***
Арсений посреди королевских покоев смотрится очень необычно. Особенно, когда стоит неопределимую вечность в ожидании того, когда Антон наконец заговорит. — Так всё прошло хорошо? — не вытерпев молчания, пробует узнать советник. — Прекрасно. Всё прошло прекрасно. Голос Антона звучит отстранённо. После прогулки с Ириной прошло уже несколько дней, за которые они успели ещё раз встретиться на приёме у Матвиенко и обменяться короткими письмами. Сейчас воспоминания о графине возбуждают новый приступ волнения. Антон ещё до прихода советника пытался затолкать щекочущее внутри чувство подальше, подавить вином, что мирно стоит в кубке напротив, отпитое лишь на глоток. Старался убедить себя, что идея неплохая и то, что он собирается спрашивать не так унизительно и страшно с объективной точки зрения. Только почему-то он всё равно сжимается, сидя на мягком диване на собственной территории, и без конца трёт двухдневную щетину на лице. — Так я здесь потому что?.. Антон исподлобья глядит на Арсения, понимая, что нужно начинать говорить, — его нервозность искрит в воздухе, и советник её чутко идентифицирует. Но не знает, как начать. Выдыхает тяжело. Надо заговорить, иначе передумает. — Я тебя вызвал. Этого недостаточно? — совсем не то. Выходит грубо, а Антон хотел не так. Рука на автомате тянется к кубку с вином. Голубые глаза прослеживают это движение, цепко хватают каждый нервный жест. Надо было что-то придумать и не надеяться на чёртову импровизацию в процессе. Выпитый ранее алкоголь раскрывается терпкой сладостью на языке, но мысленно Антон корит себя за поиск спасения в градусах. С заплетающимся языком будет в сто раз сложнее, это он знает наверняка, поэтому ставит кубок обратно, не сделав даже глоток. — Арс. — Да? — советник отзывается сразу и чуть приподнимает тёмные брови в новом немом вопросе. Снова выдох и руки, перстнями холодящие лицо. — У нас с графиней Кузнецовой сложились очень тёплые отношения, — будто бы в одно слово. Антон смотрит на поджатые в ожидании губы Арсения, принимает согласный наклон головы, подталкивающий продолжать. — В общем, всё приобретает довольно серьёзные обороты. Как и должно было случиться. Я не хочу форсировать события, но… — притормозить перед прыжком достаточно разумно, поэтому Антон замолкает на секунду или две, а потом набирает в грудь воздуха и говорит: — Я думаю, что она ждёт от меня следующего шага. Думаю, я должен сделать что-то большее, зайти дальше случайных прикосновений и прогулок. Но не знаю как. Арсений молчит всё то время, что принц пытается справиться с собственной неловкостью. Этот его изучающий взгляд, скользящий по краснеющим скулам принца, и громкие мысли не дают успокоиться и сесть ровно: приходится ёрзать, вертеть головой, разглядывая уже тысячу раз знакомую обстановку, незаметно вытирать потеющие ладони о светлые брюки. Когда в комнате раздаётся резкий выдох, Антон разглядывает письменный стол у противоположной стены, но, — даже не видя, — чувствует ухмылку советника. — Вы говорите про секс? — Боже, Арсений! Нет! — принц вскрикивает почти отчаянно, снова закрывая лицо локтем. — Да. Кажется, щёки горят так сильно, что по цвету напоминают алую обивку дивана. Антон отрицательно качает головой, но по глазам видно, что думает только об этом. Арсений всё ещё стоит метрах в трёх перед диваном, Антон всё ещё вжимается в спинку, желая всё-таки с ней слиться. На удивление, советник совсем не смеётся над ним. Прячет улыбку, оставляя уголки губ рискованно дёргаться вверх, лучики веселья уже собираются у глаз, но старается быть предельно аккуратным в сложившейся ситуации. — Ваше Высочество, — Антон не ошибся: голос ласкает покрасневшие до самых кончиков уши, Арсений старается утешить, боясь нарушить хрупкую связь, которую удалось наладить. — Вам не будет комфортнее поговорить об этом с графом Матвиенко? Арсений облокачивается о кресло рядом с собой, наверное, уже стоило предложить ему сесть. Странно, мысли об этом не умещаются в воспалённом мозгу и исчезают, будто их и не было вовсе. Есть только Арсений со сцепленными в замок пальцами, его спокойный голос и тёплый