споры. Поднимали вопросы о пригодности Эдманфера и о тебе! В общем я подслушал и вышло так, что Эдманферу сделали суровый выговор и отстранили на время от деятельности сопротивления, а тебя восстановили в роли лидера отряда! Эпкальм, ты снова в строю! Только мысль дошла до Аноильтенса, он, не веря ушам, подскочил с кровати. От взбурлившей радости, он и заметить не успел, как его облепили со всех сторон и одобрительно загомонили. Сопротивленцы радовались и поздравляли лидера с возвращением. Самому Эпкальму не верилось, что Глорасу удастся это провернуть. Он подозревал, что глава получил поддержку в виде капитана Бонстека и Гловиль, которые особенно остро отреагировали на проверку коллеги. Казалось, что в жизни наконец наступила светлая полоса, а неудачная закончилась, перестала сковывать Аноильтенса при каждом движении, подобно густой смоле. — Мы должны это отпраздновать! — в один голос закричали озорники. — Ну, мы по правде сказать, и так собирались устроить посиделки, — неловко заулыбался Сэлд. — Да, но теперь у нас есть хороший повод! Давно пора нам всем снова собраться в кучу, — довольно произнёс Женя и игриво толкнул Ингет в плечо. Хактес неловко поёжилась и погрустнела, после чего перевела взгляд на Эпкальма и смущённо улыбнулась. В ту же секунду она запрятала ребяческое замешательство и уверенно шагнула вперёд: — Пост сдал, как говорится, — она протянула лидеру руку с торжеством. — Больше никто не посмеет тебя подвинуть. Кроткая усмешка сорвалась с губ Эпкальма, после чего он пожал ладонь уже бывшей сопернице. — Мы на это очень надеемся, — скрестив на груди руки, Липедесса угрожающе улыбнулась Ингет. — Давайте тогда дадим нашему лидеру хотя бы одеться. Эпкальм её замечанию ничуть не смутился. Даже если он получил важную новость находясь в одних трусах, это нисколько не мешало ему. Не голый же он в конце-то концов! — Гонцы твои с самого утра на уши весь штаб поднимают, — появился в комнате Глорас. Он говорил вовсе не с возмущением, а с улыбкой на губах. — Уши бы вам надрать, прохвостам. Хотел сам тебе сказать, но эти проныры меня опередили. Скажу только одно: до беспамятства не напиваться, поняли меня? Или я вас всех с похмелья отправлю сначала наматывать круги, а после вымывать весь штаб. — Глава с самого утра зверствует, — подтрунил Вильт. — Глорас, а ты тоже заглядывай на огонёк, мы и тебе нальём! — Ещё слово, Лебаг, и я тебе такого огоньку дам. Вильт примирительно вскинул руки и захохотал, после чего ребята начали постепенно покидать комнату, чтобы дать Эпкальму шанс привести себя в порядок. Остался только Вэдпрум, который с гордостью осматривал сына. Глава добродушно улыбнулся и потрепал Эпкальма по плечу, хоть и усмехнулся его полураздетому виду. — Ты не перестаёшь меня удивлять. С возвращением, лидер! — Спасибо, — смущённо пробормотал Аноильтенс. — Что будем делать со свитком? Рано или поздно тенадасеры придут за ним и тогда раскроют местоположение штаба. — Они уже знают, — спокойно отозвался мужчина, в то время как внутри Эпкальма что-то перевернулось вверх тормашками, а после швырнуло его в ледяную воду. — Но от этого знания им ни горячо, ни холодно. Секрет наших барьеров знают только те, кто их возводил, но память этим людям подтирал Сэлд. — О чём ты говоришь? Я чего-то не понимаю? Вэдпрум хохотнул и развернулся. — Гораздо опаснее, если будешь понимать. Теперь уже маскировать память некому, так что уж лучше оставайся в неведении. Просто знай, что как бы не хотели, тенадасеры к нам не прорвутся даже со всей мощью своих перевёртышей. Веселись, пока есть такое время. Оно выдаётся крайне редко, оболтус. Глорас напоследок одарил сына довольной ухмылкой и тоже покинул комнату, оставив после себя неприятное