Северный ветер

Антон тихо стучит в дверь, отгораживающую покои Арсения от остального мира. Стоит, сцепив руки за спиной, — не собирается заходить сам, потому что ещё ни разу не был допущен так близко к личному пространству советника. После свадьбы прошло уже три дня, один из которых наполовину оказался потерян в дороге обратно в Южный замок. И с того момента ни один из вечеров Антон не провёл в компании советника. Они разговаривали, как обычно, но Арсений поначалу был просто закрыт и бездумно покорен в мелочах, а позже стало ясно — отстранился. Потому Антон сейчас не в библиотеке и не в своём кабинете в делах, окутанный постоянной возможностью Арсения позвать, рассмотреть, даже потрогать, когда задумчивость застилает голубые глаза мутной пеленой. А стоит перед запертой высокой дверью в ожидании, когда та распахнётся. И та распахивается, являя зеленеющему взору того самого Арсения в свитере и тапочках, которого измученный Антон встретил в библиотеке. Только этот Арсений больше удивлён принцу на пороге. И выпрямляется, не зная, как подобрать слова. Антон говорит первый: — Я здесь неофициально, — с глупой надеждой на то, что его не оставят стоять здесь или, по крайней мере, не выгонят. Да и сложно представить ситуацию, при которой принц официально явился бы ночью в покои своего советника. — Проходите. Вас могут увидеть. Как всегда не думает о себе, пуская внутрь. Только об Антоне и разговорах, которые могут пойти во дворце, если кто-то из слуг истолкует этот ночной визит неверно. Антон останавливается посреди слишком уж пустого пространства, а Арсений проходит дальше — к столу, где неравномерно на доске расставлены шахматные фигуры. Опирается бедром о выступ и складывает руки на груди в ожидании того, что скажет его гость. Но Антон молчит, вместо всего беззастенчиво рассматривая комнату. — Прошу прощения, у меня присесть негде, — без толики сожаления в голосе начинает Арсений и возвращает взгляд Антона от книжного шкафа обратно к себе. Действительно, негде. То, что Антон счёл дырой в планировке, раньше было уголком отдыха с диванами, столиком и камином напротив: от ножек когда-то стоявшей здесь мебели даже остались следы на ковре. — В монастыре из своего были только кровать, шкаф и стул. Привык к минимуму, — Арсений этого аскетизма не стесняется ни капли, на что принц понятливо угукает, но оглядываться не перестаёт. Голову туманит желание узнать Арсения в деталях убранства: книгах на полке, оставленном на кровати кителе, смятой белой подушке у изголовья, раскрытом ежедневнике с размашистыми чёрными записями. Советник позволяет украсть эту часть своей приватности. Пока есть время, Арсений бросает взор на шахматную доску и с какой-то еле различимой грустью закрывает блокнот. — Нам нужно поговорить, — полёт мысли достигает пункта назначения «наконец-то», и Антон делает шаг вперёд. Всё вокруг создаёт впечатление самой простой жизни, в которой Антон и Арсений встретились, будучи однокурсниками или соседями по двору. Арс в этом своём свитере и тапочках, принц тоже не при параде, хотя в бледной рубашке и красном джемпере поверх. Совсем обычные молодые парни, которые из королевского имеют разве что лепнину под потолком. — Говорите, Ваше Высочество, — чуть хрипит голосом слабым, будто только что не шахматную партию разыгрывал, а разгрузил телегу с углём. И, улучив момент, трёт рукой покрасневшие глаза. Уставший, но всё ещё непроницаемый. Такой далёкий и закрытый, что Антон нервно сглатывает перед тем, как снова заговорить. — Ты злишься на меня, — получается не вопрос. Антон и сам уверен полностью в том, что Арсений злится, только понять не может, как всё исправить. — Я не могу на вас злиться. — Я понимаю, что положение не позволяет все эти обиды между нами. Правда понимаю. Я спрашиваю о том, что ты чувствуешь сейчас и как я могу это изменить, — горячо выдаёт Антон, тыкая пальцем себе в грудь. И Арсений совершенно неожиданно улыбается. — Нет, вы не понимаете, — выдаёт на своём инопланетном. Антон сводит брови от путаницы в голове. — Я хотел бы злиться и, честно, ненавидел каждую секунду, пока стоял на коленях. Вы спросили, что я чувствую, потому что не понимаете. Я чувствую много, но ни в чём вас не виню, — Антон прикрывает глаза на секунду. — И тем не менее, — шипит он, — ты отстранился! — Потому что злюсь на себя, — резко выдаёт советник, голубые глаза его сверкают, и он измученно закрывает лицо ладонями. Антон останавливается — теперь ясно. И всё-таки, вопрос, что делать с этим осознанием, повисает в воздухе. Арсений выдыхает и опускает сцепленные руки вниз. А Антон, уже взвинченный, снова