взгляд. Антон обречённо качает головой: — Нет, не с Серёжей. Он не поймёт моего положения, и я при всём желании не смогу честно объяснить ему, почему всё так вышло, — с чувством, что пик стыда пройден, речь становится более уверенной и внятной. — Как и у любого члена королевской семьи моя связь с кем-либо обязательно должна быть эталоном. Я показываю пример огромному количеству людей — отношения в таком случае либо честны и сильны в чувстве, которое их породило, либо их нет. Будучи принцем, я не могу надеяться на конфиденциальность и рисковать репутацией, ожидая, когда мимолетная интрижка станет достоянием общественности. Поэтому я до сих пор старался обходить такие вещи стороной, не думать и не искушаться, — Антон проводит языком по пересохшим губам, давая себе небольшую передышку. — Сейчас я могу довериться только тебе. Собственное бессилие летает маленькими пылинками в воздухе. Из спальни доносится далёкий, едва слышный треск камина, который успокаивает стыд, под закрытыми веками ощущается долгожданное спокойствие. Жаль, неуловимое посреди этого разговора. — Так вы просто неопытны? — Да. И только сейчас на лице советника проскальзывает улыбка. Неясно, гордится им Арсений или всё же смеётся, но собственные губы устало растягиваются в пародии на что-то такое же нежное. Надёжный, как фундамент дворца, Арсений не давит, не требует подробностей. Ждёт спокойно, когда Антон сам поделится всем, чем пожелает. — А ты? — вдруг оживляется принц. — Ты пробовал? В смысле в храме же раздельное по полу обучение. Как у тебя вышло с девушками? Или нет? — где-то на середине бессвязного потока мысли приходит осознание. — Это слишком, да? Ты не обязан говорить… Чёрт. Арс, останови меня, пожалуйста. — В храме намного больше содомии, чем вы можете себе представить, Антон Андреевич, — тихо отрезает советник. — Потому что грешить на глазах у Бога намного слаще, чем где-либо ещё на земле. Теперь его улыбка становится лукавой. Уколов принца новой дозой смущения, советник медленно упивается отведённым взглядом и пятнами краснеющей шеей. — Я бисексуален. Спал и с девушками, и с парнями. В период взросления в замкнутом кругу знакомых лиц к ориентации возникает очень мало вопросов и требований. — И с кем понравилось больше? — Сейчас я предпочитаю мужчин, Ваше Высочество. На вопрос почему, если вы не против, я не стану отвечать. — Хорошо. Руки самовольно укладываются на колени, как у послушного ученика. Зачем-то Антон ещё наклоняет голову для уверенности. Арсений, понимая, что разговор для принца уже очень долгий и не самый приятный, просит сесть и Антон жестом указывает на диван рядом с собой. Перемещение в два шага и тяжесть на другой половине задаёт происходящему долю динамики: Антону, застрявшему в калейдоскопе смущения, нужен свежий воздух и доля свободы, Арсений её предоставляет по-своему — отвлеченным вопросом, непродолжительной паузой. — Я могу найти вам надёжную девушку, — понятливо не ставит вопрос о верности Ирине, просто предлагает логичный на первый взгляд вариант. Но он даже звучит отвратительно. — Нет, ты что. Я не могу так, Арс. — Вы хотите, чтобы это был я? Антон резко поворачивается. Шея болезненно простреливает. Беспокойными взглядом Шастун ищет на лице советника сомнение, насмешку, отвращение, что угодно, чтобы иметь возможность отказаться так же однозначно. Но видит только спокойствие в синеющем омуте глаз напротив. Преданность. Уверенность в каждом слове. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы не зажмуриться, когда согласно кивает. Вот и всё. Все узлы мыслей распутаны, самые стыдные вопросы заданы. В закромах сознания найден один-единственный вариант, который Антон готов осуществить. И теперь он чувствует себя совершенно нагим, беззащитным перед советником в форменном чёрном одеянии с ультрамариновыми глазами. Страшно. Антон понимает тогда, когда прорези в диване больно упираются в спину — он инстинктивно пытается отодвинуться как можно дальше от Арсения, излучающего только уверенность и покой. — Хорошо. — Хорошо. — Вы когда-нибудь целовались? — Нет, — это не совсем правда: Антону приходилось