послевкусие таинственности. Эпкальм не мог отделаться от зудящего любопытства касательно Сэлда и защиты штаба, но решил раз знать ему что-то не положено, то пускай так оно и остаётся. По крайней мере пока. Если возникнет потребность в этом знании, то его обязательно посвятят. Отбросив клубящиеся мысли, Аноильтенс приступил к сборам. После всех необходимых процедур, он отправился к отряду. По прибытию Эпкальм заметил расстеленные покрывала, непонятные ему светящиеся сети, которые Женя называл «гирляндами», три средних размеров бочки с, как он догадался, дольтом. От них тянулся приятный пряный с горчинкой аромат, от которого организм восторженно затрепетал. Помимо всего прочего грудилось множество разномастных закусок: от вяленого кроля, сушёных рыбных палочек и до острых овощных закусок. На тарелках расположились сырые куски мраморного мяса с бардовыми прожилками, а также всеми любимые хрустящие стебли росистой травы, — она походила на длинные сухарики. Празднество началось, когда каждый получил по стакану хмельного напитка. Вильт, Женя и Памаль занимались жаркой мяса на импровизированном каменном костре, остальные же расположились рядом и делились забавными историями. Впервые за долгое время сопротивленцы и правда вели себя, как семья. Под шумные разговоры, песни о временах года и новых анекдотов от Жени, ребята просидели на поляне почти до самой ночи. Сопротивленцы успели изрядно напиться, а потому песни стали звучать всё чаще. В какой-то момент Воеводин притащил инструмент со струнами и клавишами — цита́ну и начал наигрывать разные мотивы под ободрительный гул певцов. Из тёплой дружественной атмосферы и заливистого смеха выбивалась одна только Ингет. Она всё время держалась Тагуса, с которым всегда общалась лучше остальных и старалась не выделяться, даже рот лишний раз не открывала. Эпкальм ощущал её вину. Он хорошо осознавал, что после всего, что Хактес вытворила — чувствовала себя лишней в компании. Даже если ребята и стали постепенно оттаивать и пытались всеми силами вовлечь её в общее веселье — терпели поражение. На поляне постепенно сгущался сумрак. От полного погружения во тьму сопротивленцев спасали светодиодные гирлянды, переливающиеся разными оттенками. В своё время Женя принёс, как Вильт часто называл её, «паутину» в штаб и вместе с озорниками довёл до ума, чтобы та могла работать без электричества. Выпивка постепенно заканчивалась, как и закуски. Куски мяса, которые уже ни в кого не лезли, остывали в объёмной миске. Хмель одурманил разум. Эпкальм чувствовал, что сильно опьянел. А потому заметить, что кто-то исчез с поляны смог не сразу, да и то не сам. — А Ингет куда ушлёпала? — спросил Памаль. Он единственный выглядел так, будто ему и капли дольта в рот не упало. — Кажется она пошла к реке, — пожал плечами Тагус. — Женя! Давай по новой, еще пару песен! — заголосил Вильт. — Этой алкашне больше не наливайте. Его вой уже в штабе, наверняка, слышат. Будет сниться всем в страшных снах, — ответил Воеводин и они принялись шуточно пихать друг друга. Сцена вызвала у Эпкальма смешок. Когда прилетело Памалю, Вильт недоумённо на него посмотрел, после чего выдал: — Извини, задел случайно. Если бы не случайно, то не стал бы сдерживаться. Завязалась уже тройная «драка», Тагус спокойно наблюдал за ними и даже улыбался, потягивая дольт из стакана. Аноильтенс поднялся и под шумок ушёл к реке, ощущая странную потребность посидеть у воды под звёздами. На привычном месте сидела Ингет. Она поджимала к себе ноги и печально смотрела на воду. Её одинокий вид вызывал в Эпкальме досаду, хотя лидер и понимал, что она сама заварила эту кашу. Он бесцеремонно приблизился и улёгся на траву рядом, обращая взор в небо. Тишину