носится взглядом по комнате. Она же совсем Арсению не подходит. Арсений мягкий, уютный, как пуховое одеяло ранним утром, загадочный и интересный. Ему бы по картине на каждую стену, фигурные подсвечники по углам, диковинные светящиеся колбы на прикроватные тумбочки, а не строгую пустоту, в которой даже негде сесть и подумать час-другой. Своё видение убранства тоже раздражает. Шастун пересекает комнату и встаёт у стола лицом к окну и боком к молчаливому советнику. — Я простил тебя, Арс. Ты мучаешься напрасно, — пальцем пошкрябывает дерево, смотрит в сумеречную даль. — Вы даже не знаете, стоило ли оно того, — упрямится советник, как будто судит преступника. — А оно стоило? Я так и не спросил. Вдруг это было что-то важное? И старый знакомый оказался лишь оправданием, которое Арс придумал в панике перед правителем? Возможно, советнику просто так сильно нужна исповедь перед ним, и затем всё встанет на свои места. И если поможет, Антон готов снова отдать приказ — на этот раз приказ быть честным. Арсений пожимает плечами под тёмно-зелёным взглядом. Как будто сам ещё не определился. Пальцы Антона колет желанием прикоснуться. Разделить ту боль, что ноет внутри. — Говори, Арсений. — Я никого не предупреждал. Ночью уехал самовольно. И не думал, как это будет выглядеть поутру, когда вы проснётесь. Ошибся. — Ничего не случилось, — эхом отзывается Антон. — А могло случиться! Что угодно, — он делает шаг, чтобы уйти, но Антон ловит руку и возвращает на место. — Вы мне не доверяете — я даю поводы. Получается замкнутый круг. И каждый раз, когда я перед вами склоняюсь, я думаю о том, что сделал неправильно. Заканчивает уже глядя в глаза, к счастью, раздражённый достаточно, чтобы быть откровенным. — Подерёмся, — неожиданно даже для самого себя предлагает Антон. — Сейчас, во дворе, на мечах, — Арс смаргивает ярость и приподнимает бровь. — Заколоть меня решили? — Или ты меня, — Антон ухмыляется, различив в лице напротив интерес. — Я тоже потерян. Выплеснем эмоции физически. Есть и другие способы: будь они любовниками, ссора не вышла бы размером с судьбу Континента, и её решил бы страстный секс. Картинка того, как Антон впивается в губы советника и валит того спиной поверх стола, рассыпая шахматы по полу, мелькает в голубых глазах на мгновение чем-то вроде шутки, которую ни один из них не скажет вслух. — Собирайся и бери меч, — окрылённый неожиданной идеей, Антон несётся на выход, ещё раз мазнув кончиками пальцев по кисти советника. — Встретимся внизу. Спускается с ножнами, переодетый из свитера в кожаную куртку. Арсений уже ждёт, полубоком ко дворцу посреди заснеженной открытой площадки. Не измеряет шагами вдоль, как это сделал бы Антон, а просто стоит с приподнятой головой. Теперь только принц его узнает вместе с крепкой осанкой и игривым огоньком во взгляде. За три дня Антон по Арсению соскучился слишком сильно. — Мы ещё не сражались, но я видел твои тренировки, — без предисловий говорит Шастун, достаёт меч, а чехол откидывает на землю в стороне. — Значит, у вас преимущество — мне не доводилось быть свидетелем ваших, — Арсений повторяет жест в точности и меч перехватывает, пряча клинок с обратной стороны плеча. — Хотя бы скажите, действительно ли так хороши, как о вас говорят? — Боишься? Не волнуйся, Арс, я буду нежен. Принц усмехается на иронично приподнятую бровь советника. Оружие тяжелеет в ладони приятно, кончиком упирается в землю и прокручивает рукоятку. Арсений начинает движение по дуге в сторону, и Антон зеркалит: обходит ровно полкруга, приглядывается к сопернику. Первый выпад делает принц: шаг вперёд, удар прямой в живот, и Арсений уворачивается. Достаёт из-за спины клинок и по инерции отбивает от себя лезвие Антона. Не пятится, но двигается непрерывно в разные стороны. Корпус немного вперёд. Шаги плавные, лёгкие, как в танце с девушкой. Меч обратно к плечу не тянет, но оставляет висеть остриём назад. Такая стратегия, как и обратный хват, впрочем, применима скорее для обороны в ближнем бою, чем для дуэли на мечах. Но если советнику так удобнее — почему бы и нет. Ещё раз. Арсений отражает удар и наконец наносит ответный: быстро разворачивается и нападает слева. Антон отбивает и отпрыгивает в сторону, сохраняя дистанцию. — Так и будем играться или перейдём к чему-то более интересному? — мечи с лязгом соприкасаются вновь. Блестят в сумерках, со свистом рассекают воздух вокруг. — Вы считаете травмы чем-то интересным? — весело спрашивает Арсений, раззадоренный схваткой. — Ты серьёзно думаешь, что сможешь меня порезать? — Защищайтесь, Антон Андреевич. Антон радуется удачной провокации