делать это всего пару раз в поздней юности, но всё было так нелепо и не по-настоящему, что воспоминания о тех моментах затёрлись до дыр. Ему двадцать два, и Антон целовался слишком много лет назад, чтобы помнить, каково это. Всё так нелепо, Боже. — Мы можем попробовать, — Арсений облокачивается на руку перед собой, лишь немного склонившись в сторону принца, пока тот панически вдавливает себя в мебель. Арсений видит это, прищуривается и сам отстраняется, усаживаясь удобнее. Теперь кажется, что он слишком далеко, хотя отодвинулся всего на пару сантиметров. Антон не хочется показаться совсем уж конченным придурком, который попросил о помощи и сам же безынициативно забился в угол, но проблема в том, что он действительно не знает, куда себя деть: как сесть, стоит ли быть смелее и настойчивее или в контексте это не уместно. Смотрит на Арсения, ожидая простейших указаний. И его понимают. — Нам нужно сесть ближе. Ещё немного, вот так, — никаких прямых приказов, только ненавязчивое взаимодействие. Антон сидит напротив Арсения, хотя по-прежнему может почувствовать лопатками вырез дивана. Получается, переместился советник. И Антон за это честно благодарен. С такого расстояния даже в полумраке видны все детали лица: мимические морщинки, маленькие изъяны вроде шрама над правой бровью, редкую россыпь родинок на гладко выбритых щеках. Тени ресниц, ямочки от слабой улыбки. Тонкие, ровно очерченные губы, приоткрытые, шепчущие что-то очень горячо. — Вам лучше расслабиться. — Я спокоен, — хрипло с перебоем на выдох. Арсений сжимает пальцами подбородок, склоняет голову чуть вверх, теперь сам опускается взглядом к губам и рассматривает. Не выдержав, Антон снова быстро проводит по ним языком. Мысли сужаются до одной крохотной точки во вселенной — до тёплых пальцев на лице и горячего взгляда из-под прикрытых век. Арсений целует. Невинно прикасается на одно мгновение. Антон даже не успевает включиться и ответить. Ещё раз, сухим мазком. Ещё. Прихватывая нижнюю губу обеими. Покалыванием от места соприкосновения до кончиков пальцев. Снова отстраняется. Поднимает взгляд в глаза, будто бы проверяя состояние, но Антон чувствует себя прекрасно. И ему мало. Принц сам подаётся вперёд и возвращает поцелуй, но более настойчиво. На самом деле просто голодно вжимается в губы напротив и сразу же чувствует руку советника, снимающую его ладонь со своей щеки. — Тише, тише, — шёпотом прямо в приоткрытый рот. Антон отклоняется, но Арсений, как примагниченный, следует за ним. Упругим движением вперёд и назад, не соприкасаясь. — Мы никуда не спешим, да? Антон только мычит в ответ, упираясь носом в щёку, с мыслями лишь о том, чтобы повторить. Рациональная часть желает извиниться за этот порыв, но остальная пускает яркие искры во все отделы разума. — Тихо, — непонятно, сознательно ли Арсений успокаивает его, но выходит что-то совершенно противоположное: с ещё одним поцелуем пресс на вдохе напрягается, задерживая приятный спазм. — Открой, — он давит на челюсть, и следующее касание не губами, мокро языком повторяет дорожку по нижней. Антон думает, что задыхается. Арсений поочерёдно сминает губы своими, снова открывает и совсем невесомо сталкивается с языком Антона. Поцелуй с привкусом вина, ещё щекочущим вкусовые рецепторы. Чувствует ли Арсений терпкую сладость? Или он также потерялся в ощущениях, как Антон? Антон отодвигается. Запыхавшийся, потому что дыхание сбилось где-то в самом начале и не желает более повиноваться своему обладателю. Всё ещё напуганный, от прерванного контакта растерянный. Антон не хочет верить в то, что возбудился от одного прикосновения чужих губ к своим, но ёрзает на месте и напряжённо вытягивает спину, чтобы совладать с гаммой новых ощущений. — Я уверен, что вы не одиноки в своём волнении. Графиня тоже переживает, но надеется на ваше покровительство, — говорит советник. — Ваши чувства прекрасны, будьте в них честны с ней — все остальное неважно. — Зачем мы об этом говорим? — чуть отупевши Антон глядит на умилённую улыбку Арсения, которую тот старается спрятать, опуская голову к плечу. — Я не смогу показать все технические