прервать никто не осмелился, а может и не желали её нарушать. Приятная прохлада остужала разгорячённую кожу, журчание реки баюкало, а звёзды показывали истории, которые разобрать мог далеко не каждый. Приятное ощущение спокойствия и умиротворённости сподвигли сопротивленца прикрыть глаза и расслабиться. Он уже и не помнил дня, когда в последний раз дышалось так свободно. Всё забылось в суматохе последних месяцев, утонуло в сплошных разочарованиях и неприятных ситуациях. Эпкальм слушал ускоренное сердцебиение из-за дольта. Хотел было поблуждать в водах давно минувших дней, но понял, что ему этого не нужно, по крайней мере не в этот момент, возможно и не в этот день. Ему захотелось пожить в настоящем, захотелось прекратить погружаться в дни своего детства, захотелось просто насладиться моментом. — Эпкальм, скажи, откуда ты знаешь, что такое быть лидером? — поинтересовалась Ингет, привлекая к себе внимание. Аноильтенс не счёл нужным открывать глаз, просто обдумывал её слова и пытался найти ответ. — Кажется, я так и не нашла для себя правильного пути. Родители знали, как быть кем угодно, а я не могу понять, как быть самой собой, хотя нет... не хочу я быть такой. — Не хочешь быть собой или той, кого другие не любят? Собеседница взяла паузу. — Какой бы из этих вариантов я не выбрала, итог всегда один — меня гонят. Конечно, своими поступками, я заслуживаю этой реакции. Но чем чаще думаю об этом, тем больше задаюсь вопросом: а гордились бы мной родители? Тем человеком, которым я стала, — Эпкальм приоткрыл глаза и увидел искажённое болью лицо Хактес. — Знаешь, я и правда по ним очень скучаю, а теперь, когда у меня нет кольца, кажется, что связь с ними совсем оборвалась... что я делаю что-то не так. Они хотели оставить дела сопротивления и жить спокойной жизнью, хотели покончить с рисками. Мама и папа, когда уходили на последнее задание, сказали мне, что как только вернутся и мы начнём новую жизнь. Но они так и не вернулись. Их разодрали тебрарумы, не осталось почти ничего кроме отдельных частей тела. Вот я и задумалась: а по тому ли пути я иду? Чем дольше я остаюсь здесь, тем больше неприятностей. У меня такое чувство... будто глаз — это лишь предупреждение, знак от Светлой Девы, что пора остановиться, выдохнуть и выбрать другую тропу. Эпкальм помолчал с минуту, слушая тихие всхлипы рядом. Он обратил взгляд к небу и в сознании само собой всплыло лицо Флопри́кии с теплотой во взгляде. — Я слышал, что твои родители были превосходными людьми. Они умели отдавать себя не только штабу, но и семье, друзьям. Им везде были рады, где бы они не появлялись. Однако со временем их желанием стала тихая жизнь. А чего хочешь ты сама? Если не думать о них или ком-то другом? Вытерев нос, Ингет в очередной раз всхлипнула и повернулась к Эпкальму. — Не знаю. Я не понимаю даже кто я, откуда мне знать, чего мне хочется? — Всё ты знаешь, — поёжился Аноильтенс. — Но боишься. Отказываешься принимать свои желания и чувства, а потом делаешь вид, что стоишь на распутье, хотя второй тропы даже нет. Мне кажется, как будто ты лезешь в болото, вместо того, чтобы идти по дороге. — Может так и есть. А... откуда ты знаешь куда идти? Почему решил остаться в сопротивлении, хотя мог последовать воле родителей? Хотя... я даже не знаю, что с тобой случилось. Где твоя семья? Ком встал в горле, однако Эпкальм проглотил его и так же безучастно продолжил смотреть ввысь. В груди появилась пустота, апатия выползла из неё и начала постепенно пожирать его. — Хочешь послушать о моём прошлом? — хмыкнул он и повернул голову к Ингет. Сопротивленка несколько неуверенно кивнула и сложила голову на руки. В памяти Эпкальма снова вспыхло пламя, истеричные крики людей, взошёл