всего пару секунд — Арсений стремительно переходит в ближний бой, сначала одним лишь выпадом, а затем, в два шага уничтожив расстояние, пытается ударить локтем в бок, но тот проскальзывает по коже. И в удобный момент бьёт Антон. Рукоятью в плечо так сильно, что советник выпускает болезненный вздох. — Больно, Арс? — беспокойно переспрашивает принц, пока тот отступает, потирая ушибленное место. — Нормально. Удары сыпятся без предупреждений и закономерности. Антон успевает отбиваться, а собственные атаки смазываются из-за быстрого темпа. На улице лютый мороз — принцу в рубашке и лёгкой куртке уже тесно и жарко, дыхание не восстанавливается, хотя дерутся они не так долго. Следующее приближение советника не заставляет долго ждать. Он свободной рукой толкает в грудь и выбивает оружие Антона. Металл звенит, покатившись по каменной плитке. И советник не брезгует напасть на безоружного, стремясь к полноценной победе. А Антон так просто и не дастся: голой рукой ловит острие у своего лица и резко тянет вперёд, ногой бьет под колено, дезориентируя и выбивая из равновесия. Арсений рычит, пресекает попытку забрать у себя меч и, дабы не отдавать противнику преимущество, выбрасывает его в сторону, а Антона валит на землю. Арсений ловкий, но Антон физически сильнее, поэтому в рукопашной схватке быстро оказывается сверху и рукой за горло прижимает советника к земле. Оба дышат заполошно, а Антон ещё и глупо улыбается, разглядывая покрасневшее от нагрузки лицо Арсения и всё ещё блестящие азартом глаза. — Поддался? — просто спрашивает он, пока тот ответно расплывается в довольной ухмылке. — Если бы я поддался, вы бы не проиграли, — Антон непонимающе сдвигает брови всего на мгновение: что-то твёрдое и холодное утыкается в бок и при ближайшем рассмотрении оказывается серебряным кинжалом. — Это нечестно… — возмущённо тянет он, но не успевает и договорить, Арсений извивается снизу и ловко валит принца, ногу перекидывает через корпус, не без усилий пресекает попытки вырваться: бедром зажимает одну руку к телу, а вторую — над головой. Холодное лезвие прижимается к шее и давит на кадык, сбивая дыхание. Антон брыкается, совершенно дико скалит зубы — Арсений непреклонен в своём превосходстве. Только сильнее давит, нависая с таким ярким, чистым наслаждением во взгляде, что принц унимается, напоследок ещё раз рыкнув от обиды. — Вы дерётесь благородно, Ваше Высочество. Но на настоящем поле боя не будет ничего благородного и честного, — говорит, сосредоточенно наблюдая за реакцией на поражение. Антон щурит глаза и вертит головой, чтобы избавиться от дискомфорта из-за ножа у горла, но тот не пропадает. — И давно ты носишь в ботинке кинжал? — хрипит принц. Проходят секунда, две, десять. Арсений молчит, неприлично прямо разглядывая побеждённого принца. Они оба возбуждены дракой, со взмокшими волосами, красные и запыхавшиеся. Антону доставляет извращённое наслаждение то, что Арсений явно устал: его грудь под распахнутой курткой высоко вздымается, запуская в лёгкие, наверное, тонны холодного воздуха; рука, держащая клинок, слегка подрагивает, а губы приоткрываются, выпуская в воздух клубы полупрозрачного пара. Арсений с неразделимой властью в руках — вяжет в мозгу замысловатые петли, сковывает, пленяет сознание. С лукавой поволокой на дне голубых глаз. Телом к телу так близко, что его жар греет и лижет стройным рядом мурашек вдоль продрогшего позвоночника. Красиво. Антон моргает, но не может перестать чертить взглядом каждый сантиметр от приподнятых кончиков губ до двигающегося с каждым глотком кадыка. В животе тянет истомой, и собственное дыхание заканчивается ровно в том месте, куда утыкается кинжал. Они по-прежнему на земле в довольно провокационной и неудобной позе, из-за которой рука, прижатая к телу, начинает отниматься. — Он всегда при мне. Антон не помнит, что спросил до этого, и смысла слов не улавливает. Только движение губ их обладателя. — Дышать не могу, — не в ответ и даже не эхо своих мыслей. Просто факт, не озвучив который Антон скорее всего потеряет сознание. От недостатка воздуха или от такого вот Арсения — вопрос. Советник немного сдвигается так, что принц вытаскивает одну руку и трясёт кистью, возвращая пальцам чувствительность. И ей же толкает дальше вдоль живота, пока Арсений не опускается верхом на бёдра. Антон ждёт, что и остальные оковы вскоре пропадут, он сможет встать или сесть, но Арс продолжает беспристрастно держать вторую руку у земли, а кинжалом царапать кожу под подбородком. И от этого дрожащий выдох сам собой просится слететь с губ. У Антона стоит. Это чувствуется только погодя, когда