ходы. В моменте вы должны будете довериться самому себе и ей. Секс — это порождение чувств, физическое проявление заботы и любви. Нет ничего правильного, только ваши желания. — Мне нужно больше, Арс, — просит вопреки тому, что снова отдалился и упёрся в спинку дивана. Умоляет продолжить хотя бы ещё чуть-чуть, потому что уже интересно до дрожи. И на горизонте не маячит граница дозволенного. — Позволите? Антон поднимает голову: секундами ранее он смотрел вверх, умоляя Бога вытащить его из этой комнаты, — теперь оттуда смотрят голубые глаза в ожидании разрешения. Антон плохо понимает, на что именно, но сам садится ровно, а Арсений перекидывает ногу и усаживается ему на колени. Если на свете есть высшие силы, то они совершенно точно покинули Антона, потому что этого всего много: Арсений, сжимающий его бёдра по бокам своими, его руки на спинке дивана позади, лицо слишком близко, тело в жалких сантиметрах. Под ладонями приятно ощущается плотный материал чёрных брюк. Антон на автомате ведёт ими от колена выше, но Арсений слабо дёргается и сам перекладывает выше на внешнюю сторону. — Вы волнуетесь, Ваше Высочество? — С чего ты взял? — Антон чувствует себя пьяным и малодушно надеется, что не выглядит таким же распалённым, как Арсений, что в его зелёных глазах не блестит откровенное наслаждение. — У вас руки дрожат. Вместо ответа Антон сжимает пальцы, притягивая советника плотнее к телу. Он не повинуется, приподнимается от резкого движения, выгибает спину и ахает, но упирается рукой в плечо, чтобы сдержать жалкую дистанцию. Вот они — границы. Советник расставляет акценты и адекватно оценивает ситуацию: сидит на коленях, но не притирается ближе, почти не трогает, держа обе руки на резной перекладине позади принца, не позволяет трогать себя в местах, где явно слишком приятно, чтобы продолжать держать холодным рассудок. — Мы можем остановиться в любой момент. — Не хочу. — Послушайте, — жёстче настаивает. — Вам не нужно ничего мне доказывать. Я уже видел, уже знаю, я здесь с вами и не собираюсь бежать. Антон тянется вперёд и целует. Более развязно, но страсти в этом жесте совершенно нет. Выдыхая в рот, лаская язык, обводя прикосновением по контуру верхней губы к самому уголку, он доверяет. Арсений не сделает ничего, о чём он не попросит. Не будет стыдно, больно, неприятно. Нужно просто позволить этому быть. Он разрывает поцелуй и чувствует руку советника на шее, тёплые длинные пальцы, мягко обхватывающие горло. Антон отклоняет голову под град коротких поцелуев цепочкой от скул до уха. Прикосновение в чувствительном местечке за. Дышать выходит только с хрипом, принц сжимает губы и несдержанно мычит, когда Арсений задевает языком мочку уха, а потом мягко дует. Принуждает себя не брыкаться от каждого нового прикосновения. Плавится, нетерпеливо всё же сжимая сильные бёдра в руках. — Не говорите графине, что не уверены, — горячо шипит прямо в ухо, и голос разливается по черепной коробке эхом. — Дайте ей почувствовать безопасность рядом и уверенность в том, что вы о ней позаботитесь. Рукой аккуратно зарывается в золотые кудри и массирует кожу. Целует с одной стороны, мягко тянет за волосы с другой, играя на контрасте. — Позвольте обращаться по имени. Титул потеряет значение, когда вы окажетесь только вдвоём. — Назови меня по имени, Арс. Он вдыхает медленно, наклоняется к открытой шее, едва притрагиваясь влажными зацелованными губами. — Антон, — хрипом, от которого принц захлёбывается в низком стоне. — Ещё. Арсений повторяет непрерывно одно лишь имя — оно звенит в ушах, даёт ощущение свободы и вседозволенности. Антон даже не успевает сосредоточиться и в бреду стонет, вздохи вырываются один за одним и царапают пересохшее горло. Сам наклоняется к шее советника и целует, лижет, прикусывает тонкую кожу над высоким воротом. — Прикоснитесь к себе, — Арсений отрывает от себя и поворачивает лицом за подбородок. Смотрит в глаза, пока другой рукой сдвигает ладонь принца со своего бедра на его пах. Только сейчас в ватную голову по нейронам добегает осознание, что у него стоит болезненно крепко уже давно. И сжимающие член пальцы