парад планет на небосвод и замелькали тёмные фигуры. В эту дверь он старался не возвращаться. О той ночи вспоминать не просто больно или неприятно, а невыносимо. — Ну, с чего б начать, раз уж мы взялись откровенничать. Я был старшим сыном в семье. Моя мать всегда отдавала предпочтение младшему брату, а меня на дух не переносила. Корила за все беды в её жизни, могла и побить, если настроение было совсем скверным. Отец пытался меня как-то защищать, но и сам не так уж и тянулся ко мне. Я не чествовал от него любви, но он проявлял ко мне доброту и относился мягче, чем мать. Если позволяло время — учил пользоваться силой и даже мог потрепать по голове за успехи. Тем не менее, почти всё девство я был одинок, — Аноильтенс пожал губами, когда почувствовал лёгкий укол в ребра. То была печаль, которую даже гнать не пришлось, она отступила сама. — Пока не встретил женщину. Точнее это нашла меня. Она подошла ко мне и завела разговор, спросила, почему я грустный и сижу в поле один. Я ответил только то, что родителям в общем-то плевать. С тех пор мы с ней стали видеться всё чаще. Для шестилетнего меня, она стала настоящим спасением — матерью, которая дарила любовь без тени сомнения и уделяла почти всё свободное время. Я боялся, что она отдалится от меня, когда у неё родится ребёнок, но даже после она продолжала проводить со мной много времени. Когда её дочь родилась, к нашей небольшой компании присоединился и отец девочки. Мы пили чай, ходили на пикники, играли и читали. В общем они дали мне всё то, чего я не получал от своих родителей. Но и это счастье длилось недолго. Мне было девять в день, когда на небе проявился парад планет. Днём мы любовались этим зрелищем, а уже ночью на сайд напал Итенедонимус со своими прихвостнями. Те люди собирались бежать из Зазавесья в тот день, а я хотел им помочь, но все сложилось совсем иначе. На них напали. Я не знаю, что случилось дальше, меня кто-то вырубил в суматохе. Очнулся, когда уже всё закончилось. Побежал в их дом — там было пусто. Мне стало страшно и тревожно, тогда я бросился к своему, но на его месте осталось пепелище. Среди обугленных досок, я увидел тела. Моя семья была мертва. В тот день я снова почувствовал, что остался совсем один. От страха одиночества, просидел там до самого утра. Чтобы не сойти с ума, я как мантру повторял для себя имя той женщины. Тогда же меня нашёл Глорас и забрал в ещё только зарождающееся сопротивление. Вот и вся история, — выдохнув, Эпкальм ощутил, как с груди точно свалился тяжёлый камень. Прежде он ни с кем не говорил о прошлом, считал это излишним напоминанием об утраченном. Однако, в этот миг ощутил лёгкость. — А с братом ты общался? — Очень мало, мать держала нас друг от друга на расстоянии. Можно сказать, что мы виделись только за обеденным столом. — Как ты можешь рассказывать об этом так спокойно? — ужаснулась Ингет. Её лицо стало беспокойным, шокированным, печальным. Она стискивала траву от нервного напряжения. Эпкальм слегка улыбнулся, но больше не стал смотреть на небосвод. Он посмотрел на Хактес и протянул руку к её лицу. Подцепил пальцем одинокую слезинку и смахнул её, растерев пальцами. — Потому что это уже прошло, Ингет. Всю боль, что я пережил тогда, осталась в прошлом. Мне незачем волочить её в настоящее или будущее. Мы можем грустить о прошлом и вспоминать о нём, но нельзя всю жизнь из-за него убиваться. Наши жизни и без того коротки, чтобы тратить их на такую бессмыслицу. Шмыгнув, Ингет заворожённо продолжила смотреть на Эпкальма, пока осторожно не взяла его за руку и бережно стиснула. В её взгляде читалась явная благодарность и лёгкое восхищение, которые придавали выражению лица некоего блеска. Точно луна отражалась на водяной глади.