кислород пробегает по телу пьяным туманом. В пору бы устыдиться своих неуместных реакций; поймав замешательство во взгляде советника, покраснеть, спихнуть с себя и сделать вид, будто ничего этого не было. Но тело испытывает такое искреннее и осознанное влечение, что принц и бровью не ведёт, лишь немного шипит, когда чужие бёдра проезжаются по паху слишком правильно, болезненно приятно. — Так ты меня прирежешь или… — Вас это возбуждает? — шелестит Арсений, даже не вслушиваясь. Только светящимися ультрамариновыми омутами бегает по лицу, различая в нём толику раздражения и едва уловимую усмешку. — Поражение или близость смерти? Рука, что отталкивала с себя, ложится на бедро, туго обтянутое чёрными брюками. Они не равны в своей осведомлённости, но опустить глаза ниже — значит проиграть вновь. — Я, — губы Арсения трогает издевательская полуулыбка, когда в беспорядочном ворохе мыслей, калейдоскопом отражённых в зелёных глазах, находит ответ. Антон тяжело сглатывает. Молчит. Смотрит упрямо и честно. А затем мягко подаётся бёдрами вверх. Знает: если Арсений не захочет, то отпрянет и вновь прочертит границы. Но тот и сам выпускает то ли стон, то ли какое-то ругательство, наваливаясь на оружие сильнее. Всего одно движение — потечёт кровь, пачкая каменные плиты, и всё закончится. Принц вытягивается от этого жеста в струну, поднимает подбородок выше, пытаясь отвернуться от холодной смерти, но глядит всё так же — глядит в глаза. Голубые и уже остекленевшие. Немного прикрытые тенью по-женски длинных ресниц. Эти игры опасные, кипятящие кровь в жилах. И открытость площадки, на которой любой человек, случайно взглянувший в окно, увидит их. И своё бессилие, совершенно безрассудное подчинение советнику. Возбуждение от боя, поражения, кинжала у горла. Арсений чувствует, впитывает в себя обжигающий адреналин. Ёрзает и жмурится, не притираясь вновь, но так голодно извиваясь всем телом, — хочет. Оттого в животе тянет сильнее. Когда Арсений вновь открывает глаза, там уже нет ни капли осознанности: слепое обожание, помноженное на страх. Твёрдый под тканью член ложится под Арсовы бёдра идеально, правильно, очень хорошо. Антон не сдерживается, стонет глухо, а лезвие дёргается и остриём касается скул. Советник двигается сам, сначала на пробу вперёд и назад, задушенно мыча что-то, кажется, не на всеобщем. Мало. Для них обоих ничтожно не хватает, до зубного скрипа. Съезжает ещё ниже, проходясь всей промежностью вдоль и круговыми движениями наращивает темп. — Лучше не надо, — собственные пальцы сжимают бедро, короткими ногтями скребут вверх и вниз. — Молчите, — короткий приказ, и принц сжимает губы. Арсений наклоняется ниже, нависает над лицом, и Антон тянется впиться в приоткрытые уста, блестящие и мокрые от нервного облизывания. И к нему тянутся в ответ, но поцелуй не отдают. Арс толкает обратно. Антон бьётся затылком о землю, стонет от боли и наслаждения, стройных, сильных толчков внизу, где горячо и нестерпимо тесно. Арсений ловит поплывший взгляд, высовывает язык и наклоняется к шее, широко проводя им по лезвию. Антон в бреду успевает выхватить прикосновение тёмных волос к щеке, запечатлеть в памяти щекочущий ноздри запах роз, смешанный с потом. Естественный запах Арсения пленит. Лезвие переворачивается и мокро мажет жжением по исчерченной коже. Реальность исходит тёмными пятнами, и эмоционально Антон достигает пика. Именно в тот момент, когда в верхнем напротив окне зажигается свет. Неяркие желтоватые лучи падают ровно на них, забирая с собой приватность контакта. Арс замирает, как кролик под взглядом удава. И испуганно таращится на принца. Антон, прикрыв глаза, немного улыбается, внушая советнику собственную уверенность. И легонько похлопывает свободной рукой того по ноге, чтобы слез. Нож пропадает мгновенно, как и любое соприкосновение тел. Советник встаёт на ноги, оставляя после себя только тянущее сладкое послевкусие. От долгой фиксации руки и спина ноют, но терпимо. Принц тоже поднимается, взглядом ищет меч. Сил анализировать совсем нет, но беспокойство от их обоюдного порыва уже медленно вспыхивает красным сигналом в голове. В мозгах снова каша. Не сказать, что не хотел — даже не предполагал, что они могут зайти так далеко не в форме какой-то договорённости, а в порыве эмоций. Слишком близко, запретно желанно. Антон рассчитывал на дружеский поединок, а не на то, что в моменте образ возбуждённого советника на его бёдрах вылезет из глубины фантазий и приобретёт осязаемость. — Я должен рассказать вам то, что узнал в поездке, — быстро проговаривает Арсений в темноту. Антон, ещё разморенный, поднимает