Арсения поверх своих же дарят долгожданное облегчение. Глубокий выдох, наслаждение до закатывающихся под веками глаз. — Почему не ты? — заплетающимся языком спрашивает Антон, как будто это очень важно, хотя в моменте совершенно нет. Он поддаётся указанию и гладит себя поверх натянувшейся ткани брюк с нажимом от основания до чувствительной головки. Боже, блять, помоги. — Не посмею, Ваше Высочество. Границы размытые подобно акварели на холсте. И есть ли в них смысл, если советник, сидя у него на коленях, сам возбуждённо сжимается бёдрами, воруя желанное трение? О чём он заботится, внимательно наблюдая, как принц зажмуривает глаза и дрочит нетерпеливо и быстро? Зачем сам привстаёт и подстраивается под ритм, опускаясь и замирая, когда Антон неосознанно толкается в руку и стонет уже тише? Хватает раскалённый воздух, разгоняя по телу пульсирующее наслаждение. Границы, про которые Антон напрочь забывает, когда неудобные движения становятся рваными. По спине бежит холодный ток. — Арс! Стой, Арсений, — потому что ему так сильно хорошо, что это уже граничит со смертельно, и вот сейчас он должен всё оборвать, пока не накрыло. Свободной рукой отталкивает, упираясь в живот и тут же сжимая жесткую ткань кителя в кулаке. Арс толкает в плечо обратно на диван и за шею прижимает сильно. Пресекает попытки, держит крепко, пока тело принца содрогается, достигнув самого пика. — Арс… Перехватом за бедро, рукой в волосы грубо оттягивает: Антон открывает больше пространства на шее и впивается зубами. В ушах звенит болезненное шипение и не свой короткий стон. Перед глазами только тёмные пятна, в голове туман, Арсений в руках, его кожа под губами. Принц хаотично целует укушенное место, расслабляет до боли сжатую хватку на теле советника. В тягучие минуты, пока тело приходит в себя, Антон отчаянно хватается за возможность безмолвно поблагодарить. Бросает шею, носом ведёт линию по щеке до влажных у виска волос. Гладит руками по спине, нежит короткими тёплыми выдохами над ушком. Советник, с тех пор задержавший дыхание, медленно выравнивается. Антон заглядывает ему в лицо уже более или менее адекватный и еле удерживает очередной удивлённый выдох: Арсений теребит зубами совершенно пошло алые губы, взглядом обводит комнату, будто проверяя их приватность, и взмахом головы откидывает растрепавшуюся чёлку с глаз. Покрасневший щеками. С розовой меткой у основания шеи. Самый невероятный Арсений, которого Антон видел. Всё ещё до чёртиков возбуждённый Арсений. — Как себя чувствуете? — врачебным тоном уточняет он. — Как будто только что кончил, Арс. — Очень неплохо для первого раза, Ваше Высочество, — всё-таки ухмыляется советник, и в данный момент Антон не может не улыбнуться уместной колкости. — У меня был очень неплохой тренер, — не теряется в отбивке принц. Антон чувствует невесомое прикосновение к щеке — Арсений доверительно позволяет себе этот жест ещё всего лишь раз. А потом ненавязчиво приводит принца в порядок: приглаживает чёлку и поправляет съехавший в сторону ворот рубашки. — Мне нужно уйти, — заглядывает в глаза, как будто спрашивает разрешения, но с колен слезает без дополнительных указаний и встаёт в полный рост. Хоть они оба уже посидели и кое-как успокоились, Антон прекрасно понимает, что Арсений не закончил одновременно с ним. Советник держится и контролирует себя просто удивительно хорошо. Прослеживает обеспокоенный взгляд Антона от своей вздыбленной ширинки до лица и уверенно просто одёргивает пиджак вниз. Склоняет голову, уже собираясь развернуться и исчезнуть, — Антон вскакивает и ловит за руку. — Подожди… Принц не даёт себе отчёта в том, зачем остановил. В голове совершенно пусто. Есть только какая-то сильная тяга остаться рядом и просто посидеть ещё час или два. Но понимает, что это всё очень глупо, когда Арсений снова снимает с себя его руку. — Так нужно, Антон Андреевич. И он отпускает. Остаётся в комнате наедине с догоняющим его трезвым рассудком. Падает на соседнее кресло — ноги предсказуемо не держат — и закрывает руками лицо. В темноте под веками мелькают свежие картинки произошедшего, на губах отпечатком тлеет вкус поцелуев.***