оружие и прячет в ножны, не торопится повернуться, но затылком ощущает, как советник разглядывает его фигуру перед собой, изнывая от жажды наконец выдать то, что хранил втайне ото всех целых три дня. Антон одобрительно кивает, принимая оказанное себе доверие. — Королева Севера купила нейтралитет Специального отряда. Кто заключает договоры о ненападении в мирное время, Ваше Высочество? — Те, кто готовится к войне, — ровно подтверждает принц. Не нужно быть гением, чтобы сопоставить эти факты. Стоя посреди двора, запорошенного снегом, Антон понимает, что завтра придётся собрать Совет и на нём объявить о новых сведениях касательно королевы. Но всё это будет завтра, а сейчас Антон всматривается, чтобы голодно поймать движения советника. «Снова переводишь тему. Я же видел, чувствовал на себе. Арс, расскажи мне, о чём думаешь. Жалеешь ли, что поддался, когда желание стало слишком сильным для нас обоих? Кажется, я должен извиниться, но как и за что?» Свет в окне гаснет, окунает обратно в темноту, где Антон прощается с осторожностью и разумом. Бросает меч обратно, пересекает мрак, ладонями обхватывает лицо и припадает к губам в поцелуе. Так, как хотел, думается, слишком долго. Без оков, обязательств, без мыслей, обещаний и клятв. С наполняющим вновь чувством чего-то сильного, фундаментально правильного, как математический закон. Губы советника холодные, размыкаются медленно и целуют в ответ тягуче, что впору стонать. Но Антон только выдыхает и целует снова. Жарко на лютом морозе, переплетением языков. Чувствует, как Арсений под этими прикосновениями плавится, расслабляется и тоже отпускает себя, чтобы быть только здесь и сейчас обычным человеком, покорным лишь своим желаниям. Кладёт руку на запястье принца, который пальцами нагло зарывается во влажные волосы. Не чтобы снять, не чтобы остановить, а сжать мягко и быть ещё немного ближе, пока он наклоняет голову и утыкается носом в щёку, вдыхает запах кожи, раскрывает губы шире, чтобы пролезть языком и провести по верхнему нёбу узором. Целовать глубоко, развязно и грязно. Поцелуй с Арсением иной опыт, чем с Ирой. Антон ощущает источаемую силу, под ладонями острые скулы и короткие волосы на затылке. Уверенные движения. И отдачу другую, не похожую ни на что. От мимолётного сравнения с женой становится не по себе, и Антон отстраняется, запыхавшись. Но стоит всё ещё слишком близко, смотря в лицо Арсения в поисках ответов, взаимности в своём глупом порыве. Когда голубые глаза находят зелёные, в них тот же потрясающе искренний ураган чувств. Арс не жмётся обратно, но и не предпринимает попыток отпрянуть, будто бы готов к любому следующему шагу. — Я не знаю, что со мной, Арс. Просто не смог удержаться, — и сглатывает всё ещё со вкусом чужой слюны. — Всё в порядке, — хрипит он, выворачиваясь из рук. — Не в порядке. Нам нужно это обсудить, — оставить просто так нельзя — не вынесет молчания после всего, что было «до». Арсений кивает, подушечками пальцев поглаживая запястье руки, до сих пор лежащей на сгибе шеи. И совершенно неожиданно касается губами вен с обратной стороны. Успокаивает. Антон к этому жесту прикипает взглядом и тоже качает головой, как заведённый болванчик. Антон нервно оглядывается по сторонам, думает, где разговор будет комфортным для обоих и без лишних глаз. Подниматься сейчас в кабинет или в покои далеко, есть шанс наткнуться на какого-то, кто их задержит. Антон слишком потерян для светских бесед, надо разобраться здесь и сейчас, но холодно и темно вокруг. — Скажи, почему так спокоен, — коротко требует Шастун и всё ещё не сдвигается с места, подбирая хоть какую-то локацию. — Вам стало бы легче, если бы я тоже нервничал? — Я тебя не понимаю. Как долго ты можешь делать вид, что единовременное желание задушить и трахнуть — нормально? Что мы в порядке? «Я поставил тебя на колени. Я простил. Я проиграл своим чувствам и чуть было не изменил жене на плитке посреди двора. А потом изменил — поцеловал, потому что хотел. Посмей поднять свои чёртовы голубые глаза и сказать, что это нормально». — Сыграть в наступление не выйдет, — Антон поворачивается, встречая нахмуренного Арсения. — Мы оба позволили этому случиться. — Пойдём. Антон хватает за руку, одновременно поднимает меч и затаскивает советника за собой в ближайший ангар. Открытая дверь что-то опрокидывает, звенит металл, но принцу всё равно — лишь бы урвать каплю закрытого от посторонних глаз пространства. Арсений становится у противоположной стены и зажигает лампу. Так заботливо и плавно, как делает почти всё: чиркает спичкой, подносит к фитилю, закрывает округлое стекло и вешает на крючок. После этого становятся видны очертания доспехов, знамёна, ряды разного рода оружия. Антон тоже оглядывается, пока советник облокачивается о какое-то подобие стола, трёт ладони, ждёт. И Антон не знает, что должен сказать прежде всего. Именно не знает, потому что постыдно неопытный и ещё ни разу не оказывался в ситуации, когда чувства берут верх над разумом. — Я могу начать, если позволите, — Арсений смотрит прямо, будто уже определился со всем, будто всё-всё знает. Антон иррационально неозвученных слов боится. Но проглатывает страх и молчаливо велит продолжить. — То, что вы услышите, не будет сильно приятно. Но прошу, дайте мне закончить. — Если ты о взаимности, то… — Я прошу вас, Антон Андреевич, — настойчиво перебивает советник, — выслушайте. — Говори, — прямой взгляд пропадает и прячется по углам комнаты. Антон зеркалит позу советника, от нервов впиваясь пальцами в железные стойки с мечами. — Я понимаю ваши чувства. Понимаю, потому что обучен этому, — ещё толком ничего и не прозвучало, а в груди уже тянет беспокойством. Антон жадно ловит ноты извинения в голосе Арса, но пока не осознаёт за что. — Мы близки — да, как полагается правителю и его советнику. И вам страшно, потому что эта близость кажется похожей на влечение, влюблённость, любовь. Вы должны понять, что это не совсем настоящие чувства. Антон возмущённо хмурится и открывает рот — хочет возразить, потому что ему лучше знать о природе своих чувств к советнику. Но только приподнимает бровь, напоминая, о своей просьбе дослушать. — Я объясню, Ваше Высочество. — Будь так добр, — всё-таки упрямится принц. Арсений от этого наклоняет голову и улыбается самому себе. — Наше понимание друг друга, все точки соприкосновения и даже ваш ко мне интерес — в этом нет моей личной заслуги. Напротив, мои человеческие качества и характер прямо мешают той связи, которую мы оба хотели бы создать. Антон Андреевич, — Арсений возвращает к себе расфокусированный взгляд принца. — Поймите, я обучен быть человеком, которому вы смогли бы доверить себя и не ошибиться. Я провёл в монастыре много лет, чтобы овладеть этим искусством достаточно хорошо, и рад возможности достойно вам служить. Но я лишь слуга. — Бред какой-то, — Антон невесело усмехается и качает головой. Всё это невесело, но и не так страшно, как казалось. Уж в чём Антон точно уверен, так это в том, что Арсений намного больше, чем инструмент монарха. — Я так-то думал, что ты собираешься меня отшить. Скажешь, что неинтересно да и я урод, изменяющий своей жене. А оно вот как — ненастоящие чувства. — Не воспринимаете мои слова всерьёз? — Скорее не склонен верить всему подряд. Звучит, конечно, правдоподобно, но я про себя всё прекрасно знаю, — взмокшие ладони не вытирает о штаны, а прячет в карманах брюк, принимая выражение равнодушия. — Не сомневаюсь. Но вы должны видеть картину целиком. — Для целостности моей картины не хватает только твоих чувств, — Арсений разочаровано отворачивается и начинает постукивать пальцами о стол. — Вы не можете определиться сами и толкаете меня на признание. Это неправильно и нечестно, — закрытый, искусно растекается мыслями по древу, игнорируя сам факт того, что они здесь именно для признаний. — Сука, Арс, я так устал быть со всеми правильным и честным, ты бы знал! — психует Антон, но пока держится, чтобы не разбить что-нибудь ещё. — Давай хоть на минуту сделаем вид, что я не принц. Хочу обсудить всё, как нормальный человек. Я только с тобой так могу, не забирай. — Я тоже не могу сформулировать всё то, что происходит, — тихо говорит советник. Антон хотел бы, чтобы Арсений доверял ему так же, как и он сам может это делать. Даёт время: стаскивает куртку с плеч, откидывается на спинку, упирается затылком в резьбу и только потом мягко настаивает: — Попробуй, — Арсений прикрывает глаза, собираясь с духом. — Я не принуждаю тебя к взаимности. Говорил же, ты можешь отказать и мы закроем эту тему раз и навсегда. — Это работает в обе стороны. Я чувствую, точно так же, если не сильнее, — прикрывает глаза и пальцем ведёт линию на пыльной полке. — И я знал, что оно произойдёт, с самых первых дней в замке. Знал, но не был готов. Во мне есть вера, которую я взращивал годами: вера в Корону и в равновесную систему мироздания, которая теперь накладывается на веру лично в вас. И на вечерней молитве я прошу Бога дать мне сил исполнить клятву и сохранить разум тогда, когда сердце трещит по швам. Это чувство наполняет, толкает быть лучше, стремиться и побеждать. Вы бываете невыносимым эгоистом, но за блеском короны я вижу черты правителя, которые поражают до