Антон боялся, что теперь отношения с Арсением изменятся. Много думал и с ужасом представлял, как они посмотрят друг другу в глаза при свете дня и вспомнят всё, что было между ними поздно ночью в королевских покоях. Утром Антон просыпается с пониманием, что советник ушёл, дабы исключить любую форму романтической привязанности к себе. Он знал, что Антон уязвим, что может упасть в омут сомнений уже через час, поэтому оставил разобраться. Так было нужно. И тем же днём с облегчением встречает советника стоящим у библиотеки без книги, но в ожидании его. Никакой колючей неловкости, никаких продолжительных неоднозначных взглядов — Арсений по-прежнему тот человек, с которым Антон томами вычитывал истории, сидя бок о бок, тот Арсений, который пробовал на ярмарке мёд и испугался маленькой девочки, желающей заполучить бумажную розу из его рук. Советник, который по-прежнему спокойно улыбается и желает доброго дня, только завидев принца в начале коридора. — Почему ты без книги? — спрашивает Антон, когда открывает свою и ставит на подставку у кресла. — Я недавно начал читать новый роман, но забыл его здесь. Будет обидно, если его убрали за время нашего отсутствия, — не поворачиваясь, осматривает бесконечные ряды корешков на полке с процессниками. И вздыхает. — А вы? Всё ещё на играх? — Да, тяжело идёт математика. Не знаю, что здесь более отвратительно: цифры в подавляющем большинстве или автор, который комментирует каждое своё действие так, будто это все элементарные вещи, — досадливо пожимает плечами Антон. В библиотеке они не одни: где-то внизу копошатся слуги, в архиве так вообще работа прекращается только на ночь, но всё это не мешает уловить приятное чувство единения, окружающее мягкой поволокой только их ярус, возвышая над смертной суетой. Сквозь витражное окно проникают тусклые солнечные лучи. С каждым посещением верхний свет зажигают раньше — осень беспощадно пожирает долгий летний день. Хотя так даже уютнее, обычно долгие беседы принца с советником начинаются именно под подрагивающим пламенем свечи. Арсений бросает поиски своего романа и очень разочарованно начинает перебирать новые. Его эмоции сквозят в движениях и стуке корешков о деревянные полки. Невзирая на всю его сдержанность и мудрость, Арсений иногда эмоционален по глупостям. Это и веселит, и восхищает. — Что была за история? — Приключение. Несколько друзей отправились на остров, чтобы найти легендарный маяк, — сухо бубнит советник, видно раздражённый тем, что даже не может достойно пересказать не изученный до конца сюжет. — Я читал, — вдруг отзывается Антон, обращая к себе голубой взгляд. — Могу пересказать тебе концовку, — отличный предлог, чтобы бросить мучиться над теорией вероятностей. — Это же совсем не то, Ваше Высочество! — притворно сердито восклицает Арсений и с грохотом ставит очередную книгу на полку. Антон смотрит, как красивые черты лица искажает буря эмоций, среди которых и неподдельный интерес. Попался, Арс. — Смысл не в том, чтобы узнать концовку, а в том, чтобы познакомиться с историей, узнать персонажей, сопереживать их опыту. Если бы я хотел узнать концовку книги, то открыл бы последнюю страницу и прочитал её сам. — Я не настаиваю! Принц капитулирует, поднимает руки в примирительном жесте и поворачивается обратно к подставке. Хотя уже знает, что всё это — игра, представление одного актера лично для изнемогающего Арсения. Даже ухмылка растягивается на губах, когда советник раздражённо фыркает и качает головой. Антон бегает взглядом по строчкам, интегралам, формулам. Перелистывает страницы, едва ли выхватывает какой-то смысл — Арсений садится прямо на стол напротив кресла и складывает руки на коленях в ожидании. Очень занимательная картина, да такая, что Антон вопросительно приподнимает бровь. — Так они добрались до маяка? Принц удерживает на себе упрямый взгляд, который врёт о том, что односложный ответ его устроит. Например, Антон скажет «Да» — советник тут же подорвётся читать другую книгу. Не верит. Потому что Арсений сидит близко и в нетерпении заламывает пальцы, подаётся вперёд так, что колени почти