глубины души. Я никогда не верил, что среди множества династий встречу своего короля и однажды буду готов поклясться отдать всего себя. Но вы есть. Прерывается на полувздохе и дальше не продолжает, будто дальше ещё непонятнее, страннее, страшнее. Всё погружается в тишину. Антон, кажется, не дышит. И понимает, что однажды уже слышал нечто похожее от короля. И это не любовь. Но почему тогда в груди так ноет и голубоглазого советника так сильно хочется сдавить в объятиях, вжать в себя, оставить рядом? Почему так отрадно душе, когда морщит нос и смеётся, смущается и стонет тихо в самые губы? — Прости, — растерянно шпечет Антон, когда не находит никаких слов, чтобы отблагодарить за честность, о которой сам же и просил. — Мне… сложно, — признаётся, а Арс только мягко улыбается, но говорит не мягко. — Это нормально. — Тормозить? — снова пробует отшутиться Антон, хотя веселья в голосе уже нет. Только призрачное желание уцепиться за деланную непосредственность, как за спасательный круг. — Испытывать чувства к советнику. — Арсений! — руки сами тянутся к лицу, чтобы скрыть смущение. Это могло бы быть самой глупой ситуацией в жизни Антона, но был ещё первый поцелуй в двадцать два — тоже с Арсением. — Вы не должны винить себя. Множество королей проходили и проходят через то же. — И что мне делать, Арс? — Нельзя дать этим чувствам вырасти во что-то большее, — убеждённо чеканит советник и голову приподнимает, уверяя в своей правоте. — Так будет лучше для королевства. — Да в пекло королевство! — вскипает принц и разводит руками. — Я всю жизнь служу королевству! Люди, титулы, обязательства. У меня нет ничего своего, только сраное королевское! Могу я хотя бы влюбиться для самого себя? — Мне жаль, Ваше Высочество, но сейчас не время. Антон смеётся и закрывает руками лицо, нажимая пальцами больно на глаза. До белых рассыпающихся искрами пятен под веками. Он сходит с ума в четырёх стенах с Арсением, который отвечал на его поцелуй, двигался верхом на бёдрах, заискивающе смотрел в глаза, облизывал губы и ругался матами на разных языках, а сейчас говорит, что сейчас не время. Просто прекрасно. — Во дворе я рассказал о том, что Север готовится к войне, а вы даже глазом не моргнули. — Давай, пристыди меня за то, что со стояком в штанах я думаю о тебе, а не об этой рыжей психопатке! — рычит принц. Арсений затихает свидетелем бури, разожжёной в холодном пустом ангаре. Антон хлопает по столу и вскакивает, шагами измеряет помещение, чтобы хоть как-то выплеснуть злость. — Я повторюсь, мне жаль. Но вы нужны Югу в трезвом уме, — как-то хрипло и болезненно, как недавно ещё в покоях. В Антоне столько силы и злости, хватит советника оторвать от земли и встряхнуть так хорошенько, чтобы прекратил нести чушь и утоп в принце так же, как принц утопает в нём сейчас. — Тебе жаль? Слишком много жертв для одного человека, не находишь? Разве это справедливо? Я не выбирал быть принцем, но хочу выбрать, что мне чувствовать и кого любить. — То, что вы испытываете, не любовь, а побочный эффект, — после тонны криков Арсений холодеет. Оба упираются в реальность, где нет места мимолетным порывам. Где Антон — принц, а Арсений — советник, и хоть три круга по континенту наверни. Оба молчат упрямо, высказав уже с три короба не самых обдуманных слов, но и жалеть странно. Только думать долго. Арсений вдруг решается подойти и встать рядом. Не касаться, а говорить не так, будто они с разных планет. — Антон, — принц поворачивает голову и с упоением понимает, что сейчас наедине только по имени. — Вы бы попробовали с Ириной. Ну, найти в ней близкого человека, правильную любовь, которую вы заслуживаете. — Я постараюсь. Антон вздыхает. Измотало сильно. Стоящего сбоку Арсения хочется трогать, но после всего принц может себе позволить только уткнуться лбом ему в плечо. И Арсений поднимает руку, вплетает пальцы в кудри и проводит подушечками по коже. — Только не отдаляйся от меня, Арс. Пожалуйста, — выходит совсем жалобно, но Антон так сильно устал, что на это наплевать. — Я буду рядом. Впереди ещё много, позади — даже не верится — уже много, и опыт всегда лучше его отсутствия. Антон в это свято верит. Когда оба выходят на улицу, Антон плотно закрывает ангар и ступает следом за советником. В небе сыпет хлопьями снег, впереди за стеной виднеются только редкие очертания дворца. Из холла по коридорам в королевское крыло они идут не переговариваясь. Думают каждый о своём. Антон поглядывает украдкой на советника, а тот на него. Этих взглядов достаточно, чтобы что-то понять и отвернуться вновь. — Антон? — голос отца тормозит перед самым поворотом в