соприкасаются. — Антон, — вдох, — Андреевич! На грани истерики. Антон смотрит прямо в глаза, прищуривается хитро и откидывается на спинку кресла, полностью контролируя ситуацию. — Думал, из нас двоих самый нетерпеливый я, Арс. Неясно, ведёт ли Арсения от этого контроля так же сильно, как Антона. Но оба не прерывают зрительного контакта намеренно долго. — Да, они нашли маяк, — всё-таки выдаёт он и прикрывает кистью улыбку. Когда Арсений облегчённо выдыхает и на мгновение прикрывает глаза, вид советника становится совершенно невыносим. Эта длинная, объёмная чёлка на лбу до самого края бровей, ресницы, порхающие над щеками, сжатые губы — всё вынимает из Антона садистское наслаждение. — Расскажите, — советник расслабляется, будто для него это было так же важно, как и для героев. Антон не помнит ни одну книгу за всю свою жизнь, которую читал бы с таким же запалом и чувством. Не было никакого маяка. Легенда о белокаменной крепости на далёком острове оказалась выдумкой, метафорой, которую автор ввёл ради большой сложной истории о путешественниках и глубокого смысла в ней. Команда не добралась до цели. Оказавшись на острове, прожив там тяжёлых три дня и прошагав от одного края до другого, герои приняли поражение и поодиночке погрузились в пучину отчаяния. Большинство не пережили неудачу: одна из девушек умерла, простудившись во время шторма ещё в море, — она поняла всё раньше всех. Её жених сошёл с ума от горя и пожертвовал собой на острове. Главный герой — лидер группы — сбросился со скалы ранним утром, осознав, что амбициозность и наивность привели его группу в ад. Концовка не была пропитана высокими чувствами и размышлениями о прекрасном. Последние страницы книги разили только отчаянием, ощущались горечью во рту, потерей смысла жизни, потерей себя. Потом, злясь на несправедливость, Антон ходил к Дийкстре вечерами, чтобы осудить автора за жестокость к своим персонажам. Советник слушал долго красноречивые тирады принца, а потом качал головой. Суть была не в маяке, а в пути к нему. Для каждого героя он олицетворял что-то своё: власть, успех, богатство, любовь и свободу. Если бы герои смогли принять провал и вернулись на континент, они бы добились всего сами, будучи уже другими людьми — сильными и смелыми, добрыми и мудрыми. Трагедия книги в том, что путешественникам было суждено отдать жизнь за этот урок. Принц буквально переживает эти чувства снова. Смотря на Арсения, замершего в ожидании рассказа, который точно его не достоин, Антон хочет подарить ему ту самую потрясающую и совершенно волшебную историю про команду, которая смогла. — Где ты остановился? — На причале они прощались с профессором, который консультировал экспедицию, — говорит он уже заготовленную фразу. Антон рассказывает. Про шторм, чудесный остров, заброшенный маяк. Он придумывает сюжет на ходу: импровизирует с местом действий, наделяет героев качествами противоположными друг другу, но вкупе дарующими крепкий разномастный коллектив. На месте самоубийства расцветает поляна одуванчиков, на горизонте разливается закат — лидер замечает вдалеке отблеск от зеркала маяка. Антон врёт красиво, в кураже вставляет своё мнение, иногда не к месту, и руками рисует что-то аморфное в воздухе. Погибшая в оригинале девушка по возвращении становится знаменитой писательницей, опубликовавшей труд, одноимённый с названием самой книги. А Арсений, сморенный, слушает, опершись подбородком о кулак. В какой-то момент принц обнаруживает себя лежащим головой на его коленях с голыми пальцами в своих волосах. Взахлёб, момент за моментом, пока советник откидывает голову и с закрытыми глазами представляет разноцветные картинки надуманного принцем сюжета. Когда Антон замолкает, вроде бы добравшись до логического конца, советник останавливает медленное движение в волосах. Запутанные в локонах пальцы напрягаются, слабо оттягивая мягкие кудри. Антон смотрит на Арсения с собственным счастьем от шалости, которая удалась. — Спасибо. В тот момент Антон признаётся себе, что кое-что с прошлой ночи всё-таки поменялось, — они потеряли всякое ощущение личного пространства друг для друга.