королевское крыло. Принц даже тихо матерится себе под нос, чем вызывает смешок советника. — Доброго вечера, Ваше Величество, — здоровается Антон, а кланяется Арсений. Потому что принц играет с этикетом в укол отцу, а Арсений просто воспитан достаточно, чтобы не проявлять личного отношения с кем бы то ни было. В этом ему можно только позавидовать. Король без плаща, а значит задержался где-то не при исполнении. В неизменной домашней короне, коричневых брюках, рубашке и вышитом бордовом пиджаке — ходить без верхней одежды в замке прохладно. Рядом Дийкстра, а следом, тяжело переставляя лапы, плетётся рысь в кожаном ошейнике с драгоценными камнями. Стоило догадаться, что отец достаточно стар, чтобы привязаться к пушистым маленьким обитателям. — Почему при оружии? — говорит король, а советник учтиво молчит, цепляясь тёмным взглядом за детали. — Решили немного размяться, — врёт Антон. Для правдоподобности пожимает плечами: королю в действительности всё равно, а Дийкстра и так поймёт всё, что ему нужно. — Эх, где моя молодость, Дийкстра, — добродушно смеётся, советника хлопает по плечу. Внизу мурчит Говнюк — по оторванному уху видно — потирается о ноги преданно, как чёртова собака, а не кот. Принцу плавит сердце. — Должно быть, осталась в походах. — И когда, ты посмотри, — зимней ночью! Что за повод? — всё для принца похоже на обычную светскую беседу. Может, в какой-то мере оно и приятно рассказать отцу немного о своих буднях не в форме отчётности. — Заскучали, — тянет добавить и мелкие подробности встречи, чтобы оживить беседу, но Антон сдерживается, потому что единственной целью сейчас стоит добраться до комнаты и закрыть за собой дверь. — А Ирина… — Не видел её сегодня. Где-то пропала с Оксаной ещё утром. Я в этих женских странностях не разбираюсь, к сожалению, — слишком быстро, пока никто, кроме него самого, не напомнил ему о том, что девушка уже с несколько дней его жена. Король берёт небольшую рысь на руки и чешет пушистое пузико, трескаясь при этом точно и не король совсем. Антону кисло как-то, завидно, что отец его таскает за собой и гладит. Хотелось бы быть на месте кота или короля, тут уж не разберёшь. — Через месяц подпишем мир с Севером, и больше не заскучаешь. Наладятся связи — отдам всё под твоё управление, — заявление неофициальное, такие вещи ещё десять раз заверяется Собранием. Однако король так рад и расположен с котом на руках, что теперь Антон готов склониться в благодарности. — Почту за честь, отец, — и язвить дальше не получается. Только повернуться к Арсению, чтобы поймать того гордый прищур. — Арс, что ты об этом думаешь? — Как всегда мудро, Ваше Величество. Молодые правители обязательно найдут общий язык. — Чёрт с тобой, не такой уж я старый, Арс! — смеётся раскатисто, откидывает голову даже. Улыбается и Антон, почему-то позабыв о том, что советник сказал ему ещё во дворе. Завтра. Всё завтра. Этот момент с отцом в окружении самых близких обоим людей слишком хрупкий и дорогой. — Парням нужно переодеться, а то все в снегу, — Дийкстра подходит к Арсению, чтобы стряхнуть тот с плеча. — Небось снежных ангелов обводили, а перед нами рисуются с мечами наперевес. — Каюсь, Дийкстра! Выйдите, посмотрите. Мы ещё и снеговиков колонну налепили. — Мы с тобой лепили снеговиков, Антон. Ещё при Кэлен, помнится. В ту зиму выпали сугробы по второй этаж. Антон помнит это слишком хорошо. — Ты с королевством справляешься однозначно лучше, чем с детскими забавами, — тепло вторит принц. — Со снеговиками так совсем плохо. — Может, внуки научат, — отпускает кошку, подходит и нежно треплет сына по волосам, унося за собой лёгкость момента. Приходится постоять ещё для приличия, чтобы не идти по пятам. И всё это время Антон лыбится, уставившись в пустоту. И только Говнюк, трущийся головой о ногу, возвращает к реальности. Какой прекрасный сон, или видение, или всё же реальность. Перед глазами Арсений, мягко поправляющий ему чёлку, которого на эмоциях Антон берёт за руку и секунду раздумывает перед тем, как вернуть поцелуй туда, где под губами ощущается ровный пульс. — Вы любите красиво, — хрипит советник, топлёным шоколадом на уже подтаявшую душу. — Ты не сказал отцу про нейтралитет. — Я служу вам, а не ему. Вы скажете, когда посчитаете нужным. — Мы в порядке? — на всякий случай уточняет он, пока Арсений щурится, задрав голову к освещённому окну. — Да, Ваше Высочество. Это всё, что нужно было знать для спокойного сна. Завтра начнётся переполох, а сегодня приснится Арсений, небрежно поправляющий в темноте волнистые волосы, Арсений с серебряным кинжалом в руке, что вместо губ обжигает шею.